Kitobni o'qish: «Договор на одну тайну»

Shrift:

* * *

Часть первая

Глава 1

Алексей Николаевич Земских зашел в свой рабочий кабинет и запер дверь на ключ. Затем снял трубку стационарного телефона и положил на стол, чтобы никто не смог ему позвонить, а мобильный отключил. В ближайшие десять минут его ни для кого нет.

Земских уселся в кресло с высокой спинкой, откинул голову, смежил веки. Но расслабиться не успел, ожил компьютер, подавая сигнал, что в скайпе пришло сообщение. Земских даже знал от кого – от его девушки Оксаны, которая сейчас в командировке в другом городе. Не открывая глаз, Леша протянул руку и захлопнул крышку ноутбука.

Его ни для кого нет!

– Алексей Николаевич, – услышал он тут же. – Алексей Николаевич! – В дверь настойчиво заколотили. – Вы у себя? – Задергалась ручка, Земских не увидел этого, потому что продолжал сидеть с закрытыми глазами, но услышал характерный звук. – Да где он, черт возьми?

Земских не шелохнулся, но глаза открыл и уставился в потолок. Не увидел там ничего заслуживающего внимания: споты, немного пыли, пара мух, вяло ползающих по пластиковым панелям. И все же Леша принялся с интересом разглядывать все это, хотя еще вчера просто отвел бы взгляд или расфокусировал его… Но вчера он не знал того, что ему открылось сегодня…

Он умирает!

Доктор Алексей Николаевич Земских сегодня утром получил результаты биопсии желудка и узнал, что у него рак четвертой стадии. Надежда на излечение есть, но она ничтожно мала. Алексей слышал о случаях чудесного исцеления, но сам с такими не сталкивался. Поэтому сейчас он сидел в закрытом кабинете с отключенными гаджетами и пытался понять, как жить дальше. Нужно было как минимум выбрать генеральную линию: начать лечение или отказаться от него. Сказать себе ДА или НЕТ. Для начала. Потом уже продумывать варианты, исходя из того, какой пункт, «А» или «Б» (ДА или НЕТ), он выберет.

Снова застучали в дверь.

– Алексей Николаевич, вы же там! – Это билась в кабинет доктора медсестра Маришка. Она утром просила Земских осмотреть своего двоюродного брата, и тот пообещал, но тогда у Алексея еще не было на руках результатов биопсии. – Алексей Николаевич, ну так же нельзя! Славик приехал, а вы прячетесь. Он, между прочим, с другого конца города тащился на больных ногах. Вы же помните, у него колени не разгибаются…

Леша мысленно застонал. Мариша так просто не отстанет. Эта женщина ростом сто сорок три сантиметра была напориста и неустрашима. Требовать прибавки к зарплате для всех сестер отправляли не старшую, а именно Маришу. В коллективе у нее была кличка Халк.

– Иду, иду, – крикнул Земских. – Только умоюсь. Можно?

– Можно, – милостиво разрешила Маришка.

Земских поднялся с кресла и прошествовал в уборную. Там имелись только унитаз и крохотная угловая раковина. Габаритный Алексей разворачивался в комнатке с трудом. Но наличию собственного туалета был несказанно рад. Он единственный из докторов их частной клиники мог похвастаться его наличием. Разумеется, у главврача в кабинете имелся не только туалет, но и душевая кабина, но на то оно и начальство, чтобы находиться в привилегированном положении. Через полтора года этот пост перешел бы к Земских. И Леша, кроме статуса, значительной прибавки к зарплате и личного парковочного места, заполучил бы еще и кабинет с душевой. Сколько раз, замещая главного, он заходил в просторную уборную, окидывал ее взором и думал: только ради нее стоит мечтать о повышении.

Леша включил холодную воду и подставил под тугую струю ладони, сложенные ковшиком. Умылся. Вытерся полотенцем. Посмотрел в зеркало. Гладкое лицо с крупными чертами. Густые светлые брови, такая же щетина. Большинству блондинов не идет небритость, но только не Леше. Она подчеркивает его высокие скулы, а квадратный подбородок делает мягче. Земских относился к тем представителям сильного пола, про которых принято говорить «интересный мужчина». Не красавец, но женское внимание привлекающий. Другой бы на месте Леши беззастенчиво этим пользовался, но он не был бабником и редко отвечал на заигрывания. И когда его подкалывал коллега и лучший друг Валера Фомин, отшучивался. Говорил, что ждет седины в волосах и беса в ребрах…

Теперь уж не дождется!

– Алексей Николаевич, – послышалось из-за двери. Это Маришка устала ждать. – Вы там умерли, что ли?

– Почти, – прошептал Земских. Затем раздался стук в дверь, и он вынужден был крикнуть: – Иду!

Когда Алексей вышел из кабинета, Маришка тут же взяла его в оборот. Последующие полчаса он осматривал колени ее брата и назначал ему лечение. Естественно, все это делалось под неусыпным контролем Халка. Закончив, Земских вернулся к себе только затем, чтобы снять белый халат. Ему хотелось бежать из больницы, чтобы подумать наконец о будущем, а в стенах клиники ему точно не дадут это сделать.

– Леха, – услышал он за спиной, когда уже достиг входных дверей.

Сделать вид, что не слышит, Земских не мог, голос прозвучал чуть ли не над ухом, поэтому обернулся.

– Ты куда помчался? – спросил Валера Фомин, коллега и друг, который передвигался тихо, как ниндзя. И это при том, что весил больше ста кило при росте метр шестьдесят восемь.

– Домой.

– Ты же говорил, что сегодня у тебя весь день расписан, а сейчас только начало шестого…

– Перенес вечерних пациентов на другой день.

– Что-то случилось? – забеспокоился Валера, и два его подбородка заколыхались. Фомин был тучным, но невероятно подвижным. Он грациозно ходил, прекрасно танцевал, а его полное лицо красноречиво выражало каждую эмоцию. И работали при этом не глаза или рот, а, как ни странно, скопления жира.

– Все нормально, Валер, я просто устал… – Леша похлопал друга по плечу.

– Да, выглядишь неважно. Я всегда говорил, что ты много работаешь.

Это было действительно так. Большую часть жизни Земских проводил в клинике, а в свободное время изучал медицинские журналы. Если хотел расслабиться, шел не в бар или на футбол, как Фомин, а на иглоукалывание. В отпусках бывал редко. И из двух недель, что брал, в безделье проводил от силы дней пять, остальное время учился чему-то новому на курсах и тренингах. С женщинами знакомился там же. Почти все пассии Леши были из медицинской среды – докторами, сестрами, массажистами. Последняя – травником. Ни с одной отношения не продлились дольше года. Женщинам становилось скучно с Земских. Он был слишком положительным: не пил, не курил, не развлекался, никогда не повышал голоса, не конфликтовал, не пытался надавить. В общем, то, что сперва привлекало в нем, впоследствии начинало раздражать. Девушки недоумевали, как этот мужчина может быть таким идеальным. Он же не робот, он человек! Причем самец. Он должен изредка позволять себе излишества: выпивать пару фужеров шампанского на Новый год, в отпуск отправляться с друзьями на охоту, стучать кулаком по столу, когда его изо дня в день кормят пережаренной яичницей, ревновать свою даму к другим и драться за нее, если она уходит. Земских же не изменял любимому морковному соку, медицине и своему спокойствию. Все избранницы Алексея принимали его непоколебимость за равнодушие. А редкая женщина потерпит, если к ней равнодушны. Поэтому подруги уходили от Леши и искали себе менее идеальных, но более живых партнеров.

Последняя, травница была лучше предыдущих тем, что походила на него. Такая же непьющая, спокойная, если не сказать бесстрастная в быту, но увлеченная своим делом. Идеальный вариант для Земских. Он даже подумывал о том, чтобы завести с ней детей. Но…

Детей у него уже не будет! Ни с травницей, ни с какой-то другой женщиной.

– Лех, ты вечером один? – услышал Земских голос друга. – Или с этой своей?.. Все забываю, как ее зовут.

– Оксана. И она в командировке. Так что вечером я один, а что?

– Пусти товарища на пару часов футбол посмотреть. Знаю, ты не любитель, но я тебя не буду беспокоить. Подключу наушники и закроюсь в комнате с пивасиком и фисташками.

– У тебя сломался телевизор?

– У меня сломалась личная жизнь, и ты это знаешь.

Да, Земских знал. Валера месяц назад разъехался, но пока не развелся с женой и теперь обитал у мамы, очень пожилой и странной женщины. Своим жильем, хотя бы съемным, не обзаводился в надежде на то, что его брак можно спасти.

– Мать с утра до вечера смотрит то сериалы, то новости, – продолжил Валера. – К телику не подберешься.

– Есть компьютер.

– Да это не то! Нужен большой экран. Как у тебя. – У Леши был не просто большой телевизор – огромный. С «живым» изображением. Он всегда покупал дорогие вещи, даже если ими почти не пользовался.

– Спортбар?

– Я люблю смотреть футбол в одних трусах, поставив на пузо тарелку с орехами…

– Во сколько матч?

– В десять.

– То есть тебя еще и приютить придется?

– Я могу домой на такси уехать. Но если бы ты позволил мне переночевать на диване, я был бы очень тебе благодарен.

– Извини, Валера. Но хочу побыть один.

И развернулся, чтобы не видеть обиженной физиономии друга. Фомин не был навязчивым и редко что-то просил у Земских, а тут с такой малостью обратился и получил отказ.

С Валерой Фоминым Леша познакомился семь лет назад, когда устроился в клинику. Тот работал здесь лором. Валера произвел на Земских впечатление приятного, но поверхностного человека. Леше думалось, что он только благодаря своему обаянию и умению ладить с людьми смог устроиться в солидное медучреждение. Но оказалось, что добродушный толстяк, который всех веселит, еще и отличный специалист. В Фомине сочеталось несочетаемое: серьезное отношение к работе и полное раздолбайство вне ее. Валере на тот момент было под сорок (сейчас, соответственно, за), но он обожал тусоваться. Ходил в клубы, караоке-бары и на пенные дискотеки. На последней познакомился со своей будущей женой. Та была, естественно, почти вдвое его моложе и втрое худее. Сексом они занялись в ту же ночь, причем прямо в пене, а через полтора месяца поженились. Поскольку чадо свое влюбленные заделали с первой попытки, иначе говоря, в день знакомства, то оно появилось на свет совсем скоро. Родилась девочка Софочка. Леша первое время был уверен в том, что ребенок не от Валеры. Мало ли с кем спала девица, готовая отдаться первому встречному на дискотеке, пока не увидел новорожденную. София была копией Фомина. И не только внешне. Она так же, как и Валера, умела мгновенно очаровывать людей. В том числе Земских. Он проникся к девочке настолько, что согласился стать ее крестным.

Сейчас Софочке было два с половиной годика. Толстая, голубоглазая, губастая и невероятно хорошенькая девочка. Однако мать беспокоила ее полнота, и она постоянно ограничивала дочку в еде. Упитанные крохи ей казались очаровательными до определенного возраста. Складочки на ручках и ножках, а также второй подбородок умиляли, пока малышка лежала в кроватке и ползала. Но когда Софочка начала бегать, супруга Валеры пришла в ужас от того, что дочка не худеет. Толстые девочки плохо смотрятся в платьях принцесс. Их фотографии не запостишь, пока не обработаешь в фотошопе. Поэтому Софию с полутора лет пытались посадить на диету, чему Фомин всячески противился. Но разошлись супруги не из-за этого. А потому, что Валера не желал меняться. Да, он большую часть свободного времени проводил с семьей, но после каждой ссоры, а ссоры случались часто, бежал из дома и отрывался где-то в клубах, барах, на дискетках. Он пил, пел, плясал, знакомился с женщинами, но не изменял жене. И она, как казалось Леше, ему верила. Хоть муж и являлся утром весь в помаде и запахе духов. Супруга Валеры ждала, что он, став главой семейства, повзрослеет. Будет вести себя как зрелый сорокалетний мужчина, а он продолжал оставаться разгильдяем, точно ему двадцать три и жизнь полна не забот и хлопот, а куража и приключений.

То есть Фомин и Земских были как плюс и минус – полярными. Однако отлично ладили. Но не влияли друг на друга. К сожалению, сокрушались их женщины. Как-то супруга Валеры, смешав в чашке два вида мороженого – одно простое молочное, второе орехово-шоколадное с крошками печенья, мечтательно заметила: «Вот бы вас так соединить, а потом разделить, и получилось бы два идеальных мужчины!»

Леша покинул здание клиники и подошел к своей машине. Пятилетняя «Тойота-Королла» устраивала Земских, однако он всегда мечтал о спортивной тачке. Но глупо тратить бешеные деньги на авто, на котором комфортно ездить можно лишь по хорошим дорогам, коих в России не так много, да и до желанной скорости не разгонишься. Поэтому Леша довольствовался своим надежным седаном, однако мысли о том, что когда-нибудь в будущем приобретет машину мечты, посещали его регулярно.

«Сколько всего я оставил на потом, – с горечью подумал Леша. – Как будто жизнь бесконечна…»

Только сейчас Земских осознал, что имеет совсем не то, чего бы он хотел. Существование в физическом и эмоциональном комфорте прекрасно, но только этого недостаточно. Ему хотелось захлебываться эмоциями, рисковать, влюбляться, ломать стереотипы, безумствовать…

Земских заплакал, уронив голову на руль. Слабости он тоже себе не позволял. Его глаза оставались сухими даже на похоронах матери.

Вдруг в окно заколотили. Земских вздрогнул всем телом, но голову поднял не сразу. Сначала вытер влажные глаза, чтоб не показать слез. Он думал, что это Валера последовал за ним на стоянку, и Леше не хотелось предстать перед другом в «расклеенном» виде. Но оказалось, что возле его «Тойоты» стоит Димитрич. Бомж, который обитал где-то поблизости, и иногда, когда охрана его не прогоняла, побирался возле клиники. Земских всегда проходил мимо. В качестве благотворительной помощи он делал бесплатные операции, но не подавал на улицах.

– Эй, док, у тя все пучком? – услышал Леша голос Димитрича.

– Да, я в порядке.

– А то смотрю, мордой в руль уперся… Думал, поплохело тебе.

Земских покачал головой и натянуто улыбнулся.

– А мне плохо, – жалостливо проговорил Димитрич. – Шланги горят.

Леша повернул ключ зажигания. Мотор заурчал. Димитрич занервничал.

– Соточку на опохмел не подкинешь, док? – прокричал он. – Знаю, ты мужик суровый, но не зверь же, а я помираю…

И тут Леша сделал то, чего от себя не ожидал. Он протянул руку на заднее сиденье и достал пакет. Презенты от благодарных пациентов – коньяк, сигары и конфеты. Опустив стекло, Земских отдал дары Димитричу. Тот тут же сунул лицо в пакет. Содержимое бомж рассматривал долго. Секунд пятнадцать, не меньше. Очевидно, не мог поверить глазам.

– Это все мне? – сглотнув, прошептал он.

– Тебе. Лечись.

– Док, ты… ты… Человечище! Спасибо тебе.

– Не за что, я все равно не пью, не курю.

– Так это «Хеннесси» и «кубинки». – Димитрич прослезился от счастья.

– Ладно, наслаждайся, поехал я.

– Эй, стой, док.

– Что еще?

– Да мне как-то неудобно одному это все употребить… – Даже речь Димитрича облагородилась после того, как в его руки попали высококлассные продукты. – Это ж тебе подарили люди, которых ты вылечил, порадовать хотели, забери хотя бы конфетки.

– Сладкое я тоже не ем.

– Здоровеньким помереть хочешь? – хмыкнул бомж. – Что ж, каждый по-своему с ума сходит. Ну, бывай тогда.

И, сунув пакет за пазуху, убрался со стоянки. А Леша остался. Он понял, что не в состоянии вести машину. Нервы как натянутые канаты, что вот-вот лопнут. В голове каша. Глаза застилает пелена. И ладно, если, попав в аварию, сам «здоровеньким» помрет, так людей покалечит. И он заглушил мотор. Попил воды. Протер лицо влажными салфетками. Затем, разложив кресло и включив музыку, лег, закрыл глаза и стал думать.

* * *

Стук в окно заставил Лешу открыть глаза. Покосившись, он увидел возле машины не того, кого ожидал. Земских думал, что вернулся Димитрич. Побирушки народ наглый. Им один раз дай, не отстанут. Однако в окно «Тойоты» заглядывал не Димитрич, а Макарыч. То есть Валера Фомин, покойного отца которого звали Макаром.

– Ты приехал снова или не уезжал? – спросил друг.

Земских глянул на часы: с того момента, как он покинул клинику, прошло два часа.

– Уезжал, – соврал Леша. – Вернулся за тобой. Прыгай в машину.

Валера удивился, и его подбородки сложились в гармошку. Когда он забрался в салон, «меха» немного разошлись, но глаза оставались широко распахнутыми.

– Ты никогда не заезжал за мной, – сказал он.

– Потому что у тебя у самого была машина, а теперь она у жены.

– Я не живу с ней больше месяца, но ты никогда…

– Валер, ты хочешь смотреть футбол на большом экране моего телевизора? – перебил его Леша. Фомин энергично закивал. – Тогда сиди и помалкивай, пока я не передумал предоставлять тебе такую возможность.

– Я онемел, – заверил Фомин и закрыл рот на воображаемый замок.

Тихо Валера сидел все то время, пока Земских выруливал со стоянки и вливался в поток машин на шоссе. Но не прошло и пяти минут, как Фомин обрел голос:

– Нужно заехать за пивом и вкусняшками.

– На первом этаже моего дома есть супермаркет.

– А там продают темное с дымком?

– Без понятия.

– Я его люблю.

– Фомин!..

– Молчу-молчу. – И еще через пару минут: – А что у тебя с телефоном?

– А что у меня с телефоном?

– Он выключен.

«Вот черт, – мысленно выругался Земских. – Я же вырубил его, а врубить забыл!»

– А ты мне звонил? – спросил он, достав сотовый, чтобы привести его в рабочее состояние.

– Не я, твоя травница.

– Не понял?

– Набирала тебя, набирала, ты не абонент и в скайпе не отвечаешь, она забеспокоилась и в регистратуру клиники позвонила, чтоб узнать, все ли с тобой в порядке.

Земских посмотрел на экран включившегося телефона. Куча неотвеченных звонков, большая часть которых от его девушки Оксаны. Надо было бы перезвонить, но Леша написал смс: «Со мной все в порядке, я на частной консультации. Пока занят».

– Поругались? – полюбопытствовал Валера.

– Нет.

– Да, вопрос глупый. Ты ни с кем не ссоришься, и мне всегда было любопытно почему.

– Ты уже задавал мне этот вопрос.

– Да, но ответ меня не удовлетворил. Ты сказал, что человек не конфликтный, но я тоже… Ненавижу скандалы, терки, негатив. А постоянно с кем-то собачусь.

– Значит, конфликтный.

– Да нет же! Просто я не равнодушный.

– То есть я?..

– Производишь впечатление абсолютного пофигиста. Но я думаю, что ты не такой. Ты просто эмоции прячешь. Причем очень и очень глубоко. Вопрос: зачем?

– Когда получишь диплом психолога, я приду к тебе и расскажу.

– А друг лучше любого мозгоправа, ты разве не знал?

И тут Алексей расхохотался. Насмешливо и зло. Прореагировал так, как человек, который не прячет эмоций. В общем, сделал то, от чего воздерживался долгие годы.

– Фомин, ты такой наивный дурачок, – отсмеявшись, сказал он. – Друг – это бомба замедленного действия. Нет, даже не так… Это мина, оставшаяся в земле со времен войны и ждущая своего часа, чтобы взорваться.

– Я не понимаю…

– И не надо тебе, Валер.

– Да что с тобой сегодня такое? – вскричал Фомин. – Ты сам не свой.

Сказать, не сказать?

– Меня ночью похитили инопланетяне и вживили мне в мозг жучок, – выдержав паузу, выдал Леша. – Теперь я – не я. – И завращал глазами.

– Да иди ты, – буркнул Валера.

Жил Земских неподалеку от клиники, в пятнадцати минутах езды. Поэтому его дом уже показался.

– Я тебя высажу на автобусной остановке, – сказал Леша другу. – Ты пойдешь в магазин, а я найду место для парковки. Встретимся у подъезда, идет?

Валера кивнул, затем спросил:

– Тебе чего-нибудь взять?

– Бутылочку «Боржоми».

– И все? А поесть?

– У меня есть рыба паровая, рис, овощи. На завтрак каша.

– Овсянка, сэр?

Леша кивнул, Валера скривился.

– Как ты при таком режиме питания можешь страдать от гастрита, понять не могу, – проворчал он, выбравшись из машины.

Именно на вновь разыгравшийся гастрит, которым Леша страдал в студенческие годы, Земских и грешил, когда ощутил первые боли в желудке. Он ужесточил диету, стал принимать таблетки, и состояние улучшилось, но ненадолго. Месяца на два, три. Все думают, что медики очень рьяно следят за своим здоровьем, но это не так. Медики разные. Кто-то раз в полгода обследуется, а кого-то увозят в реанимацию прямо из кабинета. Земских относился к той категории людей, которые бьют тревогу только тогда, когда уже нет сил терпеть. Хотя заболи у него что-то другое, не желудок, Леша обратился бы к врачу скорее. Он был молод, вел правильный образ жизни и не имел проблем со здоровьем. Вот только гастрит, мучивший на протяжении нескольких студенческих лет. Но гастритом страдал каждый третий сокурсник Алексея. Нерегулярное питание, дешевая дрянь, употребляющаяся в пищу, нервотрепка, выпивка.

О да, когда-то он пил. Но не курил. А все из-за мамы. Она так зависела от никотина, что не смогла отказаться от сигарет, когда это требовалось. При ее болезни легких курение было противопоказано, но матушка чадила. Не просто баловала себя сигареткой в день, искуривала пачку, а если нервничала, полторы. Но «легких». Как будто это могло ее уберечь. Леша помнил мать покашливающей, бледной. У нее были пожелтевшие от никотина пальцы и виноватое лицо. Она понимала, что загоняет себя в могилу, и ей было стыдно перед мужем и сыном. Умерла матушка, когда Леша поступил в институт. И он не плакал на ее похоронах. Не то чтобы Леше не было жаль родительницу, просто он считал, что она сама виновата. Брось она курить, могла бы еще жить и жить…

Отец Алексея после смерти жены стал выпивать. Супруга скончалась, сын уехал в большой город на учебу, и главе семейства Земских стало одиноко. Сначала он прикладывался к бутылочке после работы, потом начал и на работу приходить под хмельком. А чтобы не пахло, делал себе алкогольные клизмы. И все бы ничего, но он был хирургом. Причем лучшим в городе. Поэтому именно ему доверили делать сложную операцию на позвоночнике дочери мэра. Старший Земских операцию провалил. Допустил грубейшую ошибку и оставил девушку инвалидом. Естественно, началось расследование. За преступную халатность отец Леши был не только изгнан из клиники и лишен прав на проведение любых операций, но еще и срок получил, пусть и условный. После суда он ушел в запой, из которого, скорее всего, так и не вышел. Алексей не видел отца много лет, но знал, что тот жив. Если б умер, ему бы сообщили.

Земских встряхнулся. Хватит дум! Нужно найти место для машины, а то придется ехать до платной стоянки два километра. К счастью, Леше удалось пристроить свою «Тойоту» довольно быстро, поэтому, когда он подошел к подъезду, Валеры еще не было. Земских опустился на лавочку и прислушался к ощущениям. На желудке тяжесть, как будто переел, хотя он сегодня только чай пил. Зато ничего не болело.

– Эй, Леха, помогай! – услышал он голос Фомина.

Обернувшись, он увидел друга, который, обливаясь потом, пер четыре огромных пакета. Земских поднялся с лавки и взял у него два. Пакеты оказались тяжеленными.

– Ты в строительный еще забежал? – пробормотал Леша.

– Зачем? – рассеянно переспросил Валера, вытирая пот со лба согнутой в локте рукой.

– За кирпичами.

– В вашем магазине акция, три бутылки пива по цене двух. Я в ней поучаствовал.

– Только в этом пакете пять бутылок, – отметил Леша, заглянув в один из своих.

– Так я взял девять. А на сэкономленные деньги тебе «Боржоми» купил. Я молодец.

– Ты чревоугодник.

– Я эпикуреец. Или, если хочешь, бонвиван. Чревоугодник – это примитивно.

– Чем ты забил еще два пакета, эпикуреец?

– Еды прихватил. Не могу же я питаться твоей овсянкой.

Они поднялись на лифте на нужный этаж, и Леша отпер дверь в свою квартиру.

Жилье это он приобрел шесть месяцев назад. Вернее, выплатил за него ипотеку. А вообще в квартире он жил уже шесть лет, но не считал своей до тех пор, пока не был погашен кредит.

Земских пригласил гостя войти. Фомин, переступив порог и скинув мокасины, тут же проследовал в кухню. Вскоре оттуда послышались громыхание посуды и женский голос, это Валерка взялся за приготовление пира, предварительно включив телевизор. Поскольку в помощи хозяина дома он не нуждался, Алексей отправился в ванную.

Он долго стоял под душем… Просто стоял. Голова опущена, глаза закрыты. Никаких мыслей.

– Ихтиандр, ты скоро вынырнешь? – раздалось из-за двери.

– Скоро, – ответил Леша. Он не порадовался тому, что Валера нарушил его безмятежность, но не стал просить оставить его в покое. С Фоминым он бывал резким, пусть и не часто.

– Тебе рыбу с рисом греть?

– Я не голоден. Выпью йогурта.

– Так дело не пойдет. Я не люблю один есть, ты это знаешь, так что будь добр, поклюй хотя бы риса.

– Фомин, отвали уже от меня, – не выдержал-таки Леша и закрутил кран. – Выйду из ванной, сам решу, что есть.

– Нет, сегодня ты совершенно определенно не в себе.

Алексей выбрался из ванны, вытерся, накинул халат. Рядом с его длинным синим висел короткий голубой. Оксанин. А на полочке стояли ее косметические и гигиенические средства. В прихожей – тапки, тоже маленькие, бежевые. В шкафу висели кое-какие вещи Оксаны. На прикроватной тумбочке лежала ее книга. Все это нужно будет собрать, чтобы вернуть хозяйке. Он расстанется с Оксаной сразу, как она вернется из командировки…

Вот только что именно сказать ей, перед тем как разорвать отношения?

Уж точно не правду.

Когда Леша зашел в кухню, то глазам своим не поверил. Не самый маленький стол был весь заставлен едой: тут и курица гриль, и суши, и салаты в пластиковых контейнерах, и овощи, и два вида хлеба.

– Знаю, переборщил, – вздохнул Валера, поймав его ошалелый взгляд. – Но когда я голодный по магазинам хожу, все хочу…

– Но не съешь же все?

– Нет, конечно. Попробую – да. А остатки придется выкинуть, потому что готовая еда тухнет мгновенно.

– Зато ты сэкономил на пиве, – усмехнулся Леша.

– Кстати, о пиве. Что-то я не хочу его сейчас. Под такую закусь чего-нибудь крепкого бы. У тебя нет коньяка или водочки?

– Есть.

– Серьезно?

– Мне, как и всем докторам, дарят алкоголь.

– Я думал, ты отказываешься от таких презентов.

– Не хочу обижать людей – беру. Так что у меня, Валера, шикарный бар.

– И почему я впервые об этом слышу?

– Вот поэтому! – И ткнул в Фомина пальцем.

– Не понял?

– Да ты посмотри на себя в зеркало. У тебя глаза сейчас как у белки из «Ледникового периода» в момент, когда она видит вожделенный желудь. А она меж тем одержимая…

– Покажи мне свой бар.

– Хорошо, пошли. – Леша повел друга в гостиную. Дойдя до книжного шкафа, открыл нижние антресоли и продемонстрировал Валере их содержимое. – Ну что?

– Чувствую себя одержимой белкой, попавшей на остров, заваленный желудями.

– Что пить будешь, спрашиваю?

Фомин плюхнулся на свой необъятный зад, подпер подбородки кулаками и стал рассматривать бутылки, которых было не меньше пятидесяти.

– А можно текилу и водку? – выдал наконец Валера.

– Тебе завтра разве не на работу?

– К обеду. И я только продегустирую. Просто у тебя в баре стоит настоящая мексиканская текила. Не экспортная. Ее только там продают.

– Тогда зачем тебе обычная русская водка?

– Не обычная, а самая дорогая. Вот мне и интересно, что же в ней такого особенного.

– Хорошо, бери обе бутылки и пошли на кухню. Даже я проголодался.

Они уселись за стол. Валера тут же налил себе текилы и положил на тарелку куриный окорочок, оторвав его от тушки, и «селедку под шубой», а Леша взялся за «Боржоми» и помидоры черри. Они чокнулись и выпили.

– Ничего выдающегося, – отметил Валера перед тем, как приступить к закуске. – Хорошо, что ты мне водку взять разрешил. Моя матушка, тоже, между прочим, доктор, гастроэнтеролог, всегда говорила, что если пить, то ее. Даже тебе можно в малых дозах. Пропустишь стопарик?

Он всегда предлагал Леше выпить. И слопать что-нибудь жирное и вредное. Земских неизменно отказывался. И тут вдруг…

– А давай, – выпалил он, махнув рукой, как киношный алкаш, который на первое предложение ответил отказом, но с нетерпением ждал второго, чтобы согласиться.

– Серьезно?

– Наливай, пока не передумал.

Валера метнулся к шкафчику с посудой, достал еще одну стопку.

– Жаль, водка не ледяная, – пробубнил он, разливая ее. – Но и не теплая, уже хорошо. – Он подвинул Леше стопку, затем взял свою. – За что выпьем?

– До этого ты опрокинул в себя текилу ни за что.

– Я же пил один, а теперь у меня есть собутыльник.

– Ой, да ладно…

– Минуточку! – Фомин поднял указательный палец, похожий на среднего размера шпикачку. – Впервые я пью с лучшим другом. Впервые я пью столь дорогую водку. Впервые я… – И засмеялся. – Не знаю, какой тост произнести, чтоб он соответствовал случаю…

– Коль это такое значимое событие для тебя, давай выпьем за мир во всем мире.

– Гениально!

Они чокнулись и опрокинули в себя водку.

Валера крякнул, Леша закашлялся. Хоть вкус и не был омерзительным, но пить было неприятно. Наверное, дело все в температуре. Хотя в студенчестве они вливали в себя и теплую водку. Причем далеко не самую дорогую, а скорее напротив.

– Закуси, – посоветовал Валера, протянув другу куриную ножку со своей тарелки.

Леша вгрызся в нее.

– Несвежая, – поморщился он, но мясо разжевал и проглотил.

– Да нормальная. Бывает хуже. Но если не нравится, вот это отведай. Здоровая пища, кстати. – Валера ткнул вилкой в один из контейнеров.

– Что это?

– Спаржа с кунжутом.

– Ты это ешь?

– Думал, ты ешь.

– Не угадал.

– Хоть попробуй.

– Выглядит тошнотворно, не буду. Лучше рыбку погрею. – Земских достал из холодильника форель и засунул ее в микроволновку. Пока рыба грелась, Валера уплетал курицу и спаржу, которую залил кетчупом и майонезом, и то и другое он приобрел – в закромах Земских ничего подобного не водилось.

– Еще по одной? – предложил Фомин, когда Леша вернулся на свое место.

– Давай. Только я текилы хочу попробовать.

– Хозяин – барин. А я с вашего разрешения водочки. – Валера разлил напитки по стопкам. – За что сейчас?

– Давай за… Кто сегодня играет? Я про футбол.

– Германия с Францией.

– И за кого ты болеешь?

– За немчур, хоть у нас с ними за двадцатый век дважды случались непримиримые военные противоречия.

– Тогда выпьем за их победу. – И мужчины опрокинули стопки. Поставив свою, Валера, уже чуть захмелевший, обратился к Леше:

– Тебя Димитрич покусал, да?

– В каком смысле?

– Ты не знаешь этой шутки? Все, кто у нас вдруг развязывается, говорят, что их покусал Димитрич. Ну, это как с оборотнями…

– Аллегорию понял. И с Димитричем я сегодня имел беседу. Но он меня не кусал.