Kitobni o'qish: «Наблюдатель», sahifa 5
9
– Что нужно полицейским? Что-нибудь еще, связанное со смертью Уикса? – спросил Уотсон у Джулиана, стоявшего возле его кровати. – Я думал, что с этим все закончено.
– Так оно и есть, – подтвердил Джулиан.
Вейгерт стоял возле самой двери. Доктор Ласкин пообещал, что, возможно, уже завтра Сэма можно будет усадить в инвалидное кресло и вывозить наружу. Вейгерт очень на это надеялся. В тесной, невыносимо нагретой комнатушке на него нападала клаустрофобия. Но, с другой стороны, Сэм никогда не обращал особого внимания на условия своей жизни и на то, какое впечатление они производят на других.
– Так что нужно было копам? – снова спросил Уоткинс.
– Две вещи, – ответил Джулиан. – Во-первых, на подъездной дороге к восточным воротам базы кто-то переехал игуану Сестринских островов. По всей вероятности, это был грузовик, подъезжавший к разгрузочной платформе. Как раз сегодня утром была регулярная доставка.
– Безмозглые рептилии, – буркнул Уоткинс. – Хоть бы они скорее вымерли! Мы не можем отвечать за посторонних шоферов. Вы отправили копов к подрядчикам за штрафом?
– Нет, я заплатил сам. Сэм, вы же отлично знаете, что нам нельзя ссориться с местными властями.
– Как вам угодно. – Уоткинс взмахом руки отбросил в сторону и дохлую игуану, и полицию, и подрядчиков, и штрафы. Вейгерту эта рука казалась клочком иссохшей полупрозрачной плоти, растянутой между длинными костями. И хотя цвет лица Уоткинса стал уже не столь мертвенным, кожа на его худом лице все равно была туго натянута от боли. Вейгерт помнил те времена, когда Уоткинс, не напрягаясь, тащил на спине здоровенную связку дров – хоть сухих, хоть свежеспиленных, все равно, – и больше походил на лесоруба, чем на гениального ученого. Однажды, во время пешего похода по Шотландии, он сдвинул огромный валун, заслонявший палеолитический курган, в который он хотел проникнуть. В те дни его ничто не могло остановить.
Роуз как-то сказала: «И теперь его тоже ничто не остановит. Никого из вас ничто не остановит».
– Ну, и чего еще хотели копы?
– Еще один экземпляр наших регистрационных документов.
– Что? С какой это стати? Уже третий экземпляр за каких-то несколько месяцев! Для кого на этот раз? Мы же не просто расставили все точки над «i» в их правилах, а разве что не вырубили их на скрижалях!
– На сей раз у них возникли вопросы к нашему персоналу, – пояснил Джулиан. – В больничном крыле числится меньше медсестер, чем требуют их медицинские правила.
– Мы приехали сюда, на этот остров, – зловеще ровным голосом сказал Уоткинс, – именно по той причине, что здесь практически не существует медицинских установлений. На Большом Каймане лаборатория Вивьен Грант преспокойно возится с клонированием людей! И каким, черт возьми, образом кто-то может знать, одна у нас медсестра, или шесть, или шестьсот? Дайте-ка я прочту эту кляузу. Ее должен был накатать кто-то из здешних обитателей.
– Совершенно верно, – подтвердил Джулиан, – и я, кажется, знаю, кто именно. Сэм, это моя вина. У меня были… отношения с анестезиологом Сарой Дулин; она потом уехала. Отношения эти завершились плохо, и, возможно…
Лицо Уоткинса налилось кровью.
– С доктором Дулин? Как вы могли сотворить такую глупость? Неужели вы не подумали, что она могла…
– Нет, не подумал, – перебил его Джулиан, и, видит бог, теперь он тоже сердился. – Я доверял ей. Я допустил ошибку, о чем сожалею. Но ведь мы все здесь сидим взаперти. Мы с Сарой понравились друг другу, а я, знаете ли, Сэм, вовсе не монах!
Две-три секунды они прожигали друг друга яростными взглядами. Паузу прервал Уоткинс:
– И как, по-вашему, много еще могла разболтать доктор Дулин?
– Наверняка нет. Как только полицейские ушли, я позвонил Биллу Хаггерти, и он безотлагательно поговорит с нею. Она же подписывала обязательство о неразглашении и знает, что, если еще раз позволит себе что-нибудь подобное, мы будем преследовать ее до скончания времен. Она не станет рисковать карьерой. Да, раз уж она решилась ради мести нажаловаться на нас полиции, значит, я серьезно в ней ошибся, но ни то ни другое больше не повторится.
– Да уж, хотелось бы, – буркнул Уоткинс. – Властям совершенно нечего здесь шарить и вынюхивать ни под каким предлогом. Вы сами знаете, что мы находимся в уязвимом положении. И кстати, не вздумайте затевать какие-нибудь «отношения» с моей внучатой племянницей!
– В любом случае это не ваше дело, Сэм, – вспыхнул Джулиан. – К тому же она не из тех женщин, которые стали бы пакостить из мести.
– Мне безразлично, из каких она женщин, лишь бы оперировала. Она уже решила, останется или уедет?
– Нет.
– А вы сами как думаете?
Джулиан замялся с ответом.
– Не могу сказать наверняка. Видите ли, не так-то легко понять, что у вашей Каро на уме. Внешне она очень сдержана, зато в глубине бурлят такие эмоции…
Уоткинс посмотрел на Вейгерта:
– А ты, Джордж, что скажешь?
– Тоже ничего определенного.
– Она очень умна, – добавил Джулиан, – но наши идеи слишком уж радикальны. Даже для такого человека, как Каро с ее профессиональным интересом к картированию мозга.
– Но ведь у нас есть доказательства, – заметил Вейгерт.
– У нас есть также деньги, – сказал Уоткинс, – которые позарез нужны Кэролайн и для того, чтобы расплатиться с долгами, накопленными за время обучения, и чтобы помогать сестре с ее детьми. Денежное вознаграждение – великий мотиватор. Равно как и будущая публикация в соавторстве с нобелевским лауреатом. Не стоит недооценивать корень всех зол.
– Корнем всех зол именовалась любовь к деньгам, а не сами деньги, – негромко сказал Джулиан.
– Это одно и то же, – ответил Уоткинс.
– Вовсе нет, – возразил Джулиан, – но я не намерен обсуждать с вами Священное Писание. А как продвигаются поиски ассистента нейрохирурга, чтобы заменить Ральфа, когда он уедет?
– Я работаю над этим, – сказал Уоткинс.
– Сэм, этим занимаешься ты? – изумленно спросил Вейгерт. – Я думал, что Джулиан… А тебе это по силам?
– Для этого вполне можно использовать ноутбук. К тому же, Джордж, я еще не умер.
Вейгерт имел в виду совсем не то, но за время болезни характер Сэма стал еще хуже, чем прежде, и Вейгерт промолчал.
– Я хотел бы еще раз поговорить с доктором Сомс-Уоткинс, – добавил Уоткинс. – Джулиан, отправьте кого-нибудь за ней.
В комнату без стука ворвалась медсестра Франклин, заставила Сэма принять таблетки и выбежала вон. Вейгерт, который никогда не лежал в больницах, считал, что медицинские сестры не должны быть навязчивыми. Конечно, она не стала бы вести себя так по-хулигански, не будь она превосходной медсестрой. Не будь она так беззаветно предана заботе о Сэме. Не будь она кузиной Сэма, знавшей его с детства.
Кузина, внучатая племянница… И Сэм, и Джулиан, казалось, могли по желанию, как кроликов, извлекать из семейной шляпы родственников, о существовании которых не вспоминали десятки лет. Вейгерт, не имевший никаких родственников, немного завидовал им. С другой стороны, пока жива была Рози, никакая родня ему не требовалась – ведь у него была она.
В двери появился Эйден Эберхарт.
– Ну? – обратился к нему Джулиан.
– Вы послали за доктором Сомс-Уоткинс, но Джеймс не смог ее найти. Я проверил журнал регистрации и поговорил с дежурным лаборантом. Она не выписывалась, но покинула базу полчаса назад.
И исчезла.
10
Каро выделили точно такой же, как и у Уоткинса, номер – светлую, чисто вымытую коробку, где помещались только кровать, тумбочка, комод и письменный стол. Единственное окно выходило во внутренний двор, за двумя дверями располагались ванная и стенной шкаф, который вряд ли устроил бы Каро, если бы она привезла с собой много одежды. От кельи Уоткинса она отличалась тем, что на окно кто-то повесил голубые занавески и застелил кровать веселеньким пледом в желто-голубую клетку. На столе стояла ваза с желтыми цветами. Вероятно, об этом позаботился Джеймс. Надо будет не забыть поблагодарить его.
Распаковывать чемодан Каро не стала, а сразу поставила ноутбук на стол и вошла в поисковую систему «Гугл».
Джордж Вейгерт, семидесяти шести лет, родился в Лондоне, учился в Итоне и Оксфорде, где был первым по физике и математике. Закончив обучение, он остался в знаменитом университете, где вел исследования, результаты которых изложены во множестве статей, опубликованных в респектабельных журналах, отбирающих материал при помощи строгих экспертов-рецензентов. Женился на Роуз Ли Бессборо, дальней родственнице королевской семьи, умершей шестнадцать лет назад. После смерти жены Вейгерт переехал в Соединенные Штаты и, как и Уоткинс, исчез из поля зрения широкой публики.
Джулиан Дей, Эйден Эберхарт, Бен Кларби. О последних двух не было практически никакой информации, за исключением того, что они с высокими результатами закончили, соответственно, Калифорнийский и Массачусетский технологические институты. О Джулиане нашлось гораздо больше: тридцать пять лет, считался вундеркиндом в Кремниевой долине, где составлял программы, о которых Каро никогда не слышала, но специалисты оценивали их очень высоко. Восемь лет назад создал собственную компанию. Пять лет назад продал ее за умопомрачительную сумму и покинул мир высоких технологий.
Дэвид Уикс – сертифицированный нейрохирург. Заметка месячной давности в местной газете сообщила о его гибели в результате несчастного случая во время подводного плавания.
Ральф Иган, Камилла Франклин – оба дипломированные специалисты-медики. Ничего подозрительного о базе Каро не нашла.
Но чего же полиции было нужно от Джулиана?
Она позвонила Эллен:
– Привет, сестричка! Я в полном порядке, но мне необходимо здраво оценить ситуацию.
– Клево! Я же специалистка по «здраво оценить». Как там?
– Остров потрясающий, заведение охраняется строже, чем Пентагон, все замечательно, однако…
– Анжелика! Нет, милая! Прости, дела. Перезвоню тебе, как только смогу. Кайла, поговори с тетей!
Каро отлично понимала, что случилось. Добрую половину ее телефонных разговоров с сестрой приходилось прерывать или завершать на полуслове из-за того, что Анжелике что-то неожиданно требовалось. И с этим ничего нельзя поделать, имея дело с такой преданной и самоотверженной (и такой бедной) матерью, как Эллен, с таким ребенком, как Анжелика.
В телефоне раздался голос Кайлы:
– Привет, тетя Косторезка!
– Кайла! Ты услышала это слово от мамы?
– А от кого же еще, тетя Заклинательница черепов! – Кайла захихикала восхитительным смехом девятилетнего ребенка, и у Каро потеплело на сердце.
– Если я – Заклинательница черепов, то смотри, как бы я не наложила заклятие на твою голову.
– А я бегаю быстрее тебя, тетя Шахтерка серого вещества. – Девочка снова захихикала.
– Может быть, быстрее, а может быть, и нет. Вот увидимся и посоревнуемся.
– Договорились! Догадайся, что сегодня случилось в школе?
– Нет уж, расскажи, пожалуйста.
И Кайла принялась рассказывать длинную запутанную историю. В рассказе упоминались Люси, Морган и Ной, браслет из соломы, который был сплетен то ли правильно, то ли неправильно, и целая туча записок, которые курсировали по классу во время урока математики. Каро скоро отказалась от намерения уследить за развитием сюжета. Она лишь периодически издавала ободряющие междометия, наслаждаясь приподнятым настроением племянницы, которая, казалось, уже оправилась от обиды на одноклассниц, отказавшихся приходить к ней домой играть. Завершился рассказ словами:
– А потом Ной сказал, что ему больше нравится Оливия! Правда, правда, так он и сказал!
– Ух ты! – воскликнула Каро. (А упоминалась ли Оливия во всей этой истории?)
– Да-да! А завтра… Ой, надо заканчивать. Миссис Фостер пришла.
«Что за миссис Фостер?» – подумала Каро. – Дай маме телефон.
– Не могу, она все еще в ванной с Анжи. Пока, я тебя люблю!
– И я тебя люблю, – ответила Каро.
Итак… здраво оценить ситуацию на пару с Эллен не получится. По крайней мере сейчас. Придется думать самостоятельно.
Но не здесь. Эта тесная комнатушка вгоняет в самую натуральную клаустрофобию. Комнатушка, база, обнесенная крепостной стеной, вся ситуация… Она вышла за дверь, пересекла безлюдный двор, миновала ворота и оказалась в центральном крыле. Ни души, только из «трапезной» доносились голоса и лязганье посуды. Запахло пищей. Прошлый раз Каро ела еще в аэропорту Майами – один липкий буррито. Впрочем, она никогда не отличалась особым аппетитом.
Интересно, остановят ее, если она попытается выйти за главные ворота и прогуляться? Сама мысль показалась ей смешной: она же не заключенная в тюрьме. Ворота оказались не заперты, по крайней мере изнутри; молодая женщина, сидевшая в будке дежурного, молча кивнула Каро.
Она оказалась на грунтовой дороге. Солнце спряталось за полупрозрачными облаками, немного пригасившими его медное сияние. По укатанной до каменной твердости почве пробежала маленькая зеленая ящерица. Под лиственную сень уходило несколько утоптанных тропинок, и это сразу говорило о том, что местные обитатели гуляют. Каро выбрала третью тропинку, которая казалась шире остальных. Зелень была свежей, и Каро вспомнила, что на Кайманах октябрь – самый дождливый месяц.
Она увидела желтые цветы, точно такие же, как те, что стояли в ее комнате, и неизвестные ей цветущие кусты. Через пятнадцать минут по шее и ложбинке между грудями потекли струйки пота, но сама она почувствовала себя спокойнее и – да-да! – к ней вернулась рациональность мышления. Почему она так разволновалась? Чтобы участвовать в любых законно проводимых исследованиях, ей вовсе не обязательно соглашаться с физическими теориями, служащими их обоснованием, точно так же, как от нее не требовалось разделять со своими бывшими коллегами в больнице Фэрли их религиозные или политические убеждения. Она выслушает объяснения доктора Вейгерта, оценит законность исследования и возможности обычного картирования мозга, а затем примет решение, оставаться или нет. Она как-никак находится здесь на правах свободного агента8.
Она свободна настолько, насколько позволяют ей огромные денежные долги и семейные обязательства.
Тропа повернула, и за этим поворотом Каро села на траву под небольшим деревцем, лишь немногим выше ее собственного роста, оперлась спиной на тонкий ствол и оказалась, как в домике, под нависавшими большими темно-зелеными листьями. Отсюда она не видела и не слышала океан, но обоняла его. Посидит пять минут и пойдет обратно. Примет ванну, пообедает, ляжет спать. А решать будет завтра, на свежую голову.
Ее глаза закрылись, открылись, снова устало закрылись.
Еще одна тесная до клаустрофобии комната, полная цветов. Этих цветов слишком много, они одуряюще пахнут. И народу в комнате слишком много; среди присутствующих три женщины. Комната заполняется черной океанской водой, она бурлит, треплет черные одеяния женщин. Грозит утащить их на дно. Только это вовсе не океан, не вода, это ядовитый туман, который ест глаза и обжигает кожу, и этот туман создала сама Каро. Это из-за нее…
И мать говорит…
И Эллен говорит…
И Каро говорит… и говорит… и говорит…
Каро резко очнулась. По тропе тяжело прошествовало что-то крупное.
Она вскочила, коснувшись головой листьев. Интересно, на острове водятся опасные животные? Почему она не посмотрела по сторонам? Если…
Из-за поворота выскочил Бен Кларби.
– Боже, только не это! Доктор, скорее отойдите от девичьей сливы!
Откуда? В теплом воздухе вдруг прорезался едкий запах.
– Вы прикасались к растению? Вижу, что прикасались. Что делать, раздевайтесь. Осторожно. Не прикасайтесь к черным пятнам сока, оставшимся на одежде. Этот сок из листьев – они очень хрупкие. Я его запах чую. Снимайте всю одежду! Осторожно! Побыстрее! – Он поспешно снял с себя рубашку и повернулся спиной.
У Каро ничего не чесалось. Может быть, это какой-то грубый ритуал, которому подвергают новичков? Но на одежде действительно было много черных пятен от сока. Каро стянула через голову тонкую футболку. Сок промочил насквозь и ее, и бретельку бюстгальтера. Она сбросила бюстгальтер и юбку и поспешно надела рубашку Бена, которая доходила ей почти до колен. От рубашки пахло мужским потом и репеллентом от комаров; этот запах смешивался с резким запахом, исходившим от деревца.
– Я прикасалась лицом к листьям, – сказала она.
– Очень, очень зря. Нужно быстрее вернуться обратно. Взгляните на ствол: сок проступает через все трещинки коры, а вы сидели, опираясь на него!
– Откуда я могла знать? Я же не ботаник.
– Да уж! – ехидно и без всякого сочувствия отозвался Бен. – А вы не подумали, что, находясь на новом месте, стоило сказать кому-нибудь, куда вы идете? Пошли!
На дороге, у начала тропы, стоял джип. Прежде чем Каро села, Бен бросил на пассажирское сиденье сложенный кусок брезента.
– И какие возникнут симптомы? – спросила она.
– Завтра у вас начнется страшный зуд, от которого вы будете страдать недели две. Если вы особо чувствительны к этому яду, могут появиться открытые язвы. Как вы переносите яд плюща? Легко, тяжело?
– Никогда не случалось отравиться плющом.
Бен недоверчиво взглянул на нее. Похоже, он считает, что все должны проводить на открытом воздухе массу времени. Каро стало смешно. Всего несколько часов на Каймановых островах, и она уже превратилась из врача в пациентку.
– Какое у этого растения раздражающее вещество? Урушиол?
– Не знаю, какое у него научное имя.
– Оно растворяется в воде?
– Нет. Вообще, на Браке много растений, от которых лучше держаться подальше. Например, кампсис – у него много других названий, вроде «трубчатая лиана» и «жасминный цвет»; абрус молитвенный, маншинелла – Hippomane mancinella – по-настоящему опасен. Им отравился Понсе де Леон. Фрук…
Каро бесцеремонно прервала этот ботанический экскурс на полуслове:
– А каков медицинский протокол на случай контакта с вот этим, моим деревом?
– Протокол один: доставить вас на базу, где вами займется Камилла Франклин.
Медсестра, которой Каро уже успела нагрубить. Чем дальше, тем лучше.
Но Камилла разговаривала с нею очень профессионально:
– Со времени контакта прошло менее двух часов. Очень хорошо! Через кожу кое-что прошло, но не так много, как могло бы. Протрите все тело вот этим. – Она вручила Каро флакон «Текну».
– Поражение общесистемное?
– Может развиться. Кроме «Текну» можно использовать сок лайма, но он помогает значительно хуже.
– У меня ничего не чешется.
– И не будет – около суток. Зависит от того, насколько сильным был контакт и насколько вы восприимчивы к веществу. Надеюсь, глаза вы не трогали? Даже случайно, скажем, вытирая пот со лба?
– Вроде бы нет.
– И то хорошо. Сейчас протритесь как следует. Сложите вашу одежду и рубашку…
– Это рубашка Бена.
– Уже нет. Положите все в этот мешок. Обувь и носки тоже.
Из обуви у Каро имелись на смену только сандалии, мало подходящие для прогулок на природе. Но она сделала все, как велела медсестра. А потом, выйдя из ванной, сказала:
– Камилла, большое вам спасибо, что вы… что вы не ругаете меня за незнание. У меня в программе не было тропической медицины. А вы – великолепны!
Камилла расплылась в улыбке, которая совершенно изменила ее широкое суровое лицо.
– Да не за что, доктор. Я ведь всю жизнь провела на Кайманах и видела множество дерматитов от сока девичьей сливы. А вы же наш нейрохирург, а не дерматолог.
Наш нейрохирург.
* * *
Измученная Каро уснула сразу же, как только ее голова коснулась подушки, и проспала дольше, чем обычно. Утром она долго лежала в постели, чувствуя, как комната нагревается под лучами поднимающегося все выше солнца, и думала о том, что накануне рассказали ей Джулиан и доктор Вейгерт.
Мультивселенная, разветвляющаяся каждый раз, когда наблюдается любое действие, в том числе если наблюдателем является тот самый человек, который это действие совершает. Каждая ветвь представляет собой все возможные результаты случившегося наблюдения, точно так же, как каждое наблюдение электрона может повлечь за собой любой возможный результат. До момента наблюдения электрон был просто неопределенным набором возможностей. Наблюдение «свернуло» его в частицу или волну с определенным положением, и он продолжил свой путь. Так, по мнению Вейгерта и Джулиана, разветвляются отростки вселенной, «создаваемые» компьютерным чипом и человеческим решением.
Сколько раз Каро доводилось выбирать какое-то решение из двух или более вариантов? Она могла зрительно представить себе свою жизнь как бесконечно разветвляющееся дерево, каждая ветвь которого – это доступный для нее путь. Если бы мать не сказала тех ужасных слов на похоронах сына, брата Каро, если бы Каро не пришла в ярость, если бы злоба, столько лет копившаяся в их семье, не выплеснулась в конце концов хаосом? Если бы ее и Эллен не лишили наследства? Если бы она выбрала делом жизни не медицину, а какое-то иное занятие? Если бы Элен вышла замуж не за подонка, или если бы у нее не родилась Анжелика, или если бы она отдала Анжелику в приют для младенцев-инвалидов и пошла работать? Эти и миллионы других решений – «наблюдений», на языке Вейгерта, – открыли бы совсем другие пути в жизни.
Впрочем, все это понятно без зубодробительной квантовой физики. Деревья, пути – эти банальные метафоры знакомы всем и каждому. Но Джулиан и Вейгерт доказывали, что эти пути существуют или могут быть созданы (тут она никак не могла разобраться) в других ветвях множественной вселенной. И что Джулиан уже делал это.
Допустим, электрон может не стать материальным, пока кто-то не пронаблюдает его, но Джулиан-то не электрон. Да и она сама – тоже. Разве что… разве не состоит она из электронов, атомов и молекул? И эти крохотные, несущие электрический заряд частицы в ее мозгу, посредством которых информация передается от нейрона к нейрону, частицы, управляющие всеми ее ощущениями и мыслями… разве они не подвержены квантовым эффектам? Еще как. Это, по крайней мере, общепринятые научные данные. Теория Вейгерта, исходя из того, что она успела вычитать в обнаруженных файлах, имела смысл. Она основывалась на известных экспериментах, и Каро не смогла найти никакого изъяна в просмотренных рассуждениях.
– Я сделана из квантовой пены, которая коллапсировала в Кэролайн Сомс-Уоткинс, – произнесла она вслух.
И тут же возразила себе: нет, я сделана из смятения.
Взяв телефон, Каро позвонила Эллен. Та не ответила. Каро отправила сообщение, а потом и электронное письмо.
Тут она внезапно почувствовала, что очень проголодалась, и отправилась в «трапезную». Время завтрака уже подходило к концу, но одна из работниц кухни, умевшая кое-как объясняться по-английски, подала ей овсянку и кофе. Каро не сомневалась, что им хорошо платят за ежедневную работу на этой научной базе, но была уверена, что никто из этих людей никогда не заходил в Третье крыло. Ей было интересно, кто там наводил порядок, кто ухаживал за единственной клумбой. Представить себе Джулиана, или доктора Вейгерта, или даже Бена Кларби со шваброй и совком для мусора она никак не могла!
Словно подслушав ее мысли, на стул по другую сторону столика опустился Джулиан. Каро напряглась, готовая выслушать выговор или насмешку по поводу вчерашнего происшествия с девичьей сливой, но Джулиан обошелся без этого.
– Доброе утро, – сказал он. – Доктор Ласкин сейчас у Сэма, но потом обязательно осмотрит вас. Вы ведь не трогали глаза руками?
– Нет.
– Отлично! Хорошо выспались?
– Да, благодарю вас. Скажите, нельзя ли найти доктора Вейгерта? Я хотела бы задать ему несколько вопросов насчет множественных вселенных.
– Лучше задайте их мне. Собственно, именно поэтому я напал на вас, прежде чем это сделал бы Джордж, – чтобы спасти вас от ужасного испытания множеством формул и уравнений. А также потому, что, будучи единственным человеком, которому Дэвид Уикс впаял в мозги микросхему, я могу ответить на ваши вопросы по поводу операции.
– Которые я лучше задам доктору Игану, который как-никак нейрохирург.
Джулиан улыбнулся.
– Конечно, конечно. Я вовсе не считаю себя достаточно квалифицированным для того, чтобы рассказывать вам о том, как резать человеческую голову, пусть даже и мою собственную. Но ведь мне точно известно, что вы, Каро, делали подобные операции и вживляли электроды для прямой стимуляции мозга, чтобы контролировать тремор при болезни Паркинсона.
– Я вижу, вы очень тщательно исследовали мою жизнь и работу.
– Если уж я что-то исследую, то всегда делаю это очень тщательно, – ответил он и тут же скорчил смешную гримасу, как будто ужасно устыдился собственной хвастливости.
Каро не смогла удержаться от смеха. Определенно, он обладал недюжинным актерским талантом.
– Вы мне это прекратите, молодой человек! – сказала она тоном строгой учительницы.
Он послушно сложил руки на столе и кротко пропищал:
– Слушаюсь, мэм.
Боже, она ведь флиртует с ним! Но у него такая озорная улыбка, а уж глаза…
Она резко взяла себя в руки.
– У меня есть вопросы насчет вашего импланта – и по части собственно операции, и о вашем субъективном восприятии.
– Субъективное будет проще. Все ощущения, полученные мною в альтернативной ветви мультивселенной, полностью записаны.
– Записаны?! – повторила она.
– Так точно, – подтвердил он, чуть заметно улыбнувшись. – Вчера вы видели в Третьем крыле нашу аппаратуру для визуализации зрительных образов. Она записывает образы, возникающие в мозгу в то время, когда сознание пребывает в альтернативной ветви вселенной.
– Очень хорошо, – сказала Каро, хотя не имела ни малейшего представления о том, как ей следует оценивать еще один узор в и без того очень сложной картине. – Обязательно посмотрю эти записи. Но сначала ответьте мне на другой вопрос. Сколько еще проживет доктор Уоткинс?
– Может быть, четыре месяца, но не больше шести.
Примерно так она и думала.
– Вы давно работаете с ним?
– Проект они начали вдвоем с Джорджем пятнадцать лет назад. Они были закадычными друзьями еще с Оксфорда. А я присоединился спустя несколько лет.
Пятнадцать лет. Что ж, это объясняет исчезновение их обоих – Сэмюэла Уоткинса и Джорджа Вейгерта – из поля зрения широкой публики. А вот определение «закадычные друзья», кажется, не очень подходит для них обоих.
– Хотелось бы – если можно, не откладывая – посмотреть ваши записи.
– Конечно, можно. Мы… О, привет, Ральф. Ты, наверно, еще не знаком со своим новым боссом. Доктор Каро Сомс-Уоткинс, доктор Ральф Иган, ваш ассистент. Правда, временный.
Иган кивнул Каро, шлепнулся на стул и объявил без всяких предисловий:
– Я как раз насчет этого. К сожалению, мне не придется поработать с новым боссом. Из Лос-Анджелеса меня просят выйти на службу в больницу раньше, чем мы договаривались. Один из их хирургов скоропостижно умер от разрыва аневризмы, и они хотят, чтобы я приступил к работе не позднее чем через две недели. Мне ужасно неприятно бросать вас в трудную минуту, ведь доктор Сомс-Уоткинс только что приехала, но если ты позволишь…
Джулиан переключился на новую тему почти сразу:
– Мы как-нибудь обойдемся без тебя. Пересмотрим график операций. Тем более сейчас уже идет собеседование с еще одним хирургом. Поздравляю тебя, Ральф. Дядя Джон будет в восторге. – Поздравления прозвучали вполне искренне.
Иган взахлеб рассказывал о своем новом месте работы. Совсем недавно Каро твердо рассчитывала на что-то подобное, но теперь, увы, об этом нечего было и думать. Она тоже поздравила Игана.
У нее вдруг зачесалась левая щека, и она поскребла ее ногтями.
– Что касается графика операций, – сказал Джулиан, – первой на очереди остается Лоррейн. Может быть, сегодня вечером ты покажешь Каро все, что… ну, что там нужно хирургам для того, чтобы взяться за работу, и завтра вы вдвоем сможете сделать операцию?
– У меня все материалы, которые подготовили мы с Дэвидом, в том числе и анализы и план операции Лоррейн. Я пришлю их вам по электронной почте, и если хотите, мы их сможем вместе изучить. Какое время вас устроит?
События развивались слишком быстро. Каро вовсе не была настроена оперировать завтра. Она даже не решила, останется ли здесь, а чтобы принять решение, ей требовалось больше информации. Но от того, что она ознакомится с материалами Игана, вреда не будет, напротив, они могут помочь ей наконец-то решить, что сказать Джулиану.
– Час дня вас устроит?
– Отлично. Можно встретиться в больничном холле. Прошу меня извинить, но мне нужно еще сделать несколько телефонных звонков. Рад был познакомиться, доктор. – И он поспешно вышел.
– Дядя Джон?.. – вопросительно проговорила Каро.
– Ральф мой двоюродный племянник. Лоррейн, ваша первая пациентка, – моя сестра. Так что о секретности можно не беспокоиться.
– Но почему требуется такая строгая секретность?
Джулиан подался вперед, поставив локти на стол.
– Каро, вся эта затея в целом – переворот в науке. Сама операция не так уж сложна; по крайней мере, так мне говорил Иган. Насколько я понимаю, для нее вовсе не требуются ваши способности. Но дело принципиально новое. В свое время мы протрубим о своих достижениях на весь мир, но на данный момент у нас нет юридической защиты. Мы должны быть крайне осторожными.
– И поэтому вы должны находиться за пределами Соединенных Штатов?
– Совершенно верно, – кивнул Джулиан, и на этот раз его улыбка была не столь располагающей. – Готовы изучить записи?
– Да. – Она встала и пошла за ним, стараясь не замечать неожиданно возникшего зуда в спине.
* * *
В Третьем крыле все выглядело точно так же, как и накануне.
– Вы же знакомы с контрастной ФМРТ, – сказал Джулиан. – И, может быть, уже знаете, что визуализация зрительных образов осуществляется по изображениям контрастной ФМРТ путем декодирования иерархии сложной мозговой активности. Для этого используется метод машинного обучения с включением глубоких нейронных сетей. Затем генераторная сеть усиливает изображения и уточняет их. В итоге получается видеозапись, построенная так же, как старые кинофильмы – из множества быстро сменяющихся изображений. Еще до первого сеанса я тренировал систему ВЗО на распознавание конкретных образов в моем мозгу. Я сто двадцать два часа пролежал на этой койке, – он указал на больничную функциональную кровать, – рассматривая все более сложные изображения. Кошка. Кошка на заборе. Кошка, готовящаяся пройтись по забору. Кошка на земле. Кошка…
– Я поняла, – сказала Каро.
– Когда на выходе ВЗО стало появляться практически то же самое, что было у меня перед глазами, мы перешли к движущимся изображениям – кошка, прыгающая с забора, и тому подобное. Со временем машина научилась распознавать практически все, о чем я думал, пока был подключен к ней.
– То есть читать ваши мысли?
– Да – из зрительных областей мозга, пока я подключен к оборудованию. К сожалению, слуховые зоны такой обработке не поддаются. Лоррейн уже прошла такой же цикл машинного обучения. В базе хранятся ее данные, а также данные еще нескольких человек, которым предстоит имплантирование. Моя команда несколько лет занималась разработкой базового программного обеспечения. В дальнейшем такого продолжительного обучения не потребуется, когда-нибудь можно будет и совсем обойтись без него, потому что в базе уже будет хороший запас. С каждым установленным имплантом машина получает новые знания.
