Kitobni o'qish: «Дети капитана Гранина. Нерпа моя глупая (сборник)»

Shrift:

* * *

Дети капитана Гранина

Пошли мне Бог берег, чтобы оттолкнуться, мель, чтобы сняться, шквал, чтобы устоять.
Молитва моряка

…В правилах любви и в правилах судоходства есть нечто общее. И те и другие включают в себя множество подпунктов, обычно прописанных мелким шрифтом, которые ленится читать глаз и которые все же имеет смысл вызубрить и впоследствии соблюдать. В противном случае, решив переспать с мужчиной (равно как решив преодолеть простор океана), вы рискуете испытать удар стихии ураганной силы. И только особы, наделенные исключительной силой духа, смогут выйти победителями в этой схватке.

Все ее любовники были людьми солидными, обстоятельными и вполне приличными. Все они любили ее, заботились о ней и даже иногда, случалось, звали замуж. Но она почему-то не спешила, словно понимала, что обычное женское счастье, построенное по привычным схемам, не ее удел.

В ответ на предложение руки и сердца она благодарила смельчака, окружала его еще бо́льшей лаской и при этом произносила твердое «нет». Ее отказ был так мягок и так комплиментарен, что отвергнутый жених сохранял к ней пожизненную благодарность и искреннюю деятельную преданность.

– Чего ты ждешь?! – вопрошали подруги.

– Черт его знает, – уклончиво отвечала она.

Она действительно не знала, она просто чувствовала, как, выражаясь словами писателя, чувствуют «животные своим сильным и породистым телом движение джунглей». Именно так она, особа вполне романтичная, оценивала свою осторожность в брачных вопросах.

Зоя Абрикосова была всегда склонна к медицине. Уколы куклам, медведям, перебинтованные котята и хомяки – все детство она неутомимо лечила, помогала, сочувствовала. Слово «ветеринар» в те далекие годы ей давалось с трудом, а потому на вопросы о будущей профессии маленькая рыжая девочка отвечала, что станет врачом. Правда, в школьные годы по химии Зоя имела тройку, а потому после десятого класса поступила не в институт, а в медучилище. И именно там, на последнем году обучения, Зоя неожиданно написала стихи о медработниках и прочитала на одном из театрализованных представлений, которые к праздникам устраивало училище.

Стихи неожиданно для автора напечатали в профессиональном журнале, и Зоя решила, что ее будущее – поэзия. Близкие люди, имеющие представление о творчестве, пробовали предупредить ее: дескать, хлеб поэта тяжел, труд же адский, непременно нужен талант. А слава… Слава мимолетна. Но из этих разговоров ничего не выходило – Зоя смотрела на всех огромными зелеными глазами и, поправляя рыжий локон, нараспев повторяла:

– Мне кажется, что это мое призвание. Я прямо чувствую в груди поэзию.

Беседующие переводили взгляд на пышную грудь Зои и только обреченно вздыхали.

К тридцати годам Зоя стала очень красивой женщиной, неплохой медсестрой и… отвратительной поэтессой. Ситуация осложнялась тем, что она предпочитала писать стихи о Прекрасной Даме и ее многочисленных рыцарях. Дорогу в большую литературу поэтессе Зое Абрикосовой проложил критик Зубов, который влюбился в нее, когда она, молоденькая медсестра, приходила к нему на дом делать уколы от люмбаго. Зубов имел огромное влияние в Союзе писателей, бесчисленное множество друзей в издательском бизнесе и многочисленных культурных фондах, а потому тоненькие, изданные в неизменно утонченно-пастельных тонах книжицы Зоя стала выпекать как блины. Связываться с Зубовым никто не хотел, а потому все отделы поэзии книжных магазинов были завалены этой перламутровой поэзией.

Книжки не раскупались, менее везучие поэты и поэтессы злобно шептались и открыто посмеивались – или просто косили взглядом, если Зоя оказывалась поблизости, а особо рьяные острословы утверждали, что иметь на даче пару упаковок сборников Абрикосовой – прямо-таки жизненная необходимость.

– Я в мангал сначала Абрикосову кладу, а потом уже уголь. Там бумага отличная, никакого розжига не надо, – примерно так упражнялись они в остроумии, подхватив шутку одного из них.

Зоя прекрасно знала все это, но ее красота, а другими словами, уверенность в себе позволяли быть великодушной к недоброжелателям и завистникам. Зою не оставляла уверенность, что стихи у нее прекрасные, а все сплетни идут от женщин, которые завидуют ее рыжим кудрям, белоснежной коже и тонкой талии.

В экономику своего творчества она предпочитала не вникать. Зоя как-то так удачно устроилась в жизни, что, несмотря на мизерную зарплату медработника, всегда была при деньгах, длинных шубах и изумрудных сережках. Критик Зубов, по причине годов, от своей протеже не требовал верности, но по-прежнему оказывал покровительство. Ему льстил образ мецената и благодетеля. Зоя была человеком благодарным – в ее уютной, дорого обставленной квартире Зубова всегда ждали искреннее сочувствие, внимательный взгляд, ласковое слово и рюмка дорогого коньяка.

Оказалось, что практичная Зоя была неисправимым романтиком-идеалистом. Рыцари без страха и упрека, дамы, нежные, страдающие и влюбленные, – все эти персонажи были ей близки, и сама она порой чувствовала себя героиней своих поэм.

– Какое лицо! Какая фигура! Ей бы в кринолинах ходить, веер в руках держать и в обмороки падать, – знакомые восхищались Зоей, а потом тихо добавляли: – Но, по-моему, глупа…

Зоя Абрикосова не была глупа. Она просто хотела рыцарства во всех смыслах этого слова. И пыталась найти проявления рыцарских качеств в любом мужчине, который встречался на ее пути.

Однако это в стихах все было благопристойно и возвышенно, в жизни все оказалось намного грубее. Так, однажды у Зои Абрикосовой появилась тайна. Не какая-нибудь пустяковая вроде принятого дорогого подарка от почти незнакомого назойливого мужчины и не государственная, о которой молчат с гордостью. Тайна была болезненная, неловкая и типично женская. Зоя Абрикосова сделала аборт.

В дорогой клинике, куда она приехала с небольшой дорожной сумочкой, ее встретил врач. Это был не старый медлительный доктор, видавший на своем веку много всего такого, а потому снисходительно-добрый, и не строгая тетка с грубым голосом, резкими манерами и трепетная в душе, поскольку делала аборты, будучи старой девой, и всегда желала иметь ребенка. Зою Абрикосову, начитавшуюся всякой мелодраматической литературы и готовившуюся увидеть уже знакомых персонажей, встретила молодая красивая девица с огромными золотыми украшениями, в кокетливом белом халатике и с той миной, которая дала основание кому-то написать: «Они лечат людей с таким лицом, словно чистят рыбу». Девица окинула Зою равнодушным взглядом и промолвила:

– Коммерческая?

– В смысле? – не поняла Зоя.

– Платная пациентка?

– Да, – кивнула Зоя.

– Кто за вас платит?

Зоя моментально покраснела, вплоть до ложбинки в глубоком декольте. За себя она платила сама – и это обстоятельство делало ситуацию, по ее мнению, еще более неприличной. Выходило, что, наигравшись, ее бросили, как какую-нибудь беспородную собачонку.

– Видите ли, отец ребенка, отец возможного ребенка, он сейчас в отъезде, у нас временные проблемы, одним словом… Мы вынуждены пойти на этот шаг, а потому я пока… Пока он…

– За вас платит страховая компания? Или вы – физическое лицо? – Девица не проявила никакого интереса к сложностям Зои и отца предполагаемого ребенка.

– О господи! Вы об этом… – теперь уже побледнев, ахнула Зоя и пробормотала: – А я тут… Я физическое лицо, физическое лицо…

– Поднимайтесь на второй этаж, – несколько раз щелкнув по клавишам, бесстрастно проговорила врач, – оформляйтесь, потом спускайтесь ко мне. Процедура назначена на тринадцать часов. Вещи взяли?

– Да, – кивнула Зоя, ощущая непреодолимое желание расплакаться.

– Тогда жду вас.

В тринадцать часов Зоя дала себе слово никогда больше не встречаться с мужчинами. В четырнадцать часов она, согретая теплым одеялом и успокоенная тишиной отдельной палаты, облегченно плакала в подушку. Слезы носили явно гормональный характер – потому что Зоя и сама не понимала, о чем плакала, а уж объяснить это кому-то… Плакала обо всем понемногу, а наплакавшись, заснула. И разбудила ее няня, о которых Зоя читала в добрых книжках.

– Красавица, давай-ка я тебе супчика принесу, – негромко проговорила пожилая сухонькая женщина, склонившись к Зоиному лицу и ласково похлопав ее по плечу. – Во-первых, положено – ты деньги платила. Во-вторых, тело твое ничего еще не поняло. Оно есть запросит, а тебе скоро уезжать надо. Не дай бог, что в дороге случится.

Выспавшаяся Зоя совершенно не планировала есть, ей хотелось быстрее оказаться дома. С рыданиями поблагодарив няню, Зоя поднялась с кровати и быстро собрала вещи.

Через полтора часа, усевшись в машину, она машинально взглянула на себя в зеркало. Никакой бледности, ничего такого, что напоминало бы о мучительной процедуре, о предшествующих ей днях безумного обжорства и тошноты, о слезах в подушку, о сценах с заверениями, убеждениями, о ссорах со злосчастным отцом теперь уже неактуального ребенка. В зеркале была та же самая Зоя, какой она была и два месяца назад, и полгода, и год. Зоя тряхнула рыжими локонами и включила зажигание. Покинув больничную стоянку, она довольно лихо проехала перекресток и съехала на набережную. Узкая Яуза уже покрылась желтой пудрой весенних тополей, вдоль бордюров метались липучие почки, а сама набережная была забита стоящими в гигантской пробке машинами. Зоя сделала несколько бессмысленных маневров, схлопотала от мужчин-соседей пару раздраженных автосигналов и сдалась. Она поняла, что проехаться с ветерком, чтобы выдуло из головы и души происшедшее сегодня и все то, что ее мучило последний год, не получится. Оставалось набраться терпения и, чем-то заняв голову, покорно следовать в этой веренице. Зоя включила музыку и стала вспоминать.

…Артур был настолько хорош собой, что многие женщины даже не решались в него влюбляться. Эти многочисленные дамы разных возрастов окружали Артура плотной стайкой, как окружают морского гиганта мелкие рыбешки. Только если в морской пучине все определялось желанием перехватить кусочек, недоеденный господином, то здесь дело было во внимании, которое Артур распределял, исходя из своего настроения.

Зоя Абрикосова в орбиту начинающего, но уже очень известного актера не попала. Во-первых, на момент их знакомства Зоя находилась, как она выражалась, «в связи». Во-вторых, Зоя была очень правильной. Она справедливо рассудила, что от мужчины, который, как петух в курятнике, позволяет себе командовать, покрикивать и капризничать, ничего хорошего ждать нельзя. Нужно пояснить, что Зоя в первую очередь ценила в мужчинах душевность. Артуру же, озабоченному актерской карьерой, свалившейся славой, поклонницами и фанатками, было не до души.

Когда однажды приятель Зои, театральный обозреватель, привел ее на премьеру, она еле-еле досидела до первого антракта. По ее мнению, премьер играл отвратно, к тому же «тянул одеяло на себя», не давая коллегам раскрыть образы своих героев.

– Это просто – «пшик»! – наклонилась Зоя к своему спутнику. – Так даже на детских утренниках не играют!

– Согласен, – просто ответил обозреватель, – но успех будет иметь бешеный. Сейчас спрос на таких красавцев.

Зоя раздраженно пожала плечами – ей было жаль потраченного времени, хотелось вернуться домой и довести до конца генеральную уборку. Зоя была женщиной хозяйственной и аккуратной.

– В антракте зайдем к нему, хочу об интервью договориться, – прошептал приятель. – Надо успеть первым. Через полгода к нему не подступишься, помяни мое слово.

– Как знаешь, – махнула рукой Зоя, – но я так не думаю. Истерик самый настоящий!

– Это манера такая. В жизни он удивительно легкий и радостный человек.

– Ну сходим, сходим. Только ненадолго.

В антракте Зоя, к своему удивлению, очень быстро поменяла свое мнение – в отсутствие поклонниц и зрителей актер был спокоен и приятен.

– Вы меня удивляете, – искренне сказала Зоя, – я вас вижу не впервые, но каждый раз это совершенно другой человек. Свита вас делает крайне неприятным, искусство резким, а общение тет-а‑тет – очень обаятельным. Кто вы, мистер ИКС, на самом деле?

Актер улыбнулся – и сердце Зои рухнуло в область селезенки. «Его красота – это не красота. Это воплощение мужественного совершенства!» – подумала Зоя. Она все-таки была еще и поэтессой и распознала в облике актера что-то от рыцаря Круглого стола. Хотя, скорее всего, дело было в богатом и романтическом воображении Зои.

Театралкой Зоя не стала, но бывать там, где иногда бывал Артур, ей оказалось интересно. Она издалека наблюдала за теми страстями, которые разыгрывались вокруг, и понимала, что молодой актер – талантливый манипулятор. «Я никогда бы не позволила себе ввязаться в подобные игры!» – думала Зоя усмехаясь и наблюдала за поклонницами, которые находились между собой в состоянии постоянной войны. Актер взирал на это с капризным величием, и только когда рядом оказывались близкие друзья, он превращался в милого воспитанного человека.

– Вы – поэтесса? – спросил он как-то Зою.

– Да, – ответила та и почему-то не стала уточнять, что основным местом ее работы является поликлиника.

– Это удивительно, – искренне признался Артур, – но я даже не могу себе представить, как это можно – сочинять стихи! И, кстати, музыку. Я могу воспроизвести чьи-то переживания, но не в состоянии выразить свои.

– И при этом вы умеете предстать в совсем другом обличье, – тоже искренне похвалила его Зоя.

– Ах, ну что вы! Это всего лишь актерство! – сокрушенно воскликнул Артур. – Ваше ремесло более возвышенное. Вы – художники, творцы. В то время как мы, актеры, всего лишь копиисты, хотя порой очень талантливые.

Зоя задумалась. Она не была утонченной интеллектуалкой, но житейская мудрость и годы общения с литераторами давно позволили ей сделать вывод, что талант – это вопрос количества усилий, а творчество, как заметил классик, это когда «не добиваешься, а ждешь». Ждешь вдохновения, полета души. Отношение мужчин к стихам Зои заставило ее сделать еще один вывод – успехи в творчестве определенным образом вознаграждают женщину за неравное положение в обществе, за скрытую дискриминацию.

Она не могла согласиться с Артуром, что актеры всего лишь копиисты, но комплимент в адрес поэтов ей был приятен. Тем более что актер пустил в ход свое самое грозное оружие – он пристально смотрел на Зою пронзительными черными глазами. «Нет, никакой он не рыцарь Круглого стола! В роду у него цыгане, это точно! В крови у него вольница полей, непостоянство ветра и горячность породистых скакунов!» Душевный романтизм заставил Зою прибегнуть к цветистым сравнениям. Впрочем, она тут же подумала: «Но я не попаду под эти чары!» – и, безо всякой связи, неожиданно для себя произнесла:

– Приезжайте ко мне, я вам кое-что покажу!

Зоя сама понятия не имела, что она покажет Артуру, но фраза вырвалась из души.

По дороге домой она себя кляла – пригласить почти незнакомого человека, да еще пообещать что-то показать! Что она ему покажет? И почему у нее не держится язык за зубами! Кстати, он моложе лет на десять! Ну, если не на десять, то на пять – это точно! Зоя заглянула в зеркальце заднего обзора – ее возраст на ее лице, конечно, не отражался, но все же…

Гость пожаловал неожиданно – зазвонил мобильный телефон. Зоя произнесла «алло» и услышала в ответ:

– Зоя, вы не возражаете, если я заеду к вам сегодня вечером?

Зоя возражала, поскольку у нее были другие планы.

– Я могу приехать позже, когда вы освободитесь…

Зоя растерялась – Артур настаивал, а это свидетельствовало о двух вещах. Первое – она ему понравилась, второе – что-то случилось и ему нужна помощь.

– Что-то случилось… – какого бы высокого мнения Зоя о себе ни была, но смешно выглядеть в глазах мужчины не хотелось.

– И да, и нет… – интриговал Артур.

– Приезжайте, – решительно произнесла Зоя и на всякий случай пошла мыть свои роскошные рыжие волосы.

В этот вечер все представления поэтессы Абрикосовой о мужчинах были перевернуты с ног на голову. Оказалось, что не менее привлекательной, чем сила и мужественность, могут быть слабость, растерянность и даже беззащитность. Зое совершенно неожиданно пришлось выслушать захватывающий рассказ о театральных интригах и завистниках.

– Я вас не пойму, – Зоя с забранными наверх локонами сидела в своем любимом бархатном кресле и чувствовала себя героиней романов Бальзака, – вы так успешны, так блистательны на сцене. Да и в жизни… Может, вам недостает опыта. – Зоя запнулась, помолчала, а потом со значением произнесла: – Но на вашей стороне темперамент, молодость!

– Да, вы правы, – отвечал Артур, который, в свою очередь, играл что-то из Стендаля, – но я, видимо, не умею хитрить. Я простодушен, невнимателен к интригам, слишком доверчив.

Услышав это, Зоя не могла не улыбнуться – молодой красавец притворялся ягненком, но верилось в это с трудом.

Впрочем, еще через два часа Зоя уже так не считала. Она впечатлилась тем рассказом, который услышала, – обеспеченное детство и внезапный приступ неподчинения родительской воле, театральное училище, труппа одного известного московского театра. Из повествования следовало, что непослушание – это случайность, а всем своим успехам молодой человек обязан внешности, в то время как ему бы хотелось, чтобы в первую очередь обращали внимание на его способности.

– Это крайне тяжело – слишком вы красивы. – Зоя произнесла эту фразу просто, как произносят ее мамы, бабушки или дальние родственницы, а не женщины, очарованные мужчиной.

– Быть может, мне об этом много раз говорили… – вздохнул Артур. Впрочем, без страдания.

Разговор в эту их первую встречу был долгим, с неизбежными воспоминаниями, и только когда поздно вечером Артур уехал, Зоя спохватилась и обнаружила, что ничего такого сверхординарного они не обсуждали, по сути, у гостя ничего не произошло, и визит его был вызван, наверное, совсем другими обстоятельствами. Какими – Зоя старалась не думать, слишком она была очарована черными глазами.

В этот период у Зои был состоятельный поклонник, который делал все, чтобы Зоя чувствовала себя маленькой капризной девочкой. Ее творчество он воспринимал так, как родители воспринимают художества своего младенца.

– Как славненько! – произносил Зоин любовник, после того как она зачитывала новое стихотворение. – Умничка моя! А еще и укольчики делает отлично, и капельницы ставит, и еще, наверное, зверюшек умеет лечить…

Поначалу Зою это умиляло. «Действительно, я и стихи пишу, и профессию серьезную освоила!» – с гордостью думала про себя она. Но потом все это стало ее раздражать. Неуместный сюсюкающий тон, нарочитое восхищение и обязательные смешки ее, автора большого числа поэтических сборников, очень обижали и возмущали.

– Ты легкомысленно относишься к тому, что я делаю. Не важно, идет ли речь о стихах или об инъекциях витамина В₂, – однажды не выдержала Зоя.

– Ну, будет тебе губки дуть! – тут же начал подлизываться любовник. – Я ничего не понимаю в стихах, это во‑первых! Во-вторых, Зоенька, я не могу без снисхождения относиться к женским занятиям! Ну, не ругайся и не обижайся!

Зоя не ругалась и уж не особенно обиделась, но в душе поселилось недовольство. Амплуа «маленькой девочки» ей наскучило, она чувствовала потребность в утверждении своей творческой личностной значимости. А потому, когда актер выбрал ее «доверенным лицом», она безоговорочно, даже с удовольствием признала свое старшинство. Ей вдруг понравилось выглядеть опытной, много пережившей женщиной. Тем более что ее и Артура связывало творчество – они многие вещи понимали с полуслова.

Впрочем, говорил в основном Артур. Каждую их встречу, а теперь они были почти ежедневными, актер рассказывал Зое театральные новости, сплетни, советовался по поводу ролей и вообще вел себя так, словно Зоя была близким родным человеком, от которого у него не могло быть тайн.

– Я так понимаю, что актер не имеет права жениться? – произнес однажды Артур.

– С чего ты это взял? – Зоя удивленно уставилась на него.

– Семейная жизнь растворяет эмоции, разбавляет, делает их менее густыми. Мы выкладываемся в жизни, а на сцену сил уже не хватает!

– Это зависит от темперамента, – улыбнулась Зоя, – а потом, ты же сам утверждал, что актер – это ремесленник. Что это чисто техническая профессия.

Артур кивал, соглашаясь со своей мудрой подругой. Сначала их встречи происходили у Зои дома, но потом, постепенно, Артур и Зоя стали появляться вместе и в театре, и в ресторанах, и в гостях. Следствием этого был громкий и невежливый разрыв Зои с состоятельным любовником и переполох в стане поклонниц Артура.

– Подумай! Он моложе тебя! У него таких – с десяток! – восклицал бывший Зоин любовник.

– Откуда взялась эта старуха?! – вторили поклонницы Артура.

А иногда даже звонили Зое. И многозначительно молчали.

– Алло, алло! – кричала Зоя в ответ, а потом, повернувшись, говорила Артуру: – Что за женщины тебя окружают?

– Женщины как женщины! – пожимал плечами красавец и неизменно добавлял: – Конечно, с тобой сравниться никто не может!

Зоя улыбалась, польщенная. Близкими их отношения стали быстро – Зоя даже не успела задуматься как следует, как вторые ключи от ее квартиры оказались у Артура. Он обычно приезжал к Абрикосовой после репетиций и проводил весь вечер на диване у телевизора. Зоя беспокойно хлопотала по хозяйству – этой непривычной ролью она просто наслаждалась. Очень приятно было заботиться о другом, тем более что эта забота не ограничивалась только приготовлением вкусной еды. Зоя почти с материнской нежностью расспрашивала Артура о проведенном дне, о трудностях спектакля, о столкновениях с режиссером. Она уже была убеждена, что Артура недооценивают, что интриги коллег не дают проявиться его таланту в полной мере. Она уже знала всех актеров театра, их характеры, вкусы, была в курсе их домашних дел. Но больше всего ей теперь нравилось ходить в театр. Артур, к ее огромному изумлению, настаивал на том, чтобы она присутствовала на всех его спектаклях.

Сидя в директорской ложе, она ловила взгляды и слышала шепот. Зое это было приятно, но еще приятнее было то, что Артур ценит ее внимание. Явный патернализм их отношений Зою не только не смущал – ощущение превосходства и сознания того, что на тебя смотрят как на опору, будоражило кровь и повышало самооценку. Зоя Абрикосова расправила хрупкие плечи и взвалила на себя все проблемы красивого молодого человека. Ею был заведен большой ежедневник, куда тщательно записывались все планируемые встречи, все мероприятия, все телефонные звонки. Абрикосова, без всякой просьбы со стороны Артура, подняла на ноги знакомых, которые могли быть ему полезны.

– Зачем тебе это надо? – спрашивали ее порой те, к кому Зоя обращалась. – Он и так известен. Таланта там немного, но появился он в нужное время и в нужном месте. Твой Артур – продукт своего времени.

– Сделайте это для меня, – отвечала нараспев Зоя.

Устоять перед зелеными глазами Зои было нелегко – и в газетах появлялись хвалебные рецензии, отзывы, интервью. Не было ток-шоу, на которое не приглашали бы Артура, а в театре поговаривали, что сам Шульц – всемирно известный немецкий режиссер – приедет делать для него спектакль. Зоя удовлетворенно улыбалась, гордая успехами своего подопечного. И совершенно не удивлялась, что тот ни разу ее не поблагодарил. Более того, когда ее близкая подруга заговорила с ней на эту тему, Зоя оскорбилась:

– Ты представляешь, как будет выглядеть его благодарность в этой ситуации?! Он моложе, у нас отношения, он отлично понимает, что подобными словами поставит меня в неловкое положение!

Подруга только удивленно подняла брови.

Впрочем, на окружающих Зоя не обращала внимания – она с удовольствием жила по новым правилам. Оказалось, что не так уж трудно договориться, не прибегая к женским чарам, оказалось, что вокруг много знакомых, готовых прийти ей на помощь, оказалось, что деятельная активная жизнь гораздо интереснее, чем та тихая, неторопливая, которую Зоя Абрикосова вела в тени успешных, сильных мужчин. Конечно, Зоя догадывалась, что дело еще и в любви. Без любви она не смогла бы так вдохновенно убеждать нужных людей в таланте своего протеже. Но и любовь была другая. Сама Зоя, часто исподтишка наблюдая за Артуром, признавалась себе, что в этой любви важен не объект, а само чувство с его новым, еще неизведанным ритмом.

Их интимные отношения с самого начала напоминали супружеские – поскольку страсти было немного. Там оказалось больше уюта, покоя, ласки. Зоя впервые проявляла больше активности. Артур же покорно и ласково, как болезненный ребенок, принимал эту активность. Иногда по ночам Зое казалось, что ее жизнь вполне устроилась – мужчина-любовник, он же друг, он же единомышленник, он же объект материнской заботы, ученик, подопечный. «Это просто какой-то педагогический Эрос!» – не без иронии думала Зоя. Стихи она забросила, ей было некогда – как в городе отлично пишется о настоящей природе, так в присутствии любви о любви почти не пишется.

Беды или трагедии, со всеми ее атрибутами, о которых так деликатно намекали внимательные Зоины подруги, не случилось. Артур исчез из жизни Зои так же внезапно, как и появился. В один прекрасный день он не приехал и не позвонил. Наутро испуганная Зоя примчалась в театр и, предчувствуя близкий обморок, разыскала его в артистическом кафе. Артур беззаботно завтракал булкой и кефиром. Увидев Зою, он как ни в чем не бывало улыбнулся, помахал рукой и почти насильно усадил Абрикосову рядом на стул.

– Что-то случилось? – прошептала Зоя, очень стараясь, чтобы окружающие ничего не поняли.

– Ничего не случилось, – беспечно пожал плечами Артур. – Кефира хочешь?

– Не хочу. – Зоя еле сдерживалась. Так ей хотелось кричать, выяснять… – Я тебе звонила, телефон выключен был. Ты почему вчера не приехал?

– Не смог. – Артур по-прежнему улыбался спокойно, расслабленно.

– А почему не позвонил?

– Закрутился…

Зоя ничего не поняла. Она не поняла, что можно так просто не приехать. Так просто не позвонить. И вообще так просто взять и изменить то, к чему оба уже привыкли.

– У тебя появилась другая? – спросила она.

– Да нет, когда она могла бы появиться?

– Так почему же ты вчера не приехал?!

– Не смог.

– Можно было же позвонить! Почему не позвонил?

– Закрутился.

Зоя посмотрела на Артура – и у нее от бессилия душа сжалась в комочек, а вместо сердца образовался большой воздушный шар. Казалось, он вот-вот лопнет.

– Я поеду. – Зоя встала, все еще надеясь, что ее удержат, что-то объяснят, откроют страшную тайну – и все станет на свои места.

Но Артур лишь кивнул и бросил:

– Хорошо.

Зоя вышла из театра, села в машину и почувствовала отвратительный запах автомобильного освежителя воздуха. «Господи! Как я могла его купить!» – подумала она и поняла, что некоторые ее подозрения не напрасны. Но вместо радости теперь эти открывшиеся обстоятельства могли доставить ей только огорчения. Зоя была беременна.

Ей необходимо было пережить несколько недель плохого самочувствия, две встречи с Артуром, которые закончились ее слезами, и один вечер, в который она приняла решение. Наутро она уже ехала в больницу.

Подруги Зои узнали о случившемся и протрубили общий сбор.

– Завтра я задержусь, – закончив разговор по мобильному, твердо заявила Соня, одна из подруг Зои Абрикосовой, посмотрела на своего мужа, который угрюмо жевал бутерброд с сыром.

– Да хоть вообще не приходи! – с готовностью отозвался муж.

Соня вздохнула. Они были женаты уже столько лет, а привыкнуть к грубости супруга она так и не смогла. По первости подобные ответы становились причинами их ссор – Соня, в которой смешалась цыганская и польская кровь, была одновременно и темпераментна, и невероятно упряма. Надежду перевоспитать мужа она не оставила до сих пор. Со временем эта надежда трансформировалась в тягучую и удушающую способность с непреклонной уверенностью в собственной правоте «пилить» благоверного. Вот и сейчас она спокойным, ровным голосом начала:

– Ну зачем ты так?! Мне же неприятно слышать такие слова. Ты же мог ответить по-другому. Например: «Дорогая, что случилось? Почему вернешься поздно? Может, тебя встретить?»

Соня произносила все это словно автомат, только еле различимые модуляции ее голоса позволяли распознать волнение. Волнение действительно было – подруга Зоя Абрикосова попала в беду. Ей требовалась поддержка и помощь. И откладывать встречу было никак нельзя. Соня знала, что муж обязательно устроит скандал, и теперь важно было, чтобы это случилось сейчас, до встречи с подругами – и тогда завтра не придется сидеть и мучиться от неотвязных мыслей о предстоящих разборках дома.

Муж внимательно посмотрел на корочку хлеба, которая осталась от бутерброда, слизал с нее масло и остаток бросил в тарелку. Чай он допил залпом.

– Что я буду спрашивать?! – наконец проговорил он. – Что у вас там может случиться?! Болтовней со своими курами-подругами будете заниматься. И учти, встречать я тебя не намерен!

«Слава богу! – мысленно перекрестилась Соня. – Все идет как по маслу».

Вслух же она сказала:

– Конечно, сама доеду. Только тебе совершенно незачем сердиться. По телевизору хорошая программа, да и ребрышки свиные я тебе приготовлю.

Соня ласково бубнила – она знала, что муж будет дуться ближайшие два-три часа, потом замолчит, словно немой, но к завтрашнему дню успокоится. Действительно, муж против обыкновения не поставил посуду в посудомойку, не убрал со стола газету, а надевая костюм, демонстративно выбрал самый не любимый Соней галстук. «В этой твоей ядовитой удавке только на новоорлеанские похороны ходить!» – Обычно, увидев на муже галстук в черно-желтые ромбы, Соня намекала на его чрезмерную броскость.

– Дай-ка я тебя чмокну! Удачи! – Соня, невзирая на демарш мужа, была ласкова. Она поднялась на цыпочки и клюнула благоверного в щеку, прежде чем он хлопнул дверью.

– Люда! – проводив мужа, Соня набрала телефон их общей с Зоей Абрикосовой приятельницы. – Все нормально, завтра вечером встречаемся у Зойки. Я кое-что приготовлю, ты вина купи! Мой? А что мой? Надулся и ушел на работу! Это тебе хорошо – у тебя муж со стажем.

Соня повесила трубку и оглядела дом. Работы было выше головы, но ее следовало оставить на вечер – на службе за опоздание могут и премии лишить.

Зоя Абрикосова, Соня Потыль и Люда Сурова подружились в школе. Тогда, пятнадцатилетние, они сблизились по территориальному признаку – жили на одной улице и на занятия шли одной дорогой. Сейчас их, тридцатилетних, связывала трогательная, полная заботы и участия дружба. Эта дружба была лишена женской зависти – каждая в своей жизни почти достигла того, о чем мечтала, но, главное, они все были лишены иллюзии, что друг (в данном случае подруга) может быть единственным. Это детское заблуждение, такое свойственное и людям взрослым, порождало обиды, ревность и интриги. Зоя, Соня и Люда отлично понимали, что в течение жизни их может свести судьба с людьми и приятными, и близкими по духу, и преданными, и что этих людей надо ценить, и что отношения с этими людьми никоим образом не могут повлиять на их общую дружбу.