Kitobni o'qish: «Карамельные неприятности», sahifa 3

– Здрасте, Зинаида Викентьевна! – приветствовал ее Анатолий. – Вы меня не узнаете?

– Вроде бы лицо знакомое… – задумалась старушка и поманила Анатолия в глубину коридора под слабую лампочку. – Нет, не могу вспомнить!

– А я к Лене раньше часто приходил. Толя Зевако. Не вспомнили?

– Ах, ну да, конечно… Толечка… Только ведь Леня здесь давно уже не живет… Им квартиру дали, а здесь бабушка его осталась. А как бабушки-то не стало, то Леня комнату на себя оформил. Заходит он редко, последний раз прошлым летом был…

Лицо Анатолия разочарованно вытянулось.

В общем, он чего-то подобного и ожидал…

– И вы, конечно, не знаете его нового адреса?

– Ну, как тебе сказать… – Старушка задумалась.

Адрес Ленин она, естественно, знала, но Маркиз строго-настрого запретил давать его кому бы то ни было. И телефон тоже. Но с другой стороны, ведь это Ленин старый приятель…

– Что мы в дверях-то стоим! – спохватилась она. – Проходи, хоть чаю попьем, а то такой холод.

В квартире днем никого не было: обитатели этой огромной дремучей коммуналки были людьми случайными, надолго не задерживались и старались поменьше в ней находиться.

– Что у вас с отоплением происходит? На улице не скажешь, что жара, все-таки начало апреля, снег еще не сошел, – спросил Анатолий, грея руки о чашку.

– Ох, и не говори! – вздохнула Зинаида. – Тут на пятый этаж въехал какой-то, ремонт сделал – уж стучали-стучали, сверлили-сверлили, я прямо извелась вся. И что-то там перепутал в батареях, теперь горячая вода только к нему поступает, а остальные этажи в холоде сидят. Прямо как на Северном полюсе! Жаловались мы в ЖЭК, заявку писали, а что толку? Он сантехников не пускает – ремонт дорогой, ничего, мол, не знаю, ничего переделывать не стану!

– Бывает, – вздохнул Анатолий, – люди разные попадаются…

– Тут все собрались жильцы, пошли к нему – просить по-хорошему, – продолжала Зинаида, – куда там! Сначала из-за двери матюгами орал, а после дверь открыл вот на такую щелочку, а оттуда бультерьер морду как высунет!

– У него еще и бультерьер есть? – удивился Анатолий.

– И какой страшный! Злобный такой, зовут Лютик…

– Лютик?!!

– Угу, Малюта Скуратов полное имя. Такой злобный! Марии Кондратьевны болонку с третьего этажа чуть на куски не разорвал, из пасти выхватить едва успели! Так вот этот, сверху-то, и говорит – если еще сунетесь, дверь раскрываю без предупреждения, а там уж пеняйте на себя – Лютик разбираться не станет, кому руку отхватит, кому еще чего важное… Грубиян!

– Страшное дело! – посочувствовал Анатолий.

После чая и воспоминаний о старых добрых временах, когда и солнце светило ярче, и люди были отзывчивее, и булка мягче, и колбаса вкуснее, старушка расчувствовалась и выдала Анатолию нужный адрес.

– Ну, я на вокзале переночевал, а утром к тебе рванул. И решил пошутить маленько, – смущенно признался Зевако, – загримировался под тебя по памяти и иду себе. Ты, Леня, мало изменился, потому что встречные соседки со мной здоровались, консьержка, опять же, душевно приветствовала. Слушай, нравишься ты ей – страшное дело! Вся так и расплылась – ах, Леонид Петрович, дорогой, как поживаете? И даже краля твоя ничего не заметила, обругала только, что сам не мог ключом дверь открыть. Правда, моська ее что-то разлаялась, но она ее с собой унесла.

– Это не моська, а чихуа-хуа, – обиделся Леня, – он-то точно нас не спутал бы…

Тут он вспомнил о предательском поведении собственного кота и помрачнел. И Лолка тоже хороша – впускает в дом кого ни попадя. Где ее хваленая наблюдательность?

В это время за окном послышался знакомый лай – это Пу И снова провоцировал здоровенного соседского ротвейлера.

– О! – оживился Леня. – Лолка идет! Сейчас мы кое-что устроим…

Лола пришла из парикмахерской раздраженная, потому что причесали не так, как она хотела. Она хотела сделать прическу под Николь Кидман, а бестолковая парикмахерша хоть и осветлила волосы, но все перепутала и причесала ее под Шарлиз Терон. Еще она рассердилась на Пу И – ведь сколько раз просила не злить соседскую собаку, а этому паршивцу как об стенку горох! Соседский ротвейлер умом не блистал, но нрав имел незлобивый, маленьких собачек он просто не замечал, считая не стоящими внимания. Разумеется, нахального чихуа-хуа такое положение вещей совершенно не устраивало. Сидя у Лолы на руках, Пу И принимался облаивать ротвейлера, и, надо полагать, тявкал такие оскорбления, какие не мог простить ни один уважающий себя пес. Пу И было мало того, что как-то разозленный ротвейлер встал на задние лапы, стремясь достать ненавистного наглеца чихуа-хуа, и перепачкал Лоле всю куртку. Второй раз взбешенный пес повалил Лолу вместе с Пу И на землю, и хозяин едва сумел его оттащить. Сегодня Лола была начеку и успела ворваться в лифт за долю секунды до того, как ее настигли клыки ротвейлера.

– Пу И, ты наказан! – раздраженно крикнула она и бросила песика на телефонный столик, зацепив поводок за вешалку. – Будешь сидеть тут весь вечер!

Пу И нисколько не испугался, он знал, что нервы у него крепче, чем у Лолы, ей первой надоест сердиться, так что еще назовут бедненьким и накормят ореховым печеньем.

– Леонид! – закричала Лола. – Ты совершенно распустил собаку! Он черт-те что себе позволяет!

Леня на кухне сильно удивился – если Лола ругает своего драгоценного чихуа-хуа, стало быть, песик и вправду очень провинился. Обычно у Лолы были виноваты все вокруг, но только не Пу И.

Лола вошла в кухню, продолжая ругаться, однако слова застряли у нее на языке, потому что Леня был не один. Напротив него за столом сидел мужчина точно в такой же домашней рубашке – шерстяная, в крупную серо-синюю клетку. Мужчина поднял голову, улыбнулся, и кухня закачалась перед Лолой, как палуба круизного лайнера. Ей показалось, что в глазах двоится. За столом сидели два ее компаньона, два Лени Маркиза. Они одинаково подняли правую руку, одинаково взъерошили волосы, одинаково помотали головой… Лола слабо ахнула и аккуратно сползла по стенке на пол.

Очнулась она от знакомого встревоженного голоса:

– Лолочка, детка, открой глаза! Очнись!

Лола помотала головой и зажмурила глаза еще плотнее.

– Лола, ничего не случилось, я все объясню!

Не открывая глаз, Лола заткнула уши.

– Надавать по щекам и все дела! – сказал кто-то рядом.

Лола тихонько приоткрыла один глаз. Над ней склонились два Лени Маркиза, у одного лицо было озабоченное, а у второго – откровенно сердитое. Лола задумалась, какой Леня ей больше нравится, выходило, что первый, тот, который не собирается драться. Однако тут этот первый посмотрел на второго и пробормотал неуверенно:

– Может, и правда отлупить по щекам? А то никак не очнется…

Лола решила, что она ненавидит обоих, и открыла глаза. Никакой мистики, ее дурачат, это ясно.

– Лолочка, – обрадовался Маркиз номер один, – это же приятель мой, Толя, в гриме!

Маркиз номер два что-то сделал с лицом, потом снял парик.

– Ну и гады же вы! – с чувством высказалась Лола. – Так можно человека до инфаркта довести!

Анатолий засмущался и вышел в прихожую.

– Ой, кто это? – послышался его удивленный возглас.

Пу И укусил его за палец, оторвал крючок от вешалки и своротил на пол телефонный аппарат.

На следующее утро Лола встала пораньше, однако Маркиз уже пил кофе на кухне.

– Привет, тебе налить? – поднял он голову от газеты.

– Угу, – промычала Лола.

Он отвернулся к плите, тогда Лола, сбросив под столом розовые тапочки, неслышно подкралась к нему сзади и изо всех сил дернула за волосы.

– Ой! – Слезы брызнули из глаз, да еще горячий кофе выплеснулся из турки прямо на ногу. – Ты рехнулась? – завопил он.

– Рехнешься тут после того, что вы вчера устроили, – пробурчала Лола, – я хотела проверить, настоящий ты или поддельный.

– Да я это, настоящий! – простонал Маркиз, ощупывая макушку. – Надо же, как больно. И так там волосы плохо растут, а еще ты дергаешь!

– Жалко, что все не выдергала, – злорадно ответила Лола. – Ленька, я так не могу! У меня нервы на пределе! Во сне сегодня видела манную кашу, а ты знаешь, как я ее ненавижу! Я как тебя вижу – сразу думаю, что это не ты. Зачем ты притащил в дом этого типа?

– Тише! – шепнул Маркиз. – Он услышит и обидится, комната для гостей рядом. И потом, при чем тут я, если ты сама его впустила?

– Он меня обманул! Он представился тобой!

– Ты ведь говоришь, что знаешь меня как облупленного, прекрасно меня изучила за эти годы, а купилась на дешевый трюк!

Лола замахнулась, чтобы как следует треснуть этого негодяя Леньку по затылку, но тут в дверях кухни появился слегка сутулый мужчина прилично за пятьдесят с очень длинными руками. Он обвел кухню маленькими глазками-буравчиками, подозрительно принюхался и облизнул красные губы. Лола попятилась к Маркизу.

– Здрасте, Артур Васильич! – растерянно пробормотал Леня, но тут же опомнился: – Ну, Толька, ты даешь! Классно! Это директор цирка наш бывший, Щекотило – ну вылитый! Просто один к одному!

Анатолий в образе Щекотило сделал было шаг к Лоле, но разглядел в ее глазах что-то для себя неприятное и бочком выбрался из кухни.

– Леонид! – звенящим голосом сказала Лола. – Я тебя официально предупреждаю, что если этот тип немедленно не уберется из нашей квартиры, уйду я. Это не шутки и не капризы. Я так не могу. Уйду, и Пу И заберу с собой, собака тоже нервничает. А вы тут как хотите – можете гримироваться хоть под Чикатило, хоть под Джека Потрошителя!

Явился кот и подошел потереться к Лоле, этим он выражал свою солидарность. Леня переглянулся с Аскольдом, понял, что он в меньшинстве, и отправился на переговоры к приятелю.

Решили, что нужно Анатолию переезжать в ту самую коммуналку, под крылышко к Зинаиде Викентьевне.

– Слушай, но там же жить невозможно! – поежился Анатолий. – Холод как в морозильной камере. Там какой-то бандюган устроил самоуправство, теперь отопление не работает.

Леня внимательно выслушал всю историю и расстроился. Зинаиду Викентьевну он помнил с детства, а теперь подкармливал понемногу и старался всячески облегчить старушке жизнь. Он пораскинул мозгами и решил приспособить талант Анатолия послужить общему делу.

– Говоришь, этот тип сейчас в командировке?

– Да, старуха бормотала что-то, что он месяц отсутствует, месяц дома живет, такой у него режим.

– Тогда едем к Зинаиде, пускай этого соседа сверху подробно описывает!

Маркиз припарковал машину возле своего старого дома в Апраксином переулке, заглушил мотор.

– Ну что, – он обернулся к Анатолию, – готов?

– Само собой! – Анатолий набычился, надвинул кожаную кепку на самые глаза и грозно задвигал желваками. Он входил в образ великого и ужасного Валентина Хруща, жильца из квартиры на пятом этаже.

– На ком бы тебя проверить… – протянул Леня, вылезая из машины.

В это время из подъезда вышла маленькая аккуратненькая старушка в тщательно завитых седых кудельках и в допотопной шляпке с искусственными цветами и фруктами, с такой же аккуратненькой, такой же престарелой и такой же кудрявой болонкой на поводке. Увидев выбирающегося из машины Анатолия, старушка испуганно ойкнула, подхватила свою болонку на руки и припустила в сторону сквера, растерянно бормоча:

– Пойдем отсюда скорее, Зизи, а то он выпустит своего крокодила… как всегда без намордника и без поводка…

– Ну вот и проверка. – Леня довольно усмехнулся. – Можно сказать, что местное население тебя признало!

Закрыв машину, приятели направились в жилконтору.

В жилконторе, как обычно, происходило повседневное вавилонское столпотворение. Одну сторону коридора занимала очередь в бухгалтерию – растерянные жильцы, которые безуспешно пытались разобраться со счетами за коммунальные услуги, во время вынужденного ожидания оживленно обменивались неквалифицированными советами. В другом конце этого же коридора толпились страдальцы, пытавшиеся прорваться на прием к технику-смотрителю. Некоторые из них, несмотря на теплый день, были обмотаны шерстяными шарфами и кофтами, как наполеоновские солдаты во время отступления из Москвы. Это, несомненно, были те, у кого дома не работало отопление. Они настолько промерзли, что не могли согреться даже в душном и жарком жилконторском коридоре. При виде Анатолия, загримированного под Валентина Хруща, эти несчастные засверкали полными ненависти взорами, однако никто из них не решался на прямой конфликт – Хрущ был известен в окрестностях своим крутым нравом.

Растолкав запуганных жильцов, Анатолий пробился к двери кабинета и схватился за ручку.

– Извините, сейчас моя очередь… – проговорил бледный интеллигент в пальто неопределенного цвета и сползших на кончик носа крупнокалиберных очках.

– Чего?! – Анатолий, окончательно вжившийся в образ Хруща, повернулся к осмелившемуся протестовать интеллигенту всем телом и смерил его презрительным взглядом. – Ты, хомяк недокормленный, ты с кем это разговариваешь? Тебе что – срочно захотелось в палату интенсивной терапии? Так я это запросто могу устроить!

Интеллигент поправил очки, разглядел своего обидчика, испуганно хрюкнул и задним ходом ввинтился в плотную толпу товарищей по несчастью.

– Больше нет недовольных? – строго осведомился фальшивый Хрущ и, не дождавшись ответа, вошел в кабинет. Маркиз проследовал за ним в качестве бесплатного приложения.

– Ничего не могу сделать, – автоматически проговорила моложавая, сильно накрашенная тетка, восседавшая за обшарпанным столом, не поднимая глаз на посетителей. – На ближайшие два месяца все расписано. Могу записать заявку на июнь…

– Чего? Отопление будешь в июне ремонтировать? – протянул фальшивый Хрущ, остановившись перед столом техника. – На фига мне в июне твое отопление?

– Гражданин, не хулиганьте! – процедила тетка. – Или вам придется покинуть помещение…

– Ты хоть глаза-то подними! – рявкнул Анатолий. – Погляди, с кем разговариваешь! Или столько краски на веки нашпандорила, что уже и поднять их не можешь? Тебе, как Вию, для этого посторонняя помощь требуется?

Смотрительница удивленно подняла взор, разглядела посетителя и переменилась в лице.

– Валентин Степанович! – испуганно проблеяла она. – А я вас не ожидала… меня проинформировали, будто бы вы в командировке… Я очень извиняюсь…

– Извиняется она! – Анатолий набирал обороты. – Ты лучше не извиняйся, а дело делай!

– Так ведь… вы же возражали насчет отопления… я уж все заявки на июнь перенесла… чтобы вас не беспокоить…

– Раньше возражал, а теперь не возражаю! – гаркнул Анатолий.

– Это вы точно? – пролепетала тетка. – А вы потом претензий не будете предъявлять?

– Если я сказал – значит, все точно! У меня всегда так! Только чтобы быстро! У меня времени нету с вами сопли жевать! Сей момент посылай ко мне своего инвалида умственного труда, пока я не передумал! Чтоб одна нога там, а другая тоже там! Пускай подключает чего надо!

– Сию минуту… – Смотрительница потянула из кармана мобильник, потыкала в него толстым пальцем с квадратным фиолетовым ногтем и торопливо проговорила: – Макаронов, это Лариса Мамедовна! Ты чем сейчас конкретно занят? Сию секунду бросай свой засор и перебазируйся в двадцать шестую квартиру! Насчет отопления… да, в двадцать шестую! Да, хозяин в наличии! Да, не возражает! Я тебе что сказала? Перебазируйся срочно, пока он не передумал! А на этот засор… да, правильно понимаешь!

– Все, Валентин Степанович! – рапортовала она Анатолию. – Можете идти к себе по месту прописки. Через три минуты сантехник будет в вашем полном распоряжении!

– То-то! – строго проговорил Анатолий и покинул кабинет.

– Да, Толик, в тебе пропадает великий артист! – с уважением произнес Маркиз, когда приятели покинули коридор жилконторы. – Станиславский, и тот сказал бы «Верю»!

– Не знаю никакого Станиславского, – гордо ответил Анатолий. – Техника-смотрителя убедить гораздо сложнее, чем этого твоего Станиславского!

Приятели поднялись на пятый этаж и остановились перед квартирой Хруща. Обещанный сантехник еще не появился, но в данной ситуации это было им только на руку. Леня достал свою знаменитую отмычку и приступил к работе. Замки у Хруща, как и следовало ожидать, были серьезные, и Маркизу пришлось попотеть. Однако через три минуты дверь была успешно открыта, тем самым еще раз подтвердив известную аксиому, гласящую, что замки существуют только для честных людей.

Только коллеги вошли в квартиру и огляделись, как на лестнице послышались тяжелые шаркающие шаги, и на пороге появился сантехник Макаронов из жилконторы, более известный среди жильцов как дядя Чирик. Это свое прозвище Макаронов получил еще в советские времена, когда за любую услугу требовал с жильцов десять рублей, или чирик, как тогда называлась эта купюра. Если жильцы возмущались его аппетитами, дядя Чирик ухмылялся и отвечал:

– А тебя никто не принуждает. У нас полная свобода совести. Хочешь – плати, не хочешь – бегай в сортир на Витебский вокзал. Если, конечно, добежишь.

– Здорово, хозяин! Ну, показывай, где тут у тебя что! – проговорил дядя Чирик, войдя в квартиру.

Прихожая сразу наполнилась неповторимым ароматом, состоявшим из многолетнего перегара и запаха засорившейся канализации.

– Сам разбирайся! – огрызнулся Анатолий, который не ориентировался в чужой квартире и ничем не мог помочь сантехнику.

Впрочем, тот быстро нашел нужное место, и вскоре из чулана возле туалета донесся его сдавленный голос:

– Тут, это, стенку ломать придется… а вот здеся – плитку бить… иначе мне никак к этой трубе не подобраться!

Дядя Чирик высунул голову из чулана и выжидательно уставился на фальшивого Хруща. Он ждал, что хозяин придет в ужас от обрисованной перспективы и начнет переговоры, чтобы за определенную мзду сохранить в целости свою недавно отремонтированную квартирку. Но Анатолий спокойно ответил сантехнику:

– А мне по барабану! Ломай что хочешь!

– Вот, значит, как? – мрачно отозвался дядя Чирик. – Ну, ежели ты так, то будь спокоен, уж я постараюсь! – И он угрожающе взмахнул тяжелым молотком.

– Да делай ты что хочешь! – отмахнулся Анатолий и отправился вместе с Маркизом в обход квартиры.

Квартира ему очень понравилась.

В ней имелись три просторные комнаты, отделанные с замысловатой роскошью, пользующейся безусловным успехом среди полукриминальной публики, – масса завитушек, килограммы позолоты и немыслимые инкрустации. Сильнейшее впечатление произвел на Анатолия огромный камин, отделанный густо-зеленым малахитом, с двумя колоннами из фальшивого мрамора по сторонам. Понравилась ему и кровать размером с футбольное поле, под огромным балдахином, не очень уступающим размерами занавесу Большого театра. Поразила его деревянная, ярко раскрашенная статуя нарядного мавра с бронзовым канделябром в руке, служившая украшением столовой. Но когда Анатолий увидел потрясающую чугунную ванну на бронзовых львиных лапах, он окончательно утратил дар речи.

Когда наконец упомянутый дар к нему вернулся, Анатолий повернулся к Маркизу и заявил:

– Слушай, а чего я буду твою соседку стеснять, эту… как ее там… Викентьевну? Чего я в той твоей коммуналке не видел? Что я там делать буду? С остальными жильцами перед дверью сортира собачиться? Может, я лучше здесь пока поживу, в этой квартире? Тем более что хозяин вернется не скоро… уж тут-то меня точно никто искать не будет!

– А что? Я не возражаю! – согласился Леня. – Местная общественность тебя уже как будто признала, так что с этой стороны препятствий не возникнет…

– Одно только плохо, – насупился Анатолий, разглядев огромный бар, оформленный в виде уменьшенной копии афинского Акрополя. – Больно уж тут много всякого спиртного… Как бы мне того… Как бы ненароком не сорваться! Я уж сколько времени держусь, а тут боюсь не устоять… Главное, все такие напитки классные! Знаешь, как трудно будет воздержаться…

– Ну, с этим мы быстро разберемся! – Маркиз выглянул в коридор и окликнул: – Эй, дядя Чирик, можно тебя на два слова?

Заинтересованный сантехник не заставил себя долго ждать. Он появился на пороге комнаты в окружении своего неповторимого профессионального аромата.

– Ну, в чем вопрос?

– Не вопрос, а предложение. Можешь взять на память о нашей встрече все это богатство, – и Маркиз представил взору изумленного Макаронова пару десятков разноцветных бутылок коллекционного вина, дорогого, выдержанного французского коньяка, настоящего лиссабонского портвейна лучших производителей, двадцатилетнего односолодового виски, бельгийских ликеров…

– Я эти шампуни вообще-то не очень, – поморщился дядя Чирик. – От них ничего хорошего, окромя отрыжки… Мне бы чего попроще… беленькую, или, на худой конец, портвешок… Ну да ладно, коли задаром – так и быть, возьму… Задаром, так отчего не взять… – И он оперативно переложил содержимое бара в свой чемоданчик с инструментами. Половина бутылок туда не влезла, и дядя Чирик попихал их в допотопную авоську.

Пристроив старого приятеля на новую квартиру, Леня пошел по своим делам. Собственно, дело у него было на данный момент одно – помочь Анатолию Зевако избавиться от смертельных неприятностей, а для этого следовало разобраться в запутанном деле, куда Толька влез исключительно по собственной глупости и легкомыслию.

Проработав в цирке несколько лет, Леня Марков приобрел много полезных навыков. Но важнее ловкости рук и умения не сдаваться в любой, самой неприятной и неожиданной ситуации было чувство солидарности. Когда твоя жизнь зависит от того, удержит ли напарник в зубах тонкий канат, на котором ты висишь, или сумеет ли помощник вовремя закрыть клетку с голодными львами, ты учишься доверять. Без доверия артист не сможет работать в цирке.

Анатолий доверился Лене, обратился к нему за помощью, а цирк заставил Маркиза твердо усвоить одну истину: брось все и помоги товарищу. И как можно быстрее. Так что следовало поспешить.

Немножко беспокоило Леню то, как посмотрит на дело Лола – ведь Леня собирался работать даром, а Лола такого очень не одобряла. И вообще она работать не любила, всегда норовила отлынить и притвориться беспомощной. Пока что Маркиз оставил свою боевую подругу в ванне с душистой пеной. Она пила шампанское и подпевала арии Джильды из «Риголетто», пытаясь таким способом залечить душевные раны от общения с шутником Анатолием.

Маркиз вошел в подъезд вслед за симпатичной девушкой с таксой на руках. Такса была не в духе и сердито тявкнула на Леню, когда он послал ей одну из своих самых обворожительных улыбок. Девушка тоже была не в духе и вообще его не заметила. Она прошла к лифту, Леня же притормозил возле стеклянной кабинки, в которой, как рыба в аквариуме, обитала консьержка.

Консьержка не обратила на него никакого внимания.

Это была энергичная особа пенсионного возраста с коротко стриженными, обесцвеченными волосами, в полосатом свитере домашней вязки, обтягивающем пышные формы, и в круглых очках, съехавших на кончик носа.

Она жила полной и разносторонней жизнью, подобно Юлию Цезарю делая одновременно четыре важных и увлекательных дела: перед включенным на полную громкость телевизором читала желтую бульварную газету, прихлебывала из большой фаянсовой кружки фруктовый чай и разговаривала по телефону. На столе перед ней, кроме стопки газет и журналов, лежало несколько детективов в ярких обложках и пакет с дешевыми конфетами.

По телевизору шла передача про торговлю живым товаром.

– Прошу прощения! – вежливо обратился Леня к столь занятой особе и постучал по стеклу согнутым пальцем. Та даже не повернулась в его сторону.

– Пардон, мадам! – повторил Леня значительно громче и снова постучал в стекло.

На этот раз его заметили, реакция консьержки была даже слишком бурной. Она всем корпусом повернулась к посетителю, отвесила челюсть и округлила глаза. Однако чай не расплескала, и кружку поставила на стол вполне аккуратно.

– Ой! – вскрикнула она неожиданно высоким голосом. – Как вы меня напугали!

– Прошу прощения, это не входило в мои планы! – ответил Леня, послав ей точно такую же обворожительную улыбку, как таксе минуту назад.

– Вы ваще кто? – От испуга консьержка мгновенно перешла к подозрительности: – Вы как сюда вошли? Я вам конкретно дверь не открывала!

– Пресса проникнет куда угодно! – отозвался Маркиз, продемонстрировав бдительной особе подходящее к случаю служебное удостоверение. – Корреспондент еженедельной газеты «Ужасы и кошмары».

Название он прочел на той газете, которую перед его появлением читала консьержка.

– Да что вы говорите? – От подозрительности женщина перешла к живейшему интересу. Должно быть, она вообще отличалась быстрыми сменами настроения. – Это моя любимая газета! – сообщила она Лене и кокетливо поправила бесцветные волосы.

Тут же у нее снова произошла смена настроения, и в глазах опять загорелась подозрительность:

– А вы конкретно к кому? Конкретно с какой целью? Конкретно в какую квартиру?

– А я конкретно к вам! – сообщил ей Леня, продолжая лучезарно улыбаться.

– Да что вы? – Взгляд консьержки опять потеплел, и она придвинулась к стеклу. – А по какому конкретно вопросу?

– По вопросу убийства, – проговорил Леня, таинственно понизив голос. – Конкретно – по вопросу убийства Маргариты Михайловны Окунь. Если вы владеете достоверной информацией, я запишу с вами интервью. Для первой полосы.

– И с фотографией? – Женщина плотоядно облизнулась.

– Непременно!

– Ой, только не причесана я… Я же не знала, что такой случай… – Консьержка высунулась в окошечко и громко зашептала: – Насчет информации – это я не знаю, а только я вам всю правду скажу! Это он ее убил!

– Кто? – таким же громким, взволнованным шепотом осведомился Маркиз.

– Муж! – выпалила консьержка.

– Вы уверены? – Маркиз позволил себе добавить в голос крошечную дозу сомнения.

– Еще как!

– А откуда у вас эта уверенность?

– Поверьте мне, молодой человек! – Консьержка выразительно подняла брови. – Уж я-то знаю жизнь! Я знаю людей! Убийца – всегда муж! Да вы просто любую передачу поглядите! Хоть ток-шоу, хоть сериал какой-нибудь про криминал – первым делом подозревают мужа! Да вы хоть моего Викентия возьмите, покойника! Ведь только и мечтал, как бы от меня избавиться!

– И в итоге что с ним случилось? – из вежливости поинтересовался Маркиз, – потому что с вами, как я вижу, все в порядке.

– Попал под машину, – бестрепетно сообщила консьержка. – Под мусоровоз.

– А каких-то конкретных фактов об этой семье вы не знаете? – зашел Маркиз с другой стороны. – Какие у них были отношения и все такое…

– Плохие, – не задумываясь выдала дама. – А у кого они хорошие-то? Вот у меня с моим мужем, покойником…

Леня понял, что ничего конкретного здесь не узнает, и сделал следующий шаг:

– А вы знаете их домработницу?

– Александру-то? – На лице консьержки появилось презрительное выражение. – Ну, знаю… да только ничего в ней нету интересного! Нестоящая особа! Никогда не остановится, не поговорит со мной… больно уж много о себе воображает!

– А сейчас она дома? Или после смерти хозяйки уволилась?

– Чего это она уволилась? – консьержка недовольно фыркнула. – С таких денег кто же по своей воле уволится?

– Так значит, дома?

– Нет! – Дама, похоже, начала сердиться. – В химчистку ушла! Вот буквально пять минут назад, как раз когда передача началась! Ой, я же из-за вас все пропустила!

– Химчистка где? – коротко осведомился Маркиз.

– Да рядом тут, в торговом центре.

– Александра как выглядит? – рявкнул Леня, потеряв терпение. – Молодая, старая?

– Средних лет, – консьержка от растерянности отвечала толково, – помоложе меня будет. Вида неказистого, волосы серые, сама бледная, одета кой в чем. Пальто такое, цвет ББ…

– Какой? – удивился Маркиз.

– Бывший бордо! – отрезала консьержка. – Сами увидите! – И она отвернулась к телевизору, давая понять, что разговор окончен.

Леня выскочил из подъезда и понесся в сторону торгового центра, где находилась химчистка. Консьержка не обманула – очень скоро он увидел впереди сутулую фигуру с большим пакетом в руках. Пальто и правда когда-то было бордовым, однако от долгой носки выгорело и вылиняло, и теперь на нем были сизые проплешины, а чернобурка на воротнике лезла едва ли не клочьями.

Все сходилось – и жуткое пальто, и неказистый внешний вид, только волос не было видно под свалявшейся вязаной шапкой фасона «мечта мигранта».

Леня в раздумье двигался следом за домработницей Окуня, прикидывая, как бы с ней познакомиться поближе и приватно побеседовать. Как только он увидел ее, то сразу понял, что с этой женщиной все его обычные номера не пройдут. Тетка была в самом неудобном для общения возрасте.

Молодую девицу Маркиз разговорил бы без труда: как уже не раз говорилось, его обаяние безотказно действовало на продавщиц магазинов косметики и парфюмерии, официанток маленьких кафе, сестричек в регистратуре районной поликлиники – словом, того контингента, из которого в советские времена набирали участниц в популярную передачу «А ну-ка, девушки!».

Женщины за тридцать тоже не были обойдены Лениным вниманием, но – странное дело! – отчего-то поддавались на его обаяние только особы интеллигентные, с высшим образованием: искусствоведы, библиотекари, музейные работники, если преподаватели высших учебных заведений, то обязательно остепененные или уж, на худой конец, аспирантки. И даже одна была доктором биологических наук.

Домработница Александра являлась овощем не из этого огорода. По прикидкам консьержки, было ей лет сорок пять, а со спины так и все пятьдесят, вряд ли на нее произвели бы впечатление Ленина обаятельная улыбка и хорошие манеры.

Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Какой-то ненормальный велосипедист – из тех, кто не может расстаться со своим двухколесным другом даже ранней весной, – проехал по лужам, Александра с визгом шарахнулась в сторону, поскользнулась и с размаху плюхнулась в грязный сугроб.

– Ах ты, паразит! Чтоб тебя! – закричала она, но парня уже и след простыл.

– Вы не ушиблись? – Леня был уже тут как тут и подавал женщине ее пакет.

Она ощупала руки-ноги и поднялась. Все было цело, даже пальто не слишком запачкалось, а может, на нем уже было не видно.

Леня подал ей утерянную перчатку и явно не спешил уходить. Консьержка и тут не подвела, она была бы прекрасным свидетелем: обрисованный ею портрет полностью соответствовал оригиналу. Лицо Александры было бледно, жидкие волосы мышиного цвета уныло свисали на щеки. Глаза смотрели тускло.

– Чего надо? – спросила домработница, с подозрением уставившись на Леню.

– Поговорить, – честно ответил он, – насчет хозяйки.

– Из милиции, что ли? – В глазах Александры еще больше прибавилось недоверия.

– Не-а! – безмятежно ответил Леня. – И не из газеты.

– А кто тогда?

– А вам не все равно? Побеседуем приятно за чашкой кофе и расстанемся, довольные друг другом.

– Не получится. – Александра неприязненно отвернулась. – Вы мне не нравитесь.