Kitobni o'qish: «Бугенвиллея цвета фуксии»

Погибнет всё.

Сойдёт на нет.

И тот,

кто жизнью движет,

последний луч

над тьмой планет

из солнц последних выжжет.

И только

боль моя

острей -

стою,

огнем обвит,

на несгорающем костре

немыслимой любви.

Владимир Маяковский

***

Таня

Хайфа, Израиль, август 2009

Таня Кувченко и сама не знала, как могло так получиться, что её размеренная, распланированная жизнь рассыпалась на глазах, а всё, что она сама была способна сделать – только смотреть на это, широко раскрыв глаза от изумления.

Диплом худо-бедно, но писался. Уже был виден свет в конце туннеля её образования. Она переехала жить к Лёше ещё в прошлом году в сентябре, и всё выглядело довольно сносно в её глазах. Лёшина мама, приехавшая навестить сына, а заодно и познакомиться с Таней, сначала смотрела на неё как-то странно прищуриваясь и временами морщась. Но потом, кажется, смирилась с выбором своего блудного сына и даже обняла Таню на прощанье перед отъездом в Орёл.

Это была усталая, обременённая годами женщина, довольно высокая, с волосами неопределённого цвета. Лицо её часто принимало замкнутое выражение. Было видно, что жизнь не часто баловала её, и Таня не осуждала её за холодность и отчуждённость. Тем более, что видеться им приходилось очень редко.

Всё было довольно просто и понятно в её жизни, пока сегодня она не зашла в интернет и не увидела эту фотографию в Фейсбуке. Её бывший одноклассник Славик попался ей на глаза. На снимке он смотрел куда-то в сторону с задумчивым видом человека, который не замечает, что его фотографируют. Видимо, эта фотография была выложена давно, ведь на ней он был в тёплом белом свитере, а за окном сейчас было лето, хоть и последний его кусочек. Даже в Питере, где Славик сейчас жил, вряд ли кто-то оделся бы так тепло. Значит, эта фотография была там уже давно, просто Таня, занятая своей ещё не совсем привычной, как ей ещё самой казавшейся заграничной, жизнью и новыми знакомыми, не заметила среди новостной ленты друзей этот пост.

Конечно, в Израиле, где она теперь обитала, было намного жарче, чем в знаменитом городе на Неве, но не до такой же степени, чтобы поменять местами времена года. Всё-таки они жили в одном и том же полушарии.

Что-то шевельнулось у неё в душе, и нахлынули сами собой воспоминания. Она всегда любила свою школу, свой класс. Они были удивительно дружны. Костяк их класса перешёл в школу ещё из детского садика. В старшей школе в каждом классе был староста. У них на этот пост сразу же назначили Славика Марина.

Таня очень его уважала, считала его самым умным мальчиком в классе. И недаром, ведь Славик много лет был их бессменным старостой и круглым отличником по всем предметам. Учился он всегда легко, участвовал во всех олимпиадах и постановках. И, что удивительно, при этом никогда не давил своим авторитетом, не всегда был самым заметным на вечеринках и днях рождения. Он просто был всегда самим собой – иногда молчаливым и задумчивым, иногда рассказывающим какую-то шутку и заразительно смеющимся вместе со всеми, но не вылезая вперед и не рассчитывая на всеобщее повышенное внимание. Это был ничем особо не приметный мальчик с тёмными, практически чёрными волосами, и умными тёмными глазами. Он сильно вытянулся с возрастом, но черты его лица не очень поменялись.

Примечательно, что он никогда не участвовал в романах, которые стали возникать у них в классе с определённого возраста и время от времени затрагивали и Таню, но как-то обходили Славика стороной. Ни у одной парочки из их класса не создалось серьёзных отношений, которые пережили бы их школьную жизнь. Славик всегда стоял особняком, и никому не приходило в голову, что он тоже может встречаться с кем-то из их или параллельного класса. Все эти перешёптывания о встречающихся, мелькающих иногда на их совместных вечеринках, и первые влюблённости, распадавшиеся, не выдержав испытаний долгих летних каникул, никогда не делали главным героем их старосту. Кажется, никому вообще и в голову не приходило, что их Славик тоже может влюбиться и закидывать снегом свою очередную зазнобу на школьном дворе зимой или приносить ей жвачки на переменках и помогать нести портфель после школы, когда завистливые взгляды никем не избранных одноклассников провожают таких счастливчиков до ворот школы.

Таня со Славиком вместе сидели когда-то за одной партой, куда их посадила прямо перед собой их классная руководительница Анна Михайловна. Таня чувствовала, что она любила их чуть больше других учеников. И поэтому, например, именно Таня со Славиком читали по ролям письма Онегина и Татьяны. Анна Михайловна преподавала русский язык и литературу. Пожалуй, она была самой любимой Таниной учительницей и классной руководительницей, в то время как предыдущие сменялись почти каждый год.

Честно говоря, Таня тогда надеялась сесть вместе с Артёмом, по которому, правда, тайно вздыхала не только она, но и другие девочки, которых было больше, чем мальчиков в их классе. Артём, как внешне, так и по характеру, был полной противоположностью высокого спокойного Славика. Он был плотным мальчиком среднего роста, в очках, и постоянно рассказывал всякие интересные истории с неожиданным концом. Схожи они были лишь тем, что, как и у Славика, у Артёма тоже были тёмные волосы и карие, живые глаза. Артём танцевал в местном кружке бальных танцев, куда как-то пришла и Таня, надеясь на общение с ним вне школьных стен, и очень удивилась, обнаружив там и других своих одноклассниц.

Вместе со Славиком Таня просидела недолго. Как-то проводя педагогический эксперимент, которыми славилась, Анна Михайловна предложила недавно пересаженным на новые места ученикам, по желанию вернуться за их прежние парты. Таня, недолго думая, села обратно на место, которое занимала до "великого переселения народов". Дело в том, что это место находилось сразу же за Артёмом, и сидя там, она слышала все его шутки, видела его улыбающееся лицо, каждый раз, когда он оборачивался. Иногда она делала вид, что занята, и низко склонялась над тетрадкой.

Ей казалось, что Артём догадывается об её отношении к нему, и эта мысль беспокоила её. Она всматривалась в это беззаботное лицо и мучительно кусала губы. Пару раз Артём даже спросил её, над чем она так напряжённо размышляет, и Тане пришлось выдумывать какую-то отговорку.

Они жили в Ташкенте, учились в русской школе, которых становилось со временем всё меньше. Люди уезжали постоянно. Греки возвращались в Грецию, корейцы – в Корею. И все эти народы, поколениями жившие вместе, вдруг разъезжались кто куда, рискуя оказаться иммигрантами и чужаками на своей исторической родине.

"Настоящий исход из Египта!", как говорила их учительница иврита. Да, в какой-то момент Танина семья тоже решила "прикоснуться к корням", как назвал это папа, Владимир Леонидович. Сам папа был русским, но с маминой стороны бабушка Роза была еврейкой. Таким образом, Таня оказалась на четверть еврейкой, но зато "с правильной стороны", как продолжал шутить папа. Он воспринимал эти перемены довольно легко. Они с мамой вообще считали, что пережив полуголодные времена Советского Союза, а потом и его распад, смогут приспособиться к любым условиям, особенно ради детей.

Танин младший брат Антоша в общей кутерьме отъезда участвовал мало. Он заканчивал среднюю школу и музыкальную, играл на скрипке, фортепиано, гитаре. И продолжал жить в своем мире самого младшего в семье, о котором все всегда позаботятся, и поэтому беспокойства считал лишней тратой времени.

Таня очень любила разнообразие родного города. Её никуда не тянуло, но друзья со двора и приятели в школе уезжали, переезжали, исчезали постепенно из её жизни. Настал день, когда и Анна Михайловна позвала их – горстку оставшихся "стареньких" к себе домой попрощаться. Она тоже уезжала, в Россию.

После той встречи Таня вернулась домой задумчивая. Она не знала, что её ждет. С одной стороны, Анна Михайловна посеяла в душе Тани сомнения, когда после вкусного ужина и разговоров-воспоминаний, перешла с ними на серьёзный тон. Возникло обсуждение "за" и "против" отъездов. Анна Михайловна, как всегда, была мудра и терпелива. Она просто объяснила им то, что уже витало в воздухе и становилось понятным без слов – скоро их прежней жизни не будет, как не будет людей, составлявших эту жизнь.

Время покажет, что все они разъедутся по разным городам и странам и будут жить, изредка давая о себе знать в ставших модными социальных сетях и нечастых встречах на бывшей общей или любой другой нейтральной территории. С другой стороны, ещё сильнее захотелось Тане остаться с теми, кто останется, продолжать жить так, как раньше и не задумываться о будущем слишком уж всерьёз. Узбекский язык можно выучить, культура этой страны ей знакома, ведь она выросла в ней. Сомнения снедали и заставляли размышлять на темы, которые возникали непрошенными в Таниной голове.

Таня глубоко вздохнула. Оказывается, как давно это было! А ведь её никогда не покидало ощущение, что школа закончилась совсем недавно. Таня поддерживала общение со всеми или почти со всеми своими одноклассниками, по крайней мере с теми из них, кто был ближе ей со времён школы. И Славик был первым, кто нашёл её в сети и добавил в друзья. Они переписывались время от времени, поздравляли друг друга с праздниками и днями рождения, обсуждали новости общих знакомых.

Это было здорово. Такое общение дарило ощущение близости и возможность не теряться. Ведь каждый из них теперь попал в незнакомую страну и скучал по прежней жизни. Как хорошо, что можно было вспоминать о ней время от времени и жить с осознанием того, что ты не один такой. Есть ещё на земле человек, хорошо знакомый тебе, попавший в такую же ситуацию.

Так что же шевельнулось в её душе при взгляде на эту фотографию? Таня не сразу это поняла. Наверное, всё дело было в том, что Славик был снят с того самого угла, с которого она привыкла видеть его, сидя вместе за партой.

В классе они сидели в крайнем левом ряду. Она – ближе к проходу, а он – ближе к окну, слева от Тани. Доска висела справа, и для того, чтобы посмотреть на Славика, ей нужно было повернуть голову влево. Так он и был сфотографирован – сидящем и смотрящем на что-то справа от него, как будто читал с доски какое-то задание.

Таня вспомнила, что по пальцам можно было пересчитать разы, когда она что-то спрашивала у Славика. Он всегда казался ей таким умным, таким сообразительным, что она стеснялась показаться не такой умной и сообразительной, как он.

Вообще она не очень понимала тогда, как он к ней относился. Он всегда был очень хорошим, внимательным другом. "Мал золотник да дорог!" – как-то услышала она от него на уроке. И ей смутно показалось, что это имеет отношение к ней самой. "Наверно, он так утешает меня за то, что я невысокого роста" – подумалось ей тогда.

Но что же скрывалось за его добрым внимательным взглядом? За его желанием помочь, когда они оставались дежурными и должны были вместе убираться в классе? За его внезапным молчанием посреди разговора?

Славикина мама подошла к Тане поговорить после той истории с пересаживаниями. Пытаясь поймать Танин виноватый взгляд, она прямо спросила, почему же та отсела от Славика. Таня не нашлась, что ответить тогда.

А теперь она задумалась. И правда, почему? Артём сидел от неё справа на одну парту назад, так было даже удобнее – можно было бы в любое время обернуться и посмотреть на него.

Щелкнул замок входной двери, и Таня поспешно закрыла крышку ноутбука. Это был даже не ноутбук, а маленький нетбук, который она купила, когда нужно было проводить эксперименты для дипломной работы. Он был чёрный, практически плоский и захлопывался матовой чёрной крышкой.

Лёша вернулся домой. Быстрым размашистым шагом он сразу же прошёл в салон, где сидела Таня. Лёша всегда так ходил. Он вообще не любил терять времени даром. Он вошёл, и как-то сразу стало напряженно, пусто и в то же время одиноко. Как будто все Танины мысли разбежались по углам и вжались в стенки комнаты.

Вообще у них было три комнаты в этой съёмной квартире. И Таня хотела бы, чтобы это были отдельные зоны для каждого: одна комната для неё, другая для Лёши, а третья – общая, салон. Но он сразу же стал возмущаться, что они будут спать отдельно, и пришлось согласиться на другое разделение жизненного пространства – кабинет, совместную спальню и салон. И было это не очень удобно, потому что для того, чтобы поговорить в скайпе, приходилось вставать и уходить в салон. Книжку на ночь в кровати тоже нельзя было почитать – Лёше мешал свет.

Таня и сейчас сидела в салоне на диване с ноутбуком. Захлопнула крышку и так и осталась сидеть. Потом она всё же поспешно встала и осталась стоять на расстоянии в полшага до Лёши. Потом опустилась обратно на диван.

Почему-то при каждом Лёшином появлении ей казалось, что она должна бросать все свои дела и заниматься им. Пришел с работы – греть обед, проснулся – накрывать на стол завтракать. Вроде ведь так это всё и должно быть, но было какое-то неестественное напряжение в этих поспешных действиях, которые её саму раздражали и не добавляли теплоты в их отношения.

Но сегодня всё было по-другому. Та внезапно появившаяся мысль не давала Тане покоя. "А что если?.." – думала она. Что было бы с ней, если бы она не уехала так поспешно из родного города? Что бы произошло, встреться она напоследок со своими одноклассниками? Некоторых она и правда встречала случайно перед отъездом. Некоторых, но не всех. Со Славиком, правда, она общалась чуть дольше и, конечно, с Женей – своей школьной подругой. С ними она виделась вплоть до самого отъезда. Правда, Славику она позвонила где-то за неделю. Он предложил прийти помочь с вещами, но ей было неудобно. Она отказалась, и что-то недосказанное повисло тогда в воздухе. Может, именно с таким задумчивым выражением, как на той фотографии, Славик сидел в тот день дома?

Лёша тоже уловил на её лице оживление, которое породили эти новые мысли. Он сразу же заметил, что этим вечером Танино внимание не полностью уделяется ему. А так не должно было быть.

– И что ты всё прыгаешь сегодня? – поморщившись поинтересовался он.

И добавил:

– А я вот принёс тебе кое-что.

«Принёс кое-что» – это наверняка заслуживало внимания. Лёша редко что-то дарил Тане без повода. Он и так считал, что содержит её. Правда, это было не совсем верно. Таня хотела устроиться на работу в переводческую контору, когда поняла, что учёба подходит к концу.

Вместе с Лёшей они приехали на встречу с директором. Как помнится Тане, на ней тогда была белая юбка до колен и розовая блузка без рукавов – приближалось лето. Таня все равно захватила с собой лёгкий прозрачный шарф с бабочками на случай если будет прохладно в офисе. Она уже знала, что местный народ обожает холод и включает кондиционер ещё до наступления лета на низкую температуру.

Шарф не пригодился. В помещении было тепло. Директор встретил их на пороге своего кабинета и протянул Лёше руку. Лёша был серьёзен. Лицо его было, как всегда, непроницаемо.

– Минимальная зарплата, говорите? – усмехнулся он краешком рта, и Таня забеспокоилась.

Она уже рассказала директору, что знает русский, английский, подтягивает иврит, со словарём переводит с испанского и французского, и может даже помочь с переводом документов с узбекского языка. Она пока не может работать на полную ставку, так как ей осталось ещё доучиться, но будет приходить на полных четыре дня. Она может предложить свои услуги корректора русского языка. Её особенно интересовали переводы художественной литературы – ведь это всё равно что написать заново книжку, заранее зная сюжет!

Директор взглянул на Лёшу с любопытством:

– Видите ли, Татьяна, конечно, обладает обширными знаниями языков, но у неё пока нет опыта в переводческой сфере, – начал он.

– Большое спасибо, – кратко ответил Лёша и встал.

Таня тоже встала, сама не зная зачем, и схватила свой шарф. В мыслях она уже представляла, как будет приходить сюда по утрам пешком – контора находилась в четверти часа ходьбы от дома.

Они вышли на улицу. Таня всё ещё крутила в руках свой шарф. Разноцветные бабочки – синяя, зелёная, оранжевая – мелькали перед ней.

– Я не позволю, чтобы ты получала минимальную зарплату! – глухо сказал Лёша, не глядя на неё.

Таня едва поспевала за ним – так поспешно он удалялся от неё.

– Но мне совсем не нужно много денег, ведь ты так хорошо зарабатываешь, – говорила она. – И потом, это же только для начала.

– Не важно, ты найдешь работу получше.

Таня сомневалась в этом судя по количеству объявлений, хоть как-то связанных с её специальностью. Она вздыхала каждый раз, просматривая коротенькую ленту объявлений о трудоустройстве в Хайфе. В центре было намного больше предложений. И ей ближе было бы ездить в университет. Но Лёша был непреклонен. Он не намеревался тратить на дорогу от дома до работы больше чем полчаса. А работал он как раз в Хайфе.

Прямо на въезде в город, у железнодорожной станции Хоф а-Кармель расположился целый городок хайтека Матам со зданиями самых знаменитых компаний мира, таких как Интел и Майкрософт, не считая большого количества местных фирм. Лёша был программистом. Место, где он работал, было, конечно, не так знаменито, как мировые гиганты, расположившиеся по соседству, но зарплата и условия работы были на хорошем уровне.

Итак, намерение начать работать так и осталось не осуществлённым. При этом Таня догадывалась, что Лёша не одобряет того факта, что у неё нет стабильного дохода. Она подрабатывала случайными переводами и частными уроками, но это было не то. Ей хотелось быть более самостоятельной и самодостаточной.

Она приобретала одежду по скидкам, не позволяла себе покупать еду на улице, а вместо этого возила с собой бутерброды в университет. Лёша же одевался в хороших магазинах качественной одежды и не отказывал себе ни в чём. Вот и сейчас, как только вошёл, он поставил на стол коробку с новеньким ноутбуком.

– Сама не знаю, всякие мысли приходят мне в голову, – медленно проговорила Таня, отводя взгляд от этой коробки.

– Какие же например?

– Да ерунда, наверно.

Таня решила, что сейчас не время для таких разговоров. Тем более, что сама ещё во всём не разобралась. Какие-то новые чувства волной охватывали её. Новые и в то же время неуловимо знакомые, как будто она вспоминала что-то, и эти чувства возвращались к ней исподволь, следуя за старыми воспоминаниями. Так как при этих словах Лёша вопросительно посмотрел на неё, Таня все же решилась открыться и сказала:

– Думаю, как могла бы пойти моя жизнь, если бы обстоятельства сложились по-другому.

– Какие обстоятельства? Не так-то просто поменять свою судьбу.

Он опёрся спиной о косяк и сложил руки, готовясь, кажется, выслушать её. Может, этот разговор и правда был ему интересен? Лёша посмотрел на неё как-то странно, как будто только что задумался о её словах всерьёз, и сказал:

– Ты же не можешь быть кем-то ещё.

– Это я понимаю, дело не в этом. Наоборот, я хочу быть собой.

– Какой? Маленькой и некрасивой? – он криво улыбнулся при этих словах и покачал головой.

Эта его фраза сразу же остановила все её мысли, и Таня застыла глядя на него.

– Так вот как, значит, ты обо мне думаешь?

– Не обижайся, Таня. Ведь не всем красавицами быть! Это было бы даже неинтересно. К тому же, ведь именно такой ты мне и нравишься!

– Маленькой и некрасивой? – медленно повторила Таня.

Казалось, она не могла поверить в то, что правильно услышала и поняла его слова.

– Ну, не в этом счастье! – сказал Лёша поспешно, видимо, начиная понимать по Таниному лицу, что, возможно, сказал что-то не то.

Вдруг может так случиться, что в этот раз ему не сойдут просто так с рук его колкости.

– Да я вот сам… – неуверенно начал он.

– Да, верно, и ты не Аполлон!

Так начинался этот разговор, который позже перерос в ссору. И хотя Лёша приходил потом мириться, он не мог уже ничего изменить. Даже купленный ноутбук не повлиял на ситуацию. Изначально Лёша хотел взять новый компьютер себе, а старый отдать Тане, но сейчас он был готов довольствоваться своим старым, а новый предложить ей. Она же всё равно откажется! Она знает, что ему компьютер нужней. Зато это будет хороший повод помириться.

Но Таня никак не отреагировала на предложение, которое раньше оценила бы по достоинству. Она сидела в тёмном салоне с ногами на диване и думала, даже уже и не о Лёше, а о чём-то более важном. Или о ком-то?

Как всегда, внезапно стемнело, как будто нажали на кнопку и выключили свет. В Израиле вообще не бывает сумерек. И это волшебное время дня, которое так любила Таня, когда жила в Ташкенте, теперь отсутствовало в её жизни.

Она вспомнила, как там должно было быть сейчас. Летом до наступления темноты свет постепенно становился мягким, растушёвывая контуры предметов и силуэты людей. Начинала спадать жара. Можно было выйти на улицу и сидеть долго, никуда не торопясь.

Весной же в сумерки воздух приобретал невообразимый, розовый свет, и всё было освещено этим светом, как будто голубой купол неба меняли на розовый абажур. Этот воздух пах сиренью, вишней, акацией. Идёшь вдоль дворов – и всё цветёт. Лепестки опадают и стелются вдоль дороги белым ковром с самыми разнообразными оттенками – жёлтым с персиковых деревьев, розовым – с вишнёвых.

Зимой сумерки приобретали синий морозный цвет. Он сгущался, и рано темнело. На улицах зажигались фонари, и когда начинал идти снег, то город превращался в настоящую зимнюю сказку. Снег оседал на лапах елей и покрывал всё вокруг пушистыми белыми шапками.

Осенью свет сумерек казался золотистым от рассыпанной повсюду опавшей листвы. Малыши собирали из листьев букеты, подбирая красные, оранжевые и жёлтые цвета.

Таня вздохнула и ушла на кухню. Лёше в этот вечер пришлось остаться без её привычного внимания. Невидимый механизм судьбы был запущен. Неведомая, новая жизнь закрутила ими, расставляя всё по своим местам.

В тот вечер перед сном Таня непривычно долго смотрелась в зеркало. И правда, какая она? Никогда ещё эта мысль так не волновала её. Она видела своё лицо с задумчивыми глазами. Мама всегда говорила, что у неё с самого детства были эти не по возрасту пытливые глаза. Конечно, не красавица. Однако, и Леша мог бы показаться кому-то несимпатичным и нелюдимым.

Уже даже когда они близко общались, она часто ловила на себе его холодный, незнакомый взгляд. Особенно часто она натыкалась на него, когда чувствовала, что он смотрит ей в спину, и действительно, оборачиваясь, находила Лёшу, смотрящим на неё исподлобья в упор, как будто он что-то взвешивал в уме.

Но в хорошей компании друзей он оживлялся и становился совсем другим. Таким он ей и понравился. Она вспомнила, как впервые поймала себя на мысли, что он интересен ей, именно когда он что-то энергично рассказывал.

Но любила ли она его? И что значит, любить? Когда-то услышав выражение, что отношения – это работа, она поверила в то, что всю себя без остатка нужно отдавать тому другому, кто вошёл в твою жизнь. Так и начинались эти отношения с Лёшей – трудные, полные эмоций и напряжения. Женя же, Танина школьная подружка, вышедшая замуж сразу же после техникума, когда они с ней обсуждали этот вопрос, безапелляционно утверждала, что в браке должно быть удобно.

Много новых, непривычных мыслей роилось у Тани в голове в тот день. Ей было о чём подумать.

На следующее утро, дождавшись, когда Лёша ушел на работу, Таня собрала вещи и переехала к Лизе.

Лёша приходил вечером и пытался с ней поговорить, вернее, пытался убедить Лизу позвать Таню. Но та не показывалась. Она как бы отгородилась от своей недавней жизни плотным кольцом Лизиной заботы.

Лиза Гольц была с Таней и Лёшей на программе изучения языка. Она приехала в страну без родителей. Но это не мешало ей успешно адаптироваться и помогать в этом Тане. Может, сказывалась разница в возрасте – Лиза была старше на пять лет – но что-то снисходительно-милое было в том, как Лиза на неё смотрела. Так старшая сестра пытается понять и принять поступки своей младшей сестры, оставленной на её попечение родителями.

И теперь Лиза, ни слова не сказав, помогла Тане перебраться к себе. И хоть в Лизиной съёмной квартире было всего две комнаты, Таня устроилась в салоне, а немногочисленные Танины одёжки перекочевали из сумок и пакетов в Лизин видавший виды шкаф. Они вместе перебирали эти вещи, и Лиза была внимательна и заботлива, как никогда.

Даже Ленни не особо возражал против Таниного переезда, хотя никогда не отличался особым гостеприимством. Ленни был Лизиным рыжим котом, и они обе – Таня и Лиза – сходились во мнении, что никакой другой кот не мог сравниваться с Ленни рыжестью и замечательностью. Он умел дать почувствовать свою значимость, гордо возлегая на Лизиных коленях, прищурившись и изредка взглядывая на гостей светлыми, почти серыми глазами с зеленцой.

Вот и теперь, когда суматоха переезда была позади, Таня с Лизой устроились на Лизиной кухоньке, чтобы Таня могла за чашкой чая объяснить всё наконец-то и рассказать в подробностях о ссоре.

– Так и сказал, что ты маленькая и некрасивая? – не веря своим ушам и поднимая вопросительно брови, повторила Лиза, одной рукой гладя рыжую шёрстку Ленни, а другой ставя чашку чая на стол.

Таня подозревала, что Лёша никогда не пользовался авторитетом у Лизы, хотя та ни разу не сказала ни слова, слушая Танины рассказы об их отношениях. Она только иногда поднимала брови, как бы удивляясь чему-то, как, например, тому рассказу о том, как Таня с Лёшей были в магазине и уже стояли на кассе, как новенькая рыжая кассирша стала улыбаться Лёше, проводя шоколад, и он вдруг предложил купить и ей плитку.

Несколько раз потом попадая в этот магазин без Лёши, Таня встречала эту кассиршу, и беспокойная мысль заставляла её останавливаться и наблюдать за этой девушкой, как будто бы её поведение о чём-то могло рассказать. Таня гнала от себя мысль о возможной измене, тем более что Лёша всегда сам заявлял, что никогда не пользовался успехом у дам. При этом он невесело усмехался.

Вне зависимости от того, последовало ли за этим какое-либо продолжение или нет, что было абсолютно неведомо Тане, это была очень неприятная история, и вспоминая её, Тане казалось, что уже тогда не всё ладно было в их отношениях. Тот случай скоро забылся, но Таня никогда не забудет, как Лиза смотрела и поднимала брови, видимо, создав обо всём своё собственное мнение.

А вечером следующего после переезда дня они пошли гулять. Ленни недовольно наблюдал, как Лиза натягивает джинсы, и понял, что этот вечер она проведёт не с ним. Он ещё попытался бороться с судьбой – в отчаянии прыгнул на Лизину футболку. Но Лиза посмотрела на него с укоризной – "Тане нужно помогать, она наша гостья, и ей сейчас тяжело", – означал этот взгляд. Пришлось смириться. Ленни ещё немного постучал хвостом по покрывалу кровати, выражая неодобрение, и гордо удалился на балкон.

Море сегодня было шумное. Волны бились о берег и норовили намочить кроссовки. Народу попадалось очень мало по пути. Таня с Лизой тихонько брели вдоль берега. Многое произошло за эти дни, и произошло неожиданно, быстро, как будто кто-то торопливо перевернул страницу книги, которую они вместе читали. Теперь приходилось спешно вспоминать недавние события, чтобы осознать, что же именно произошло, и что несут с собой эти перемены.

– Ты что же, и разговаривать с ним больше не будешь? – наконец спросила Лиза.

Она повернула голову к Тане, и ветер, отбрасывающий её волосы назад, теперь спешно перекинул их прямо на лицо. Лизе пришлось заложить пряди за уши.

– Почему же, поговорить надо, – нехотя ответила Таня, беря её под руку и глядя вверх на вечереющее серое небо. – Мы взрослые люди, вполне можем всё обсудить. Только это ничего не изменит. У нас слишком разные представления о жизни вообще и об отношениях в частности.

Таня понимала, что Лиза жила совсем другой жизнью – более спокойной и размеренной. Иногда их ритмы не совпадали, но были моменты, как этот, например, когда они шли вместе рука об руку, понимая друг друга без слов.