Kitobni o'qish: «Незнакомец в спасательной шлюпке», sahifa 2

Два

Море

Мои наручные часы показывают час ночи. Вот уже пятую ночь нас мотает по морю. Звёзд так много, будто бы на небесах взорвалась бочка светящейся соли.

Прямо сейчас я смотрю на одну-единственную звезду, сияющую так ярко, словно кто‑то посылает нам сигнал. Мы видим вас. Помашите. Подайте знак, и мы за вами придём. Если бы. Мы всё ещё качаемся на волнах, окружённые невероятной природной панорамой. Для меня всегда оставалось загадкой, Аннабель, каким образом красота и страдание могут сосуществовать в едином моменте времени.

Я бы хотел глядеть на эти звёзды с тобой, спокойно сидя на каком‑нибудь пляже на суше. Ловлю себя на мыслях о вечере нашего знакомства. Ты помнишь? Четвёртого июля ³. Я подметал беседку в городском парке. Ты подошла – одетая в оранжевую блузку и белые штаны, волосы собраны в хвост – и спросила, где запускают фейерверки.

– Какие фейерверки? – спросил я. И в этот момент первые огни прогремели в небе (как сейчас помню, это были красно-белые звёздочки), и мы оба рассмеялись – словно ты своим вопросом заставила их появиться. В беседке были два стула, я придвинул их друг к другу, и следующий час мы глядели на фейерверки, как престарелая пара, отдыхающая на крылечке своего дома. И только когда огни в небе погасли, мы назвали друг другу свои имена.

Я помню тот час так чётко, будто в любой момент могу перенестись туда и ощутить каждое мгновение. Увлечённость, взгляды украдкой, голос в голове, спрашивающий: «Кто эта женщина? Какая она? Почему она так мне доверяет?» Непознанные глубины человека, находящегося рядом с тобой! Существует ли на земле предвкушение сильнее этого? Есть ли люди более одинокие, чем те, кто его не испытал?

Ты была интеллигентной, самодостаточной, нежной и красивой и, признаюсь, с момента, как я тебя увидел, я почувствовал себя не заслуживающим твоей симпатии. Я не окончил старшую школу. Работал где придется. Скучная, поношенная одежда, костлявое тело и взлохмаченные волосы едва ли могли кого‑то привлечь. Но я полюбил тебя моментально, и, как ни трудно в это поверить, со временем ты полюбила меня в ответ. Это самое большое счастье, которое случалось со мной и, наверное, когда‑либо случится. И всё же я всегда чувствовал, что когда‑нибудь разочарую тебя. Я жил с этим страхом четыре года, Аннабель, ровно до того дня, когда ты от меня ушла. Это было почти десять месяцев назад, знаю, больше писать тебе нет смысла. Но этот дневник даёт мне силы одинокими, тяжёлыми ночами. Ты однажды сказала: «Всем нам нужно за что‑то держаться, Бенджи». Позволь мне держаться за тебя, за первый час тебя, нас, уставившихся в разноцветное небо. Позволь дописать эту историю. А после я прощусь с тобой и с этим миром.

* * *

Четыре часа утра. Мои товарищи по несчастью, скрючившись, спят под тентом. Кто‑то похрапывает с булькающими звуками; кто‑то, например Ламберт, громкостью может тягаться с жужжанием циркулярной пилы. И как он не будит всю шлюпку? Или вот плот. Гери всё объясняет мне, что надо называть это плотом. Шлюпка. Плот. Какая вообще разница?

Я отчаянно борюсь со сном. Усталость валит с ног, но когда засыпаю, то погружаюсь в сны о тонущей «Галактике» и снова оказываюсь в холодной чёрной воде.

Не знаю, как это случилось, Аннабель. Клянусь, что не знаю. Это было так внезапно, что я даже не могу сказать, в какой момент меня выбросило в океан. Шёл дождь. Я стоял один на нижней палубе. Руки на перилах. Голова опущена. Услышал взрыв, и в следующую секунду уже ударился о толщу воды.

Помню всплеск, внезапное пузырящееся спокойствие под водой, громкий рёв, когда вынырнул, жуткий холод и хаос, и мозг начинает всё осознавать и кричит мне: «Какого хрена? Ты в океане!»

Волны хлестали, дождь барабанил по голове. Пока я осознал, что к чему, «Галактика» была уже в пятидесяти метрах от меня. Я увидел поднимающийся столб дыма. Сказал себе, что ещё смогу доплыть до яхты, и часть меня хотела этого, ведь даже разваливающаяся яхта казалась опорой в совершенно пустом океане. Палубы по-прежнему светились и манили меня к себе. Но я знал, что судно обречено. Оно начало крениться, как будто прилегло, готовясь к вечному сну.

Я пытался разглядеть, не спустили ли шлюпку, не прыгают ли люди за борт, но ничего не видел из-за бушующих волн. Пытался плыть, но куда направиться? Помню, как мимо проплывали предметы, то, что выбросило с «Галактики», как и меня: диван, картонная коробка и даже бейсболка. Хватая ртом воздух, я вытер глаза от дождевой воды и заметил в нескольких метрах качающийся на волнах лаймово-зелёный чемодан.

Это был чемодан с жёстким каркасом, по всей видимости, такие не тонут, и я схватился за него и крепко вцепился. После чего застал последние мгновения жизни «Галактики». Я видел, как погас свет на её палубах. Видел, как зажглись зловещие зелёные лампы. Наблюдал за тем, как она медленно опускается под воду, всё ниже и ниже, а потом исчезает, и волна захлёстывает верхушку, смывая оставшиеся предметы и обломки с поверхности яхты.

Я разрыдался.

Не знаю, как много времени я провёл вот так в воде, плача, как мальчишка, о себе и о других потерянных людях, и даже о «Галактике», которую мне почему‑то было жаль. Но повторюсь ещё раз, Аннабель, я не причастен к затоплению этого судна. Я знаю, чего хотел Добби, и знаю о вещах, которые я, возможно, неумышленно помог ему спланировать. Бог знает сколько времени болтался я среди хлёстких волн. Если бы не найденный чемодан, я был бы мёртв.

Я начал слышать в воде голоса других пассажиров. Иногда это были вопли. Иногда можно было разобрать слова «Помогите!» или «Прошу!», – но потом эти звуки резко прекращались. Океан может дурачить, Аннабель, а его течения так мощны, что в один миг кто‑то находится в нескольких метрах от тебя, а в следующую секунду его уже как не бывало.

Я двигал ногами, понимал, что если их сведёт, то плыть я уже не смогу, а если я не смогу плыть, то пойду ко дну и погибну. Я держался за чемодан, как испуганный ребёнок цепляется за юбку матери. Дрожал от холода и уже готов был сомкнуть глаза навсегда, когда заметил оранжевый плот, покачивающийся на волнах. Кто‑то на борту махал фонариком.

Я попытался крикнуть: «Помогите!», но проглотил столько солёной воды, что горло стало драть, и кричать было больно. Я делал толчки ногами, плывя в сторону плота, но из-за чемодана не мог двигаться быстро. Нужно было его отпустить. Я не хотел этого делать. Прозвучит странно, но я испытывал некую преданность ему.

Но потом фонарик снова мигнул, и на этот раз я услышал крик: «Здесь! Сюда!». Я разжал руки и, оставив чемодан, поплыл, держа голову над водой, чтобы не упустить из виду луч света. Стена воды поднялась и обрушилась на меня. Всё моё тело перекрутило, и я совершенно потерялся в пространстве. «Нет! – крикнул я себе. – Не сейчас, когда я так близко!». Я вынырнул на поверхность, и на меня тут же обрушилась новая волна. И снова меня закрутило в водоворот и задёргало, как рыбу на крючке. Я снова всплыл и жадно вдохнул, горло горело. Я повернул голову налево и направо – ничего. Потом я обернулся.

Плот был прямо передо мной.

Я схватился за верёвку сбоку на борту. Кто бы ни махал мне фонариком, его уже не было. Я мог только предполагать, что этого человека смыло беснующимися волнами. Я попытался отыскать тело в воде, но начала формироваться новая волна, я схватился за верёвку обеими руками, и меня снова подбросило. Я больше не понимал, где верх, а где низ. Сжал верёвку так крепко, что проткнул ногтями кожу на ладонях. Но, вынырнув на поверхность, по-прежнему держался.

Я подтягивал себя руками вдоль борта, пока не нащупал строп для посадки. Три раза попытался затащить себя внутрь. Я был так слаб, что ни одна из попыток не удавалась. Тем временем формировалась ещё одна волна. Я понимал, что вряд ли смогу её пережить. Поэтому прокричал в темноту гортанное: «ГХХХАААРРРГГ!» И, собрав все остававшиеся во мне силы, перевалился через борт и упал на чёрный резиновый пол, задыхаясь, как бешеный пёс.

Новости

ВЕДУЩИЙ: Мы находимся в той области Атлантического океана, где в пятницу вечером предположительно затонула элитная яхта «Галактика», примерно в восьмидесяти километрах от Кабо-Верде. С репортажем – Тайлер Брюэр.

ЖУРНАЛИСТ: Километры бескрайнего океана, над которым летают команды спасателей в поисках ответа на вопрос, что же произошло с «Галактикой», яхтой миллионера Джейсона Ламберта стоимостью 200 миллионов долларов. В 23 часа 20 минут в пятницу судно подало сигнал бедствия и сообщило о происшествии на борту. Вероятно, вскоре после этого яхта затонула.

ВЕДУЩИЙ: Что‑нибудь известно о выживших, Тайлер?

ЖУРНАЛИСТ: Хороших новостей нет. К моменту прибытия спасательных служб «Галактика» уже полностью погрузилась под воду. Вероятно, шторм и мощные течения отнесли обломки – и выживших, если они были, – на многие километры от места происшествия.

ВЕДУЩИЙ: Но хоть что‑то нашли?

ЖУРНАЛИСТ: По сообщениям, спасатели натыкаются на элементы внешнего обустройства яхты. Нам рассказали, что корпус «Галактики» был из лёгкого стеклопластика, из-за чего судно пошло ко дну быстрее других яхт подобного типа. К несчастью, это же послужило причиной значительных разрушений. На данный момент ведётся расследование.

ВЕДУЩИЙ: Если конкретнее, расследование чего?

ЖУРНАЛИСТ: Если говорить откровенно, проверяется версия об умышленном нанесении вреда. Многое может произойти с яхтой в открытом океане. Но ущерб такого масштаба – это случай крайне необычный.

ВЕДУЩИЙ: Что ж, пока мы можем лишь сказать, что все наши мысли и молитвы – о семьях пропавших, среди которых наша коллега Валери Кортез и оператор Гектор Джонсон, они вели прямой репортаж с «Галактики» в момент, когда произошла трагедия.

ЖУРНАЛИСТ: Несомненно. Уверен, многие родные и близкие надеются, что хоть кто‑то из пассажиров сумел уцелеть. Но в этой местности океан холодный. И с каждым часом надежда угасает.

Море

День шестой. Ещё одно странное происшествие, о котором стоит рассказать. Этим утром небо затянуло густыми тучами, а плети ветров хлестали всё громче и громче. В такие моменты океан оглушает тебя, Аннабель. Нужно кричать, чтобы тебя услышали, даже если между вами всего пара метров. Солёная вода летит в лицо и щиплет глаза.

Наш плот вздымался и падал, с каждым падением снова и снова ударяясь о поверхность воды. Это как управлять брыкливой лошадью. Мы держались за верёвки, чтобы ненароком не вылететь за борт.

В какой‑то момент малышка Элис разжала руки и полетела на пол. Нина прыгнула за ней и схватила её обеими руками, в тот же миг на всех нас обрушилась громадная волна. Нина метнулась назад, прижимая к себе Элис, и прокричала: «Хватит!.. Хватит!» Я увидел, как Элис тянет руку к Богу, который сидел, согнувшись, у борта шлюпки и невозмутимо наблюдал за происходящим.

Мужчина поднёс ладони к носу и рту и закрыл глаза. Внезапно ветер прекратился. Повисла мёртвая тишина. Все звуки исчезли. Как в поэме Томаса Элиота: «неподвижная точка во вращающемся мире» ⁴, будто вся планета затаила дыхание.

– Что это сейчас произошло? – спросил Невин.

Мы огляделись, каждый со своего места, разбросанные по плоту, который теперь, казалось, был неподвижен. Незнакомец на секунду встретился с каждым из нас взглядом, потом отвернулся и уставился на море. Малышка Элис обняла Нину за шею, и Нина стала утешать её шепча: «Всё хорошо… нам ничего не грозит». Было так тихо, что можно было расслышать каждое слово.

Несколько секунд спустя шлюпка стала тихонько покачиваться, на океанской глади появились небольшие волны. Подул лёгкий ветерок, звуки моря вновь стали привычными. Но в том моменте не было ничего обычного, душа моя. Абсолютно ничего.

* * *

– Акулы ещё плывут за нами? – спросила Нина, когда солнце спряталось за горизонт.

Яннис глянул за борт.

– Не вижу их.

Мы увидели акул во второй наш день в океане. Гери говорит, их привлекает рыба, которая постоянно сопровождает наш плот.

– Ещё час назад были здесь, – сказал Невин. – Я вроде видел больш…

– Не понимаю! – выпалила миссис Лагари. – Где самолёты? Джейсон сказал, нас должны искать. Почему мы не видели ни одного самолёта?

Пара человек переглянулись и пожали плечами. Миссис Лагари твердила об этом каждый день. «Где же самолёты?» Когда мы только затащили Ламберта в шлюпку, он уверял, что его экипаж не мог не подавать сигнал бедствия. Помощь уже близко. Так что мы ждали самолёты. Вглядывались в небо. Тогда мы ещё чувствовали себя пассажирами Ламберта. Сейчас это не так. С каждым новым закатом наша надежда истощается, и мы уже не чувствуем себя пассажирами какого‑либо судна. Мы блуждающие в море души.

Возможно, так люди и умирают, Аннабель. Сначала ты крепко-крепко держишься за мир, отпустить который тебе просто не представляется возможным. Со временем переходишь в блуждающую фазу. А что происходит дальше, сказать не могу.

Кто‑то, наверное, скажет, что в этот момент ты встречаешься с Богом.

* * *

Поверь мне, я думал об этом много раз – учитывая появление в нашей шлюпке этого странного незнакомца. Я зову его незнакомцем, Аннабель, потому что, будь он в действительности божественной силой, он бы был очень далёк от меня. В детстве нас учат, что все мы происходим от Бога, что мы созданы по Его подобию, но всё, что мы делаем взрослея, то, как мы ведём себя… что в этом божественного? А в ужасных вещах, выпадающих на нашу долю? Как Всевышний допускает такое?

Да. Верное слово здесь – незнакомец, им Бог всегда и был для меня. Что касается личности того мужчины, что ж, мнения пассажиров на этот счёт по-прежнему расходятся. Некоторое время назад я спросил Жана-Филиппа, когда мы вместе сидели в задней части плота.

– Думаешь, мы умрём, Жан-Филипп?

– Нет, Бенджи. Думаю, Господь пришёл спасти нас.

– Но глянь на него. Он же такой… обычный.

Жан-Филипп улыбнулся.

– А каким ты ожидал Его увидеть? Не мы ли всегда говорим: «Ах, вот бы нам довелось встретить Господа, мы бы тогда сразу Его узнали»? Что, если Он наконец предоставил нам шанс Его увидеть? Разве этого недостаточно?

Да, я бы сказал, что этого мало. Признаю, сегодня случилось нечто странное. Да и то небольшое чудо с оживлением Бернадетт… Но, как это бывает с любым чудом, которое достаточно долго пребывает в руках человека, со временем ему находят более или менее разумные объяснения.

– Простое совпадение, – сказал Ламберт сегодня утром, когда мы обсуждали случившееся. – Наверняка она и без того уже приходила в себя.

– Или он её разбудил, – предположил Невин.

Незнакомец показался из тени тента, и миссис Лагари бросила на него взгляд, словно сообщающий: «Вот я тебя и раскусила».

– Так всё и было с Бернадетт? – спросила она. – Это был какой‑то трюк?

Он склонил голову набок.

– Это не был трюк.

– Я в этом сомневаюсь.

– Я привык к людским сомнениям.

– Тебя это не обижает? – спросила Нина.

– Многие, кто меня обретает, начинают свой путь с сомнения.

– Или они вообще тебя не находят, – сказал Яннис, – и занимают сторону науки.

– Наука, – произнёс незнакомец, глядя в небо. – Да. Она помогла вам найти объяснение тому, что такое солнце. Помогла объяснить звёзды, которые я разместил на небесном своде. Вы нашли объяснение всем существам, большим и малым, которыми я населил землю. Вы даже нашли объяснение моему величайшему созданию.

– Какому? – спросил я.

– Человеку.

Он провёл рукой по резиновому покрытию плота.

– Наука проследила ваше происхождение вплоть до примитивных форм жизни, и даже до тех, что были до этого. Но она никогда не будет способна ответить на гглавный вопрос.

– То есть?

– С чего всё началось? – Он улыбнулся. – Этот ответ можно обрести лишь во мне.

Ламберт хмыкнул.

– Ясно, ясно. Если ты такой всемогущий, вытащи нас отсюда. Пусть появится океанский лайнер. Чем чесать языком, сделай хоть что‑то. Как ты, например, смотришь на то, чтобы реально нас спасти?

– Я уже сказал вам, что для этого нужно, – ответил мужчина.

– Да, да, мы все одновременно должны в тебя поверить, – сказал Ламберт. – Вот уж не надейся.

Разговор сошёл на нет. Этот человек – настоящая загадка, Аннабель, он внушает мне чувство растерянности, а иногда и смятения. Но всё‑таки он – не решение наших проблем. Решения у нас нет. Когда миссис Лагари говорит: «Ну где же самолёты?», я знаю, что многие из нас думают. Если бы за нами вылетели самолёты, они бы уже были здесь.

* * *

Я стараюсь не унывать, душа моя. Думаю о тебе, о доме, о еде и большой кружке пива, а ещё о хорошем крепком сне. О простых вещах. Я стараюсь оставаться активным на плоту, хожу туда-сюда, растягиваю мышцы, какие могу, но невыносимая жара отнимает все силы. Раньше я никогда так не ценил тень. Моя кожа вся покрыта маленькими волдырями. Спасаясь с «Галактики», Гери догадалась схватить чей‑то рюкзак, и в нём лежал тюбик геля с алоэ, но его явно не хватит на всех.

Мажем по капельке на места, где обгорели больше всего. Единственное спасение – заползти под тент. Но когда все под ним, дышать невозможно, да и выпрямиться нельзя. В рюкзаке Гери ещё лежал маленький ручной вентилятор, и мы передаём его друг другу, создаём хоть какой‑то ветерок. Но быстро выключаем, чтобы не тратить заряд батареек.

Пресная вода остаётся самой большой ценностью. Всё, что у нас есть, – запас воды из набора для выживания на плоту, в котором ещё лежали другие вещи первой необходимости: черпак – убирать воду со дна, леска, вёсла, сигнальный пистолет и всё в этом роде.

Питьевая вода – вот что для нас сейчас важнее всего, и она почти закончилась. Дважды в день мы наливаем по чуть-чуть в кружку из нержавеющей стали. Каждый делает глоток и передаёт кружку дальше.

Гери всегда сама наливает воду малышке Элис. Сегодня вечером, после того странного случая с ветром, девочка взяла свою порцию воды и подползла к Богу.

– Что у этого странного ребёнка на уме? – спросил Ламберт.

Элис протянула кружку незнакомцу, и тот проглотил всю воду в один присест. А потом с благодарным кивком вернул девочке кружку. И как нам понять его, Аннабель? Забудем про загадочные события, происходившие с момента, как он появился здесь. Но неужели бы Бог стал пить воду, предназначенную мучимому жаждой ребёнку?

Суша

Сердце Лефлёра бешено колотилось. Стоя спиной к Рому, он полностью вынул пластиковый пакет из кармана. Обложка записной книжки, находившейся внутри, была порвана пополам, а задняя картонка расслоилась от попавшей в пакет солёной воды. Что это, какой‑то бортовой журнал? Или, может, дневник, который объяснит, что случилось с «Галактикой»? В любом случае, решил Лефлёр, вероятно, он сейчас держит в руках улику международного значения.

И ни одна живая душа не знает о её существовании.

По протоколу он должен немедленно положить пакет обратно и позвонить руководству. Передать дело дальше. Отойти с дороги. Жарти Лефлёр прекрасно это знал.

Но ещё он знал, что как только позвонит начальству, его тут же лишат доступа к делу. А ведь это самый захватывающий случай за всё время его службы! На Монтсеррате почти нет преступности. Лефлёр проводил многие дни в удушающей скуке, пытаясь не думать о том, как за последние четыре года его жизнь расползлась на части, как изменился его брак, как всё изменилось.

Он крепко зажмурился. Воскресенье. У начальника выходной. Никто не знает, что Лефлёр здесь. Можно одним глазком заглянуть в дневник, положить его обратно, никто и не заметит, так?

Лефлёр перевёл взгляд на Рома – тот стоял, отвернувшись в сторону, и внимательно изучал скалы – сунул пакет за пояс своих брюк и прикрыл рубашкой. Встал и пошёл вниз по пляжу, крикнув через плечо: «Будь тут, Ром! Пойду поищу другие обломки».

Ром кивнул.

Пару минут спустя Лефлёр уединился в укромном месте среди скал. Он опустился на колени и достал из-за пояса пакет. Потом медленно развернул его, игнорируя голос разума, который твердил: не стоит этого делать.

Новости

ВЕДУЩИЙ: Сегодня состоится прощальная служба в память об инвесторе и миллиардере Джейсоне Ламберте, который вместе с ещё сорока пассажирами пропал в океане месяц назад после крушения принадлежащей ему элитной яхты «Галактика». Наш репортёр Тайлер Брюэр расскажет больше с места событий.

ЖУРНАЛИСТ: Всё так, Джим. После двадцати шести дней непрекращающихся поисков и попыток спасти пострадавших Береговая охрана США официально признала «Галактику» пропавшей без вести. По версии следствия, яхта затонула после взрыва или другого неопределённого воздействия. Причина трагедии остаётся неизвестной.

ВЕДУЩИЙ: Тайлер, список погибших просто потрясает. Бывший президент, мировые лидеры, главы корпораций, известные артисты.

ЖУРНАЛИСТ: Верно. Возможно, по этой причине главы других государств призывают провести расследование и убедиться, что авария не была подстроена по политическим или финансовым мотивам.

ВЕДУЩИЙ: Но сперва, конечно, необходимо уделить внимание печальной традиции похорон, ещё более удручающих в связи с отсутствием тел погибших.

ЖУРНАЛИСТ: Да. Здесь, на поминальной службе памяти Джейсона Ламберта, нет гроба, не будет и церемонии на кладбище. Погибшего будут вспоминать друзья и родные, среди которых три его бывших жены и пятеро детей. Нам сообщили, что никто из них не будет выступать с речью – лишь его давний коллега по бизнесу Брюс Моррис.

Джейсон Ламберт, несомненно, был противоречивой личностью – невероятно богатый мужчина, которому нравилось щеголять перед миром своим внушительным состоянием. Он вырос в штате Мэриленд, в семье фармацевта, и начинал свой профессиональный путь с продажи пылесосов. И за три года поднялся от специалиста по продажам до владельца фирмы. Вскоре Джейсон стал торговать на бирже и покупать другие компании, позже получил степень магистра экономики и финансов и основал свой знаменитый паевой инвестиционный фонд «Секстант Кэпитал», на сегодняшний день третий по величине в мире. Помимо прочего, Ламберту принадлежат киностудия, авиакомпания, профессиональная бейсбольная команда и австралийский регби-клуб. Он также был заядлым игроком в гольф.

«Великая идея» была последним творением Ламберта. Одни воспевали этот проект как смелый и дальновидный, другие критиковали, называя его легкомысленным сборищем богачей и власть имущих. Конечно, никто не мог знать, какой мрачный финал был уготован этому проекту. Джейсон Ламберт предположительно погиб в возрасте шестидесяти четырёх лет.

ВЕДУЩИЙ: Стоит также упомянуть, что помимо известных личностей на яхте был ещё экипаж, обслуживающий персонал и другие сотрудники.

ЖУРНАЛИСТ: Да. Нужно помнить и о них.

Море

Бернадетт больше нет, Аннабель! Её нет! Я должен успокоиться. Нельзя терять голову. Я опишу тебе в точности всё, что произошло. Кто‑то должен об этом узнать!

Вчера я рассказал тебе, как человек, которого мы зовём Богом, едва коснулся тела Бернадетт, и она открыла глаза. Мы видели, как она улыбалась и шептала что‑то Жану-Филиппу. Он был так счастлив. Всё повторял: «Это чудо! Господь сотворил чудо!» Так я всё и описал, верно? Прости. Я сам не свой, от волнения память начинает меня подводить.

Ночью я беспокойно спал – плот качался на волнах. Отключился на четыре часа, не больше. Мне снилось, что я сижу в барбекю-ресторане. Запах казался таким реальным, таким пикантным. Но еду так и не принесли, сколько бы я ни выворачивал шею, поглядывая в сторону кухни. А потом я вдруг услышал, как другой посетитель завопил.

И проснулся под плач Жана-Филиппа.

Поверннулся к нему, он сидел, опустив голову, руки обмякли по бокам. Бог сжимал его плечо. В пространстве между ними, где до этого лежала Бернадетт, было пусто.

– Жан-Филипп, – прохрипел я. – Где твоя жена?

Ответа не последовало. Невин не спал, ухаживал за своей раненой ногой. Когда я поймал его взгляд, он лишь покачал головой. Миссис Лагари тоже не спала, она глядела вдаль на чёрный океан.

– Где Бернадетт? – повторил я вставая. – Что‑то случилось? Куда она делась?

– Мы не знаем, – наконец ответил Невин.

Он показал на Жана-Филиппа и Бога.

– Они ничего не говорят.