Магия и прочие приключения

Сто карелей, колдуны и Церковь… Вот влип. Ещё и под землёй заблудился.

На том мысли закончились, и Йан уловил, кроме треска факела и журчания воды, новый звук. Словно бы постукивание и скрежет, тихий-тихий. Или очень далёкий.

Ведьма ожила! Он похолодел. Но звуки не приближались и не стихали, им словно дела не было до одинокой заблудшей души. Это утешало, и Йан, помедлив, двинулся на звук. Подземелье, тусклое и безжизненное, угнетало, и он был готов выйти даже к подземному царству Дьяволицы. Хотя, говорят, для грешных богословов у неё припасены особо изощрённые наказания, куда там подземельям дознавателей… Йан затряс головой, отгоняя вставшие в глазах картины из Поучений, и зашептал молитвы. Треть Катехизиса успел прочесть, когда подземелье начало меняться.

Коридор, и без того высокий и широкий, раздался до небольшого зала. Поднеся факел к стене, Йан увидел, что она грубо обработана инструментом. В холодном неживом воздухе появились запахи – пыли, пота, конского навоза и еды. В зал вливалось несколько проходов, в одном из них мелькал свет. Но Йан сначала сунулся в тёмный боковой ход. Там был зал поменьше, посреди которого стоял белесый стол, вырезанный – Йан не поверил глазам и даже лизнул для проверки – из куска соли. Там же стояла простецкая глиняная посуда, пни-обрубки вместо стульев, лежали котомки. Издали были слышны голоса – нормальные, человеческие, и Йан горячо поблагодарил Вершителя. Он вышел к шахте, где добывалась соль. Вот почему он не услышал стука сразу – у них был обед!

Осталось придумать, что сказать самим рабочим. Даже если наставники шли пешком, они уже могли разнести весть о поиске студиоза. Значит, мантия с нашивкой книги и священного знака теперь опасна.

Йан скинул мантию и съёжился от холода – в пещерах, не знавших солнечного света, даже летом нетрудно замёрзнуть. Вывернул одежду наизнанку, связал верёвкой, чтоб было похоже на котомку. Трудней всего было потушить негаснущий ведьмовской факел. Пришлось возвращаться к подземному ручью, топить и давить камнем дьяволицкую штучку, а потом топать по тёмным переходам обратно. Когда Йан вышел к штреку, вид у него стал достаточно замёрзший и напуганный.

Трое долбили стену кирками, откалывая драгоценную соляную породу. Ещё двое собирали «белое золото» в бочки, измельчали и оттаскивали в узкий коридор, уходящий вверх. Все они были одеты в одинаковые серые одёжки.

При появлении Йана работа замерла.

– Ребят, запасного балахона ни у кого не найдётся? – жалобно заныл Йан. – Мой вообще развалился…

– Ты откуда взялся? – рявкнул самый крупный и бородатый из мужиков, поигрывая киркой, как пушинкой. – Не помню, чтоб утром с нами спускался.

– Я заплутал тут у вас, свернул видать не туда, только-только вышел к вам…

– Цыц! Во дурень. Новенький что ль? Как зовут?

– Да, новенький, звать Миликом.

– А что, Лемк, – обратился бородатый к соседу, – Войковы лохмотья ещё не выкинули?

– Должны лежать в парадной зале, – откликнулся сосед, более щуплый и тихий. – Иди щас прямо, потом налево… Или ладно, отведу тя.

«Парадной залой» оказался тот самый, со столом. Лемк вытащил из угла серый, истрёпанный балахон из дерюги и такие же штаны. Войко, судя по запаху, работал очень долго и старательно, ещё и спал не раздеваясь.

– А Войко что скажет? – спросил Йан, правда, уже из-под одежды.

– Ничего не скажет. Его лошадь задавила намедни. Тебя ж, поди, заместо него взяли.

– И где мне быть? Где наш… ээ… главный?

Йан одёрнул полы и невинно захлопал круглыми глазами – дурень дурнем, что с него спросу!

Лемк хохотнул:

– Самый главный сидит в замке да заморские вина потягивает. А бригадир наверху, да обозлится, коли увидит, что работник посреди дня незанятый шастает. Станешь сейчас с нами.

На Йана спихнули самую тяжёлую работу – выволакивать громадные, вполовину своего роста, набитые солью бочки вверх по узкому коридору до верхнего уровня, где их принимали и грузили на подъёмники с лошадьми. Но он и не думал жаловаться – лучше уж затеряться среди работников, чем попасть в руки к своим же служителям веры.

«Самая тяжёлая переделка в жизни» – мрачно сострил он, выкатывая кверху очередную неподъёмную бочку.

Глава 4

Проработать на шахте пришлось до конца месяца. Сначала весть о беглом студиозе всколыхнула посёлок, наставники прочёсывали его вдоль и поперёк, но людей здесь было много – пришлых, искателей удачи, наёмных работников в шахту и на выварку рассола, и Йан скромно затерялся в толпе. Слухи ходили самые невероятные. Йан узнал, что он украл главную реликвию Церкви, то ли Чашу с кровью Авы, то ли тиару Главы Совета наставников, изукрашенную драгоценными каменьями. После пары кружек пива Йан сам включился в игру и поведал, что студиоз этот – редкий уродец, карлик со шрамом через всё лицо, а драгоценность украл, чтоб купить любовь ведьмы.

За пятой кружкой сошлись на том, что ведьма съела незадачливого любовника и сделала из его черепа чашу для зелий.

Когда наставникам надоело тратить силы на пьяный бред, заставы на дорогах сняли, и Йан радостно простился с шахтой. Конечно, обольщаться нечего – о нём ещё не скоро забудут, но он и не собирался напоминать.

Новая одежда, судя по нашивкам, раньше принадлежала купцу, а судя по аккуратно заштопанной дырке на груди, купец расстался с ней не добровольно. Йан купил вещи на базаре с рук, у заросшего пронырливого мужичка, и теперь гадал, сколько неприятностей навлёк на себя, дважды облачившись в вещи покойных людей, причём умерших насильственной смертью. Верная мантия лежала в котомке, а котомка и сам Йан лежали на телеге, гружёной солью. Обоз шёл в Марцих – крупнейший город Ваймера.

Нимуанс был большой и сильной державой, Ваймер – маленькой и гордой, но входил в мощный военный союз соседей, поэтому между двумя странами уже пару десятков лет сохранялся мир, и торговля шла вовсю. Дорога была запружена всадниками и обозами. За воротами города Йан оглянулся и удивлённо заморгал: ему почудилась в толпе чёрная копна кудрявых волос.

«Чему я радуюсь, – мрачно подумал он, – эта колдунья, буде она жива, ещё попортит мне крови».

***

За городом, в глубоком урочище, поросшем тёмным лесом, в самом сердце бурелома, Йера забилась в шалаш. Она дрожала, но не от сырости. Трясущейся рукой достала из сумки грубо вылепленную глиняную фигурку размером с ладонь. Собралась с духом и дёрнула нить, ведущую через сердцевину фигурки, через воздух, землю, скалу, стены к крепкому черноглазому мужчине.

– Крес? Слышишь меня?

Фигурка шевельнула грубо вылепленными губами.

– Что у тебя? Нашла Грань?

– Она была у студиоза, я его поймала, но… На нас напали «жнецы», Крес… Он… ударил меня камнем и сбежал! Я провалялась в пещере два дня… Крес?

Долгое молчание.

– Кто кого ударил… неважно. Они схватили мальчишку?

– Что? А, нет. Он как сквозь землю провалился.

Молчание. Всхлипы.

– Я… я могу как-то искупить свою вину?

Фигурка скривила и так безобразное лицо.

– Разумеется. Продолжай наше дело, объезжай столицы всех сопредельных стран. Нам нужны маги. Много магов, мужчины, женщины, дети – все, кого найдёшь. Ищи. И мальчишку тоже.

– Слушаюсь, – прошептала Йера.

Негодник жив, она уверена, ей шепчут о том все нити земли. И он ещё попляшет. Простой смертный не должен обдуривать властителей сил земных и потусторонних!

***

Тидер скрючился над грубым деревянным столом, длинная неровная челка раздражающе лезла в глаза. Но некогда отвлекаться на мелочи. Донесения со всех концов страны перед ним: из кабаков и из замков, из дворцовых кухонь и купеческих домов, от бесталей и «пауков»… Но не это главное. О самом важном не пишут, лишь шепчут жарко на ухо, под большим секретом, немногим избранным, которым можно довериться. За две седьмицы его отсутствия интрига в Первом круге «пауков» стянулась в тугой клубок.

– Ульцих отказался объяснить Арестису, о чём говорил с королём? Это точно, Вальц?

Верный адъютант подобрался.

– Так точно.

– Это сказал тебе сам Арестис…

– Его секретарь Митьи и настоятель монастыря Священной Ивы присутствовали при разговоре и подтвердили подлинность этих слов.

– Надеюсь, ты их спрашивал не при Арестисе?

– Разумеется, нет!

Тидер выжал скупую улыбку.

– Вальц, ты лучший помощник, что у меня был когда-либо.

«Жаль только, что без Святой Искры. Но с этими беда… Как сказал философ Вевраг – норовят не только заместить, но и сместить».

– Подытожим. – Тидер встал, потянулся до хруста суставов и подошел к узкому окну в каменной толще стены. – Глава дознавателей Арестис – за нас, глава нимуанской Церкви Ульцих – против нас. Что он замышляет, догадаться нетрудно. Хочет ослабить влияние нашей партии через немагическую часть Церкви и светскую власть…

– Никогда не думал, что в Церкви может быть такой раскол, – сокрушённо вставил Вальц.

– Мы тоже.

Тидер задумчиво оглядел вид из окна. Кабинет на большой высоте, и узкого внутреннего дворика под окном не видать. Три ряда толстых стен каскадом опоясали Авс – твердыню Ордена Паука, его штаб, его сердце. Говорят, фундамент закладывали ещё букколийцы, и он обладает удивительными, неизученными свойствами. Должно быть. Даже в те древние времена, задолго до того, как все маги под крылом Церкви объединились в Орден, они уже много чего знали и умели.

Церковь объединила всех магов, чтобы они не злоупотребляли своей силой, а использовали ее на благо общества. Все, кто владеет Даром, либо состоят в Ордене Паука – либо являются отступниками и подлежат сожжению. И это правильно: великая сила влечёт великую ответственность. Об этом говорит их символ – паук, что очищает мир от вредных мошек. «Раздавим пауков!» – кричали ведьмы в магических войнах прошлого…

Укрепления возводились веками, разными поколениями властителей Церкви, поэтому вид крыльев Авса мог разительно отличаться цветом, формой окон и дверей, теснотой коридоров. Когда Тидер стал дознавателем, он выбрал кабинет в самой старой башне, с суровыми стенами безо всякой отделки и украшений. Зато здесь так и веяло мощью древности. Из этого окна шумная столица Лестеция видна, как на подносе – с серебристыми протоками и мостами Инкурсы, разрезающей город надвое, как лезвие режет пирог; со всеми королевскими дворцами, аббатствами, монастырями, пышными храмами, рынками, перепутанными нитками улиц и пестрыми жилыми кварталами. Крепость на самом высоком холме столицы словно парит над всем, как и должно Церкви-властительнице.

– Моя миссия была неудачной. Артефакт не найден. Студиоз, унесший его, исчез. С ним была ведьма, возможно, она завладела искомым, и она также исчезла. Никуда не годный отчёт.

– Вы неправы, – Вальц поднял руки, будто протягивая Тидеру решение. – Старец-колдун уничтожен! Опасного артефакта не обнаружили! Или он тоже уничтожен… И студиоз с ведьмой развеяны в прах! Вы успешно справились.

– Можно положить это на стол Арестису. Но те, кто копают под нашего главу, обязательно найдут в этом отчёте неточности, и используют их против него, меня, нас… Нет. Мы опишем всё как есть. И этот провал должен стать провалом Ульциха. Результатом его бездарного руководства. – Тидер прищурился, нашел взглядом острый сверкающий шпиль раззолоченного особняка Верховного Наставника.

– И тогда даже неудачи послужат на пользу делу! Гениально! – Вальц восхищённо следил за Тидером.

– Ульцих ещё поплатится за то, что предал Святой Канон, – сказал Тидер так мрачно, что Вальц невольно утих и съёжился.

Глава 5

Студиозы – племя, обитающее обычно в крупных городах. Также встречаются в окрестных полях этих самых городов; после учебы могут найтись при замках, Церквях, при короле, на службе у купцов – в общем, в любом месте, служащем оплотом культуры и цивилизации. Между этими оплотами они путешествуют по дорогам и трактам.

Йан трясся в телеге уже вторые сутки. Застава на ваймерской границе не обратила на парня никакого внимания. Стражники долго препирались с купцом о размере пошлины за обоз, наконец сошлись и покатили уже по ваймерской земле. Йан вздохнул свободней – может быть, в Ваймере от него отстанут. Хотя бы на какое-то время. Дознавательская служба у Церкви, конечно, общая во всех странах – теоретически. Но практически они всё равно не ладят, как и светские власти. В городе можно будет даже рискнуть и надеть снова мантию – универсумовское братство международное, прикрывает всех студиозов.

Но до Марциха ещё надо добраться. Приткнувшись между кулями с солью, Йан благодушно смотрел на сельские пейзажи. Поля, горстки домиков там и сям, перелесок над речкой, и снова поля… Совсем как в детстве. Правда, как и в детстве, жить и работать здесь совершенно не хочется. Тяжкий, неблагодарный труд, ежедневно-унылый, не то что пёстрая городская суета…

Впереди послышались треск, скрежет, ругань, и подвода остановилась. Возницы, сбившись в круг, так громко и смачно обсуждали ситуацию, что Йану даже не надо было подходить, чтобы узнать, что произошло: сломалась ось одной из телег, а единственный посёлок в пределах видимости – несколько дворов на горизонте.

– Посмотрим, Вершитель, для чего ты подкинул мне это испытание, – досадливо буркнул Йан, видя, что весь обоз сворачивает на обочину и лошадей распрягают. – Эй, Ладзь!

Седой возница телеги, на которой ехал Йан, оглянулся.

– Чего тебе?

– Мы что, надолго здесь?

– Ось так быстро не починить. Видно, ночевать тут будем. Ежели ты, конечно, не плотник.

– Я человек книжный, – вздохнул Йан, озирая поля вокруг. Издали были видны маленькие фигуры людей.

– Ну и что с вас толку, таких? На что оно пригодно, твоё ученье-то? – Ладзь за разговором умело распряг лошадей, стреножил. – Когда сеют, пашут – это я понимаю, дело, есть хотят все, хоть король, хоть писарь, хоть бедняк. Купцы ещё понятно, хоть и мошенники они все до едина…

Возница огляделся, дабы убедиться, что купец-хозяин обоза его не слышал.

– А умственность ваша – обман один, всё равно что ярмарочный балаган. Кричат много, а что делают – руками не пощупать. Разведи костёр хоть, что ли, к ужину.

– Я лучше пойду в деревню, поспрашиваю плотника, – Йан кивнул на домики. – Там и еды возьму.

– Тоже дело…

Ладзь застучал кресалом, а Йан подхватил котомку и побрёл через поле, молча негодуя. Не впервые в жизни он слышал такие разговоры. Конечно, пререкаться с человеком, который его везёт, глупо, и что он докажет тёмному работяге?

– Да учёному человеку самое главное в этой жизни доверено! – привычка репетировать диспуты крепко въелась за годы учёбы, и Йан спокойно обращался с речью к молчаливым полям и небесам, к прыснувшему из-под куста зайцу и певчей птице. – Вершитель дал нам слово, чтобы нести мудрость людям, разгонять тьму невежества и строить храм истины в людских душах! На что мы пригодны… Кто больше всего знает о той же самой земле, из которой всё растёт? Мы! Кстати, о земле…

Йан выудил из котомки истрёпанный лист, рассмотрел и сунул обратно. Его карта заканчивалась аккурат по границе с Ваймером. Спешно нужна бы новая, но где взять? Йан критически осмотрел кривобокие домики, расползшиеся по холмам, и направился к невысокой деревянной церквушке. В таких местах единственный грамотный человек обычно – местный наставник.

В полутёмной церквушке ароматно пахло смолой и травами. У входа сидя дремал тощий мальчик-служка. Йан тряхнул его и сразу перешел к делу:

– Мне нужен наставник, где я могу его найти?

– В город уехал, к больной тётке. За три дни вернётся. А вы кто?

– Купец. Обоз у нас… – Йан спохватился, что в таких случаях не молятся, а работают. – А плотник у вас есть? На дороге обоз стоит, в телеге ось сломалась.

– Не, плотник надысь помер, покоя ему при Вершителе…

– На всё воля Его… А у вас карта есть?

– Карда? Не… – служка опасливо покосился на Йана. – А чё это?

– Карта! Рисунок места, где вы живете… – Глаза мальчишки не спешили проясняться пониманием, и Йан разозлился. – Где нарисована ваша страна, города, посёлки, леса… Ты когда-нибудь в жизни карты видел?

– Не… – тупо сказал мальчик, пялясь на Йана уже с опаской. – Дьяволицких штучек не держим.

– Молодцы…

Йан хотел плюнуть в сердцах, но спохватился, что в церкви за это точно сожгут, и просто от души попотчевал недобрым словом темную и необразованную провинцию.

Выйдя из церкви, он спохватился, что так и не спросил о названии села, но возвращаться не стал, побрел среди оград, вяло размышляя о честности ваймерских крестьян. Возможно они, не чета нимуанским, не растаскивают дорожные указатели на дрова, не соблазняются мелочной выгодой заманить в свое село путника, сбитого с толку и вместе с ценными советами продать ему что-нибудь. Зачастую от щедрости покупателя зависело, по хорошей ли дороге он отправится или через волчью чащу. Но надеяться на подобную честность Йан не рискнул бы.

Ветер, гулявший над полем, донес обрывок звонкой девичьей песни. Йан глотнул воды из фляги, прикинул, что где голоса – там и целые девушки, и решил потратить остаток сил, двигаясь в их направлении.

За домами пошли низенькие общинные сараи, за ними пышные стога, а за ними и певунья.

Все неприятности разом вылетели у Йана из головы. Да и вообще все мысли.

Возле воза стояла статная девица, и, ловко орудуя вилами, перебрасывала на него сено из стога. У девицы были сильные руки, пышные волосы медового цвета, навевавшие мысли о пасеке и гудении пчел… И округлости столь значительных масштабов, что Йан засомневался – если ее обнять, сможет ли он сомкнуть руки у нее на спине? Эту задачу совершенно необходимо было проверить на практике, и Йан, подойдя поближе, заговорил:

– О прекрасная дева, подскажи, как называется та деревня, которую ты сейчас озаряешь сиянием своей красоты?

Девушка заливисто рассмеялась, но ответила:

– Лопушки это. А почему ты так чудно говоришь?

– Я сказал то, что увидел, – долго плести велеречивые фразы Йану было скучно. – А как тебя звать?

– Биантарина, – девушка снова ухватила вилы, с такой энергией, что Йан даже попятился, и вонзила их в стог. – По-простому – Бина, значит.

– А меня Йан.

– Ты откуда такой чудной?

– Я странствую… – Йан запнулся, глядя на бюст, которому позавидовала бы любая придворная красавица.

– …в поисках драконов и подвигов? Знаем, проходили, – насмешливо сказала Бина. – А в итоге находят драку в трактире и ящериц овраге, куда героя после драки выкинут.

– Еще чего, – обиделся Йан. – Драконов не существует, это любой образованный человек знает. А подвиги… Мне их и так хватает.

Видимо, он сказал это таким тоном, что Бина поняла: не шутит.

– Случилось что у тебя? – сочувственно спросила она, опираясь на вилы.

Йан махнул рукой. Не рассказывать же, что на родине его обыскались. Напугает еще девчонку.

Он вздохнул и зашел с другой стороны:

– А кому ты грузишь сено?

– Так господину нашему, – Бина махнула мощной дланью в сторону, где смутно виднелся замок.

– Может, помочь тебе?

– Сиди уж, болезный.

Воспользовавшись моментом, Йан сбросил котомку на землю и растянулся на стогу.

– А не едет ли у вас кто-нибудь по Ваймерскому тракту? Мне бы подъехать.

– Только завтра уже, с рассветом. Ну-ка вставай!

Йан не дрогнул перед вилами:

– А не встану.

– Я кому сказала!

– Мне, бедному студиозу, который обречен ночевать в холодном поле. Лучше я буду заколот прекрасной девой.

Бина снисходительно усмехнулась и принялась загребать сено с другой стороны.

Солнце медленно тонуло в пыльном жарком мареве на горизонте. От теней повеяло лёгкой прохладой, но Йан прикинул, что ночка выдастся тёплая, и решил не проситься на ночлег в душный крестьянский дом. Бина же засобиралась – закинула вилы на плечо, оглядела напоследок стога, и в крайнем снова увидела хитрого улыбчивого паренька.

– Прекрасная дева! Не сжалишься ли ты над бедным путником, не вынесешь ли ему чуток хлеба?

– Вынести вынесу, но слова свои чудные можешь не тратить, – Бина нацелила вилы Йану на грудь. – Тронуть меня даже не пытайся.

– Ого! – Йан пригляделся к лицу девушки, озарённому последними лучами солнца, и оттого ещё более румяному. – Понимаю, охочих много… Не бойся, я только по согласию! Сам не люблю, когда на меня наскакивают малознакомые женщины и что-то требуют!

Девушка хохотнула и ушла, но вскоре вернулась с хлебом, крынкой молока и пареными клубнями. Пока её не было, Йан интенсивно размышлял, и теперь, щедро поблагодарив, спросил:

– Бина! Я понимаю, когда пристаёт кто попало, это неприятно. Ну а если по любви? Неужто если придёт человек с открытым сердцем, ты и на него вилы наставишь?

– Ежели любовь, так он не на сеновал придёт, а к родителям, свататься. – Бина поколебалась, но всё-таки села рядом. Вил при ней уже не было, и Йан поздравил себя с маленьким успехом. – Чтобы честную девушку не обижать.

– А вот если бы я пришёл свататься – согласилась бы? Вдруг Вершитель не случайно нас свёл?

В сумерках уже трудно было разобрать выражение лица, но голос девушки звучал насмешливо:

– И кто ж ты такой? По говору слыхать – из Нимуанса. Если у тебя есть там дом, чего тут забыл? Я хочу, чтоб был дом, и детки, а не за проходимца какого.

– А если деньги и должность хорошая? Дом купим.

Бина откровенно развеселилась.

– Вот когда заработаешь свои деньги, тогда и приезжай. Только поспеши, ежели хочешь деву получить – у нас господин право первой ночи затевает.

– Н-да, на этого вилы не наставишь…

– Так что бывай, путник. – Бина встала, щедрым силуэтом загородив полнеба. – Не проспи, на рассвете наши в Марцих едут.

Она уже давно ушла, а Йан, растянувшись на душистом сене, всё смотрел в ясное тёмное небо с редкими разноцветными вспышками на одному Вершителю достижимой высоте. Поселяне, как и большинство людей, боялись сполохов, называя их «дыханием Дьяволицы», но Йан любил эту зловещую красоту. В отличие от… «И кто ж ты такой?» – спросила Бина. Кто он, действительно? Так, путник, неприкаянный человек, который нигде не пропадёт, но которому и некуда вернуться. Отчий дом? Не смешно. Из такого же глухого посёлка, затерянного в перелесках Нимуанса, из такого же крестьянского дома он, мальчишка десяти лет от роду, сбежал в город.

В детстве, забившись на печь, он слушал и слушал сказки о дальних землях и подвигах, о людях со звериными головами и людях чёрных с головы до пят. Рассказы односельчан, возивших товар на столичный рынок, про дома во много этажей, про громадные храмы и соборы, про королевскую свиту, где сплошь господа в многоцветных одеждах, расшитых золотом… Слушал молитвы в сельской церквушке, где пелось про моря и глубины, небеса и таинственного Вершителя, и все запоминал сразу. А когда маленький Йан дорос до крестьянского труда и его стали гонять на работы в поле, на гумно, да смотреть за скотиной, да полоть сорняки, да стеречь птицу, да…

Сбежал, прикинувшись сиротинушкой, добрался до сказочной столицы. Побродил, диву даваясь на чудеса, которые оказались правдой, слушая прекрасную музыку в соборе. Просил милостыню там же, на ступеньках, дрался с другими мальчишками. На окраине прибился к наставнику при маленькой церквушке. Добрый старик, поражённый, что мальчик знает почти весь Песенник на память, взял в служки, выкормил, выучил грамоте и рекомендовал в колледж…

Ночная птица чиркнула крыльями по небу, заухала издевательски. Йан вздрогнул, очнулся от дрёмы. Учился он хорошо, но всё равно богослов из него получался никудышный. Когда речь шла о лёгких грехах, Йан предпочитал раскаиваться, чем избегать их совершения, и уже не раз ему намекали сокурсники и учителя, что кривая дорожка доведёт до беды. Вот и довела…

Из посёлка долетел запах вкусного кулеша, повернул мысли в новую сторону. Запрет на женщин и семью был, по мнению Йана, самым большим недостатком богословской стези. Конечно, Дьяволица тоже была женщиной, и вековое искусительство сидит в каждой из них, но такому искусу грех не поддаться!

«Получу сто карелей – и могу отказаться от богословия. Это и дом можно купить, а деньги в оборот… Можно и купцом заделаться!»

Похолодало, и Йан глубже зарылся в стог. Он любил бродячую жизнь и умел найти выгоды в любой ситуации. Но в холодную ночь каждая бродячая собака мечтает о тёплой конуре.

***

Из холмов и перелесков дорога выкатилась на широкую, до горизонта, равнину, по которой змеились две слепяще-голубые полосы – реки. Между ними, как руки навстречу, протянулись десятки проток и каналов, образуя россыпь зелёных островов, распаханных под поля. Дорога, как третья река, разрезала поперёк первые две, направляя свой, людской поток к самому большому острову, увенчанному зубцами оборонительных башен.

Завидев город, Йан встрепенулся, как воробей, который с холодного двора влетел в нагретые сени. Наконец-то – толчея, смех и музыка, трактиры и соборы, здания в несколько этажей, одним словом – жизнь!

– От это уже Марцих, – возница махнул кнутом на башни, и тут же прикрикнул на Йана: – Слазь давай, поможешь втащить возы на переправу!

Природа надёжно оберегала жителей богатого города от жадных соседей. Обозы и путники несколько раз переправлялись через речные рукава на паромах. Лодочники боговали. Йан подумал было осесть здесь и зарабатывать перевозкой, но посмотрел на разбойную рожу ближайшего лодочника и раздумал – наверняка у них тут всё схвачено и поделено, глупому новичку перегрызут глотку за конкуренцию.

И сам Марцих напоминал зверя – высокий, мощный, он выпустил короткие лапы-мосты к ближайшим островкам, зорко глядя на въезжающих окнами башен. И даже мосты здесь были крытыми, с длинными рядами бойниц. Хотя, как припомнил Йан, вся эта оборонная система не спасла приграничный город от многократного перехода из рук в руки.

Телеги стали на досмотр. Йан быстро натянул свою мантию – студиозы любой страны не платили входную пошлину, попрощался с крестьянами и поспешил к воротам.

Изнутри город выглядел куда уютнее: белые дома с косыми деревянными вставками, чистые тротуары, густой дух пирогов повсюду. На площади народ развлекали бродячие артисты – один непостижимым образом жонглировал мечами, второй на ходулях шагал сквозь толпу, призывая не жалеть монет. День был торговый, народу на улицах толпилось много, нарядные, веселые. Из таверн слышалась музыка, и настроение у Йана, последнее время мрачное, поднялось. Наконец-то завершится его трудное многодневное путешествие, он получит деньги и заживет весело, не отказывая себе в мелочах. Йан купил затейливый восточный пирожок с мясом, узнал у торговки, где находится улица Веселых Кузнецов и отправился туда.

Квартал был зажиточный, с высокими просторными домами, что внушало надежду на заслуженную награду. Кузнецов и кузниц тут, правда, уже давно не было – наверное, название улице дали какие-то давние события. В пятом доме и вовсе обнаружился постоялый двор.

– День добрый, – обратился Йан к мужчине за стойкой – как водится, на первом этаже постоялого двора была таверна. – Подскажите, где мне найти мастера Юльриха?

– Юльрих? – озадаченно переспросил мужчина. – Нет, сейчас тут таких не останавливалось.

– Он должен здесь жить, давно уже, – сказал Йан и на недоуменный взгляд пояснил: – Мне дали адрес, что здесь можно найти…

– Нет, таких здесь нет, – уверенно сказал хозяин. – Я давно сдаю комнаты, Юльрихи может и попадались, но мастера они были или нет – не знаю, и съехали все. Может, адрес перепутали? – сочувственно спросил он, глядя, как Йан хватается за стойку.

– А… может, по соседству здесь есть… Нет? Точно нет?

Трактирщик помотал головой. Йан похолодел. Повисшая тишина обрушилась на него с силой приговора, зачитанного перед казнью.

– Выпить? – сочувственно предложил хозяин. Йан кивнул, но тут же спохватился, что, раз денег не будет, надо беречь остаток вдвое против прежнего.

– Спасибо, нет, – со вздохом сказал он и вышел на улицу.

Радости как не бывало. Йан зашел за угол, достал и перечитал записку. «Друг мой, надеюсь ты здоров и цел. Передаю тебе вещь, изящество которой равно ее внутреннему смыслу – используй ее теперь ты для своих добрых нужд». Ни имени, ничего конкретного. Может, он забыл или перепутал адрес? Нет, в своей памяти Йан был уверен, годы учёбы натренировали. Он чувствовал себя ужасно. Столько трудов, волнений, беготни, риска – всё зря! Он не получит денег… Да и Дьяволица с ними, но у него на хвосте же сидят преследователи – чокнутые маги и вся Церковь!

Дальнейшее время он потратил, обходя улицу Веселых Кузнецов. Один Юльрих все же нашелся – девятилетний карапуз, который никак не подходил на роль получателя зловещей вещицы.

Убитый новостями наповал, Йан мрачно плелся куда глаза глядят. Больше не радовали ни музыка, ни нарядные улицы, ни улыбки молоденьких горожанок. В голове бился только один вопрос – что теперь делать?

Солнце перевалило за полдень. Йан принюхался, на ароматы жаркого и свежего хлеба зашёл в просторный шумный трактир. После солнечной улицы здесь казалось полутемно, в воздухе колебался сизый дымок, к запахам кухни прибавился сильный хмельной дух. Со всех сторон по столам гремели ложки и кружки, по полу стучали сапоги нетерпеливых клиентов. Гости Марциха обедали.

Йан подсел к компании достаточно весёлой, чтоб принять чужака, но не настолько пьяной, чтоб затеять с ним драку. Сходу уцепил подавальщицу за пояс фартука (хотел прихватить ниже, но опытная девица увернулась), заказал птицу, жареную с багряными клубнями и две кружки хмеля.

Мужчины за столом увидели, что гость не собирается клянчить и халявничать, и приветливо подняли кружки.

Каждый в этой компании был чем-то примечателен. Возле Йана сидел одноглазый, но очень весёлый парень, при каждой улыбке выставляя редкие зубы. Несмотря на такой недостаток, его тарелка уже была пуста. За щербатым сгорбился над тарелкой красноносый, одутловатый мужчина, из его кружки разило не пивом, а явно чем покрепче. Напротив сосредоточенно поглощал двойную порцию силач, руки которого были толщиной с бедро Йана. К силачу, как вьюнок к дереву, прильнула девушка, тоненькая и светлая, очень хрупкая – но с такой защитой ей никакие приставалы не были страшны. Йан заподозрил, что вторая порция крепыша – это её тарелка.

Наискосок от Йана возвышался тощий и такой долговязый парень, что казалось, будто он не сидит, а стоит. Лицо его было смутно знакомым, и Йан, наконец, припомнил – это он на ходулях развлекал толпу.

– Вы бродячие артисты?

– Точно, – поддакнул одноглазый. – Видал наше выступление?

– Да, здорово! – искренне ответил Йан, и вспомнил, что его собеседник жонглировал мечами. Тогда понятно, куда делся глаз и половина зубов, эдакому искусству пока научишься… – Вы давно тут? Я первый день вообще, города не знаю, что тут да как…

Они выступали уже почти месяц. Йан, с аппетитом поглощая птицу с клубнями, между тем выспросил, что слышно в городе. Творилось много чего – и рыцари сражались, и купца грабили, и красна девица топилась из-за любви, но не слишком рьяно, спасли болезную. Росли цены на хлеб, совет города выдумал новую пошлину – в общем, ничего такого, что напоминало бы историю студиоза, никаких ведьм.