Kitobni o'qish: «Белый лама. Книга I»
Человек – мера всех вещей
Философ Протагор
Ок. 490 до н.э. – ок 420 до н.э.
Вместо предисловия
Бессмысленно барахтаться у берега
и утверждать при этом, что в море нет жемчуга.
Нужно заплыть подальше и нырнуть поглубже.
Мифическая, таинственная страна Шамбала, обитель духовных мудрецов, в нее люди стремились с древнейших времен. Ее обитателей, мудрейших из мудрых, народы, в жизни которых они оставили след, называли по-разному: махатмами, ману, риши, буддами, аватарами, бодхисаттвами, адептами Белых Братьев1. Попасть в Шамбалу могли только избранные, наделенные особой мудростью люди, заслужившие такое приглашение своей благочестивой и богоугодной жизнью. Часто, когда народам и странам нужна была помощь для того, чтобы выжить, они вставали рядом с людьми и творили добро ради добра, а не ради славы – именно в этом проявлялись их мудрость, любовь и милосердие.
В наше время люди, во всяком случае просвещенная их часть, уже пришли к осознанию того, что Вселенная вечна, а человечество – преходяще, оно, словно выполняя заданную из Космоса программу, то покидает эту грешную землю, то вновь на нее возвращается. Для нашей цивилизации невидимые Веды перевели с потустороннего языка на санскрит и записали их в тысячах видимых книг великие мудрецы – Риши. Вот некоторые их имена: Нанди Девар, Агастьяр (Гермес), Тирумулар, Боганатар (Лао-Цзы), Конканавар, Мачьямуни, Горакнат (Бабаджи). Эти ученики Шивы с незапамятных времен живут на земле в своих недостижимых для простых смертных ашрамах. Риши, как и махатмы Шамбалы, помогают наземному человечеству своими мысленными подсказками-посланиями. Так вот, согласно ведическим книгам, переписанным с «Хроник Акаши», Шамбала – это высокоразвитая духовная страна, существующая одновременно в трех мирах: астральном, эфирном и физическом.
В Шамбалу никто не попадает без приглашения. Мало и тех, что были приглашены и попали туда в форме тонких тел2. Еще меньше тех, кто в плотной физической форме вступил в духовную страну Шамбалу. Самые известные, опытные и просвещенные исследователи не смогли проникнуть туда и были вынуждены довольствоваться лишь беседой с теми, кому выпала честь узреть эту невидимую страну. А таких исследователей было много, среди них россияне Николай Рерих3 и Елена Блаватская4.
Одним из тех, кому повезло путешествовать в этой недосягаемой стране, был китайский исследователь, ученый, доктор Лао-Дзин, который, как оказалось впоследствии, нарушил-таки обет молчания, данный им обитателям Шамбалы, и приоткрыл, правда лишь частично, тайну местонахождения одного из ашрамов братства. Частично, вероятно, потому, что, во-первых, видел все лишь мельком, поскольку не был посвященным, а во-вторых, даже если бы и увидел больше, то передать все равно бы не смог – его бы сразу остановили, возможно и навсегда, невидимые силы.
На основании рассказов доктора Лао-Дзина несколько восточных газет, в том числе The Shanghai Times, а затем и западная пресса, опубликовали несколько статей. Рассказывая о своем путешествии в Шамбалу, доктор поведал, как вместе с непальским проводником-йогой, они вышли из монгольской пустыни, пересекли суровые горные массивы и набрели на поселение людей, занятых постижением высшей мудрости. Он описывает увиденную там библиотеку, лабораторию, хранилище, чудесную Башню Шамбалы. Причем его описания этого величественного поселения абсолютно соответствуют описаниям из других малоизвестных источников. Лао-Дзин рассказывает о проводящихся в Шамбале блестящих научных исследованиях, о телепатических посланиях на большие расстояния, об использовании магнитных полей и различных лучей. Эта информация вызвала сенсацию во всем мире, что и неудивительно. Это путешествие в Тибет оказалось очень трудным. В своей статье Лао-Дзин описывает его так:
«После двух месяцев пути по пустыне Гоби и труднопроходимым горным хребтам Северного Тибета мы наконец достигли какого-то заснеженного нагорья, высотой приблизительно 15 тысяч футов (примерно 4570 метров. – Прим. ред.) над уровнем моря. Велико было наше изумление, когда вдруг далеко внизу мы увидели зеленеющую долину, плодородная природа и тепло которой являли разительный контраст с пустынными снежными горами, среди которых мы находились. По одну сторону долины мы увидели мощную группу красивых зданий, которые возвышались над верхушками деревьев. Именно здесь, как я узнал позже, и находился часто упоминаемый «Храм Жизни», вместе со зданием библиотеки, астрологической башней (наподобие тех, что строились древними халдейскими мудрецами), зданиями лабораторий и другими строениями. Эти здания, сложенные из черного базальта и серого гранита, стоят сейчас так же, как они стояли еще во времена Чингисхана. Они древнее Великой Китайской стены, древнее самых старинных индийских пагод и, возможно, древнее даже египетских пирамид». (Забегая вперед, отмечу, что описание этой башни и зданий очень напоминает башни и строения поселения Пхови и Сванетии, до сих пор сохранившиеся в Грузии).
По утверждению доктора Лао-Дзин, братство Шамбалы расположено в цветущей, плодородной долине Северного Тибета, которая окружена непроходимыми горами. Там он и его спутник встретили около двухсот мудрецов и их учеников, принадлежавших к двадцати различным народам. Большинство из них были тибетцы, индусы и китайцы. Но также и шесть русских, несколько иранцев и немцев, один француз, один бельгиец и один голландец.
Доктор Лао-Дзин писал, что все подвижники, жившие в этом месте, давали обет молчания, свято храня тайну своей обители. И потому это загадочное место до наших дней остается одной из величайших тайн мира. «Случайные путники, которые достигали этого священного места, или оставались там навсегда, или умирали от трудностей и лишений на обратном пути. Те немногие, которым суждено было вернуться, были связаны клятвой не разглашать ничего из того, что они видели и слышали». Китайский ученый писал о том, что назначение «Храма Жизни» состояло в исследовании возможностей человеческого духа: «Может быть, это единственное место на земле, где люди различных религиозных верований могут встретиться, объединенные общими устремлениями, и сосредоточить все свои силы на решении проблем, имеющих величайшее значение для блага всего человечества».
Доктор Лао-Дзин отмечал также, что обитатели чудесной долины жили совершенно обособленно и независимо от остального мира. Что все необходимое для жизни и работы они создавали своим собственным трудом. Вместе со своими учениками сами обрабатывают землю, выращивая овощи и фрукты. Они сами ткут необходимые для производства одежды ткани. Питаются отшельники исключительно растительной пищей. Благодаря горячим подземным источникам, вытекающим на поверхность, в этой долине всегда тепло. Почва долины очень плодородна и способна прокормить несколько сот человек.
Самой большой ценностью обители является огромная библиотека со множеством рукописей, а также карт и различных приборов, используемых в их научных исследованиях.
Китайскому ученому Лао-Дзину разрешено было прожить в долине Шамбалы три месяца. За это время он стал непосредственным свидетелем необычных психоэнергетических феноменов. Доктор Лао-Дзин побывал в одном из книгохранилищ Братства, где были представлены уникальные манускрипты на древнейших языках мира. С большинством этих рукописей Лао-Дзин не смог познакомиться, так как владел только китайским, монгольским и русским языками. Китайскому ученому было также разрешено осмотреть различные лаборатории с удивительными приборами и инструментами. Китайский путешественник посетил обсерваторию и знаменитую башню, описанную и другими авторами, побывавшими в Шамбале.
Описывая свои впечатления, китайский ученый останавливался в основном на внешних деталях, подчеркивая, что о различных духовных феноменах, свидетелем которых он был, ему не позволено рассказывать.
Лао-Дзин ограничился лишь кратким упоминанием о паранормальных психодуховных возможностях, свойственных служителям обители, – ясновидении, яснослышании, телепатии и других сверхъестественных способностях. Упоминает доктор Лао-Дзин и о необычных экспериментах, при которых ему было разрешено присутствовать. Во время этих экспериментов он видел, как адепты не только левитировали, свободно поднимаясь в воздух, но и становились невидимыми для физического зрения. Доктор Лао-Дзин упоминает также о том, что срок жизни адептов, населяющих чудесную долину, исчислялся столетиями, хотя все они выглядели как люди средних лет.
Исследователем подобных удивительных вещей был мой хороший знакомый Георгий Бязирев, который за годы исследований приоткрыл завесу над многими странными и неразгаданными явлениями. Я был очень опечален, когда узнал, что в 2010 году, будучи еще молодым человеком, он скончался. И мне вспомнилось одно его высказывание: «Самая большая честь для человека – это когда его вспоминают после смерти». Действительно, оставшиеся в памяти слова и образы от нас ушедших важны, как для нас, живых, так и для умерших, поскольку, пока мы живы и храним эту память, живы и те, кто уже покинул эту грешную землю. Так вот, когда я узнал о смерти Георгия, я постарался восстановить в памяти рассказанную им мне много лет назад историю про одного посвященного, адепта Белых Братьев – грузина по национальности, который прожил необычную и в то же время увлекательную жизнь длиною более чем в век. Необычную потому, что материальная сторона жизни для него была мало важна, он отказался от всего бренного, многому сам научился и научил других. Он выдержал и преодолел такие удары и издевки судьбы, что на его месте обычный смертный был бы обречен.
Георгий познакомился с ним в тибетском монастыре в 90-е годы, и уже тогда этому человеку было более ста лет. В монастыре его называли «Белый лама» и относились к нему как к святому. Белый лама был один из тех немногих, кто не только побывал в таинственной Шамбале, но и некоторое время, семь или восемь месяцев, учился в ашраме Белого Братства. Он был единственным адептом Белого Братства не только в том монастыре, но и во всем Тибете. Ему выпала особая честь – после перехода в Атман5, его астральное тело должно было переселиться в духовную страну Шамбалу.
О национальности и происхождении Белого ламы мало кто знал, поскольку всех, кто был родом из Российской империи или, позднее, из Советского Союза, называли русскими, хотя в то время, когда Георгий с ним познакомился, этот человек был гражданином Тибета, в дальнейшем КНР и Великобритании. Как выяснил Георгий, именно в то время, когда доктор Лао-Дзин вместе со своим непальским проводником достиг ашрама Белого Братства и провел в нем три месяца, одним из молодых посвященных в нем был будущий Белый лама, которого Лао-Дзин упомянул среди «русских». И Белый лама подтвердил это Георгию во время их встречи в монастыре Ташилумпо: да, Лао-Дзин гостил у них в то время в ашраме.
Для того чтобы точнее восстановить в памяти рассказ Георгия, я разыскал его труды, что открыло мне путь к написанию этого романа. Поступая так, я не нарушаю какие–либо этические правила: Георгий сам хотел написать книгу об этом человеке, для чего собирался приехать в Грузию для сбора дополнительной информации и поисков его близких. Понятно, что и эту историю он рассказал мне потому, что тот старик был моим соотечественником, и я мог бы как-то помочь ему в его поисках. Однако Георгий не успел выполнить задуманное, но я уверен, что столь талантливый человек наверняка написал бы замечательную книгу. Поэтому, берясь за перо, я в чем-то исполняю его желание.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Нинико не радовалась, когда шла в школу, и никогда не спешила, но не потому, что не любила учиться или ей было трудно, наоборот, она была лучшей ученицей в классе и считалась самой способной. По сравнению с другими учениками на нее обращали большее внимание, наверное, и это создавало неловкость, но причина все-таки была в другом: она не хотела терять времени на школу. Ей не о чем было разговаривать с девочками. Как только звенел звонок, она бежала домой. Деревенские сплетни, пересказ вчерашних новостей, увиденных по телевизору, и обсуждение городских жителей ее не привлекало.
Нинико жила с дедушкой в высокогорном хевсурском селе Барисахо. Раньше их семья была многочисленной, известной во всем Хевсурети. Родители Нинико погибли в дороге, когда ехали на автобусе в Тбилиси. До этого умер старший брат. Тогда она еще не ходила в школу. Один дядя, младший брат отца, погиб в Афганистане, второй – старший – жил в Тбилиси. Он был врач, и, по словам дедушки, этот сытый горожанин не походил на хевсура. Он изредка приезжал летом со своей семьей на две-три недели отдохнуть и заодно исполнить сыновний долг. Этим все и кончалось. Больше он не показывался. Деньги, правда, посылал, но разве этого было достаточно, чтобы старый отец и осиротевшая племянница почувствовали семейное тепло? У нее была и тетя по материнской линии, ее тезка, она проявляла к девочке поистине материнское тепло и старалась не обделить вниманием. Однако у нее была своя семья, да и здоровье не позволяло делать больше, поэтому Нинико сама управляла домом. Переваливший за семьдесят дедушка, несмотря на превратности судьбы, выглядел бодро. Он оплакал всех, но сам не давал остыть дому предков.
– Мой долг до конца нести ношу, потом меня заменит внучка!
Так говорил старик. Держался он очень бодро, так, как подобало его роду. Все же возраст о себе напоминал, и Нинико выпадала забота о дедушке.
На радость Нинико, дедушка Ладо болел редко, все еще был полон сил, и трудно было застать его без дела. Если управлялся вовремя с делами, он надевал на нос очки и читал газету или журнал.
Ладо Ликокели был потомком известных хевсурских лекарей. По материнской линии он был потомком знаменитого лекаря Бадзиа Шатилиони. Их семья состояла в родстве со многими благородными семьями Пшав-Хевсурети: Арабули, Чинчараули, Бучукури, Гигаури – и кто сосчитает с кем еще. Все эти семьи чем-то были связаны с врачеванием и передавали друг другу некоторые знания. Как он рассказывал, его предки были из рода Шубани. Его прадед был Мгелика Ликокели, известный во всей Хевсурети и Грузии целитель. Он был вооружен древними знаниями и проводил такие операции, каких не делают даже сегодня. А вот своего деда – Георгия Ликокели – дедушка Ладо хорошо помнил, он тоже был известный целитель и к тому же дипломированный врач.
Дедушка Ладо часто рассказывал о том, что их дальний предок Хогаи Миндиа был героем сказания. Он оставил своим потомкам знания, которые передавались только одному члену семьи. Дедушка Ладо говорил, что Хогаи передал свои знания дочери, и она стала женщиной-жрецом Пхови. Он часто повторял:
– Мы из рода Хогаи, древнейшего из древних, лучшего из лучших. Нашим долгом было хранить пховцев от всех болезней, от всех набегов, чего бы это нам не стоило! В нашем роду были самые образованные люди, и во все села посылали по одному человеку из наших для их поддержки. В Муцо, еще в незапамятные времена, был монастырь, где наши предки еще с тех времен растили целителей. Нашим родом в Пхови построено несколько деревень, в которых хранились знания. А самым образованным человеком, какого когда-либо знали в нашем роду, был мой дед, – с гордостью рассказывал дедушка Ладо.
Фамилия Ликокели происходит от названия деревни, которая до того была стоянкой жрецов и исполняла функцию монастыря, где передавали тайные знания лекарям, а позже превратилась в деревню. Было время, когда по решению жреца лекарь из Ликокели должен был быть во всех долинах. Поэтому часто семьи отдавали своих детей на воспитание в монастырь. Где не было лекаря, селился один из Ликокели. Ликокели были неприкосновенными для всех общин, все были обязаны защищать и помогать им.
Нинико тогда исполнилось четырнадцать лет.
Она росла прелестной девушкой. Как говорили ее односельчане, она была такой нежной и воздушной, что не оставляла на земле следов. Внешне девочка была похожа на отца, но дедушка Ладо говорил, что она в его деда – Георгия. Но на кого бы она ни была похожа, Нинико отличалась от всех своими чудными глазами. Первый же взгляд на нее поражал постороннего, поскольку у нее один глаз был зеленый, а другой медового цвета. Красоту этих глаз невозможно было забыть. К этим глазам очень шла белизна ее лица и очень правильные утонченные черты. Изящные, чуть оттопыренные уши делали ее лицо еще более красивым. Ее красота была увенчана густыми волосами цвета спелой пшеницы, с короткой челкой на лбу и косой толщиной с запястье.
Одеждой она особенно не отличалась, но что бы она ни надела, все было ей к лицу. Есть люди, которым все подходит, и этим они еще больше отличаются от окружающих. Именно к числу таких людей относилась и Нинико. А традиционное хевсурское платье, которое было у нее с детства, поразительно шло ей. Сначала платья ей шила мама, потом тетя. И так, сменяя друг друга, они одевали ее как куколку. А когда она выросла, то научилась шить сама и украшала свой наряд все новыми и новыми вышивками, которые находила на старых хевсурских фотографиях. Она узнала значение многих орнаментов и очень бережно сохраняла их рисунок во время вышивания. Нинико умела многое помимо шитья и вышивания. Все могла и умела, что требовалось в семье.
Во время всех праздников девочка, одетая в хевсурское платье, появлялась в деревне. Если другие стеснялись надевать традиционную одежду, она, наоборот, с гордостью носила ее. Всем нравилась ее верность традициям, но особенно это любил в ней дедушка. Он радовался, когда видел ее в традиционном наряде, и всегда говорил:
– Ты мне и внук и внучка, ты радость дедушкина и единственная надежда.
Вот уже год, как Нинико очень изменилась. Ее переходный период и становление прошли быстрее, чем обычно бывает у девочек ее возраста. Она и раньше хорошо училась, но теперь проявляла прекрасные способности. Одни учителя объясняли это старательностью, другие говорили о хороших генах ее семьи.
И правда, все ее предки – и с материнской и с отцовской стороны – были особенными, образованными и выдающимися людьми. Она и сама слышала от близких множество интересных рассказов о своих предках и чтила их память. Но все-таки в последний год она сильно изменилась.
Эта история произошла почти год назад, и все началось, когда в один выходной день Нинико проводила уборку дома и двора. Когда очередь дошла до кладовки во дворе, в глаза ей бросился большой старинный сундук, окованный железными обручами и запертый на замок. Он стоял в углу и использовался только как подставка. Нет, она и раньше знала об этом сундуке, но поскольку на нем всегда что-нибудь лежало, она не обращала на него внимания. Сейчас почему-то она остановила на нем взгляд. Попробовала открыть, но тщетно. Ни один ключ из найденных в доме не подошел. У дедушки она не спросила. Прошло несколько дней, и дедушка сам завел разговор о сундуке:
– Ты хорошо убрала кладовку, и сундук моего деда так почистила, что он выглядит как новый.
Вот тогда вспомнила Нинико о замке и спросила у дедушки про ключ.
Дедушка сказал:
– Когда в тридцать восьмом году, осенью, моего деда Георгия арестовали, ключ должен был быть у него, поскольку он его никому не доверял. Второй вроде должен был быть дома, но мы не смогли его найти. А отец сказал нам: «Внутри сундука дух Гуданского Святого Георгия, и кто попытается открыть сундук без разрешения деда Георгия, будет поражен, как дракон. Раз мой отец не доверял нам ключи, значит, нам его открывать не полагается, поэтому даже не пытайтесь открывать или взламывать его без ключа!»
Ну, мы и не прикасались к нему. Я ведь тебе и раньше говорил, что мой отец тоже был очень странным, не говоря о дедушке. Он тоже верил в знаки и никогда не прекословил отцу, поэтому и мы не ослушались его и не притрагивались к сундуку. А потом мы о нем и забыли. Стоит себе и стоит как семейная реликвия, много места он не занимает, так пусть стоит в память о нем. Пусть его душа здесь живет, в его семье. Ученым человеком был мой дед, глубоко образованным, сильным, породистым, весь мир повидал, не то что мы, его сын и внуки, которые вон дальше Тбилиси не выходили. Ему было всего сорок пять, когда его увели люди из большевистского Энкаведе, а потом он пропал. Насколько мы знали, его сослали в Сибирь, но он оттуда сбежал. После этого его искали, несколько раз и сюда приходили из милиции. Я был маленьким, но хорошо помню. Когда прошло немного времени, наш тбилисский родственник рассказал моему отцу, что в Сибири он, оказывается, убил конвоира и бежал в сторону Китая. Возле китайской границы тоже кого-то убили, какого-то военного, и обвиняли в этом моего деда, а после этого его и след простыл.
Так закончил рассказ дедушка Ладо.
После того, как дедушка рассказал эту историю, прошло два дня. Ночью Нинико приснился прадед, которого она никогда не видела, а знала только по фотографии. Сон был очень ясным, прадедушка точно указал ей, где находится ключ от сундука. И к тому же предупредил, чтобы она осторожно относилась к тому, что там увидит.
– Порошок не трогай, ты еще маленькая, и к тому же девочка, поэтому остерегайся. Когда все изучишь и достигнешь совершеннолетия, сама решишь, использовать его или нет, – сказал ей дедушка Георгий во сне.
Когда Нинико проснулась, было уже светло. Дедушки нигде не было видно, в тот день он собирался ехать в город, а до того должен был зайти в магазин. Девочка сразу вскочила с постели, оделась и спустилась в кладовку. Как подсказал ей прадед, она оттащила сундук в сторону. Он показался ей тяжелым, но она чувствовала в себе такую бьющую через край энергию и интерес, что легко с ним справилась. Под сундуком она увидела крышку, на которой была спрессованная земля. На высохшей земле вдоль крышки была видна трещина. Сначала она думала, что это квеври (зарытый в землю большой кувшин для вина). Девочка взяла лопату, осторожно вставила ее в трещину и осторожно нажала вниз. Крышка со скрежетом поддалась. Она легко отодвинула крышку в сторону и внутри увидела маленькую деревянную кадушку, в которой была запыленная белая фарфоровая баночка. Она осторожно достала ее, вытерла пыль и открыла. В ней лежал пожелтевший лист бумаги и ключ, который предварительно был завернут в промасленную бумагу, а потом еще и в ткань. С трудом отделив ключ от бумаги, девочка вставила его в замок. Она долго мучилась и наконец открыла замок. От волнения учащенно билось сердце, случившееся она сама считала чудом. Она не стала сразу открывать сундук, а сначала покрыла крышкой тайник и с трудом пододвинула сундук на место. Это оказалось сложнее, чем отодвинуть его. После этого она перевела дух и села рядом с сундуком на табурет с тремя ножками. Девочка развернула пожелтевший лист бумаги и стала читать написанный химическим карандашом, местами не поврежденный текст. Почерк трудно было разобрать, но она все же смогла вычитать все важное.
«Гига, сынок, если тебе предстоит открыть этот сундук, отнесись к нему очень бережно, как к матери, как к нашей святыне, оставшемуся от предков знанию. Ты должен очень внимательно изучить все сам и затем тайно передать сыну, а то черт не дремлет… Пока хорошо не разберешься и не познаешь все, ничего не делай, а к порошку даже не прикасайся… Если кто-либо другой найдет оставленное мною, пусть уважает кости предков и сохранит это учение в тайне… Да хранит тебя Гуданский крест!
Твой отец Георгий
1 июня 1938 года».
Девочка вышла во двор, осмотрелась. Не увидев ничего подозрительного, она вернулась назад. Теперь уже смелее открыла сундук. В лицо ей бросился запах древности и кожи, хотя запаха сырости не было. Сундук не был поврежден ни мышами, ни насекомыми. Изнутри он оказался покрытым кожей. Сверху лежал когда-то белый, а теперь пожелтевший от времени холст. Она осторожно отложила в сторону это покрывало, на черной ткани лежал почерневший серебряный кинжал с поясом. Она свободно вытащила кинжал из ножен, он не застревал и не был заржавлен, как будто его только вчера положили. Сначала она проверила его остроту, потом щелкнула, и он зазвенел как колокол. Этот звук был приятен и подбодрил девочку. Затем она положила кинжал с поясом на полку, достала и развернула черную ткань. Это была рубашка, с застежкой на четыре пуговицы, уже поврежденная временем и выцветшая. Ниже лежало бесчисленное количество вещей: с одной стороны – старые книги и связанная стопка бумаг, а под ними связка газет на разных языках. В правом углу сундука был виден инкрустированный ларец, на крышке которого был изображен позолоченный дракон. Она достала ларец и положила на скамью, потом осторожно открыла замочек золотого цвета. Подкладка у него была из бордового бархата. Сверху лежала толстая деревянная лакированная пластина с отделениями, в которых помещались раскладные аптечные весы с гирями, большая кисть с серебряной рукояткой, две тонкие палочки и две потолще, несколько маленьких фарфоровых чашечек, вложенных друг в друга по размеру, в которые могло поместиться не более глотка воды. По бокам деревянной пластины она увидела тонкие серебряные рукоятки и поняла, что ее можно было снять. Она так и сделала: осторожно подняла обеими руками пластину и переложила ее на столик. Под ней она увидела несколько запечатанных эмалированных баночек, на крышках которых были нарисованы цветы. Она заметила также коричневый бархатный кисет и сначала достала его. Он показался ей тяжелым. Девочка развязала узел закрученной тесьмы, и у нее захватило дыхание. Тут же она почувствовала учащение пульса, в ушах слышался шум ускоренно бьющегося сердца. Она высыпала себе на колени золотые червонцы. Девочка забыла обо всем, глаза у нее затуманились, и она ничего вокруг не видела.
Нет, это случилось с ней не от жадности, она не была жадной или любительницей золота. Это был шок от неожиданности. Некоторое время она сидела на треноге пораженная, а когда немного пришла в себя, решила посчитать, но передумала. Такие монеты она видела в музее, поэтому в том, что они настоящие, она не сомневалась. Когда немного успокоилась, вернула монеты на прежнее место. После нескольких неудачных попыток, она все-таки смогла завязать кисет, как было, и положила обратно в ларец. Потом она взяла одну баночку и осторожно открыла ее, в ней до половины была насыпана белая, очень мягкая пудра с нежным ароматом. Она сразу же вспомнила слова дедушки Георгия: не трогай порошок! Нинико сразу закрыла баночку и положила ее на место. Теперь она взяла вторую баночку, на которой сверху была изображена ранее где-то ею виденная кисть руки и незнакомое растение. Она заглянула и увидела желтоватый порошок, похожий на сахар. Девочка сочла это сахаром, любопытство взяло свое, и она мягко ткнула в него пальцем. На пальце почти ничего не осталось, возможно, только крошечная частичка пыли. Приложив палец к языку, она даже не почувствовала вкуса, он не был сладким, ни на что не был похож, и девочка закрыла его. Не заглянув в третью и четвертую баночки, она закрыла шкатулку на замок и положила обратно в сундук. Нинико достала несколько книг. Одна была написана на французском языке, вторая на английском, а третья – на древнегреческом. Четвертая была написана от руки по-грузински, и девочка сразу же подумала, что ее, должно быть, написал дедушка Георгий. Она достала и книгу с красным переплетом, лежавшую под ларцом. Она оказалась тоже грузинской рукописью. Взяв эти две книги, девочка положила остальные в сундук, закрыла его и только тогда заметила, что забыла положить кинжал. Она опять открыла сундук, положила кинжал с поясом и закрыла. Две книги и фарфоровую банку, в которой лежали ключ и письмо, она взяла с собой. Когда Нинико вышла во двор, у калитки она увидела дедушку. Сразу же мелькнула мысль, что дедушка не должен был видеть эти книги. Нинико быстро взбежала по нескольким ступенькам и вошла в дом. Книги и банку она спрятала в шкафу в своей комнате, потом вышла к нему на встречу. Дедушка Ладо возвращался из магазина с продуктами. Она взяла у него сумки и отнесла на кухню, дедушка пошел за ней. Он выпил воды из кувшина и сказал:
– Завтракай без меня, я еду по делу в город, вечером вернусь на автобусе.
Он поцеловал ее в лоб и вышел во двор.
Через некоторое время у Нинико возникло странное чувство, она ощутила недомогание, но не могла объяснить, что с ней было. Болеть вроде ничего не болело, но в глазах был туман, и голова кружилась. Она подумала, что это от волнения. Девочка прилегла на кровать и закрыла глаза. Сразу же в голове все закружилось: потолок, дверь, стол, шкаф, – все кружилось вокруг нее. Испугавшись, она открыла глаза, но ничего не изменилось, все еще кружилось вокруг нее даже быстрее прежнего. Она стала учащенно дышать, началось сильное сердцебиение. Некоторое время она лежала одурманенная, стараясь привыкнуть к этому состоянию. Она уже испытывала нечто похожее, когда у нее была высокая температура, но лишь несколько секунд, а сейчас у нее температуры не было. И к тому же это головокружение началось у нее абсолютно неожиданно. Через некоторое время это прошло, но начались страшные видения, и она в испуге закричала. Она видела маму. Ей ясно виделись ее роды, она видела собственное рождение из утробы матери. Она наблюдала за всем и испытывала боль, которую ощущала вместе с матерью. Она видела, как появлялась из тела матери, и кричала вместе с ней. Она увидела свое рождение и услышала свой еще слабый плач, когда оказалась в руках акушерки. Происходило чудо, но все было видно четко и ясно. Она узнала и эту акушерку, которая первая взяла ее на руки, тетю Дарико, близкую родственницу матери. Она видела, как акушерка и повитуха перерезали пуповину, вытерли и залепили пластырем. На это она смотрела уже более спокойно. Через некоторое время ребенок успокоился, и она тоже успокоилась. Больше ничего не было видно, как будто остановили кадр, и она только плыла в тумане молочного цвета. Она лежала одурманенная, ничего не чувствовала и ничего не видела.
Вдруг у нее снова потемнело в глазах, как будто туннель всосал ее и с огромной скоростью помчал в темную глубину. Она так испугалась, что у нее вырвался крик. Неожиданно из тоннеля она вырвалась на свет и оказалась на дороге, окруженной зеленью, с одной стороны от нее была гора, с другой – овраг. Впереди Нинико увидела маленький автобус, который объехал ее и сорвался в овраг.
– Мамааа! Папааа! – исступленно кричал ребенок.
Она видела, как автобус летит в овраг, видела ошеломленные глаза родителей. Увидела их последние вздохи и смерть. Потом сбежала в овраг, сама вошла в разбитый автобус, прошла между погибшими, подошла, приласкала, попрощалась и вернулась назад. Возле дверцы умирающий соседский мальчик цеплялся за руку матери, которую уже оставила душа. Она и его погладила по голове. Мальчик успокоился, закрыл остолбеневшие от ужаса глаза, и лицо у него успокоилось. Как только она вышла из автобуса, ее вновь окутал мрак, и она оказалась в туннеле, по которому пролетела с огромной скоростью. Она видела лучи света, которые быстро приближались к ней. При каждом ее крике рядом пролетал луч света. Она вновь оказалась окруженной ослепительным светом, теперь у подножья горы, откуда смотрела на долину реки. Она увидела своего брата Миндию. Он отделился от товарищей и бежал по крутому склону. Она ясно видела, как он поскользнулся на камне и сорвался в овраг. Нинико с трепетом последовала за ним. Видела искаженное лицо Миндии, летевшего на камень своей смерти. Он упал на край большой глыбы, и через несколько секунд из его тела вылетела душа цвета сероватого индиго.
