Kitobni o'qish: «Падение Храма Соломонова», sahifa 5

– Я же вам говорила, что не выйду замуж за эту свинью. А еще я вам сказала, что если умрет Руф, умру и я! Или вы что, думали, я обманываю?

– Ах, за свинью, говоришь! Тогда знай, что уже сегодня ты будешь со мной обручена, а завтра мы устроим свадьбу. А если попытаешься покончить жизнь самоубийством, я тебя свяжу, и ты будешь связанной вечно, поняла? – высказался Страбон.

– Хорошо! – вдруг абсолютно холодно и равнодушно произнесла Флавия. – Тогда выйдите из кубикулы, я переоденусь и вас позову.

– Мы тебя одну не оставим! – сказал брат.

– Тит, ты можешь выйти, я присмотрю за ней, ведь она практически уже моя супруга!

– Но я думаю… – начал было Флавий.

– Я сказал выйти, не надо злить меня, мы сами во всем разберемся!

Тит вскипел, но, сдерживая себя из последних, вышел из кубикулы и начал ходить по атрию из стороны в сторону. Затем услышал разговор Веспасиана с Марком и пошел к ним. Глава семьи, увидев сына, обеспокоенно спросил:

– Как Домицилла? Что там происходит?

– Они сейчас вместе. Гай сказал ей, что Фений мертв и он знает всю правду, а еще угрожал нам, что все расскажет префекту, если мы ее срочно не отдадим замуж.

– Идем к ним, посмотрим, как там дела. Может, действительно, она осознает, что он ее единственный утешитель.

Когда они подошли к кубикуле, Тит заговорил:

– Сестра угрожала, что убьет себя, говорила, что не шутит!

– Она любит угрожать мне, и что, хоть одну угрозу выполнила?

– Давай к ним зайдем, что-то у них слишком тихо, – забеспокоился Тит.

Когда же отворили дверь, пред ними предстала ужасающая сцена: на полу с кинжалом в сердце лежал мертвый сенатор, а на кровати – бездыханное тело Домициллы, в руке которой был зажат маленький стеклянный сосуд с ядом.

Веспасиан бросился к телу дочери и, обняв ее, стал просить прощения, но, к сожалению, она услышать его уже не могла. Тит, еле сдерживая слезы, ощущая свою вину во всем, что произошло, подсознательно чувствовал, чем все закончится. Затем он позвал Марка, который от увиденного упал в обморок. Остальные рабы привели в чувство ординария и по приказу старшего сына Флавия вынесли из кубикулы в перистиль тело Страбона.

Веспасиан, взяв себя в руки, обратился к сыну:

– Тит, возьми нескольких рабов, поздно ночью отнеси тело Гая поближе к его вилле и положи на улице, пусть все думают, что на него напали грабители. Кстати, он пришел один?

– Я не знаю, надо спросить у Марка.

– Нет, он пришел с охранником, – ответил ординарий.

– Где он сейчас, где он? – закричал Тит.

– Был на улице, значит, и сейчас там!

Старший сын, взяв гладиус, поспешил к выходу. Отец же его остановил:

– Подожди, замани его в атрий, а потом нападем.

– Хорошо!

Тит, выйдя из виллы, позвал охранника:

– Тебя зовет хозяин, идем за мной.

Когда они зашли в атрий, Веспасиан, идя навстречу, выхватил гладиус и ударил по шее неприятеля, тот успел только схватиться за рукоять своего оружия и упал.

– Так, уже стемнело, надо действовать быстро! – сказал глава семьи. – Будем надеяться, что за нашей виллой еще не следят преторианцы.

– Но еще много людей на улице, а нам необходимо нести уже два трупа.

– Ничего, вы их не понесете, а поведете. Только наденьте поверх туники лацерны⁷² и покройте головы.

Так они и сделали. Четыре раба и Тит медленно отправились на Палатин, где находилась вилла сенатора. Многих людей они встречали по пути, но никто не обращал на них внимания. Наконец, подождав, когда улица опустеет, рабы положили на дорогу два тела. Но в этот момент улицу перекрыли с двух сторон около сорока человек. Флавий подумал, что все кончено, кто-то узнал всю правду, но выхода не было, и он закричал:

– Хватайтесь за мечи! Перед смертью хоть отправим нескольких врагов к Плутону! – и вытащил гладиус из ножен.

– Тит, неужели это ты? – неожиданно послышался знакомый голос из стана врагов. – Так вот, значит, как ты развлекаешься без меня? И всего четыре человека с тобой, так и погибнуть можно!

Флавий не поверил – он услышал голос императора. И действительно, когда факел осветил лицо Нерона, оно выражало восхищение.

– Что же ты без меня веселишься? Кого же ты убил, мне очень интересно, – и император вместе с преторианцами всмотрелся в лежащих. – Гай, ты убил Гая? – и Цезарь неистово рассмеялся. – За что ты убил бедного претора, что он тебе плохого сделал?

Тит молчал, и Тигеллин, заметив это, сразу произнес:

– Помнится мне, он хотел жениться на твоей сестре, что он сделал не так?

– Он оскорбил Домициллу, и она только что покончила с собой, – начал защищаться Флавий.

– А она, значит, любила другого? Смею предполагать, что это был Руф? – и он ухмыльнулся.

– Мои соболезнования, Тит! – скорбно ответил Нерон. – Только недавно твоя мать, а сейчас и сестра, какое несчастье. Я потерял супругу, а ты сестру, даже горе у нас в одно и то же время происходит, как же мы с тобой похожи! А как братик твой поживает, нормально? Может, мне и его приблизить ко двору, чтобы защитить и оградить от несчастья?

– Благодарю, повелитель, брат чувствует себя хорошо, насчет двора, думаю, у него спросить надо, – подозрительно ответил Флавий.

– Так расскажи, Тит, как ты настиг сенатора? – не успокаивался Офоний.

– Я пошел к нему на виллу и по дороге встретил его и стражу, а шел я к нему, чтобы отомстить за сестру! Что тут неясного? – эту версию он сказал, чтобы долго не рассказывать всех подробностей, происходивших на его вилле, тем более что при этом мог проронить случайно что-то лишнее.

– Ладно, Тит, – сказал Нерон. – Идем с нами дальше веселиться!

– Не могу, владыка, у меня же сестра умерла, мне не до веселья.

– Да, точно… Ничего, тогда в другой раз… Кстати! – вдруг императора осенила идея. – Давай мы тебя проводим до твоей виллы.

Флавий надеялся, что Нерон этого не предложит, но теперь было важно, чтобы они не зашли на виллу, вдруг рабы еще не убрали кровь после трупов, иначе ложь Тита вызовет подозрения, а там уже и до правды недалеко, впрочем, создавалось впечатление, что им и так уже все давно известно.

Все двинулись на Авентин, в жилище Флавиев. По дороге преторианцы увидели пьяного патриция, идущего им навстречу, и посмотрели на императора.

– Нет, патрициев мне жаль, лучше убить плебея какого-нибудь, – сказал Нерон. – Поняли? Ищите плебеев, и только. На сегодня хватит убийств патрициев! Или ты так не думаешь, Тит? – обратился он к другу.

– Как скажешь, повелитель. Хватит – значит, хватит, – смиренно ответил Флавий. – Цезарь, у меня есть к тебе просьба. Так как у меня траур, можно я не буду присутствовать на играх в честь божественной?

– Да ты шутишь! – поразился император. – А у меня что, не траур, или ты думаешь только о себе?

– Прости, повелитель! Я сказал это по глупости, просто сильно расстроен смертью сестры, – поняв, что переборщил, пошел на попятную Тит.

– Хорошо, – недовольно ответил Нерон. – Я это понимаю и поэтому на сей раз прощаю! Но чтобы больше такого не было, на первом месте у тебя всегда должен быть я. Ты понял?

– Да, конечно, еще раз прости!

Когда они подошли к вилле Флавиев, Тит вынужден был предложить:

– Повелитель, не зайдешь ли ты к нам в гости? Это будет большой честью.

Нерон довольно посмотрел на Флавия и произнес:

– Даже не знаю, у меня, конечно, дел невпроворот, но уж очень давно я у тебя не был.

– Мой император! – обратился Тигеллин. – Предложение его заманчиво, но нам действительно надо идти. Если мы к нему зайдем, то это будет надолго. Лучше в следующий раз.

– Вот так всегда, только мне предлагают что-то интересное, так сразу появляется всякая гадость, которая меня отговаривает, – зло сказал Цезарь и отправился вниз по улице.

– Это я гадость? – поспешил за Нероном Офоний. – Да я забочусь о тебе больше, чем ты!

Тит вошел в атрий и облегченно вздохнул, такого напряженного и тяжелого дня он еще не переживал. Жаль сестру, но она сама покончила с жизнью из-за любви, правда, любовь ее фактически убил он.

Глава VI

На похороны сестры Тит не пошел, хотя был обязан. Но в эти дни он себя чувствовал просто ужасно, да еще и сказывалась простуда, которую он подхватил во время ночной прогулки с трупами.

Сегодня было 21 апреля, праздничный день, но на душе у него не было праздника. Сон, который не раз уже видел, опять преследовал его, да еще и слова гаруспика не выходили из головы. Болезнь и депрессия – таково было его состояние. А еще он до сих пор не узнал, кто является Богом христиан.

– Марк! Марк! – громко позвал Флавий, лежа в кровати.

Вначале постучал, а потом и зашел в кубикулу ординарий:

– Ты звал меня, господин?

– Скажи, как зовут христианского бога?

– Не могу знать, но можно спросить у рабов-иудеев.

– Так ты же сам иудей! – удивился Тит. – Давай рассказывай правду!

– Христианство и иудаизм – это совершенно разные верования! – начал возбужденно говорить Марк. – Иудеи, то есть мы, веруем в Бога Адоная и ждем своего спасителя, мессию, который придет и возвеличит наш народ над всеми другими, тогда мы уже не будем рабами, а будем свободными людьми. Христиане веруют в то же, что и мы, но в отличие от нас, они говорят, что сын Бога уже воплотился в лице галилеянина Иисуса Христа. Его римляне осудили и казнили, по-моему, приблизительно лет тридцать назад. Он был распят на кресте и умер. Но приверженцы его провозгласили, что он воскрес и открыл для всех людей царство небесное. Они говорили, что видели его снова живым, что он пришел ко всем своим ученикам, так называемым апостолам, которые продолжили его учение и сейчас везде проповедуют, уча якобы смирению, любви и прощению.

– Значит, вот почему они так спокойно принимают смерть в амфитеатрах! А ты говоришь, якобы, – сказал задумчиво Флавий.

– Но, хозяин, они же подожгли Рим, они приносят в жертву маленьких детей, а потом их съедают, они варвары!

– Откуда ты это знаешь? Ты видел, что это они устроили пожар, или они убивали детей, или съедали их? Никогда не говори того, чего не видел! Я понимаю, ты веришь в своего бога, я в своих богов, но при этом никогда не надо унижать чужого бога, потому что однажды он может стать богом Рима, – и Тит показал жестом, что тот свободен.

Немного позже в кубикулу к брату вошел Домициан:

– Как ты себя чувствуешь, ты что, тоже собрался умереть?

– Пока нет, а там кто знает, – спокойно ответил Тит.

– Можно я с тобой пойду на открытие игр? Мне так хочется отвлечься от всего, что произошло у нас за этот месяц, – с надеждой в голосе спросил он.

– Ты прав, такого месяца у меня еще никогда не было. Столько ненужных смертей, и ради чего, ради ненормального императора?

– Так как насчет игр?

– Спрашивай у отца, а не у меня.

– Он здесь может и не быть в ближайшие дни, а ты, пока его нет, главный.

– Хорошо, если хочешь, пойдем.

– Ура! – обрадовался младший брат и выбежал из кубикулы.

***

…Кругом огонь, крики, страх, ужас. Из огромного храма начинают выбегать горящие люди. Гигантское здание объято пламенем неимоверной силы и начинает постепенно со страшным грохотом рушиться…

– Господин, прости, но тебе надо поесть и принять лекарства.

Тит открыл глаза и увидел перед собой молодую рабыню, которая держала пред ним еду.

– Уже утро, ты еще не ел, а к тебе пришло приглашение на открытие игр.

– Да? – удивился Флавий. – И когда открытие?

– Сегодня в обед. Господин Домициан хотел тебя разбудить сам, но я сказала, что резко будить нельзя, ты же еще болен.

– Я уже выздоровел, во всяком случае чувствую себя хорошо.

Тит поел, затем надел свою белоснежную тогу и поторопил брата. Домициан оделся в белую тунику, и оба вышли на улицу.

Направились они на Капитолий, где находился особенный каменный театр Марцелла, так как по всей империи театры были деревянные. Он имел форму полукруга, а сиденья разделены на секции, принадлежащие зрителям разных классов. Расположенные над кавеей⁷³ два балкона предназначались для императора со свитой, включая весталок⁷⁴.

При входе в театр у братьев Флавиев проверили приглашения, и они пошли занимать свои места. Заполнен театр был пока только наполовину, но никто не сомневался, что он скоро вместит в себя все тридцать тысяч зрителей. Расположились Флавии внизу, в первом ряду. Правда, перед ними находились дополнительные скамьи для сенаторов. Было жарко, поэтому, чтобы защитить зрителей от солнца, над залом начали натягивать огромные полотняные навесы. Они закрепились на столбах, установленных за верхним рядом сидений. Домициан обратился к брату:

– Тит, я уже тоже хочу носить тогу. Я давно достоин этого. Многие мои сверстники гордо расхаживают передо мной, а мне нечем похвастаться.

– Братик, не спеши жить, еще все ты в своей жизни успеешь! Тебе осталось ждать совершеннолетия совсем ничего. А пока сдерживай свою гордыню, будь проще, и тогда у тебя появится много друзей. Кстати, император предложил взять тебя к нему во дворец. Ты хочешь быть при дворе?

У Домициана заблестели глаза. Понятное дело, что все юноши Рима будут завидовать ему, мальчику при дворе Нерона.

– Конечно, это то, о чем я и мечтать не мог! – воскликнул младший брат.

– Думаешь, я не знал твоего ответа? – усмехнулся Тит.

– Так ты поговоришь с ним, когда это случится?

– Не спеши, если я сказал об этом, то значит, выполню обещание, только сильно не надейся, Цезарь мог и пошутить.

На пульпиту⁷⁵ вышел эдил Гай Фульвий – устроитель игр, и все затихли:

– Приветствую вас, римляне! Сегодня открытие игр в честь божественной Поппеи. И дарит вам этот праздник наш великий и всеми любимый повелитель, божественный император Цезарь Нерон Август, – и он указал рукой на балкон, где сидел владыка.

Все в театре поднялись и стоя аплодировали божественному. Нерон радостно купался в овациях, затем, всех успокоив, сел на свое место.

– Сегодня будут театральные представления, завтра гладиаторские бои, послезавтра морское сражение, а в последний день скачки на колесницах, и везде вас будет ждать большой сюрприз. Итак, первый день игр из четырех объявляется открытым! – продолжил Гай.

На пульпите появились музыканты и шуты, которые весело приступили к своему представлению. Затем после них вновь вышел эдил и провозгласил:

– Итак, сейчас перед вами будет разыграна гениальная трагедия, придуманная самим императором.

В этот момент на пульпиту опустилась нарисованная на полотнище декорация, изображающая дворец императора. Затем появились актеры в очень дорогих одеждах и в трагических масках. Драма состояла из диалога и плохих стихов под музыку кантику. Актеры склонили головы, и на пульпите появился толстый и рыжий, в уродливой маске и в пурпурной тоге императора, сам Нерон. Весь театр сразу узнал его и громко зааплодировал. Он играл убитого горем супруга, который хочет покончить жизнь самоубийством, но ему постоянно не дают этого сделать, всячески мешая и отговаривая его. В конце концов, император лишает себя жизни, и все вокруг умирают от горя. Сам Нерон после окончания спектакля, сняв маску, горько рыдал от своего шедевра, так сильно вошел он в роль.

После этого Гай оповестил всех, что следующей будет греческая комедия, и декорации сменились с дворца на сад. В отличие от трагедии Нерона, эта комедия была по-настоящему смешной и интересной, про одного богатого эллина, срочно пытавшегося найти себе супругу, и все, зная это, отказывали ему. По окончании пьесы Фульвий оповестил, что на сегодня зрелища закончились и всех зрителей ждут завтра в амфитеатре Тавра.

Тит вместе с братом подошли к спускающемуся в окружении свиты и преторианцев императору. Флавии заулыбались своему отцу, сопровождавшему повелителя.

– А… мой друг Тит! – радостно произнес Нерон. – Как тебе моя пьеса и игра?

– О-о-о… владыка, твоему таланту нет границ. Мало того, что написана самая гениальная трагедия всех времен, так еще и такая неподражаемая твоя игра! На твоем фоне остальные актеры просто меркли!

– Благодарю! – расчувствовался император. – Ты всегда так хорошо говоришь, сильнее тебя в слове, наверное, только Петроний, мой советник по искусству и культуре.

Послышалось покашливание Домициана, и все посмотрели на него.

– А-а-а! – протянул Нерон. – Это… как там его?

Веспасиан что-то шепнул ему на ухо.

– Домициан! – заулыбался император. – Хочешь воспитываться и помогать мне при дворе? – он обнял и поцеловал находящегося рядом Спора во всем женском.

Тит и Веспасиан с отвращением посмотрели на Нерона, обнимающего свою «невесту», затем перевели взгляд на Домициана, который изумленно глядел на пару.

– А я буду под присмотром отца? – неуверенно спросил мальчик.

– Конечно! У меня же не будет времени заниматься тобой, а у отца есть время, тем более ему будет веселее, когда рядом младшенький.

– Я с большой радостью принимаю твое приглашение. Благодарю великого императора за оказанную честь!

– Ух ты, Тит, тебе растет достойная замена! – и Нерон начал громко смеяться. Затем, успокоившись, сказал: – Веспасиан, приводи во дворец сына, когда он захочет! Я дам соответствующее распоряжение. А теперь идемте отдыхать, завтра утром нас ждут бои!

Веспасиан этой ночью ночевал дома, поэтому утром смог спокойно поесть вместе с семьей:

– Тит, сын мой. Я понимаю, ты огорчен смертью не только матери, но и сестры. Однако в отличие от похорон матери, ты с сестрой не попрощался. Тем не менее прошу тебя об одном одолжении, когда ты будешь покидать Рим, навести могилу сестры, которая находится рядом с вашей матерью. И хотя я понимаю, что дорога в Остию находится в другой стороне от Аппиевой дороги, однако прошу, чтобы ты исполнил свой долг перед Домициллой! Хорошо?

– Я не смогу спокойно смотреть на место ее погребения. Не проси меня о невозможном, – расстроенно ответил Тит.

– Ладно, тогда мы поедем туда вместе… и вместе освободимся от этого груза! Так, ты согласен?

– Вместе? – задумался старший сын. – Если вместе, тогда поедем, а заодно и проводишь меня в путь.

Домициан внимательно смотрел на отца и брата, затем спросил:

– Какой такой груз, вы что, ее убили?

– Слушай, ешь молча и не говори глупости, – раздраженно ответил Тит.

На сей раз Флавии держали путь на Квиринал, на Марсово поле, где находился некогда каменный, сейчас же деревянный амфитеатр Тавра. Во время пожара в прошлом году он был полностью разрушен, но Нерон его быстро восстановил, однако на сей раз выросло деревянное строение. В отличие от театра, амфитеатр был в форме круга.

В специальном балконе находился император с приближенными, куда и поспешили Флавии. Они поприветствовали Нерона, затем всех находящихся рядом и сели рядом с повелителем, Тигеллином, Спором и Гелием. Офоний и Гелий после того инцидента в термах друг с другом больше не разговаривали и делали вид, что вообще незнакомы. Первым начал разговор император:

– Сегодня всех вас ждет грандиозный сюрприз, – затем повернулся к Титу. – Друг, ты не хочешь сразиться в честном бою с гладиатором? – и он рассмеялся.

– Против кого мне надо выйти? – невозмутимо спросил Тит.

– Если хочешь, против меня! – гордо ответил Тигеллин.

Веспасиан схватил старшего сына за руку и покачал головой.

– Я своих друзей не могу обидеть, – сквозь зубы произнес Тит.

– Неужели? – ехидно съязвил Офоний. – А как же твой лучший друг Руф или это не ты его убил?

Даже Нерон в этот момент посмотрел на Флавиев.

– Ты там был и все видел. Или ты всегда всеведущий, не знаешь, что произошло перед твоим носом?

– Кстати, Тит, – обратился к нему император. – Офоний мне тогда рассказал страшную историю, что твой отец его оттолкнул и бросил кинжал в Фения. Это, конечно, его больные догадки, как всегда, а твой отец сказал, что это ты убил префекта. Я знаю, ты человек чести, так что скажи, что тогда произошло на самом деле?

– Цезарь! – вдруг вмешался Гелий. – Мы все склонны верить Флавиям, а не Тигеллину, у которого весь мир существует только для того, чтобы его обхитрить, обмануть и подставить.

Тит уже второй раз восхитился Гелием, который по понятным причинам стал выгораживать его, только бы задеть Офония.

– Евнухам слово не давали! – ответил Тигеллин на выпад Гелия.

На арене появился эдил Гай Фульвий, который громко объявил:

– Рад видеть всех собравшихся сегодня! Давайте поприветствуем нашего всеми любимого императора Цезаря Нерона Августа! – после громких аплодисментов он продолжил. – Итак… итак… сейчас вы видите, что здесь воссоздан естественный пейзаж. Настоящие деревья, приятно пахнущие фонтаны, среди которых корзины, утыканные острыми зубьями, где скоро будут прятаться охотники. Сейчас произойдет сражение медведя с быком, как часто бывает на дикой природе, а затем начнется охота на множество зверей, вы увидите, как храбрые воины сражаются с дикими животными. Учтите, самое интересное еще впереди!

Когда эдил скрылся за воротами, на арену выпустили быка, который разъяренно бегал по кругу и смотрел на трибуны в надежде выскочить туда, но ограждение было слишком высоким. И вот появился медведь, сразу же заметивший своего противника. Атаковать никто из них не спешил, но спустя некоторое время бык первым ринулся в атаку. Началась схватка, медведь пытался противостоять обезумевшему быку, бил его когтями, но долго так не смог и был растоптан. Выбежало несколько милес⁷⁶, которые копьями забросали победителя до смерти.

Пока очищали арену, эдил продолжил:

– Великий император сегодня раздаст вам хлеб? и каждый может взять столько, сколько захочет!

По его приказу выкатили большие телеги с хлебом и начали бросать в толпу. После раздачи на арене поставили столбы, к которым привязали осужденных на смерть воров, убийц, бездомных и христиан.

– А сейчас к нам выведут супругу предателя Пизона Сатрию Галлу! – оповестил Фульвий.

Послышался свист и ругательства в сторону выходящей Галлы. Когда же ее тоже привязали, на арену выпустили львов, тигров и пантер. Голодные животные сразу же бросились на своих жертв. Крики, молитвы, плачь и мольбы о помощи не помогали. Никто даже и не думал миловать их, наоборот, все зрители с радостью смотрели, как съедаются люди живьем, многих плебеев это утешало, потому что кому-то было хуже, чем им.

После долгой кровопролитной сцены, когда все уже были мертвы, на арену выпустили охотников с луками. Звери наелись и потому особого интереса к охотникам не проявили, пока те не начали истреблять их. Многие львы со стрелами в туловище из последних сил нападали на своих палачей и загрызали их, некоторые охотники прятались в специальных корзинах, но таких было мало. После битвы на арене осталось свыше пятидесяти убитых животных, двенадцать охотников и шестьдесят мучеников.

По окончании перерыва, когда зрители смогли отдохнуть и выйти купить что-нибудь поесть, была убрана арена, и в амфитеатре появились гладиаторы вместе с эдилом.

– Цезарь дарит вам лучших гладиаторов империи, которые сегодня будут сражаться за ваши симпатии! – объявил эдил.

На арене находилось сорок три гладиатора, некоторые из них ретиарии – гладиаторы без щита и шлема, вооруженные трезубцами, клинками и сетями, чтобы пленить противников. Далее стояли гладиаторы во фракийском вооружении – шлеме с забралом, со щитом и мечом. Затем мирмиллоны – гладиаторы с галльскими щитами и изогнутыми мечами и самниты – с большими римскими щитами.

– Сейчас сразятся двадцать на двадцать, затем в конце трое против непобедимого Ганнибала.

Все гладиаторы развернулись к императору и произнесли:

– Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!

Трое гладиаторов покинули арену, а остальные начали битву. Чтобы заглушить запах крови, на арене установили огромные курильницы. Песок уже был полностью пропитан кровью, а все новые жертвы падали мертвыми. В одном углу сражались самнит с фракийцем – уже давно без щитов, которые лежали в стороне, они оба яростно пытались победить. В другом углу два ретиария накинулись на одного мирмиллона и убили его, затем сами сошлись друг против друга. Каждый, сражаясь со своим противником, мог успеть ранить рядом бьющегося гладиатора.

Битва продолжалась, пока на арене не остались только двое, мирмиллон и самнит, у которых практически не было сил, однако они устроили по-настоящему достойное сражение. У мирмиллона был маленький изогнутый меч, а у противника длинный и ровный, соответственно, у последнего в случае попадания по противнику было больше возможностей победить, но в случае промаха первый мог легко поразить свою цель. Мирмиллон сделал несколько попыток попасть в противника, однако тот был быстр и юрок. Через несколько попыток самнит все же задел оппонента и выбил галльский щит, затем, думая добить, замахнулся мечом и промахнулся, допустив роковую ошибку. Не успев понять, что произошло, он уже лежал на песке с раной в животе.

Мирмиллон посмотрел на ложу императора, но там его не было. Зато был Тигеллин, который сразу указал пальцем вниз, в принципе, как и требовала толпа, и гладиатор охотно исполнил приказ, вонзив меч в сердце противника. Победителя провожали громкими аплодисментами под радостные крики, и тот действительно заслуженно купался в овациях, так как уцелеть в такой битве мог только фаворит фортуны.

После очередного перерыва Фульвий гордо объявил:

– Итак, завершается сегодняшний день игр битвой великого и непобедимого африканского великана – гладиатора Ганнибала против ретиария, фракийца и главного нашего сюрприза – Цезаря Нерона!

Весь амфитеатр пришел в восторг от услышанного, увидеть императора в бою было для большинства делом далеко необычным, а тут представилась такая возможность.

На арене появились кроме всех участников битвы, еще сорок преторианцев, ставших по кругу арены и готовых в любой момент защитить повелителя. Трое гладиаторов повернулись к Нерону, который был одет в металлическую кольчугу поверх кожаной туники, на голове позолоченный шлем с перьями, в руках большой щит и такой же меч (видно было, что экипировка на него еле налезла), и вновь произнесли слова приветствия.

Начался бой. Здоровый африканец действительно выглядел непобедимым и каждому внушал страх. На нем была набедренная повязка, а в руках длинный меч. Сразу двое гладиаторов ринулись на Ганнибала, Нерон же стоял в стороне и пытался снять шлем, который, как специально, не хотел слушаться. Африканец одним движение меча разрубил ретиария, а фракийца, который задел ему бок, отшвырнул рукой в сторону. Император в этот момент полностью стянул с себя шлем и громко оповестил всех:

– Кто мне дал этот шлем? Он меня чуть не задушил! – затем с ужасом увидел одного мертвого гладиатора и второго, лежащего в стороне, подбежал к последнему: – Вставай, вставай, кто, по-твоему, с ним должен сражаться, я, что ли? – Затем, немного подумав, сказал: – Ты его отвлеки, а я со спины нанесу ему смертельный удар!

Фракиец поднялся и стал медленно подходить к спокойно стоящему Ганнибалу, а Нерон начал обходить того сзади. Гладиатор замахнулся и бросил меч в африканца, но тот уклонился, император же с криком разогнался и, махнув мечом, мало того что промазал, так еще и выронил его, затем, бросив и щит, с воплем «Убивают!» помчался прочь, а за ним поспешили и преторианцы.

Послышался громкий смех по всему амфитеатру, а в специальной ложе, где сидели приближенные императора, хохот стоял еще громче. Конечно, всех заглушал Офоний, лицо которого сделалось неестественного красного цвета, Флавиев этот инцидент тоже развеселил. Даже сам Ганнибал от всего этого закатил глаза к небу. Фракиец, подобрав брошенный меч, попытался убить противника, но тот, выбив оружие, схватил гладиатора и сломал ему шею. Бой был закончен победой Ганнибала.

Эдил пригласил всех назавтра сюда же на морской бой, и зрители стали потихоньку расходиться. Вся свита покидала балкон без императора, который после битвы так и не вернулся. Тигеллин обратился к Флавиям:

– Я, например, если чувствую, что не смогу победить, даже и не пытаюсь действовать. А Нерон? Я ему говорил, что все так и будет. Понятное дело, его бы африканец не убил, и он знал это, но чтобы так испугаться и бежать, это было нечто… это было безумно весело, я этого никогда не забуду, – и он снова расхохотался.

– А где Цезарь сейчас? – спросил Тит.

– С такой скоростью бега он уже давно во дворце где-то спрятался! – и его хохот усилился.

– Император завтра и в морском бою будет участвовать?

– Уже точно нет! Нерон закроет игры скачками на колеснице, вот потеха будет! Я видел, как он тренировался, и еще тогда чуть со смеху не умер.

Веспасиан обратился к младшему сыну:

– Я иду во дворец. Сынок, ты со мной пойдешь или с Титом домой?

– Я устал, хочу отдохнуть! Сегодня с братом буду, а завтра с тобой!

– Ладно, завтра утром увидимся на играх.

Выйдя на площадь, они разошлись в разные стороны. Домициан спросил брата:

– А почему нас на паланкине не несут?

– Я думал, что лучше прогуляться по городу, это так приятно, или ты не находишь?

– Одни, и без стражи, это опасно.

– Ты мой охранник, мне этого достаточно!

– А почему ты хочешь уехать отсюда? Это на время или насовсем?

– На время, конечно. Ты же знаешь, как я хочу стать сенатором, это моя давняя мечта, а чтобы стать им, надо получить несколько должностей, вот одна из них и есть квестор. Эту должность я буду занимать год, затем пойду на повышение. Если и ты захочешь когда-нибудь стать сенатором, то и тебе придется идти на жертвы.

– Да, но квестором можно стать и в Риме!

– А я вижу, ты уже хорошо разбираешься в этом, молодец! Думаю, в Риме я еще успею взлететь до вершины!

Так, разговаривая, они дошли до своей виллы. Там, плотно поужинав, принялись играть в кости – костяшками, на которые ставили цифры и поочередно бросали их, набирая очки, играя на вещи и монеты. Домициан в этот вечер стал намного богаче за счет брата и, весьма довольный, удалился спать, Тит также отправился отдыхать. Эта ночь, в отличие от остальных, была спокойной. Ужасный сон, похоже, решил сделать перерыв, и Флавий мог выспаться.

Утром после завтрака братья на паланкинах отправились на Марсово поле. Заняв прежние места и со всеми поздоровавшись, Тит обратился к Тигеллину:

– Как поживаешь, Офоний? Скажи, император не придет сегодня?

– Он убежал, покинул Рим, теперь я император! – серьезно ответил тот.

Флавий понял, что разговор бессмысленный, обратил свой взор на арену, которая сделалась огромным бассейном, наполненным водами Тибра, с двумя триремами⁷⁷. На сей раз эдил был в специальной ложе императора и радостно возвестил:

– Сегодня уже третий день игр, и, как вы видите, нас ждет морское сражение. Давайте же поприветствуем нашего Цезаря Нерона, который находится на палубе триремы с эмблемой императора на корме!

Послышались аплодисменты, и на специальной пульпите, поднимающейся на палубе вверх, появился Нерон в парадной военной императорской форме и стал петь свои стихи. Все терпели это только из-за боязни возразить. Он долго всех приветствовал и махал рукой, затем подплыла лодка, и император, спустившись в нее, отправился к трибунам. Сев в свою ложу, дал знак к началу битвы.