Kitobni o'qish: «Падение Храма Соломонова», sahifa 3

– Ты ее и так знаешь. Хватит играть с огнем! Одевайся.

Тит надел на нижнюю льняную одежду кожаную тунику, поверх которой накинул красный плащ. Справа у него свисал гладиус⁵⁶, а слева кинжал. Надел прочные кожаные сандалии, подбитые гвоздями, и позвал всех на улицу. Когда Тигеллин с преторианцами вышел, он увидел старшего Флавия, одетого в военную форму.

– Приветствую тебя, военачальник Веспасиан! Неужели ты нас будешь сопровождать? Что, Тит сказал, что сам не справится, и поэтому, как каждый хороший мальчик, позвал своего отца на помощь, да?

– Нет, Офоний. Я сам вызвался, мне надо увидеть смерть Фения, он должен ответить за то, что сделал с моей супругой.

– Пожалуй, в вашу семейную драму я вмешиваться не буду. Но учтите, Руфа должен убить Тит и никто другой. А иначе… Теперь пошли к инсулам Рубрия.

Путь лежал в Субур – равнину между Эсквилинским, Квиринальским и Виминальским холмами – один из самых густонаселенных, оживленных, опасных, шумных, сырых и грязных районов Рима, со множеством торговцев и простибул. Жители приходили в ужас, когда видели проходящих мимо них преторианцев с факелами в руках, а освещавший их огонь делал лица намного страшнее. Все как один при виде их расступались, потому что знали: такое количество преторианцев, да еще и ночью, явно не к добру, к тому же между ними мог быть и сам император. Если кто-то не успевал отступить, то его толкали в сторону, при этом могли ударить, и не важно, кто это был.

Проходя мимо одного домуса⁵⁷, в котором кубикула, выходящая на улицу, была переделана под лавку, они увидели выбежавшего оттуда человека, держащего что-то в руках. За ним появился хозяин, начавший звать на помощь, чтобы задержали вора. Тот, увидев преторианцев, от перепуга выронил украденный серебряный поднос, стал как вкопанный, хозяин тоже остановился. Преторианцы даже внимания не обратили на все это и продолжали путь. Только Тигеллин, не мог спокойно что-то делать без вмешательства, становился и приказал:

– Преторианцы, стоять! – Затем повернулся к пострадавшему: – Старый глупец! Кто ночью держит открытой лавку с антиквариатом? Поэтому и воруют, а ловить их кто будет, мы?

– П-п-прости, г-го-господин, – дрожащим голосом произнес хозяин лавки. – Бо-больше этого не повторится!

– Конечно, не повторится, если тебя проучить! – и префект повернулся к стоящему, как камень, вору: – Подними то, что уронил, и иди отсюда, тебе ничего не будет, даю слово, как второе лицо в империи.

Грабитель, ничего не понимая, сделал так, как ему велели. И, отдаляясь от них, все еще ожидал нападения, думая, что это или обман, или розыгрыш. Хозяин же был в ужасе. Перед ним стоял представитель власти, который явно вел себя неадекватно.

– П-прости, господин. Я виноват, прошу помиловать меня, ведь я ничего плохого не совершил. Плачу постоянно налоги, приношу в жертву в честь императора быков, никогда за мной не было замечено никаких нарушений. Я чист перед империей.

– Молчать, пока тебя не спросили! Или ты считаешь, что я к тебе придираюсь? – спросил Офоний.

– Хватит, Тигеллин, у нас мало времени, ты его и так уже наказал, нам надо идти, – заступился Флавий-младший.

– Неужели, Тит? А у меня появилась идея получше. Он оскорбил меня, и я тебе приказываю отрубить ему голову.

– Офоний, приди в себя. Если тебе скучно, сам им и занимайся, мы же тогда пойдем к Рубрию и Фению без тебя, – заявил Веспасиан и вместе с Титом зашагал дальше по улице.

Сзади послышался крик, затем настала полная тишина.

Они прошли еще немного, пока не прибыли к месту назначения. Их взору предстали четырехэтажные инсулы. Некоторые жилища в них были роскошными и состояли из просторных кубикул, а некоторые бедными, с тесными каморками. Обеспеченные горожане жили на нижних этажах, а бедные – на верхних деревянных этажах без всяких удобств. На первом этаже чаще всего находились лавки, таверны и общественные уборные. Пока Флавии стояли, к ним подошли остальные.

– На каком этаже живет этот ваш эскулап? Наверное, на последнем. Те денарии, что вы ему платили, вряд ли могли его прокормить, а тем более содержать хорошее жилье, – с иронией произнес Тигеллин.

– Что, удовлетворился убийством невинного человека? Я вижу, что очень! – сказал с презрением Тит. – Кубикулы Рубрия на втором этаже, но что-то там темно.

– Тит, только не строй из себя хорошего человека. Рассказать твоему отцу, что ты вытворял на улицах вместе с императором и, кстати говоря, со мной. Как лужи крови…

– Хватит, Офоний! Давай лучше приступим к делу, – перебил его Веспасиан.

Префект заулыбался и пошел вместе с ними к лестнице на первом этаже. Поднявшись на второй, став перед дверью, он произнес:

– Именем императора, откройте! – и, ничего не услышав в ответ, велел взломать дверь.

На лестнице послышался шум, жильцы спрашивали друг друга, что случилось, кого пришли арестовывать. Когда преторианцы ворвались внутрь, то увидели фактически пустые кубикулы, где не было не только вещей, но даже мебели, только старая кровать.

– Да, похоже, что ваш медицинский гений покинул Рим. Как вы думаете, куда Рубрий мог отправиться? – спросил Тигеллин.

– Этого никто не знает. Он, насколько мне известно, вообще не покидал города в течение всей жизни, – ответил Флавий-младший.

Флавий-старший с удивлением посмотрел на сына.

– Как бы там ни было, его дело уже закрыто. Теперь идемте к Руфу. Преторианцы, на выход! – и, указав пальцем на дверь, Офоний вышел за ними.

– Все становится еще запутаннее, – сказал Тит отцу. – Рубрий же иудей, есть вероятность, что он отправился к родственникам в Иерусалим. Помнишь, Рубрий несколько раз к ним ездил? Я должен еще раз поговорить с Сенекой, если он мне все нормально не объяснит, тогда отправлюсь на поиски лекаря, а про должность квестора забуду!

– Почему запутанно? – удивился Веспасиан. – Тит, чего ты всегда во всем видишь подвох? Хватит здесь стоять, пошли!

Наконец они оказались на холме Яникул, который пересекал реку Тибр и был застроен многочисленными жилищами из-за прекрасного вида, открывавшегося с его вершины на город. Между шикарными виллами находился домус экс-префекта. Заходя в большой перистиль, Веспасиан попросил у Тита дать ему свой кинжал, тот подчинился, и отец незаметно спрятал его. Затем зашли в атрий, откуда Тигеллин и Тит попали в таблин, остальные же остались у входа.

Руф сидел совершенно спокойно в окружении четырех стоящих преторианцев. Увидев друга, Фений обрадовался, и в нем зажглась надежда на спасение, а глаза просили о помощи.

– Преторианцы, оставьте нас! – сказал Офоний. После этого, обращаясь к Руфу, продолжил: – Ты за свой подлый заговор против Нерона императором осужден на смерть. Тит с удовольствием выполнит его волю. Что-то хочешь сказать в свою защиту?

Фений перевел взгляд с Тигеллина на Флавия-младшего, и последний ужаснулся, увидев в глазах того всю боль и скорбь, будто получил смертельный удар в спину от самого близкого человека.

– И ты, Тит, и ты? – с горечью произнес осужденный. – Передай, что я всегда буду ее любить. Обещай, что передашь!

– Кого это ты будешь всегда любить? – поинтересовался Офоний.

У Тита возникло желание спасти Фения, перебить всех воинов и убежать вместе с семьей туда, где их никто не найдет. Но в этот момент Веспасиан, заходя в таблин, сильно толкнул Тигеллина в спину, тот отлетел в сторону, перекинулся через софу, а Флавий-старший, тоже падая, успел кинуть кинжал в горло Руфа. Последний инстинктивно рывком вытащил из шеи кинжал и упал с биселлия⁵⁸ на пол.

Сразу же ворвались преторианцы и стали осматривать лежащих на полу людей. Тигеллин вскочил первым и, оттолкнув помогавших ему охранников, стал неистово кричать:

– Ты что, совсем одурел, глупец? Я расцениваю это как попытку моего убийства… А это еще что такое? Кто убил Руфа, почему он уже мертв?

Веспасиан, тоже поднимаясь с помощью преторианцев, ответил:

– Прошу прощения, Офоний, я споткнулся об порог и, пытаясь удержаться, вцепился в тебя.

– Вцепился? – в гневе спросил тот. – Вцепился? Да ты меня со всей мощи отшвырнул в другой конец! – Внезапно его осенила мысль: – А, я понял, это ты бросил кинжал в этого неудачника!

– Не надо меня во всем обвинять. Это сделал Тит, как ты и хотел. Видишь, мое оружие в ножнах, а у моего сына его нет.

Тигеллин посмотрел на Флавиев, затем подошел к покойнику и, взяв из его руки орудие убийства, отправился к Титу проверить, как кинжал входит в ножны. После проверки Офоний спросил, обращаясь к охране:

– Кто-то видел, что у Тита, когда он сюда заходил, не было кинжала?

Преторианцы пожали плечами.

– Умно. Очень умно, – обратился к Флавию-старшему префект.

– Не ищи заговоров там, где их нет.

– Кого Фений будет всегда любить? Кому ты должен это передать? – спросил Тигеллин у Тита.

– Даже не знаю, о чем это он.

– Допустим, что сейчас вам поверю, но не сомневайтесь, рано или поздно я узнаю правду, и тогда вы лично мной будете осуждены все вместе на смерть. Теперь идите домой, завтра император вас будет ждать на торжественном обеде во дворце, – и, повернувшись к охране, приказал: – Уберите здесь все, – затем вышел, а за ним последовала часть преторианцев.

Флавий-младший еще некоторое время приходил в себя от всего происшедшего. Если бы не его отец, возможно, он бы спас Фения и узнал бы, прав ли был Сенека, обвинив его друга в смерти матери. Хотя и так понятно, Руф не мог бы убить своего шурина или свою будущую тещу. Как теперь он посмотрит в глаза сестры, ведь из-за него она лишилась любимого.

– Не переживай ты так, – сказал сыну Веспасиан, когда они уже отходили от домуса Руфа. – Я сделал то, что должен был сделать каждый глава семьи, защищая своих детей. Если бы Тигеллин узнал, что Домицилла влюблена в Руфа, нас бы всех посчитали участниками заговора против императора. А последствия этого тебе и так понятны.

– Я бы и сам мог, а ты мне не доверяешь.

– Нет, этого ты бы не смог. И я тебя ни в коем случае ни в чем не виню и, будь уверен, что тебе полностью доверяю. Однако он был твоим другом, и уж я-то знаю, что убить друга практически невозможно. Для меня же он был никем.

– Отец! Сейчас мне необходимо зайти к Сенеке, он живет недалеко отсюда. Я уверен, что он мне скажет всю правду.

Флавий-старший вздохнул, но последовал за сыном к вилле Сенеки, которая находилась в двух кварталах отсюда. Когда Флавии подошли и постучали в ворота, к ним вышел центурион и сообщил, что Сенека арестован. Если кто-то хочет его видеть, должен иметь разрешение либо императора, либо префекта преторианцев.

По дороге домой Тит сказал отцу:

– Теперь ты видишь, что я не смогу ничего узнать у Сенеки, фактически он уже покойник. Но есть еще одно: Нерон сказал, что некоторых заговорщиков он арестовал, а некоторых нет. Надо нескольких из них посетить.

Придя на свою виллу и войдя в атрий, они обнаружили заплаканную Домициллу, которая явно их ожидала:

– Где вы были всю ночь, куда вы ходили, что вы сказали Руфу?

– Иди быстро спать, – приказал Веспасиан. – Или мы должны перед тобой во всем отчитываться, ты что, великой хозяйкой себя возомнила?

– Тит, любимый братик! Скажи правду, с Фением все нормально, что он сказал про меня, передавал ли мне что?

Тит, ничего не отвечая, прошел в свою кубикулу, закрылся и лег на кровать. Разные мысли лезли в голову. Вина перед сестрой камнем легла на сердце. «Я мог спасти ее возлюбленного и своего друга. Ну и что, что там было больше двадцати преторианцев, вместе с Руфом и отцом мы, если и погибли бы, то с чистой совестью, в бою, как и подобает истинным римлянам. А теперь необходимо с этим жить всю жизнь. Что бы сказала мать, осудила бы она меня или оправдала?»

Уже рассвет, а грусть его только увеличивалась. К завтраку Тит не вышел, а все лежал и думал. Наконец поднялся и, надев белую тогу, вышел в атрий, где рабы слонялись без дела. Не обращая внимания ни на какие вопросы и разговоры, он вышел на улицу и отправился к вилле одного из участников заговора. Вероятность того, что там уже давно никого нет, либо он был уже арестован, либо убежал подальше от города, была большой. Но чаще всего уважаемые люди не убегали, а дожидались либо суда, либо, как было заведено, кончали жизнь самоубийством.

Вилла патриция находилась на Палатине. Хотя это было излюбленным местом для резиденций императоров и общественных зданий, тем не менее здесь жило большинство чиновников и сенаторов. В отличие от виллы Сенеки, здесь не было охраны. Флавий прошел за хозяином в перистиль, и они сели на скамью.

– Так чего же ты хочешь, мой друг? – начал разговор Лукан.

Лукан Марк Анней являлся римским писателем, создавшим великую поэму «Гражданская война» (Bellum Civile). Он с Титом родился в один год, но выглядел немного старше, возможно, из-за бороды. Вид у него был уставший и при его положении довольно спокойный.

– Я вижу, что ты, в отличие от твоего дяди Сенеки, хорошо устроился, – сказал Флавий.

– Ничего страшного с ним не произошло, его лишь хорошо охраняют. Нас император помиловал и защитил за такое важное сообщение.

– Да брось, ты же знаешь, как Нерон «любит» тебя и твоего дядю.

– Неправда, мы с божественным лучшие друзья!

Тит насупился и внимательно посмотрел по сторонам. Такие слова в адрес императора могли означать только одно.

Лукан был талантливый писатель, и Нерон сначала симпатизировал ему, затем же стал завидовать, а со временем и люто возненавидел. Поэтому его имя в списке заговорщиков было вполне очевидным.

– Тигеллин! – воскликнул Флавий. – Тебя не учили, что подслушивать – очень плохо? Выходи, хватит прятаться. Я знаю, что ты здесь!

И действительно, из-за угла появился Офоний с преторианцами:

– Это тебе Лукан дал знать, что я здесь? – и он посмотрел презрительным взглядом на Марка Аннея.

Тот, мертвенно побледнев, начал оправдываться:

– Господин, ты же видел, я ничего не говорил и не показывал, клянусь честью своей семьи…

– Молчать! Я вопрос задал Титу, а не тебе. И не клянись честью своей семьи, она себя опорочила и запятнала. Твой дядя Сенека, например, уже очистил себя от этой грязи.

– Как? – ужаснулся Марк Анней.

– Этой ночью он по моей просьбе покончил с жизнью, – совершенно спокойно оповестил Тигеллин. – Тебя же я не прошу, а приказываю, иначе сам тебя удушу.

Лукан онемел от страха и не смог больше произнести ни слова.

– Как ты узнал, что я здесь? – не успокоившись, спросил Офоний у Флавия.

– По словам Лукана. Он с императором лучшие друзья – да это просто смешно! Божественный его не переносит и правильно делает, – ответил Тит. – Теперь ты ответь на вопрос: ты ждал здесь меня или кого-то другого?

– Конечно, тебя! Я был у Сенеки, когда ты приходил, и слышал твой разговор с центурионом. Понятно, что если не смог поговорить с ним, ты отправишься к его родственнику и соучастнику. Я оказался прав. Жаль, что он своим разговором выдал мое присутствие, и я не узнал, что ты хотел. Но может, ты мне все же скажешь о цели своего визита?

– Спросить, почему нельзя попасть к Сенеке. А ты что думал, что я пришел пригласить принять участие в новом заговоре против тебя? – и Тит рассмеялся.

– Учти, Нерон про все узнает, и тогда…

– Что узнает, что? Я не сделал ничего плохого против императора, наоборот, выполнил его приказ и буду всегда исполнять приказы и никогда, ты слышишь, никогда не пойду против него!

– Строишь из себя слишком преданного? Строй и дальше. Это твой единственный способ продлить свою никчемную жизнь. А теперь уходи отсюда или ты хочешь увидеть смерть Лукана? – с насмешкой спросил Тигеллин.

– Знаешь, возможно, ты окажешься в такой же ситуации, когда, убивая себя, вокруг будешь слышать лишь смех, – сказав это, Флавий зашагал к выходу.

– Но перед этим я обязательно посмеюсь над тобой, – сказал уходящему префект.

Идти к остальным участникам было уже бесполезно, и Тит поспешил домой.

Глава III

Огромное количество гостей, приглашенных во дворец на пир, было явлением вполне естественным. Нерон был только рад, чтобы как можно большее количество людей видело его роскошный дворец, перед которым рабы встречали всех прибывших и сопровождали их в главный триклиний, построенный в форме круга. Внутри буквой «U» стоял длинный стол.

Веспасиан и Тит зашли в зал, когда большая часть гостей уже возлежала за столом и громко разговаривала. Кроме сенаторов тут были префекты, консулы, квесторы, легаты⁵⁹ и вся элита империи. За главным столом расположились Гелий и Тигеллин, они о чем-то яростно спорили. Тит поприветствовал нескольких сенаторов и возлег за боковой стол возле своего дяди, поближе к столу императора:

– Приветствую тебя, Флавий-младший перед младшим, то есть передо мной.

– Опять ты за свои шутки взялся, – сурово сказал Сабин. – Не можешь просто сказать: «Приветствую тебя, великий из великих»!

– Боюсь, что тогда Нерон увидит в тебе конкурента.

Они вместе рассмеялись. Клементина недовольно на них посмотрела.

– Я хочу поблагодарить тебя за одолженные монеты и пообещать, что скоро все верну, – продолжил Тит.

– Не ты у меня занимал и не тебе мне отдавать. Это дело только мое и твоего отца.

– Ты так заявляешь, будто я малолетний ребенок и не понимаю, о чем говорю, – возмутился племянник.

Они замолчали, когда к ним подошли рабы и стали класть на стол салат, редис, грибы, устрицы, ракообразные, сардины, яйца и ставить кувшины с вином из Кампании⁶⁰ и Греции. Вокруг стола выстроились акробаты, шуты, жонглеры, музыканты и танцовщицы.

– Нет, ты не маленький. Но не лезь не в свои дела.

– Не лезть? Да ты отца морально убиваешь, ты же даешь ему под проценты! Уже целое состояние набежало.

– Послушай меня, если тебе что-то не нравится…

Вдруг резко заиграла музыка, и все разговоры в зале утихли. Гости поднялись, приветствуя входящих в триклиний императора и императрицу. Нерон радостно обвел глазами всех гостей и произнес:

– Дорогие мои, любимые! Я рад приветствовать вас в моем скромном жилище и надеюсь, что вы по достоинству оцените мой труд по насыщению вас.

Все громко засмеялись и захлопали, выкрикивая хвалу императору.

– Также хочу с вами поделиться несчастьем, которое свалилось на мою чувствительную натуру. Недавно был раскрыт заговор с целью убийства вашего любимого повелителя.

В зале послышалось оханье и вскрикивание от ужаса.

– Все виновники уже арестованы, а некоторые из них наказаны. Главный зачинщик Пизон, глупец, который возомнил себя кандидатом на трон, покончил жизнь самоубийством. При этом он оставил завещание, где просит меня помиловать его жену Сатрию Галлу. Скажите мне, как я могу помиловать женщину, супруг которой пытался убить императора? Понятно, что она была с ним заодно. А теперь приведите ее сюда, – обратился он к преторианцам.

В зал ввели женщину, которая, несмотря на страдания, держалась гордо и достойно.

– Смотрите, смотрите на нее, даже сейчас у нее нет и капли раскаяния. Так какой вы дадите мне совет, что мне сделать с этой предательницей?

Все начали кричать и показывать вниз большим пальцем.

– Благодарю, дорогие мои, что вы меня поддержали, – со слезами на глазах оповестил Нерон. – Казнить ее на открытии игр, там и я буду присутствовать, – приказал он преторианцам.

Сатрия не выдержала и произнесла:

– Напрасно радуешься, рыжебородый, все сидящие здесь не твои друзья, они сами каждый день замышляют заговор против тебя, и будь уверен, рано или поздно он обязательно осуществится!

Перепугавшись, гости затихли и посмотрели на императора, пораженного сказанным. Придя в себя, он подошел к ней и сказал:

– Прежде чем казнить, тебя отдадут для утех заключенным, бездомным и больным. Посмотрим, что ты тогда заговоришь. Увести! – затем, повернувшись к гостям, произнес: – Видите, что я должен терпеть ради вашей безопасности? А теперь начинаем трапезу, я вижу, все заждались. Но перед этим приказываю открыть крышу.

Многие, кто еще этого не видел, восхитились и поразились, когда крыша постепенно начала открываться, и все смогли насладиться видом голубого неба. После чего Нерон возлег в окружении супруги, Офония и Гелия, а присутствующие принялись за еду и питье.

Главная смена блюд состояла обычно из семи кушаний, в том числе рыбы, мяса и птицы. В качестве гарнира к ним подавались овощи с разнообразными соусами. Постепенно напиваясь, гости стали чувствовать себя свободнее и раскованнее, у них развязывались языки, и все чаще были слышны уже ругательства в адрес друг друга. Тигеллин пытался внимательно следить за каждым и по возможности слышать, кто что говорит.

Затем все начали просить императора спеть или прочитать свои стихи, Нерон сначала отбивался, а затем согласился и, выйдя на середину зала, начал петь. Пел он отвратительно, но все так восхищенно на него смотрели, что создавалось впечатление, что перед ними стоит гениальный певец. После окончания выступления гости долго аплодировали и громко восхищались его талантом. Император вновь возлег за столом, и трапеза продолжилась.

Наконец, когда гости уже насытились, рабы унесли все столы целиком и на их место принесли новые, на которых разместились всевозможные фрукты, орехи и медовое печенье.

Застолье продолжалось до поздней ночи, и многие уже не контролировали себя. Сам Нерон до такой степени опьянел, что, перевернув стол, начал целоваться сразу с несколькими супругами сенаторов. Офоний все еще пытался за всеми следить, но поняв, что не осиливает это, сам пошел развлекаться. Гелий же, напившись, попытался встать, но свалился на пол и уснул.

В этот вечер только Тит и Поппея были трезвыми. Последняя, видя своего супруга, как всегда, пьяного и развратного, чувствуя свою силу, не выдержала и закричала:

– Посмотрите на него! И это наш император! При собственной супруге, которая является самой красивой женщиной в империи, он развлекается с другими! Да я для любого мужчины предел мечтаний и сейчас всем докажу это! – При этих словах она схватила ближайшего, им оказался Сабин Флавий, и поцеловала его.

Нерон, увидев это, пришел в ярость. Раскидав женщин в стороны, он направился к императрице. Приблизившись и отшвырнув Сабина, пристально посмотрел на разъяренную супругу, замахнулся и изо всей силы ударил ее кулаком в лицо. А когда она упала, он с еще большей злобой и жестокостью стал бить Поппею ногами в живот и лицо. Тит, увидев это, подбежал и попытался остановить императора словами:

– Владыка, не надо, это же твоя супруга, и она беременна!

Услышав это, Нерон тут же остановился. Многие в триклинии затихли, перестали играть музыканты, гости внимательно наблюдали за этой сценой. Император посмотрел на друга и сказал:

– Что я сделал, Тит? – похоже было, что император мгновенно протрезвел. – Почему ты меня раньше не остановил?

– Прости, повелитель, но я не вправе касаться тебя.

– Преторианцы! – закричал Нерон. – Уведите мою супругу и приведите к ней эскулапов. Быстро!

Те подняли лежавшую без сознания Поппею и унесли. Император посмотрел на Тигеллина, который и дальше веселился вовсю, на крепко спящего Гелия, на Веспасиана, лежащего на софе, похрапывая, на Сабина, который так и не поднялся с разбитого стола, и перевел взгляд на Тита, стоящего рядом с ним и готового помочь своему Цезарю.

– О Тит! В эту трудную минуту только ты один со мной. Всем другим я безразличен, им главное – пьянство и развлечения. Их не волнуют мои проблемы, – сказал Нерон. – Если бы не ты, я мог убить императрицу. Ты же знаешь, после матери я не смогу перенести смерть моей любимой Поппеи и ребенка. Тит, помоги мне.

– Не волнуйся, владыка. Давай пойдем к ней и посмотрим, в каком она состоянии.

– Нет, я не могу ей показываться на глаза. А если она не выживет, я буду себя упрекать всю жизнь.

– Ты, кроме того, что император, еще и божественный. Поэтому имеешь право лишать жизни кого хочешь, даже если это твои самые любимые люди, и будешь прав. Ты же знаешь, что ты бог!

– Благодарю, Тит, за понимание! – прослезился Нерон. – Я счастлив, что ты считаешь так же, – и он крепко обнял Флавия-младшего. – Порой думаю, может, тебя назначить префектом преторианцев, ты всегда был бы рядом со мной, а так я тебя вижу очень редко, и ты меня не утешаешь в нужные моменты.

– Тебе не нужны утешители, что бы ты ни делал – это всегда правильно. А теперь идем проведаем Поппею.

Они вошли в покои императрицы, возле которой находилось около десяти лекарей. Увидев императора, они поклонились, и один из них сказал:

– Наш владыка! Божественная в очень плохом состоянии. Мы боремся за ее жизнь, жизнь вашего ребенка окончена.

Нерон горько заплакал и, сразу же перестав, спросил:

– Есть надежда на ее спасение?

– Надежда всегда есть, если молиться богам!

– Я и есть бог! – с негодованием произнес Нерон.

– Тогда все зависит от тебя, – сразу же сообразив, ответил эскулап.

Император смутился:

– А я сам еще не решил, нужна она мне или нет, ведь она уже пустая!

Все лекари и Тит, открыв рты, с недоумением посмотрели на владыку. Нерон же, обращаясь к другу, сказал:

– Тит, останься со мной здесь и поддержи меня.

Всю ночь Флавий не отходил от Нерона и всячески утешал его. К утру в покои императрицы зашли Тигеллин, Гелий и еще несколько приближенных, после чего Цезарь обратился к Титу:

– Благодарю тебя за все, я этого никогда не забуду! А теперь иди домой и отоспись. Я за тобой пошлю, когда придет время.

Весь день Тит проспал. И опять ему приснился странный сон, где все кругом горит. Понемногу он стал понимать, что этот сон, возможно, предвестник наказания за все содеянное.

Утром, проснувшись, он пошел в триклиний, где вместе с семьей позавтракал пшеничными бисквитами с медом, инжиром и маслинами. Домицилла возлежала молча, но видно было, что она еле терпит своих близких.

– Нечего строить из себя обиженную. Я тебе сказал, что пока не решишь выйти замуж за сенатора, будешь под домашним арестом. И все рабы предупреждены, чтобы ты через них не попросила о помощи Руфа. Также знай, что тебя охраняют и убежать отсюда не удастся, – начал разговор Веспасиан.

– Я никогда не выйду замуж за эту свинью, так и знай. Либо Руф, либо смерть!

– Сестра, не говори так, – вмешался Тит. – Отец тебя любит и желает только добра. Разве ты не знаешь, Фений замешан в заговоре против Нерона, и его скоро казнят, а если ты не успокоишься, то и тебя вместе с ним!

Домицилла пришла в ужас от услышанного:

– Брат! – обратилась она к Титу. – Ты же приближен к императору, походатайствуй перед ним за Руфа, я не переживу, если его казнят! – и она заплакала. – Обещай, прошу, нет, умоляю!

– Это невозможно, дочь. Если он начнет заступаться за него, его казнят, как и твоего любимого. Или ты хочешь, чтобы из-за твоих капризов казнили твоего брата? Ты этого хочешь, ответь? – спросил в гневе Веспасиан.

– Нет, я не желаю вам зла, но должен быть выход, как спасти его!

– Выход есть. Выйти замуж за Гая Страбона. Я его сейчас могу позвать, – с надеждой в голосе сказал глава семейства.

– Никогда! Учтите, если Фений умрет, я, обещаю, умру тоже! – сказав это, она поднялась из-за стола и убежала.

– Нервная она какая-то в последнее время, неужели любовь такое делает с людьми? – изумился Домициан. – Лично я никогда не позволю любви такое творить со мной.

– Отец, надо что-то делать, Домицилла действительно может наложить на себя руки, – обратился к Веспасиану Тит.

– Может, отправить ее на виллу в Испанию или познакомить с каким-нибудь молодым патрицием, как ты думаешь?

– Я заберу сестру собой в Иудею, может, там она отвлечется от всего.

– Кстати, ты узнал, куда тебя хочет отправить Нерон?

– Нет, он скажет позже.

– Попроси его, чтобы он сделал тебя квестором Иерусалима.

В этот момент в триклиний вошел Тигеллин, а за ним Марк:

– Прости, хозяин. Этот человек пришел без приглашения.

– Ничего, Марк, можешь идти, – сказал Тит. – Чего это ты пришел, что-то случилось или ты после позавчерашнего пира перепутал, где живешь? – спросил он у незваного гостя.

– У меня нет настроения на пустословие. Недавно умерла императрица!

Флавии сделали печальные лица.

– А чего это ты лично принес эту весть? – удивился Тит.

– Для начала хочу сказать, император желает, чтобы вы пришли и попрощались с Поппеей. А цель моего пути – вилла Сабина Флавия, и Тит должен помочь мне арестовать его. Это не мое желание, а Нерона.

– За что его хотят арестовать? – возмутился Веспасиан.

– За убийство Поппеи.

– Это смешно. Офоний, ты же знаешь, что случилось на самом деле, – сказал Тит.

– Император знал, что ты будешь защищать дядю, поэтому он велел передать, что все наследство Сабина будет передано вам, соответственно, все, что вы должны ему, аннулируется. Так что одевайся, пошли со мной, и побыстрее, у меня еще полным-полно дел, – Тигеллин выглядел уставшим и чем-то озабоченным.

– Сам иди и арестовывай, а я к императору на защиту Сабина, – раздраженно ответил старший сын Веспасиана.

Тигеллин лишь пожал плечами, повернулся и ушел. Тит с отцом оделись в черные тоги и отправились во дворец.

Тело императрицы выставили в тронном зале, и каждый желающий из патрициев мог попрощаться с ней. Остальные же люди, плебеи, будут прощаться на Форуме, через неделю.

На троне сидел Нерон в окружении преторианцев и с грустью взирал на прощавшихся, справа от него находился Гелий. Каждый после покойной Поппеи подходил к императору и, целуя его руку, высказывал слова утешения и поддержки. Так же сделали и Флавии.

Тит, подойдя к телу, внимательно посмотрел на мертвую императрицу. Не думал он, что переживет божественную, которая всегда вела себя так, будто будет жить вечно. Ведь именно она была виновницей смерти первой супруги Нерона Октавии Клавдии. Как она радовалась, когда император принес Поппее голову Октавии. А теперь сама пала от руки самого близкого человека. Размышляя над этим, Тит приблизился к императору:

– Крепись, о божественный, какое горе выпало тебе, самому доброму и чувствительному правителю за всю историю Рима! За что тебе такое испытание? Я бы с радостью вместо тебя пережил это, лишь бы ты не увял, но дальше был таким же веселым и жизнерадостным!

– Благодарю, мой друг, за теплые слова! Я знаю, все, что ты всегда говоришь, это от чистого сердца! Мы росли вместе, и я вижу, что мои проблемы – это твои проблемы, а твои – мои. Что я могу сделать, чтобы утешить тебя, недавно лишившегося своей матери?

– Помилуй моего дядю Сабина. Я недавно уже потерял близкого человека и не хочу пережить это снова. Он хороший человек и мой родственник, дядя поцеловал божественную из-за действия вина, перепутав ее со своей супругой. Это с любым могло произойти.

Нерон посмотрел на Гелия, который невозмутимо сидел, глядя в сторону, и, немного подумав, ответил:

– Он начал при императоре целовать его жену, она за это поплатилась, а он нет. Если я его не накажу, то что подумают про меня? Скажут, что божественный Нерон несправедливый, наказал одного, а другого виновника отпустил. Нет, если один умер, умрет и другой. Такой уж я справедливый. Проси что-то другое.