Kitobni o'qish: «Обещание»

Посвящается Мартину,

тому, кого я люблю больше всех

Пролог

Близилась полночь. Под звездным небом, то морщась, то разглаживаясь, текла черная, как смола, Темза. Плавучие дома на причалах казались призрачными силуэтами, морозец разбросал ледяные блестки по крышам и перилам, посеребрив каждую дрожащую травинку. Высоко в небе сиял полумесяц, блестящий, как свадебный атла́с.

Мужчина нетвердой походкой шел по тропинке вдоль реки, засунув руки в карманы и опустив голову. Казалось, его мир накренился, и он не знал, как снова обрести равновесие. День начался с тревожного телефонного звонка – «Мне нужно кое-что тебе сказать», – оставившего его с покалывающим ощущением ускользающей меж пальцев удачи и предчувствием того, что, возможно, обаяния, на которое он всегда полагался, на этот раз может оказаться недостаточно для того, чтобы его спасти. Затем, чувствуя себя загнанным в угол, он без причины набросился на людей, которых любил, причиняя им боль своими словами. Теперь его охватил нарастающий прилив страха, от которого он никак не мог избавиться.

Что делать? Неужели он все испортил?

Пронизывающий ветер с реки коснулся лица, где-то вдалеке раздался визг лисы, пронзительный и нервный, словно крик ребенка. Мужчина повыше натянул воротник пальто, жалея, что он еще не дома, где входная дверь заперта на засов, в постели тепло и безопасно и с тихим пощелкиванием и скрипами остывают трубы отопления. Но заслуживал ли он вообще того, чтобы находиться дома после того, что сделал?

Внезапно за спиной послышались шаркающие шаги. Окрик:

– Эй! Приятель!

Он обернулся. А затем…

Глава первая

Не то чтобы Дэн после похорон намеренно избегал Зои. Тем не менее, когда он мельком увидел ее с Би в конце ряда в супермаркете, его первой мыслью было свернуть и спрятаться. Пот выступил между лопатками, в крови резкими скачками разлился адреналин. Все его инстинкты кричали о том, что нужно убираться отсюда, быстрее убегать, – но потом он представил, как спасается бегством, словно преступник, низко пригнувшись на водительском сиденье машины, и понял, что будет чувствовать себя еще большим подонком. Что кое о чем говорило.

Он спрятался за стеллажом с канцелярскими принадлежностями в конце прохода и почувствовал, как внутри что-то сжалось при взгляде на Би. На ней был грязный костюмчик единорога, радужно-полосатый рог на капюшоне уныло клонился вниз. Она тащилась за Зои, которая толкала тележку. Неужели по круглому личику племянницы текли слезы? Да, понял он, так и есть. Би всегда была беззаботной жительницей своего собственного волшебного мира грез наяву; Дэн вспомнил, как она в свой шестой день рождения задувала свечи на торте и говорила, что, когда вырастет, хочет стать настоящим единорогом. Непоседливая, вся в ямочках, Беатрис Роуз Шеппард всегда была папочкиной зеницей ока и всеобщей любимицей. Но явно не сегодня.

«Давай, Дэн. Не трусь. Хотя бы поздоровайся», – приказал он себе.

Он поспешил догнать их.

– Зои, привет.

Его пронзил стыд, когда он заметил, как она исхудала и побледнела, каким отсутствующим стал ее взгляд. Зои, с ее золотистыми волосами и розовыми щеками, всегда отличалась пышущим здоровьем, но сегодня у нее была тусклая кожа и омертвевшее выражение лица человека, который только что прожил худшие недели своей жизни.

Зои ответила не сразу, и Дэн робко добавил:

– Привет, Би.

– Привет, – с влажными глазами пробормотала Би. Затем ее розовая нижняя губа оттопырилась, задрожала, и девочка топнула ногой, возвращаясь к спору. – Мамочка, но почему нет? – надулась она.

Не обращая на нее внимания, Зои неприветливо посмотрела на Дэна.

– Я думала, ты в Южной Америке. – Вот и все, что она сказала.

Дэн опустил голову.

– Я не поехал, – ответил он.

Это же очевидно. Его наполовину упакованный чемодан так и лежал на полу в спальне. Он до сих пор его не разобрал, не выложил аккуратные стопки новых шорт, футболок и походных носков, но, по крайней мере, ему удалось вернуть большую часть денег за билеты на самолет. Теперь весь этот маршрут, который они с Тигги обсуждали и планировали, казался сном: горы, на которые он собирался подняться, храмы, джунгли и пляжи, которые, как он думал, они посетят, праздники и вечеринки в полнолуние, от которых она была в таком восторге. Великое приключение Дэна, чтобы весь мир понял, что в его жизни есть нечто большее, чем электронные таблицы и расчеты. Как обычно, он даже не добрался до аэропорта. Уйдя в трехмесячный творческий отпуск¹, он почти нигде не побывал, кроме коронерского суда, крематория и собственной убогой квартирки. Дэн сглотнул, осознавая неловкую паузу, повисшую между ним и невесткой.

– Так как у вас дела?

Глупый, глупый вопрос. Глупец, глупец. Как у них дела? Прошло три недели с тех пор, как умер Патрик; дела у них, вероятно, шли так же плачевно, как и у Дэна. Если не хуже. В последний раз он видел их на похоронах, после чего выдержал и сдержанный упрек избегающей его взгляда Зои: «Это случилось у тебя на глазах», и более громкую, пронзительную версию своей мамы: «Не понимаю. Почему ты позволил Патрику вот так уйти? Из-за глупого спора. Честное слово, Дэниел!» В конце концов, он повторил «Извините» и «Он ушел, прежде чем я смог его остановить», попался в петлю осуждения и был вынужден прибегнуть к отчаянной самообороне: «Послушайте, вы знаете, каким был Патрик? Он был совершенно не в себе, ясно? Я разозлился!» Это было встречено поджатыми губами и осуждающим покачиванием головой, что почему-то оказалось хуже любых громких обвинений. «Да, и теперь он мертв, – сказало молчание его матери. – Мертв – и виноват в этом только ты».

– Да так, – ровным голосом ответила Зои. – Хромаю помаленьку. Би, ну-ка, сейчас же прекрати, – добавила она, заметив, что ребенок продолжает ныть.

– Но я хочу это, – захныкала Би, прилипнув к стойке с журналами. Там лежал журнал с прикрепленными пластмассовыми крыльями феи, которые она продолжала теребить. – Я хочу это, мамочка, очень хочу. Пожа-а-а-а-луйста!

– Нет, – отрезала Зои. – Я сказала «нет», и точка. Убери руки и не мни страницы; он не твой. Хватит!

Би прислонилась к тележке как подстреленная.

– Это нечестно, – взвыла она, и из глаз брызнули новые слезы. – Ты так плохо ко мне относишься. Ненавижу тебя!

Можно было почти услышать, как Зои скрипит зубами, пытаясь сохранить терпение.

– Разговор окончен. – Шедшая мимо пожилая женщина неодобрительно фыркнула. Костяшки пальцев Зои на ручке тележки побелели, лицо напряглось. – И я не шучу. Еще немного, и я рассержусь.

Дэн открыл рот. Он хотел сказать: «Мне очень жаль». Он хотел сказать: «Я знаю, что это все моя вина». Он хотел сказать: «Позволь мне оплатить твои покупки, позволь мне сделать что-нибудь, чтобы помочь. Я куплю этот журнал для Би – я куплю их все, – я не возражаю».

Вместо этого он спросил:

– Как поживают мальчики?

Теперь Би протестующе пинала тележку, с каждым ударом на потрепанной белой кроссовке вспыхивал розовый огонек. Сердитый, дерзкий единорог с раскрасневшимся лицом и горящими глазами.

– В порядке, – сказала Зои сдавленным голосом, который означал, что они не в порядке. Ну, конечно, они не в порядке. – Как бы то ни было, – продолжала она, пожимая плечами, – нам пора. Мне нужно забрать Гейба из футбольного клуба через… – Она посмотрела на часы. – Господи, на самом деле через двадцать пять минут. Хоть разорвись. Извините, – добавила она, когда раздраженный мужчина с полной тележкой попытался протиснуться мимо них. – Уйди с дороги, Би.

– Хорошо. – Дэн откашлялся, собираясь сказать больше; сказать что-нибудь, что могло бы навести между ними мосты. Или, по крайней мере, начать склеивать трещину. – Э-э… Может…

Но она уже уходила, бросив «Пока!» сухим, отрывистым голосом через плечо. Колеса тележки протестующе заскрипели, когда Зои свернула в следующий проход.

Дэн стоял, сжимая в руке проволочную корзину супермаркета, и вспоминал, как впервые встретил Зои; как они с Патриком пошли в «Баран», не подозревая, что вот-вот начнется какая-то ужасная караоке-вечеринка.

– Господи, давай убираться отсюда, – простонал Патрик, когда зазвучали вступительные аккорды «Атомик»² и они увидели трех женщин, выжидающе сгрудившихся у микрофона.

Но потом он взглянул еще раз, и его лицо изменилось.

– Посмотри на эту блондинку, – сказал он, не сводя с нее глаз, и они оба замолчали, когда она запела, как Дебби Харри³: «Your hair is BEAUTIFULLL. Woah-oh, toni-i-i-ight». Она была выше и стройнее подруг, в обтягивающих джинсах и в ботинках, с длинными светлыми волосами, которые падали ей на плечи, когда она двигалась, и оживленным лицом, к которому невозможно было не ощутить симпатию.

– Я влюбился, – сказал Патрик, когда песня закончилась и раздались беспорядочные аплодисменты.

Затем он добавил:

– Я женюсь на этой женщине, – и встал, добравшись до бара как раз перед тем, как она туда подошла.

– Позвольте мне угостить вас выпивкой, мисс Харри, – услышал Дэн его слова. – Или я могу называть вас Дебби?

Но это, как говорится, другая история.

Зои всегда была веселой. Родом из Южного Уэльса, смешливая, добрая, великолепная. Дэн и сам втайне увлекался ею, пока не вынужден был неохотно признать, что она с его братом были идеальной парой.

«Патрик Шеппард наконец-то покорен», – поддразнивали приятели. Все поднимали брови и смотрели недоверчиво: «Кто бы мог подумать?»

Патрик был не только покорен; он встретил достойного соперника.

– Она заставляет меня становиться лучше, – признался он Дэну после нескольких кружек пива в самом начале их романа. – Проявлять усердие. Быть хорошим. Понимаешь, что я имею в виду?

Дэн точно знал, что он имел в виду. Потому что сама Зои была хороша с головы до ног, улыбчивая, светящаяся; это был человек, который обволакивал тебя своим вниманием и согревал своим сиянием. Она внимательно слушала, запоминая крошечные нити разговора, а при следующей встрече восстанавливала их. «Ты получил комиссионные, на которые рассчитывал? Как там отец Ребекки? Как тебе этот фильм – его стоит посмотреть?»

Однажды, сразу после того, как Дэн расстался с Ребеккой, Зои нанесла ему неожиданный визит и застала пьяным в стельку и небритым в комнате с задернутыми шторами в четыре часа дня. Он был смущен, когда увидел ее, такую красивую и чистую, в своей грязной гостиной, и ожидал, что она примется раздвигать шторы и вливать ему в глотку кофе. Вместо этого Зои открыла им по пиву, по-дружески плюхнулась на диван и сказала: «Ну, давай, рассказывай». В итоге ему стало намного лучше: хоть один человек в мире наконец-то смог его понять.

Но сегодня… Сегодня она выглядела ужасно. Ее сияющее лицо осунулось, весь блеск померк, плечи поникли от невыносимой усталости.

«Это сделал я», – подумал Дэн. Он сделал это. Чувство вины было настолько чудовищным, что ему пришлось прислониться к ближайшей полке с поздравительными открытками, потому что он внезапно почувствовал, что пошатнулся, как будто земля под ним сдвинулась. Мужчина с металлическим стуком уронил проволочную корзину на пол и вышел из супермаркета, сгорая от стыда.

По дороге домой Дэн чувствовал себя оторванным от всего мира, что, кажется, не рекомендовалось правилами дорожного движения. Однако именно такой стала его жизнь после несчастного случая: он будто бы наблюдал со стороны, как течет время, как дни и недели тянутся в каком-то вязком оцепенении, где его ничто не трогает. Сбивчиво объяснив Тигги, что не сможет присоединиться к ней в поездке по Южной Америке, он большую часть времени проводил в постели, словно инвалид, не в состоянии ничего делать, только спать или таращиться в стену. Люди из лучших побуждений продолжали уверять его, что время – великий целитель, но февраль превратился в март, на деревьях начали появляться ранние цветы, а Дэн так и не видел никаких значимых изменений в своей жизни. Шок от смерти брата не проходил, как воспаленная, ноющая рана, ужас оставался свежим и новым, не притупляясь. Он так сильно скучал по Патрику. А кроме ощущения утраты он был опутан и запятнан последним вечером, который они провели вместе; тем, как все это закончилось.

Стоило Дэну закрыть глаза – в любой момент, днем или ночью, – и он видел, как в одиночестве идет домой. Фонарные столбы отбрасывают в темноту конусы оранжевого света, из проезжающей машины звучат то усиливающиеся, то затухающие низкие звуки регги, а из кебабной лавки на углу доносятся запахи жареного лука и пряного мяса. Ночной ветер в лицо холоден, в отличие от алкоголя и ярости, кипящих в крови, кулаки все еще сжаты. Он так ненавидел брата в те последние несколько минут, по-настоящему ненавидел. И все же, как он сейчас хотел, чтобы кто-нибудь тогда сказал ему, предостерег: ты совершаешь огромную ошибку, о которой будешь сожалеть всю жизнь. Остановись, вернись, уладь все. Иначе ты никогда его больше не увидишь.

Однако тогда у него не было никакого предчувствия, и никто его не предостерег. Вместо этого Дэн в одиночестве отправился домой, кипя от раздражения, а в это время Судьба сыграла с ним жестокую шутку. И теперь им всем приходится жить с последствиями того, что произошло.

Он почти не плакал, даже на похоронах. Конечно, у него на какое-то время перехватило горло, особенно при виде Зои и мамы, которые заливались слезами, закрывая лица руками, но и только. Вместо слез внутри была словно скала печали – бремя того, что он был последним человеком в семье, который видел Патрика живым, и сильная боль утраты. «Вот же не разлей вода», – часто с любовью говорила в их детстве мама, взъерошивая мальчишкам волосы, а порой и закатывая глаза от разочарования, если они испытывали ее терпение. Но теперь он остался единственным ребенком в семье.

Придя домой, Дэн опустился на пол в прихожей, вдыхая спертый воздух, свидетельствующий о слишком большом количестве обедов навынос. Он с болью вспомнил крепко сжатые челюсти Зои, оцепенелое изнеможение на ее лице, и ему стало стыдно. Смерть Патрика оставила в ее жизни огромную ужасную дыру, но она продолжала жить – хромала помаленьку, как она выразилась, наполняя тележку супермаркета едой для детей, в то время как Гейб был на футболе, а об Итане, по-видимому, заботились в другом месте. И был бездетный Дэн с очень небольшим количеством обязанностей (можно ли было считать заботу о хлорофитуме? вероятно, нет), погрязший в жалости к самому себе, как будто его одного потрясла смерть брата. Бывали дни, когда он даже не одевался и не вставал с постели. Могла ли Зои позволить себе такую роскошь? Конечно, нет.

«Интересно, как бы отреагировал Патрик в подобной ситуации, – подумал он, – если бы, например, его друг внезапно умер, оставив жену и детей, потрясенных и борющихся?» Если бы Патрик наткнулся на них в супермаркете, на плачущего ребенка, на побежденную мать, он вцепился бы в них в следующее же мгновение – Дэн знал это. Он посадил бы плачущего ребенка на плечи, пришел бы на помощь, взял бы на себя ответственность. «Ничего, я здесь, и я помогу тебе», – прямо сказал бы он, а потом бросился бы в бой и героически спас положение.

А Дэн… Ну, он ничего не сделал. Мужчина выбежал из магазина, вообще не оказав никакой поддержки и не сказав ни слова утешения. «Неудачник, – выругал он себя. – Эгоистичный трус».

Он поймал себя на том, что думает о тех случаях, когда бывал у брата, приезжал до того, как Патрик возвращался с работы; как весь дом наполнялся свежей энергией и шумом в тот момент, когда входил Патрик с криком: «Я дома!» Младшие дети набрасывались на него, как обезьянки, визжа от смеха, лицо Зои вспыхивало, когда он подходил, чтобы поцеловать ее. Как, должно быть, тихо сейчас без него в доме. Как, должно быть, пусто.

И все же Дэн ни разу не был там после катастрофы. Ни разу не взял в руки телефон и не отправил сообщение, потому что не знал, что сказать. Какой же он после этого деверь? Какой дядя? Это было подло с его стороны. Действительно подло.

Внезапно его затошнило от жалости к самому себе. Надоело бездельничать. Он поднялся на ноги, схватил велосипедный шлем и ключи. Смерть Патрика сломила Зои и детей. Что он будет за человек, если хотя бы не попытается все исправить?

– Ох, – явно без энтузиазма сказала Зои, когда открыла дверь и увидела его. – Привет еще раз.

Она вытирала руки посудным полотенцем в серо-белую полоску, и Дэн запоздало сообразил, что, должно быть, уже половина шестого, и она, вероятно, занята приготовлением ужина. Он раздумывал о многом, когда ехал на велосипеде вдоль реки в Кью, но эта мысль не приходила ему в голову. «Хорошее начало, Дэн», – подумал он со вздохом.

– Привет, – сказал мужчина и с тревогой заметил, что она по-прежнему не улыбается. – Ничего, если я войду? Просто подумал, что я… – Дэн замолчал, смутившись.

«Просто подумал, что заскочу и посмотрю, как вы все», – собирался он сказать, но это прозвучало бы нелепо, учитывая, что ему потребовалось так много времени, чтобы побеспокоиться о них.

– Решил поздороваться, – вместо этого робко сказал он. – Еще раз.

Зои дернула плечом, ее губы сжались в тонкую линию, как будто ей было все равно, но, тем не менее, придержала для него дверь.

– Спасибо, – сказал он, втаскивая велосипед вверх по ступенькам.

Стараясь не оставить маслянистого следа, прислонил его к кремовой стене и обнаружил, что смотрит на висящую рядом фотографию в рамке: Патрик и Зои расписываются в день своей свадьбы. На этой фотографии Патрик был в своем лучшем темно-сером костюме, с белой гвоздикой в петлице и аккуратно подстриженными густыми темными волосами. Чуть наклонившись, он смотрел на Зои с такой любовью, с таким обожанием, что у Дэна слезы обожгли глаза. Любить и беречь, пока смерть не разлучит нас. «О, Патрик», – подумал он, внезапно снова почувствовав себя опустошенным. Как могло случиться, что его брата больше нет рядом, он не придет, чтобы хлопнуть Дэна по спине и предложить выпить пива? «Все в порядке, приятель?» – «Да, неплохо. А у тебя?»

– Прости, – сказал он, осознав, что замер в безмолвной скорби. Подумал, что оказался прав насчет тишины в доме. Атмосфера походила на затаенное дыхание. Подавленное рыдание.

– Хм, да. Я тут подумал… Мы можем поговорить?

– Конечно, – сказала Зои, не сдвинувшись с места.

Она действительно ненавидела его. Женщина даже не хотела, чтобы он заходил дальше в дом.

– Может?.. – Слова застряли у него в горле.

Патрик и Зои всегда были такими щедрыми хозяевами, предлагали еду и напитки, уговаривали остаться – «никто никуда не спешит, садись и угощайся!» – но сегодня обида исходила от нее волнами. «Уходи, уходи, – твердил язык ее тела. – Ты должен был остановить его. Он был бы здесь, был бы жив, если бы не ты».

Дэн заставил себя закончить фразу:

– …может, пойдем на кухню?

– Хорошо.

Зои повернулась и прошла по коридору в просторную, залитую светом кухню. Он вспомнил, как они строили эту пристройку, когда только родился Гейб; как хлопающие листы синего пластика на торце стены испугали Итана, которому в то время было года четыре. Эта комната была сердцем дома: длинный дубовый стол, чаще всего накрытый, с парой дополнительных мест для друзей. Повсюду виднелись словно бы занесенные илом слои и структура семейной жизни: на стенах – праздничные фотографии в рамках и плакаты в стиле ар-деко рядом с нарисованными мелками рисунками; красочная коллекция пятнистых кружек на комоде вперемежку с кривоватыми горшочками школьного изготовления; холодильник мог похвастать грамотами за хорошее правописание и футбольные победы, благодарностями за творчество.

Сейчас эта комната выглядела иначе. Возможно, виноват был скудный послеполуденный свет, который сделал ее более тусклой, чем обычно, но здесь определенно поселилась новая атмосфера небрежения. Некоторые растения на подоконнике сморщились и завяли, их листья местами ужасно побурели. Рядом с мусорным ведром стоял ящик с не рассортированным мусором – картонные коробки, пустые банки из-под йогурта и консервные банки. И повсюду валялись случайные вещи: библиотечные книги и нераспечатанная почта, пара наколенников, рулон скотча, разорванное ожерелье, таблица правописания… Рыцарь Лего лежал лицом вниз на масленке, и Дэн поднял и поставил его, гадая, где же дети. Ему показалось, что он попал в альтернативную вселенную, оторванную от реальной жизни.

– Извини за беспорядок, – сказала Зои. Ее голос звучал вызывающе, как будто она ждала, что он сделает ей замечание. – Я готовлю ужин.

– Да. Извини, – эхом отозвался он, не зная, что еще сказать. Дэн увидел, что на гриле шкворчат сосиски, на плите пенится кастрюля с картошкой, а сбоку лежит разделочная доска с горкой начищенной моркови. – Могу я… что-нибудь сделать?

Проклиная себя, он понял, что не принес ей даже символического подарка. Ни цветов, ни вина, ни единого предложения помириться.

– Все в порядке, – сказала она. – Хочешь чего-нибудь выпить? Я собираюсь продолжить готовку, если ты не против.

– Конечно, – отозвался он. Мужчина не мог заставить себя согласиться выпить, несмотря на то, что в глотке пересохло. Он больше ничего не мог от нее взять. – Хм. Итак, – начал он, – я просто… – Дэн замолчал, пытаясь вспомнить речь, которую сочинил по дороге сюда. Тогда она казалась неплохой, даже благородной, но теперь все нужные слова куда-то подевались. – Я пришел сказать, что мне жаль, что я не был здесь целую вечность, но я действительно хочу помочь, – сумел выдавить он. «Я тоже грущу, – хотел сказать Дэн. – Я был в полном раздрае. Сегодня я впервые побрился за последние две недели». – Я хочу поддержать тебя и детей, – продолжал он. – Буду рядом с вами. Так что, если я могу что-нибудь сделать, то…

– МАМОЧКА! Он меня ударил! – Би с воплем ворвалась в комнату, словно маленький бушующий торнадо. – Гейб ударил меня пультом дистанционного управления, прямо сюда. – Натопорщившись от самодовольства, она указала на свой висок, где расцветала красная отметина. – Видишь?

Плечи Зои напряглись.

– Гейб, – тусклым голосом крикнула она. – Я тебе что говорила? Если вы не можете договориться, я выключу экран. Ты меня слышишь?

– Ты сказала, что запретишь ему пользоваться приставкой, если он сделает это снова, – поспешила напомнить ей дочка. – Сейчас же запрети ему, мамочка. Скажи ему!

– Я занята, – сказала Зои, не оборачиваясь и нарезая очередную морковь.

– Привет, Би, – сказал Дэн. Он понял, что это его шанс сделать что-то полезное. – Давай вместе накроем на стол, чтобы помочь мамочке?

– Это работа Итана, – бросила девочка, снова срываясь с места. – Гейб! Мама говорит, что у тебя большие неприятности, – услышали они ее крик. – Очень, очень БОЛЬШИЕ. Если еще хоть раз прикоснешься ко мне – ты покойник.

От слов дочери Зои вздрогнула, но прежде чем Дэн успел что-либо сказать, в комнату вошел Итан.

– Что у нас на ужин? – спросил он. – О, дядя Дэн, привет.

Итан был высоким и худощавым, бледнолицым, в больших квадратных очках и с пышными рыжевато-каштановыми волосами. Этот тихий, задумчивый и артистичный мальчик, казалось, создавал целые миры в своем раскрепощенном уме. В детстве он был таким серьезным малышом, с привычкой, склонив голову набок, задавать один поразительный вопрос за другим. Теперь ему было четырнадцать, и он так и остался странным. Патрик беспокоился о том, как парень пойдет в среднюю школу. «Он не такой, как другие дети, они прибьют его», – однажды пожаловался он Дэну. Но Итан, кажется, до сих пор умудрялся оставаться невредимым.

– Сосиски с пюре, – коротко ответила Зои.

– Привет, приятель, – сказал Дэн. – Как дела в школе?

Он тут же смутился от собственных слов, потому что, во-первых, Итан не был ему «приятелем», а во-вторых, ни одному ребенку не нравится, когда его спрашивают, как дела в школе, ведь это самый скучный вопрос в мире.

– Работаешь над новой скульптурой? – быстро добавил он, словно пытаясь доказать, что действительно встречался со своим племянником раньше.

– Не-а. Я перестал ходить в клуб. – Итан выхватил несколько столовых приборов из ящика стола и начал разбрасывать их по столу.

– Ох. Какая жалость, – сказал Дэн, поправляя вилку.

Он смутно помнил, что Итан был вне себя от радости, когда ему предложили место в клубе – каком-то модном творческом сообществе в Уондсворте, где делали всевозможные странные и замечательные произведения искусства из проволоки, железок и глины.

– Как так вышло?

– Не думаю, что нужно снова об этом говорить, – заметила Зои, бросая нарезанную морковь в кастрюлю с кипящей водой.

Итан стиснул зубы и ударил по последнему ножу с такой силой, что тот закружился на месте. Затем он вылетел из комнаты.

– Отлично, – пробормотала Зои, закатывая глаза.

– Извини, – сказал Дэн, кажется, в сотый раз с тех пор, как приехал. – Я не знал.

Зои резко обернулась, сверкнув глазами.

– Конечно, Дэн, ты этого не знал. Не знал, потому что понятия не имеешь, что у нас происходит. – Она захлопнула крышку кастрюли с морковью, голубое пламя под ней дернулось и затрепетало. – Приходишь и блеешь свое «извини» раз за разом, как будто это что-то изменит. Ну, этого недостаточно. Ты опоздал!

– Извини, – повторил Дэн, прежде чем успел остановиться, затем поморщился. – Но, послушай, я действительно хочу помочь. Я…

– Нет, это ты послушай, – перебила она, скрестив руки на груди, но тут Би снова ворвалась в комнату, на этот раз завывая.

– Он заломил мне руку прямо за спину. Это больно! Кажется, она сломана!

Зои напряглась, как будто вот-вот могла разлететься на куски.

– Хочешь помочь? – спросила она Дэна так яростно, словно атаковала его. – В самом деле хочешь помочь?

– Да, конечно, – подтвердил он.

Он думал, что она собирается попросить его поговорить с Гейбом. Или налить к ужину воды в стаканы. Или прийти завтра и прогнать газонокосилку по саду, который выглядел довольно запущенным.

– Отлично, – отрывисто бросила Зои. Подняла руки вверх, показывая, что сдается. – Тогда все это – на тебе, – сказала она. – Все – ужин, дети. А я ухожу.

– Что… куда? – удивленно спросил Дэн, но Зои уже направлялась к двери.

– МАМОЧКА! – закричала Би, бросаясь за ней. – Не уходи! Вернись!

– Какого черта?.. – спросил Итан, когда мимо него сначала пронеслась мать, а затем – сестра.

В коридоре Би вжалась в Зои всем телом и обхватила ее за ноги.

– Мама, нет, – кричала она. – Не оставляй меня!

– Перестань драматизировать, – сказала Зои, засовывая ключи в карман джинсов. – Я не уезжаю навсегда. Мне просто нужна передышка. – Она оторвала руки маленькой девочки от своих колен. – Веди себя хорошо с дядей, – добавила она, выходя.

– МАМОЧКА! – взвыла Би. Входная дверь захлопнулась.

Сквозь красные и зеленые фрагменты витражного окна на двери было видно, как Зои быстро идет по дорожке, а затем сворачивает на тротуар. Дэн моргнул, и она исчезла. Тем временем Би с причитаниями каталась по ковру, размазывая по лицу сопли. Дэн вспомнил, что она уже потеряла одного родителя. Он должен быть с ней добрым и терпеливым.

– Все в порядке, – сказал Дэн, опускаясь на колени. Он осторожно положил руку ей на плечо, как будто она была диким зверьком, но Би со всхлипом стряхнула ее. – Мама скоро вернется. Она просто пошла прогуляться. Не хочешь помочь мне приготовить чай?

– Нет! Пусть она вернется!

– Ей нельзя браться за посуду, – ни к селу ни к городу вставил Итан. – Она слишком маленькая. Только разольет что-нибудь или ошпарится.

– Не разолью! – Би, лежа лицом вниз, лягнула ногой, едва не заехав Дэну прямо в пах.

– Эй, – взвизгнул он, отшатнувшись. – Успокойся, – продолжил мужчина с безопасного расстояния. – Давай, поднимайся и… – Он изо всех сил пытался придумать, что она могла бы сделать. – Ты можешь помочь мне размять картошку. Держу пари, ты отличный давильщик.

Би ничего не сказала, но снова дико лягнула воздух и для пущей убедительности ударила ногой по полу, радужный хвост ее комбинезона-единорога подпрыгивал при каждом движении.

– Я хочу к маме, – всхлипнула она. – Мамочка!

– Оставь ее, – сказал Итан, поворачиваясь обратно к кухне. – Она просто пытается привлечь к себе внимание. И так, типа, каждый день. Такая скука.

Дэн заколебался, чувствуя себя беспомощным. Би казалась искренне расстроенной; он не мог просто бросить ее там. Что еще он может предложить племяннице, кроме картофельного пюре?

– Хм… – начал он, но в голову не приходило ни одной полезной мысли.

Он так и не успел ничего придумать, и тут с кухни донесся крик:

– Дядя Дэн! Вы в курсе, что сосиски сгорели?