Реквием

Сносите стены.

В конце концов, именно в этом суть. Вы не знаете, что произойдет, если вы снесете стену. Вы не можете заглянуть через нее, не можете узнать, что это принесет - свободу или гибель, развязку или хаос. Это может быть рай, а может - крушение.

Сносите стены.

Иначе вам придется жить в тесноте, в страхе, возводя баррикады против неизведанного, вознося молитвы против тьмы, читая стихи страха и напряженности.

Иначе вы никогда не познаете ада - но никогда и не обрете царствие небесное. Вы никогда не вдохнете свежего воздуха и не изведаете полета.

Все вы, где бы вы ни были - в ваших великолепных городах и захолустных городишках. Ищите, где твердо, найдите звенья металла и щель, обломки камня, заполняющие ваш желудок. И тяните, тяните, тяните.

Я заключу с вами договор: я буду это делать, если это будете делать вы, отныне и навеки.

Сносите стены.

Именно это и делают люди в неупорядоченном мире, мире свободы и выбора — они уходят, когда хотят. Они исчезают, потом возвращаются, потом снова уходят. А ты остаешься собирать обломки в одиночестве.

— Видишь ли, нельзя быть счастливым без того, чтобы иногда бывать несчастным.

Амор делирия невроза - это не болезнь любви. Это болезнь эгоизма.

«Кто прыгает — может упасть, но может и взлететь».

Идеальное платье. Идеальная пара. Идеальная счастливая жизнь.

Сносите стены.В конце концов, именно в этом суть. Вы не знаете, что произойдет, если вы снесете стену. Вы не можете заглянуть через нее, не можете узнать, что это принесет — свободу или гибель, развязку или хаос. Это может быть рай, а может — крушение.Сносите стены.Иначе вам придется жить в тесноте, в страхе, возводя баррикады против неизведанного, вознося молитвы против тьмы, читая стихи страха и напряженности.Иначе вы никогда не познаете ада — но никогда и не обретете царствие небесное. Вы никогда не вдохнете свежего воздуха и не изведаете полета.Все вы, где бы вы ни были — в ваших великолепных городах и захолустных городишках. Ищите, где твердо, найдите звенья металла и щель, обломки камня, заполняющие ваш желудок. И тяните, тяните, тяните.

Я заключу с вами договор: я буду это делать, если это будете делать вы, отныне и навеки.Сносите стены.

Все мы убийцы, все: мы убиваем собственные жизни, себя прошлых, все, что имеет значение. Мы хо­роним их под лозунгами и оправданиями.

— Алекс, — я повторяю его имя, словно молитву, словно заклинание, которое может все исправить. Я провожу рукой по его груди и подбородку. — Прости меня. Прости, пожалуйста.

— Бывали дни, когда я просил об этом — молился об этом перед сном. Вера в то, что я снова увижу тебя, что я сумею отыскать тебя, надежда на это — единственное, что не давало мне умереть. — Он отпускает меня и отступает еще на шаг. — Так что нет. Я не понимаю.

— Алекс, пожалуйста!

Он сжимает кулаки.

— Прекрати повторять мое имя. Ты не знаешь меня больше.

— Я знаю тебя...

— Это я, Алекс. Лина. Твоя Лина. Помнишь? Помнишь дом тридцать семь на Брукс-стрит? Помнишь одеяло, которое мы стелили на заднем дворе…

— Хватит! — отрезает Алекс. Голос его срывается.

— И я всегда выигрывала у тебя в скрэббл... Потому что ты всегда позволял мне выиграть. А помнишь, мы как-то раз захотели устроить пикник, но нам удалось достать лишь спагетти в консервах и немного зеленой фасоли? И ты предложил смешать их…

— Не надо.

— И мы смешали, и получилось неплохо. Мы съели целую банку, такие мы были голодные. А потом, когда начало темнеть, ты показал на небо и сказал, что там есть по звезде для всего, что ты во мне любишь.

— Довольно! ... Хватит! Довольно! Это прошло. Все уже прошло.

— Алекс, пожалуйста…

— Хватит!.. .Алекс мертв — слышишь меня? Все это — все, что мы чувствовали, все, что это значило, — этого больше нет, ясно? Оно похоронено. Исчезло.

— Алекс!

— Я не люблю тебя, Лина. Слышишь? Я никогда тебя не любил.

Нельзя быть счастливым без того, чтобы иногда бывать несчастным.