Kitobni o'qish: «Ольхон. Легенда Души и Жизни»

Пролог

Кан бежал достаточно быстро, крепко сжимая чалу¹ тунур². С трудом огибая длинные деревья, он старался насчитывать нужное количество лент, повязанных на широкие стволы. Всякий раз когда Кан углублялся в лес для обряда – оставлял по пяти алой повязи, через каждый третий аршин. Но сейчас, когда перед глазами была плотная пелена, кам³ с трудом различал цвета, путался в количестве лент из—за спешки, спиной ощущая приближение множества кормос⁴, только что умертвивших его суйла⁵. Кам желал добраться до деревни, скинуть с себя окровавленный манджак⁶, склоняясь пред родными почившего друга. Шипение раздалось подле уха, вынуждая кам дернуться, тяжело ударяясь плечом о дерево. Желтые листья пали на голову, тьма сгущалась над Каном и всякий раз, когда он дотрагивался до земли подле себя – не мог найти тунур. Вокруг стало темно и тихо. Стараясь не дышать, кам быстро прикрыл глаза, пытаясь не смотреть на тех, кто нарушил его камлание, проникая в светлую, еще не сильно окрепшую душу суйла. Пахло влажной землей, под пальцами рук ощущались ползающие черви, пытающиеся откусить малую часть от манджака: то дергали за подвязанную медвежий коготь, то пытались сдернуть его мех, добытый в тяжелом бою. Кан помнил, как долго пытался очистить руки после жертвоприношения, спокойно смотря, как шкура и туша поддавались наточенному топору в умелых руках скотовода. Но теперь обереги пытались отдернуть, разделяя дух кам и дух унаследованного животного – бурого медведя.

К уху приблизилось что—то влажное. Вода капала на плечо, утяжелив манджак, заставив дернуться от неприятного прикосновения чего—то шершавого. Кормос пытался запомнить пойманного кам, насладиться запахом страха, прежде чем поглотить неумелого. Тьма образовывала множество надломленных пальцев, с трудом удерживающих острый нож. Кан ощутил холод подле горла, перо неприятно покалывало глаз, заставляя дергаться, вырываться из крепких объятий. Кормос оказались сильнее. Их тела всё ещё принадлежали подземному миру. Поглощенное тело суйла помогало им принимать человеческий облик, перенимать черты того, кто пал настолько быстро, что, возможно, даже не осознал собственную погибель. Кам сжал горсть червей, с трудом дернул рукой и попытался кинуть их хоть куда—то. Его вовремя перехватили, заламывая руку, крепко вжимая в шершавое дерево. Несколько бело—красных лент пали на голову кам, вынуждая Кормос тихо запишет. Ощущая необузданную дрожь во всем теле, Кан удивился реакции организма, пока не понял – он впервые ошибся, позволяя подземному миру проникнуть в их. Шипение усиливалось, резкий жар возник на короткий миг, затем полностью распространился по всему лесу, обхватывая сухие деревья и кустарники своей мощью. Кан не сдержался. Судорожно распахнув глаза он начал осматриваться. Дергая головой, кам не позволял кормос перетянуть на себя взгляд, дабы полностью прогнуть его стойкую волю, разрушая два естества: человеческое и духовное. Треск горящих ветвей нарастал, постепенно удаляясь в сторону его деревни. Кан закричал. Дернув руки на себя, он заставил кормос оступиться, с трудом падая на его тело. Кам с удивлением замер, совсем забыв как дышать, когда заглянул в пустые, но горящие синие глаза смертной девушки, чей облик смог перенять кормос. Ее длинные волосы спадали с плеч, красно—синий манджак прикрывал тело. Несколько узоров на лице закруглялись к носу, в который была вставлена серьга.

– Как смел кормос стать карой?

– Пред смертью ты решил стать смелее, юный кам?

Усмехаясь, кара теснее прижалась к Кану, стараясь вдавливать лезвие ножа в его горло. Становилось жарко, теплый манджак неприятно прилипал к телу, а до конца не сформированное тело в некоторых местах истончало запах жженой травы и всё ещё влажной земли. Заметив за спиной кара тунур, Кан нахмурился, стараясь полностью сконцентрировать взгляд свой на появившейся деве, дабы та не заметила его единственный шанс на спасение. С лезвия медленно потекла кровь. Склонившись, кара высунула длинный язык, с легкостью слизывая теплую каплю. Сладострастный металлический привкус будоражил нечестивый дух, побуждая ту дернуться, отстраняя руку с орудием. Поймав мгновение, кам вытянул руки перед собой, отталкивая кара и, сделав уверенные шаги, смог сжать чалу.

Первый удар о натянутую ткань потерялся в треске деревьев, но всё же привлек внимание того, кому принадлежал. Кан не имел права действовать в одиночку, но сейчас, когда пред ним огонь всё быстрее и быстрее добирается до деревни, кам вынужден жертвовать любой своей частью. Кара успеет поглотить что—то одно, прежде чем будет изгнана обратно к Эрлик⁷.

Второй удар стал четче. Дотрагиваясь до натянутой ткани только пальцами, Кан старался не сводить тяжелого взгляда с кара, наступая с каждым последующим ударом. Нечестивый дух злился. Взвыв и крепко сжав множеством пальцев волосы, кара старательно разделялся на множество кормос, теряя надобность с теле старого, давно почившего кам. Кан усмехнулся. Насчитывая более двадцати кормос, он заметил нужные алые повязи, передвигаясь в их сторону, пока не замер, полностью теряя контроль над рассудком.

Камлание настигала кам не сразу. Всякий раз, когда пальцы дотрагивались до тунура, проходило много минут, прежде чем тело дойдет до пикового состояния. Душа Кана пала ниц, тело хаотично двигалось, а удары с каждым разом становились сильнее и громче. Кормос видели алые отпечатки на посеревшей ткани, ощущали сильный жар от пламени, окружившем их со всех сторон. Кам мог не выжить, но нечестивые духи желали сей плоти, мечтали вкусить хоть каплю мяса и понять, насколько мощная энергия поддерживала этого человека. Один из кормос раскрыл пустоту, создавая малую часть острых зубов, располагающихся где—то в центре. Рванув на Кана, кормос с жадностью впился в левую ногу, но даже это не заставило Кана остановиться, прерывая полное погружение в камлание. Несколько перьев обуглились, манджак то и дело был в опасной близости от огня. Почти все кормос ринулись в землю, пока та не была объята разъяренным пламенем. Жующий нечестивый дух наслаждался трапезой, откусывая огромные куски, жадно смакуя каждый раз, когда мощная духовная энергия проникала в его тело, вынуждая дергаться от наслаждения.

Последний стук раздался достаточно тихо. Манджак горел вместе с длинными волосами, камлание постепенно отпускало Кана из своих оков и по всему лесу раздался неистовый крик. Боль смешивалась со страхом, путала действия, мешала трезво мыслить. Озираясь, кам понимал, что вот—вот придет конец его. Не скидывая одежд, Кан рухнул на горячую землю, смотрел на безоблачное небо, мысленно прощаясь не только с семьей, но и всей деревней, пред которой будет извиняться еще очень долго.

***

С трудом распахнув глаза, Кан дернулся, но сразу же ударился лицом о тунур, с шипением потирая лицо. Уснув под густым деревом, кам совсем не заметил, как быстро пролетело время. Странный сон, навеянный предыдущим камланием, мог трактоваться по разному. Однако кам не был искусен в сие познании, желая найти нужного ему соплеменника. Поднявшись с сырой земли, Кан крепко сжал чалу и, поправив длинные волосы, выбившиеся из множества кос, направился в деревню. Широкое поселение, полностью уставленное юртами, заняло большую часть скалистой местности. Там, если дойти до самого края, можно было увидеть, как Байкал омывал камни. Ледяные воды озера бодрили дух, множество людей спускалось со скал, дабы насладиться чистотой и свежестью мощных вод, иметь возможность увидеть джеп—суу⁸. Но, такое случалось только по воле старшего кам, когда тот был в расположении духа, желал показать племени большее, чем те видели.

Много рогатого скота загоняли в широкий загон, несколько высоких мужчин носили поленья, а женщины трудились над котлом, подготавливаясь к скорому ужину. Замечая Кана, многие из жителей приветственно махали ему, почти сразу возвращаясь к своим обязанностям. Кам тепло улыбался, инстинктивно сжимая и поглаживая чалу пальцами. Всякий раз, когда он вынужден был выпускать тунур из рук – ощущал себя незащищенным, довольно одиноким и неспособным на что—то большее. Высокая юрта, стены который были из войлока, стояла недалеко от склона горы. Невысокая девушка, держа в руке сухие одежды, рассматривала их на наличие дыр, когда дернулась от резкого голоса за спиной.

– Вечера в дом, Умут.

– Кан? Что же подкрадываешься так?

Положив руку на грудь девушка тяжело выдохнула, ощущая быстро бьющееся сердце. Она не ожидала увидеть эджи⁹ так рано, привыкнув к тому, что тот возвращался в глубокую ночь, полностью погруженный в свои мысли.

– Где я могу найти ата¹⁰?

Задумавшись, Умут потирала подушечки пальцев, пока не заметила приближающуюся широкую фигуру. Облаченный в меха, Альп смотрел на огул¹¹, отвлекающего кыз¹² от прямых обязанностей. Умут заметно занервничала, легко махая Кану рукой и слегка склоняя голову пред отцом.

– Умут, твой эджи помешал тебе закончить дела?

– Нет, ата. Я прибрала всё, собрала ваши вещи и почти подготовила всё к вечеру.

– Ступай и закончи начатое, кыз.

Кан желал уйти от гневного взгляда ата, но его тяжелый голос вынудил замереть. Повернувшись к ата лицом, кам учтиво склонил голову, стараясь смотреть ата в глаза. Стойкий медвежий дух, сокрытый в каждом члене этой семьи, вынуждал их быть жесткими, иногда и жестокими с каждым, кто шел против их воли. Альп был старшим кам, старательно следил за тем, чтобы каждый обучался тому, к чему расположен дух, спокойно сотрудничая с Агабек. Кан не любил эту властную сторону ата, желал хоть иногда получать снисхождение, видеть подобие гордости в его тяжелом взгляде, но там всегда было пусто только для него одного.

– Ата, что—то случилось?

Вскинув бровь, Альп с непониманием смотрел на Кана, ощущая его внутреннее напряжение, замечая покрасневшие глаза и грязь на ободе тунура.

– Ты недостаточно хорошо ухаживаешь за тунур, огул.

– Простите, ата. Задремал у входа в лес и, возможно не заметил, как грязь попала на обод.

Махнув рукой, мужчина не желал слушать Кана дальше, скрываясь под плотной тканью юрты. Тяжело вздыхая, кам прикрыл глаза и потер из пальцами, стараясь прогнать наваждение, но что—то в столь диком сне его будоражило. Кормос, что стал столь юной кара, совсем не мог сотворить такого. Это разный духовный уровень, разная принадлежность к мирам. Хмурясь, Кан почесал затылок, находя одно из перьев, что так мешали ему во сне. С удивлением выдохнув, кам с трудом разглядел на перьевых кончиках черный цвет, от них пахло гарью.

Сидя на плотном меху, кам слегка смачивал тряпку, стараясь как можно аккуратнее стереть грязь, дабы не размазать ее по всему ободу. Продолжая раздумывать над увиденным, он всё чаще думал о том, насколько было кормос смогли оказаться в их мире, проникая из—под земли, поглощая суйла. Да, он был недостаточно опытен для того, чтобы вовремя среагировать и отстраниться от того места, где лежала свежая туша быка. Суйла только и сделал что дернулся, а затем пал с громким, довольно отчаянным криком, протягивая руку в сторону кам. Он мог спасти его там, во сне. Мог вернуться в камлание, взывая к джеп—суу или кудай¹³. Но Кан растерялся, испугался или попросту запаниковал, убегая с пустотной поляны, устремляясь вдоль цветастых деревьев.

Держа топор в руке, Барс вошел в юрту, вытирая ноги о небольшое тряпье. Замечая эджи, он с нескрываемым интересом приблизился к нему, но почти сразу был остановлен вытянутой рукой. Кан ощутил присутствие каин ини¹⁴ из—за сильного запаха. Подняв тяжелый взгляд, кам старался быть как можно серьезнее, но лицо его каин ини, загрязненное кровью, заставляло терять самообладание.

– Барс, сингиль¹⁵ много раз просила тебя умываться и только потом возвращаться в дом.

– Я услышал от ата, что эджи решил вернуться рано. Как я мог упустить шанса увидеть тебя, Кан?

– Лесть тебе не к лицу, Барс.

– А кровь? Мне идет?

Показывая лицо с разных сторон, Барс то и дело высовывал язык, пытаясь довести своего эджи. И у него получилось. Опустив руку с тряпкой, Кан начал тихо смеяться, опусти тело к ногам. Утыкаясь лбом в колено, он пытался сдержать порыв, но всякий раз, когда кам приподнимал взгляд, Барс старался приблизиться и отстраниться, нарочито капая кровью перед ним. Войдя в юрту с небольшим котелком, Умут с непониманием смотрела, как эджи дурачились, пока не разглядела алые капли на чистом полу.

– Вы не могли бы сделать так, как было раньше?

– Умут?

Успокоившись, Кан поднял на сингиль взгляд, стараясь уловить ее настроение. Сингиль заметно злилась. Поставив котелок близко к центральному очагу, она отряхнула руки, а затем скрестила их ну груди, стараясь казаться больше, чем она есть. Совсем низенькая и довольно тонкая, Умут была похожа на березовую ветвь, что только распустилась, почки набухали, как и красота Умут. Длинные темные волосы были собраны в тугую косу, длинные халаты сверху покрыты плотной накидкой.

– Сингиль, ты сегодня какая—то злая. Смотри, ведь Кан вернулся так рано.

– Барс, ты продолжаешь капать кровью на чистый пол и шкуры. Ата будет недоволен мной, а я буду зла на тебя. Чувствуешь?

– Что?

Приблизившись к Барсу, Умут крепко схватила его за ухо, стараясь как можно сильнее прогнуть к земле.

– Я ведь просила тебя быть аккуратнее, Барс?

– Умут, больно ведь.

– Я просила много раз, Барс.

– Что здесь происходит?

Умут дернулась от голоса ата за спиной. Отпустив эджи, она сильно сжала длинный рукав, стыдливо отводя взгляд.

– Барс вновь испачкал мех, ата.

– Что?

Обойдя огулов и кыз, Альп склонил голову, стараясь разглядеть совсем новую шкуру лисы, высушенную только вчера. Кан дернулся и поднялся, успев сжать чалу и прижать руку к ноге. Он знал, что когда ата зол – лучше молча повиноваться, исполняя каждый приказ, делая всё, дабы он как можно скорее покинул юрту в хорошем расположении духа.

– Кан, отчего же ты не уследил? Сидел ведь на ней.

– Ата, я.

– Я расстроен, Кан. Но совсем скоро нас троих ждут подле костра. Собирайтесь, огулы. Умут, у тебя будет возможность исправить оплошность эджи.

– Конечно, ата. Горячий чай будет ждать вас подле очага. Ещё что—то нужно?

– Поводья нужно подготовить.

– Вы куда—то собираетесь, ата?

Оставив Кана без ответа, Альп покинул юрту, глубоко вдыхая прохладный вечерний воздух.

Оставшись одни, Умут тяжело выдохнула, понуро опуская взгляд на застывшую кровь. Мех еще можно было спасти, но вот ткани не подлежали восстановлению, алые капли слишком сильно их пропитали. Умут видела, как стыдливо отводил взгляд Барс, стараясь спрятаться за спиной Кана. Но кам, совершенно не желая прощать каин ини за оплошность, отправился в левую часть юрты, принадлежащую только мужской части семьи. Все жители делили юрту на две части: слева спали мужчины и там же находилось оружие, поводья и инструменты; правая часть была женской и вместе в бытовой утварью, детскими вещами и посудой. Иногда некоторые семьи разделяли юрту занавеской. В центре юрты всегда стоял очаг, а в центре крыши было специальное отверстие, куда выходил весь дым. Умут одна управлялась со всем: следила за чистотой дома, оберегала эджи от ношения рваных одежд. Кан и Барс всегда с любовью и трепетом относились к сингиль, лишь изредка забывая и возвращаясь в глубокое детство. Проверяя обод на чистоту, кам удовлетворенно улыбнулся, кивая каин ини и покидая юрту, быстро махая сингиль.

Каждый вечер, когда солнце скрывалось за горизонтом, а Байкал смиренно спал, мужчины тюркского племени восседали вокруг огромного костра, над которым всегда висел большой котел. Мудрая и старая женщина, катын¹⁶ вождя, подготавливала мясо для варки, собирала и очищала урожай, складывая его в глубокие миски. Нарезая всё достаточно крупно, Лале ощущала себя неуютно среди кам и нарымчи¹⁷, постоянно не зная, что можно от них ожидать. Каждый род отличался от предыдущего духовной силой, имел своего внутреннего зверя и терял рассудок в самый разный момент. Мясо было скинуто деревянной ложкой, прозрачная вода кипела, постепенно покрываясь жировой пленкой. Со всех сторон загорался огонь. Агабек – староста деревни, шел прихрамывая на левую ногу. Мерно поглаживая длинную белесую бороду, он спокойно рассматривал каждую женщину, скрывающуюся под тканью юрты. Совсем скоро его катын поступит также, передавая власть мужчине.

Кан учтиво склонил голову пред Лале, опустил взгляд и не смел без надобности смотреть в глаза чужой женщине. На то были свои обычая и устои. Разного возраста и статуса, тюрки сидели подле друг друга, смотрели за тем, как горели ветви, ощущали дивный запах будущего яства и были готовы не только к трапезе, но и долгим обсуждениям. Кан заметил ата среди высоких, довольно широких мужчин, что всегда могли защитить каждого из них. Способные держать лук и попадать в цель, эти жители ценились и были куда важнее тех, кто просто следил за порядком. Кам знал и понимал, что ата желал ему именно этой судьбы, но когда Кан унаследовал дар предков, когда бурый медведь возник пред ним с ранним утром, – Альп понял, принял и осознал потери. С тех пор Кан не знал любви родители, ощущал себя неуютно, но постоянно сражался за признание, стараясь помочь каждому, во время кочевания.

– Когда выдвигаетесь на охоту?

Голос вождя был тихим, довольно хриплым. Возраст уже давно брал свое, но Агабек стойко сражался за возможность существования до самого конца.

– На рассвете, – Альп отозвался почти сразу, полностью отдавая свое внимание вождю.

– Будьте очень внимательны, Альп. Нам не нужны жертвы. Ты распорядился, кто останется за старшего кам?

Кивнув, Альп кинул беглый взгляд на Кана, но почти сразу отвернулся, подходя ближе к костру. Вытянув задеревенелые пальцы, старший кам сделал глубокий вдох, склоняясь над котлом. Суп из волка был наваристым, позволял восполнить силы, а также давал огромное насыщение. А остатки мяса мужчины брали с собой на охоту, питаясь им достаточно долго. Кивнув, Альп слегка махнул рукой Тугану, который сжимал и разжимал пальцы, пытаясь не сорваться с места.

– Эй, проверьте Тугана.

Кивнув, широкие мужчины скотоводы подошли к довольно низкому и понурому юноше. Он старался сидеть подальше от всех, смотрел куда—то перед собой и почти ломал себе пальцы, пытаясь сдержать сознание, рвущееся в дикое камлание. Быть нарымчи – значит страдать всякий раз, когда разум покидает тело. Ежели Кам сопровождает суйла, то нарымчи действует в одиночку. Перенося боль и муки, доводя тело до пика, Туган способен увидеть нечто сокровенное, предсказать страшное. Всякий раз, когда Тугана окружало много людей он срывался. И сейчас, когда его взгляд зацепился за множество фигур, он быстро поднялся с места и ринулся в глубокий, довольно темный лес. Вождь тяжело вздохнул, совсем не желая сейчас решать еще больше проблем, чем могло стать. Альп понял всё без лишних слов. Являясь старшим кам, он был способен удерживать в сильных руках не только тунур, но и лук. Тетива поддавалась его пальцам, а стрелы летели всегда точно в цель, – Кан видел это собственными глазами, когда прятался в густых зарослях. Недоверчиво подняв взгляд на каин ини, кам махнул головой, пытаясь сдержать пыл Барса. Туган был его другом, часто мог контактировать только с ним, поэтому Кан понимал желание каин ини ринуться на поиски нарымчи, но ата не позволил бы. В действительности, он слишком дорожил каждым их них, чтобы вот так просто терять.

– Кан, проследи за Барсом.

– Ата?

Кам совсем не заметил, как сильно удивился просьба ата. Альп вскинул бровь, поправляя колчан за спиной. Словно услышав нечто удивительное, Кан как можно быстро закивал, отставляя миску с едой, крепко сжимая чалу.

– Не переживайте, ата. Верните Тугана, он ещё слишком юн и неопытен.

В лесу раздался вой – волки всё чаще и чаще приближались к их деревне, совершенно не зная, что ожидать от племени тюрков. Волк был их символом, занимал большую часть нашивки на длинные халаты, или же ткани юрт. Но зверь – это дикое, совсем необузданное существо, от которого можно ожидать многое. Слыша завывание, Альп почти сразу скрылся вместе с тремя мужчинами, унося за собой что—то тяжелое, совсем не ясное Кану. Агабек вынужденно удалился, не видя смысла проводить собрание, когда отсутствовали важные люди. Кан и Барс продолжали сидеть подле костра, подставляя прохладную обувь под жар ветвей. Смотря на небо, усеянное звездами, эджи и каин ини думали о своем: Кан желал спокойно бродить по лесам, имея возможность общаться с небесными духами и духами земли; Барс желал стать кем—то большим, чем простой скотовод, но ата не позволял, отдавая всё предпочтение эджи. Барс незаметно злился, слегка ненавидел Кана за то, что тот всегда был первым. Кам повернул головой в сторону юрт. Там, где с обрыва можно было разглядеть Байкал, были видны небольшие искры, боле напоминающие светлячков.

– Я хочу чтобы ты знал, Барс.

– Мм?

С непониманием отведя взгляд, каин ини подпер руками подбородок, внимательно слушая эджи.

– Я не желал стать первым, готов бы быть каин ини по отношению к тебе. Я не выбирал стать первым, Барс. Но хочу, чтобы ты отрекся от столь пагубных мыслей и знал, что в любой момент может появиться тот, кто многое поведает ата.

– Как ты узнал?

– Тай сказал.

Фыркнув, Барс отвернулся от Кана, более не желая общаться с ним. Поднявшись, кам спрятал руки за спиной, покидая каин ини. Не желая соперничать с Барсом, Кан готов был отдать всё, что полагалось только ему. Постоянно прося ата распределить всё между каждым из них, кам получал пощечину и был вынужден покинуть деревню, покорно ночуя в лесу. В те моменты он не думал о том, что способен исчезнуть или кануть к подземным духам, нет. Стремление показать и доказать всем и вся многое – губили умиротворенную душу. Кан понимал это, но ничего не мог поделать с собой, полностью отдаваясь одному и тому же чувству – сожалению. Встав на край склона, он сделал глубокий вдох, даже с огромной высоты ощущая прохладу Байкала. Водная гладь была спокойной, если бы на небе была луна – она бы с легкостью отразилась на этом водяном зеркале. Кан усмехнулся. Увиденное во сне отошло далеко, словно и не было там странности. Только привычные будни. В груди появилась тяжесть. Сжав халаты, Кан старался сделать судорожный вдох, но невидимый ком застрял в горле. Паника выбивала из колеи. Еще один шаг и кам упал бы с обрыва, за спиной раздался тихий девичий голос:

– Найди, я ведь рядом.