Kitobni o'qish: «Ветер в ивах»
Глава первая. На берегу реки
Крот все утро усердно наводил порядок в своем маленьком домике. Сначала он работал метлами, потом – вытирал тряпками пыль, а после, стоя на стремянках, подставках и стульях с ведром побелки, орудовал малярной кистью. Он трудился до боли в спине и усталых лапах, пока пыль не запорошила глаза и не попала в горло, а брызги побелки не испещрили его черную шерстку.
Весна витала повсюду – и наверху, и в земле под ним и вокруг него, проникая даже в темный скромный домик духом божественного недовольства и тоски. Поэтому неудивительно, что Крот внезапно отшвырнул малярную кисть, сказал:
– Боже!
И:
– Зачем мне это?
А еще:
– Провались эта генеральная уборка! – После чего устремился вон из дома, не потрудившись даже надеть пальто.
Что-то снаружи властно звало его, и он направился к маленькому, уходящему круто вверх тоннелю, который играл роль посыпанной гравием подъездной дорожки (такие дорожки есть у тех животных, чьи жилища находятся ближе к солнцу и воздуху). Крот скреб маленькими задними лапками, царапал передними и снова скреб и царапал, и скреб, и скреб, и скреб, усердно пропихиваясь в тоннель и бормоча себе под нос:
– Выше! И еще выше! – пока наконец – хлоп! – его мордочка не высунулась на свет божий, и он покатился по теплой траве огромного луга.
«Как замечательно, – сказал он себе. – Намного лучше, чем белить потолок!»
Солнечные лучи согревали его шерстку, легкий ветерок ласкал разгоряченный лоб, и после долгой уединенной жизни внизу для его притупившегося слуха песни счастливых птиц звучали, как крик. Подпрыгивая на всех четырех лапах, радуясь жизни и весне без уборки, Крот побежал через луг и в конце концов добрался до изгороди на дальней его стороне.
– Стой! – окликнул его из бреши в изгороди пожилой кролик. – Плати шесть пенсов за право пройти по частной дороге!
Но Крот нетерпеливо и пренебрежительно пустился бежать вдоль изгороди, сбив с толку этого кролика и дразня других, которые поспешно выглядывали из нор, чтобы посмотреть, из-за чего там сыр-бор.
– Луковый соус! Луковый соус! – насмешливо прокричал Крот и исчез, прежде чем кролики смогли придумать достойный ответ.
Тогда они начали упрекать друг на друга:
– Какой ты глупый! Почему ты ему не сказал…
– А ты почему не сказал?..
– Ты мог бы напомнить ему… – И так далее, как это всегда бывает; но, конечно, было уже слишком поздно что-нибудь отвечать.
Все вокруг казалось таким прекрасным, что просто не верилось. Крот деловито бродил туда-сюда то по лугам, то вдоль живых изгородей, то по рощам – и всюду видел, как птицы вьют гнезда, как распускаются цветы, как деревья одеваются листвой. Все были счастливыми, хлопотливыми и энергичными. Вместо того чтобы испытывать угрызения совести и шептать: «А как же побелка?», Крот почему-то чувствовал только одно: как здорово быть единственным лентяем среди стольких тружеников. В конце концов, самое лучшее в дне отдыха, пожалуй, не столько сам отдых, сколько то, что ты видишь, как все остальные работают.
Крот уже думал, что счастливее быть просто невозможно, когда, продолжая идти невесть куда, он вдруг оказался на берегу большой реки. Никогда раньше он не видел реку – гладкое, извилистое, полноводное существо, мчащееся куда-то, журчащее, с булькающим смехом хватающее все, до чего удавалось дотянуться, а потом бросающее этих товарищей по играм и находящее новых. Все вокруг тряслось, переливалось, искрилось, шуршало и кружилось, стрекотало и пузырилось.
Крот был околдован, очарован, заворожен до глубины души. Он бежал по берегу, как бегут маленькие дети рядом с человеком, который рассказывает им захватывающие истории. Устав, Крот уселся отдохнуть, а река все продолжала что-то бормотать, журчать самые лучшие в мире истории – она несла их из самого сердца земли, чтобы потом рассказать ненасытному морю.
Сидя в траве и глядя на дальний берег реки, Крот вдруг заметил прямо над водой темную дыру.
«Какое уютное и милое жилище мог бы там устроить зверек со скромными потребностями, – мечтательно подумал он. – Кто-нибудь, кому понравилось бы жить на берегу реки в маленьком домике над самой водой, вдали от шума и пыли».
И тут в самом центре дыры что-то мелькнуло, исчезло, потом появилось снова… Нечто похожее на крошечную звездочку. Но разве в норе может гореть звезда? А для светлячка точка была слишком яркой и маленькой. Крот вгляделся – и понял, что это глаз. Глаз подмигнул, а потом вокруг него, как рама вокруг картины, обрисовалась маленькая мордочка.
Коричневая усатая мордочка. Серьезная круглая мордочка с тем же огоньком в глазах, который привлек внимание Крота. С маленькими аккуратными ушками и густой шелковистой шерстью.
Водяной крыс!
Оба зверька замерли, настороженно глядя друг на друга.
– Привет, Крот! – сказал Водяной Крыс.
– Привет, Крыс! – ответил Крот.
– Хочешь зайти ко мне? – помолчав, спросил Крыс.
– Очень красиво – приглашать туда, куда мне никак не попасть, – слегка обиженно отозвался Крот, поскольку ничего не знал о жизни на реке и здешних обычаях.
Крыс ничего не сказал, а только молча наклонился, отвязал какую-то веревку, потянул за нее, а потом легко ступил в маленькую лодку, которую Крот сперва не заметил. Снаружи лодка была голубой, внутри – белой, по размеру как раз подходила для двух зверьков, и Крота сразу потянуло к ней всем сердцем, хотя он еще не до конца понимал, для чего существуют лодки.
Крыс начал ловко грести и быстро добрался до противоположного берега. Он протянул Кроту переднюю лапу, и тот осторожно спустился к воде.
– Обопрись на мою лапу! – сказал Крыс. – Ну, давай, живее!
И Крот, к своему удивлению и восторгу, оказался на корме настоящей лодки.
– Какой чудесный день! – сказал он, когда Крыс оттолкнулся от берега и снова взялся за весла. – Знаешь, я никогда в жизни не плавал в лодке.
– Что? – пораженно воскликнул Крыс. – Никогда в жизни… ты никогда… ну и ну… А чем же ты тогда занимался?
– Неужели лодки и вправду такие потрясающие? – робко спросил Крот.
Но он уже готов был в это поверить, когда, откинувшись на спинку сиденья, рассматривал подушки, весла, уключины и прочие восхитительные приспособления и чувствовал, как лодка слегка покачивается под ним.
– «Потрясающие»? Да они – единственное, что нужно в жизни, – торжественно произнес Водяной Крыс, наклонившись вперед и приготовившись грести. – Поверь, мой юный друг, ничто – абсолютно ничто – не сравнится с плаванием в лодке. Просто плывешь себе, – мечтательно продолжал он, – и плывешь, и плывешь…
– Смотри вперед, Крыс! – вдруг воскликнул Крот.
Слишком поздно. Лодка со всего маху врезалась в берег, и замечтавшийся счастливый гребец опрокинулся на дно лапками кверху.
– …Плывешь в лодке или что-нибудь делаешь с ней, – невозмутимо продолжил Крыс, выпрямившись со звонким смешком. – Плывешь ты или что-то делаешь с лодкой, не имеет значения. Что касается лодок, тут как будто ничто не имеет значения, в том-то вся и прелесть. Отчаливаешь ты или причаливаешь, добираешься, куда хотел, или в другое место, или вообще никуда не добираешься – все равно ты всегда чем-то занят и никогда не занят ничем особенным. А когда кончаешь одно дело, всегда находится другое, и ты можешь взяться за него, если захочешь, а можешь и вовсе ничего не делать. Слушай! Если у тебя нет планов на это утро, может, вместе отправимся вниз по реке и как следует повеселимся?
Крот радостно пошевелил пальцами ног, глубоко вздохнул от полноты чувств и блаженно откинулся на мягкие подушки.
– Ну и денек у меня выдался! – сказал он. – Давай отправимся прямо сейчас!
– Тогда подожди минутку, – сказал Крыс.
Он продел фалинь в кольцо на пристани, вскарабкался по откосу в свою нору и через некоторое время появился снова, пошатываясь под тяжестью толстой плетеной корзины.
– Сунь ее себе в ноги, – сказал он, передав корзину Кроту.
Потом отвязал фалинь и снова взялся за весла.
– Что там? – спросил Крот, ерзая от любопытства.
– Холодный цыпленок, – начал перечислять Крыс. – Холодный язык, холодная говядина, маринованные корнишоны, салат по-французски, кресс-салаты и пироги в горшочках, имбирное пиво, лимоны, вода…
– Ой, хватит, хватит! – в восторге закричал Крот. – Куда нам так много?
– Ты вправду думаешь, что это много? – серьезно спросил Крыс. – Но я всегда беру с собой столько еды в небольшие вылазки, а мне говорят, что я скупердяй и слишком мелочусь.
Крот не слушал. Поглощенный новой жизнью, в которую он вступал, опьяненный блеском, рябью, запахами, звуками и солнечным светом, он опустил лапу в воду и видел долгие сны наяву. Водяной Крыс, будучи добрым малым, без передышки греб вперед, не тревожа спутника разговорами.
– Мне ужасно нравится твоя одежда, старина, – заметил он спустя полчаса. – Когда-нибудь я и сам куплю черный бархатный смокинг, как только смогу себе это позволить.
– Прошу прощения, – сказал Крот, с усилием вырвавшись из грез. – Ты, наверное, считаешь меня грубияном, но для меня здесь все в диковинку. Так вот она какая, река!
– Не просто река, а Река с большой буквы, – поправил Крыс.
– И ты действительно на ней живешь? Как здорово!
– На ней, и в ней, и рядом с ней, – сказал Крыс. – Для меня она и брат, и сестра, и тетушки, и компания, и еда, и питье, и (естественно) прачка. Река – мой мир, и мне не нужно никакого другого. То, чего здесь нет, не стоит того, чтобы это иметь, а то, чего не узна́ешь на реке, не стоит и знать. Да! Сколько времени мы провели вместе с рекой! Зимой и летом, весной и осенью в ней всегда есть что-то веселое и волнующее. Когда в феврале начинается наводнение, мои погреба до краев наполняются напитками, которые мне не подходят, и коричневый поток течет мимо окна моей спальни. А потом вода спадает, обнажая ил, пахнущий сливовым пирогом, протоки забиваются камышом и водорослями, и я брожу по большей части русла, не замочив ног, и нахожу свежую еду и вещи, которые неосторожные люди роняют с лодок.
– А тебе не бывает временами скучновато? – отважился спросить Крот. – Только ты и река, и больше не с кем перекинуться словом?
– Больше не с кем… Ладно, я не должен судить тебя слишком строго, – снисходительно сказал Крыс. – Ты здесь новичок и, конечно, не понимаешь. Сейчас на берегу живет столько народу, что многие вообще переселяются в другие места. О нет, теперь совсем не то, что раньше. Выдры, зимородки, поганки, куропатки – все они день напролет толкутся рядом и вечно ожидают, что ты что-нибудь для них сделаешь, как будто у тебя нет собственных дел!
– А что вон там? – спросил Крот, махнув лапой в сторону леса, темным пятном обрамляющего заливные луга на берегу реки.
– Там? Просто Дикий Лес, – коротко ответил Крыс. – Мы, береговые, нечасто там бываем.
– Там живут не очень… э-э… не очень дружелюбные звери? – с легкой тревогой спросил Крот.
– Ну-у, – протянул Крыс, – это как посмотреть. Белки там нормальные. И кролики… Во всяком случае, некоторые из них, но кролики всегда разношерстные. И еще, конечно, там живет Барсук. В самом центре леса. Он ни за что не стал бы жить в другом месте, даже если бы его озолотили. Милый старина Барсук! Никто с ним не связывается. И правильно, – многозначительно добавил Крыс.
– А кто с ним должен связываться?
– Там ведь живут… и другие, – с запинкой ответил Крыс. – Ласки… горностаи… лисы и так далее. В каком-то смысле они неплохой народ, у меня среди них есть хорошие друзья, иногда мы вместе проводим время и все такое прочее… Но их порой заносит, не скрою. И тогда… В общем, им нельзя доверять, это факт.
Крот хорошо знал, что у животных не принято долго размышлять о возможных будущих неприятностях или даже намекать на них, поэтому сменил тему.
– А что дальше, за Диким Лесом? – спросил он. – Где все такое синее и тусклое, и виднеется что-то вроде холмов? А может, это и не холмы. И еще я вижу там что-то похожее на городской дым. Или это просто плывущие облака?
– За Диким Лесом лежит Огромный Мир, – сказал Крыс. – И он не имеет значения ни для тебя, ни для меня. Я никогда там не был и никогда туда не отправлюсь. И ты тоже не отправишься, если у тебя есть хоть капля здравого смысла. Никогда больше не заговаривай о нем, пожалуйста. Что ж, вот, наконец, и наша заводь, где мы устроим пикник.
Покинув основное русло, лодка свернула в заводь, на первый взгляд казавшуюся оторванным от речки озерцом. Все берега здесь поросли зеленым дерном, коричневые изогнутые корни деревьев поблескивали под поверхностью спокойной воды, а впереди виднелся серебристый уступ плотины. Там, среди пены, неутомимо вращалось мельничное колесо, над которым возвышалась мельница с серой остроконечной крышей. Воздух наполняло успокаивающее журчание, из негромких монотонных звуков временами весело вырывались негромкие чистые голоса. Это было так прекрасно, что Крот мог только всплеснуть лапами, восклицая:
– Вот это да! Вот это да! Вот это да!
Крыс подвел лодку к берегу, пришвартовал, помог сойти на берег все еще неуклюжему на воде Кроту и вытащил корзинку с припасами. Крот попросил, чтобы ему позволили распаковать ее самому, и Крыс не возражал. Растянувшись во весь рост на траве, он отдыхал, пока его взволнованный друг встряхивал скатерть и расстилал, а после один за другим вынимал таинственные свертки, разворачивал и раскладывал их содержимое, продолжая восклицать:
– Вот это да! Вот это да! – с появлением каждого нового яства.
Когда все было готово, Крыс сказал:
– Налетай, старина! – и Крот был рад повиноваться, потому что он начал весеннюю уборку, как и положено, ни свет ни заря и с тех пор ни разу не присел, чтобы перекусить. А ведь с утра произошло столько разных событий, что ему казалось – прошло уже много дней.
– Куда ты смотришь? – спросил Крыс, когда они слегка заморили червячка и Крот смог отвести взгляд от скатерти.
– Смотрю на цепочку пузырьков – вон они, бегут по воде. Забавно.
– Пузырьки? Ого! – сказал Крыс и весело призывно засвистел.
Над краем берега показалась широкая блестящая морда, из воды выбрался Выдр и, отряхнувшись, направился к еде.
– Ах вы, жадюги! Почему ты не пригласил меня, Крысик?
– Это был экспромт, – объяснил Крыс. – Кстати, познакомься с моим другом, мистером Кротом.
– Весьма польщен, – ответил Выдр, и два зверя сразу почувствовали себя друзьями. – Повсюду такой шум, – продолжал Выдр. – Кажется, весь белый свет сегодня на реке. Я забрался в этот закуток, чтобы немного отдохнуть, глядь – а вы, ребята, уже здесь… Прошу прощения, не хотел обидеть.
Сзади за живой изгородью, на которой все еще густо лежали прошлогодние листья, что-то зашуршало, и из-под нее показалась полосатая голова и покатые плечи.
– Давай сюда, старина Барсук! – крикнул Крыс.
Барсук сделал еще пару шажков, проворчал:
– Гм! Да тут целая компания, – развернулся и исчез.
– Такой уж он парень, – разочарованно заметил Крыс. – Терпеть не может общество. Теперь он и носа сюда не покажет. Ну, рассказывай, Выдр, кого ты видел на реке?
– Например, Жаба, – ответил Выдр. – Он выплыл в своей новенькой гоночной лодке-двойке. Все у него новое – и одежда, и все остальное!
Два зверька переглянулись и рассмеялись.
– Когда-то Жаб плавал на обычной парусной лодке, – сказал Крыс Кроту, – потом ему это надоело, и он начал кататься на плоскодонке. Он был без ума от нее, катался на ней день напролет и расхваливал ее на все лады. В прошлом году он стал выходить на реку в лодке с домиком, и мы все должны были залезать в домик и делать вид, что он нам нравится. Жаб собирался провести остаток своей жизни в той лодке. Но за что бы он ни брался, ему это быстро надоедает, и он хватается за что-нибудь новое.
– А все-таки он хороший парень, – задумчиво заметил Выдр, – только в нем никакого постоянства, особенно по части лодок.
С того места, где они сидели, виднелось главное русло реки, и там вдруг показалась спортивная лодка-двойка. Гребец – невысокий и крепкий – налегал на весла, сильно раскачивая суденышко и плеща, но ни на минуту не прерывая гребли. Крыс встал и окликнул его, но Жаб – а это был он – только покачал головой, продолжая усердно грести.
– Если он будет так крениться, через минуту вылетит из лодки, – сказал Крыс, снова усевшись.
– Конечно, вылетит, – усмехнулся Выдр. – Я когда-нибудь рассказывал тебе замечательную историю о Жабе и смотрителе шлюза? Значит, дело было так. Жаб…
Майская мушка, вихляя, полетела над рекой, как часто летают недавно появившиеся на свет молодые мушки. Вдруг на реке закрутился водоворот и – бац! – майская муха исчезла.
Исчез и Выдр.
Крот посмотрел туда, где он только что был. Голос Выдра все еще звучал в его ушах, но место, где тот сидел, пустовало. До самого горизонта не видно было ни одной выдры, только на поверхности реки снова появилась полоска пузырьков.
Крыс замурлыкал что-то себе под нос, и Крот вспомнил, что этикет животных запрещает комментировать внезапное исчезновение друзей, по какой бы причине (или вовсе без причины) они ни исчезали.
– Что ж, – сказал Крыс, – думаю, пора возвращаться. Кому из нас лучше упаковать корзинку с завтраком?
По его голосу непохоже было, что он рвется этим заниматься.
– О, пожалуйста, позволь мне, – сказал Крот.
И Крыс, конечно, позволил.
Собирать корзинку не так приятно, как ее разбирать, так уж всегда бывает. Но Крот старался наслаждаться всем, что сегодня происходит, и сумел упаковать ее, не выходя из себя… Хотя увидел в траве тарелку как раз тогда, когда туго затянул ремни корзинки, а когда развязал их и уложил тарелку, Крыс показал ему на забытую вилку, которую не заметил бы только слепой, и на горшочек с горчицей (Крот на нем сидел, сам того не подозревая).
Послеполуденное солнце клонилось к закату, когда Крыс начал мечтательно грести в сторону дома, бормоча под нос стихи и не обращая особого внимания на Крота. Но Крот, сытый, довольный и гордый, уже совсем освоился в лодке – по крайней мере, так ему казалось. Он начал ерзать и вскоре сказал:
– Крысик, пожалуйста, можно мне тоже попробовать грести? Прямо сейчас!
Крыс с улыбкой покачал головой.
– Еще рано, мой юный друг. Подожди, пока я не преподам тебе несколько уроков. Это не так просто, как кажется.
Крот на пару минут притих. Но он все больше и больше завидовал Крысу, который так уверенно и легко орудовал веслами, и его гордость начала нашептывать, что он бы справился ничуть не хуже. И вот он вскочил и схватил весла – так внезапно, что Крыс, смотревший на воду и бормотавший что-то поэтическое, был застигнут врасплох и полетел со скамьи вверх тормашками. Торжествующий Крот занял его место и уверенно взялся за весла.
– Прекрати, идиот! – закричал Крыс со дна лодки. – Ты не умеешь! Ты нас утопишь!
Крот с шиком взмахнул веслами, собираясь с размаху погрузить их в воду, но они едва чиркнули по поверхности. Его ноги вдруг взлетели выше головы, и он обнаружил, что лежит на распростертом Крысе. Перепуганный, он схватился за борт лодки, и в следующее мгновение – шлеп! – лодка перевернулась, и он понял, что барахтается в реке.
Ой, какой холодной была вода, и какой же мокрой! Как она звенела в ушах, когда Крот погружался все глубже и глубже! Каким ярким и желанным показалось солнце, когда он вынырнул на поверхность, кашляя и отплевываясь! Каким черным было его отчаяние, когда он почувствовал, что снова тонет! И тут чья-то крепкая лапа ухватила его за шкирку. Крыс держал его и смеялся – Крот чувствовал, как смех вибрирует в лапе, передаваясь в его, Крота, шею.
Крыс сунул весло под мышку Кроту; затем сунул под его вторую лапу другое весло и, подплыв сзади, подтащил беспомощного зверька к берегу, выволок на сушу и уложил на траву. Теперь это был уже не Крот, а раскисший мягкий мешок страдания.
Крыс немного обтер его, отжал чуть-чуть воды из его шерсти и сказал:
– А теперь, старина, побегай взад-вперед по тропинке, как можно быстрей. Бегай, пока не согреешься и не обсохнешь, а я тем временем нырну за корзинкой.
Печальный Крот, мокрый снаружи и пристыженный внутри, бегал трусцой, пока не обсох, а Крыс тем временем нырнул, перевернул опрокинутую лодку, все в ней поправил, пришвартовал ее, а потом мало-помалу вытащил на берег свое расплывшееся имущество. Под конец он успешно нырнул за корзинкой и вернулся с ней на берег.
Когда все было снова готово к отплытию, Крот, обмякший и подавленный, занял место на корме. Они отчалили, и Крот сказал тихим, прерывающимся от волнения голосом:
– Крысик, мой великодушный друг! Я искренне сожалею о своем глупом и неблагодарном поступке. Как подумаю, что ты мог потерять эту прекрасную корзинку, так просто сердце заходится. Я и вправду был полным идиотом, признаю́. Можешь ли ты на первый раз меня простить, закрыть глаза на случившееся и пусть все станет, как было?
– Да ничего страшного, что ты, в самом деле, – жизнерадостно откликнулся Крыс. – Что такое немного влаги для водяной крысы? Я чаще бываю в воде, чем на суше. Не думай больше об этом… И знаешь что? По-моему, тебе лучше некоторое время погостить у меня. Дом у меня, знаешь ли, простой и без особых удобств, не то что у Жаба (ты еще не видел его особняк), и все-таки я сумею неплохо тебя устроить. И тогда я научу тебя грести и плавать, и скоро ты будешь держаться на воде не хуже любого из нас, речников.
Крот был так тронут любезным приглашением, что не нашелся с ответом, и ему пришлось смахнуть слезинку-другую тыльной стороной лапы. Но Крыс тактично смотрел в другую сторону, и вскоре Крот снова приободрился и даже смог огрызнуться на пару куропаток, которые, хихикая, обсуждали друг с другом его потрепанный вид.
Когда они добрались до дома, Крыс развел в гостиной яркий огонь, усадил Крота в кресло, принес ему халат и шлепанцы и до самого ужина рассказывал речные истории. Какими захватывающими они казались такому сухопутному зверю, как Крот! Крыс рассказывал о плотинах, о внезапных наводнениях, о выпрыгивающих из воды щуках, о твердых бутылках, которыми швыряются пароходы (бутылки всегда появлялись за ними, значит, их швыряли именно пароходы), о цаплях и о том, насколько те разборчивы в знакомствах, о приключениях в дренажных трубах, о ночной рыбалке с Выдром и о прогулках далеко в поле с Барсуком.
Ужин прошел очень весело, но вскоре заботливый хозяин проводил ужасно сонного Крота наверх, в лучшую спальню, где тот с довольным вздохом опустил голову на подушку, зная, что его новый друг Река плещется о подоконник.
Этот день был лишь первым из многих подобных дней Крота, оставившего позади прежнюю жизнь. И чем ближе становилось лето, тем дни становились длиннее и интереснее. Он научился плавать и грести и познал радость бегущей воды; и, повернув ухо к стеблям камыша, время от времени улавливал то, что часто нашептывал им ветер.
