Остаток дня / The Remains of the Day

Если вы не читали роман и не смотрели одноименный фильм, в "Остатке дня" Кадзуо Исигуро ведет рассказ от лица типичного английского дворецкого, вспоминающего свою жизнь, размышляющего на темы человеческого величия и достоинства, производящего некий моральный переучет на закате жизни.

Стивенс, стареющий дворецкий из Дарлингтон-Холла, всю жизнь выполнял свою работу самоотверженно, безжалостно подавляя любые эмоции. Он несентиментальный, чопорный, идущий по работе и по жизни методично-размеренно, как робот. Со стороны кажется, что он сдержан до холодности и лишен многих эмоций, включая чувство юмора.

Он так растворился в беспрекословном уважении к хозяевам и неуместной потребности подавлять все эмоции, что практически избавился от всякого чувства идентичности, тщательно создав безликий имидж, который обманывает даже его самого.

И как бы подчеркивая отсутствие личностного начала в своем герое, Исигуро называет Стивенса только по фамилии, без имени собственного. Стивенс жертвует всем ради служения господам, ради сохранения чувства собственного достоинства (в его понимании), ради шанса стать идеальным дворецким.

Все его существование крутится вокруг профессии, и в конце концов, он оказывается одиноким, не очень счастливым, но однозначно достойным памяти покойного отца, тоже бывшего дворецкого. И в один вовсе не прекрасный день до него это доходит, когда упущенное когда-то счастье на минуту заглядывает в его нынешнюю жизнь, спустя больше двух десятков лет.

И у него вдруг замирает сердце, наворачиваются слезы, и он наконец-то честен с собой до конца, возможно, впервые в жизни. А потому он набирается смелости и говорит себе: "Indeed — why should I not admit it? — in that moment, my heart was breaking".

Самый английский роман английского писателя. И поэтому возможность прочитать его на английском особенно ценна.

Несмотря на японское происхождение, нобелевский лауреат Кадзуо Исигуро — настоящий английский писатель. История "самурая по–английски" — дворецкого — от первого лица. Вся его идеология, образ мыслей, простота, ясность и ограниченность, кодекс чести в одной книге. С печальной английской недоулыбкой приходится признать, что настоящие мастера своего дела остаются за бортом цивилизации. Букеровская премия 1989 года.

Вечер - лучшее время суток

На некоторые книги просто стыдно писать рецензии. Пробежалась наискосок по тому, что уже сказано до меня, и поняла, что для понимания некоторых художественных произведений нужно иметь порой не только голову на плечах, но и способность понимать и осмысливать на каком-то совершенно другом уровне. И тут так не хочется показаться глупым.

Многие при описании этого романа не забывают упомянуть, какие же интернациональные штуки пишет Исигуро, хотя сам вроде бы японец. Но в "Остатке дня", как мне кажется, он делает ставку вовсе не на культуру англичан или японцев, а на фактически новую национальность - человека в услужении. Ведь русских от американцев отличает не только язык, нас отличает образ мышления, то, как мы видим окружающий мир. И тут то же самое. Ты понимаешь, что залезаешь в голову не просто к человеку другой национальности, а к человеку, для которого шар земной крутится в другую сторону.

Было несколько сцен, когда я понимала: так, как поступал главный герой, не поступил бы настоящий француз, англичанин или китаец, - так поступил бы только настоящий дворецкий. Это как отдельная раса, как новый вид человека, если хотите. И в случае с отцом, и в случае с экономкой, Стивенс проявил не просто выдержку или терпение, он проявил профессионализм.

Если честно, мне хочется быть чуточку похожей на него. Чтобы не задумываться о жизни, не задумываться о каких-то вещах, которые нам кажутся концом света, а в глазах главного героя - всего лишь небольшая неприятность, которые случаются сплошь и рядом. Их нельзя предотвратить, но с ними можно смириться.

Я еще я хочу так же сильно любить то, что я делаю. Не той юношеской слепой любовью, а зрелой, осмысленной, почти что рационализированной. Но в том-то и дело, что почти.

Эта книга, может, и не изменит ваше представление об окружающем мире, но хотя бы на несколько сотен страниц вы сможете побывать, как говорят англичане, в чужих ботинках. В такие моменты лично у меня что-то щелкает в голове, и я вспоминаю, что не обязательно жить так, как от вас ждут окружающие. Не обязательно делать так, как велит общество. И точно не обязательно следовать чужим правилам.

Придумайте свои, но не забывайте следовать им с достоинством.

Отличная книга: легко читается, есть над чем подумать. Очень жаль главного героя, он сын своего отца, не откуда ждать, что он сможет взять и все изменить. И думаю, что как раз достоинство у него есть.

Очень многие считают первейшей заслугой Исигуро то, что, будучи чистокровным японцем, он умудрился очень верно уловить настроение подлинно английской прозы. Как-то так сложилось, что роман полагается неким подвигом билингва, попыткой навести хрупкий мост взаимопонимания между двумя так непохожими культурами. Я, конечно, искренне восхищён этой книгой Кадзуо, но мне всё же кажется, что за выставленной напоказ лощёной британской антуражностью скрывается стопроцентно японский прозаик. И, разумеется, гениальный.

Взять хотя бы тематику романа. Практически любая пара культур обладает некими точками соприкосновения, и тем более примечательно, что Исигуро обратил внимание как раз на одну из таких общих и для Англии, и для Японии тем. Речь, конечно, о проблеме служения. С одной стороны, беззаветная преданность Стивенса своему делу, посвящение всей жизни единожды избранному призванию в контексте японской культуры выглядят более чем уместно и органично. Но ближе к концу романа Кадзуо мастерски вскрывает все те скрытые противоречия, которые в конечном счёте и приводят героя к поражению. Искренне веря в величие своего хозяина, Стивенс одновременно отваживается оценивать людей, деля их на вращающих колесо истории небожителей и простых смертных. С другой стороны, он так и не решается открыть глаза на ошибки хозяина. Качества типично внутренние - величие, благородство, наконец, пресловутое достоинство - Стивенс пытается искать вовне, в отражении чужих глаз. Для Стивенса болезненно важна причастность его лорда к сильным мира сего, мнение общественности, последствия однажды принятых хозяином решений. Один раз решив расценивать себя как вещь, невозмутимый и безэмоциональный автомат, герой всю жизнь мучается типично человеческими сомнениями, которые, казалось бы, раз и навсегда вычеркнул из своей жизни. Отдав всего себя служению, Стивенс утратил внутреннее зрение и душевную гибкость. Именно поэтому он просто-напросто не знает, имело ли прошедшее смысл, когда вся громада внешних условностей рухнула. Сравните это с каноничной для Японии ситуацией самурая на службе у недостойного сюзерена. На первый взгляд, воин и слуга не имеют ничего общего, но сама идея увязать воедино служение и достоинство сходна для обоих культур. Как быть, когда принятые обязательства служения вступают в противоречие с внутренним идеалом достоинства? Самураи в таких случаях прибегали к крайней мере - ритуальному самоубийству. Стивенс же, не сумев мгновенно распознать в своём поведении фальшь, неосознанно превращает в самоубийство всю свою жизнь.

История искалеченного системой героя действительно очень трагична. Мы мало знаем о прошлом Стивенса, но ясно, что, будучи сыном профессионального дворецкого, мальчик сызмальства попал в среду, губительную для всех проявлений душевной живости, эмоций и чувств. И любовь к родным, и любовь чувственную, и даже искреннюю неподдельную преданность Стивенс заменяет профессионализмом, который сам же так презирает в лице сенатора Льюиса. У героя нет увлечений, хобби, привязанностей, воззрений, надежд, мечтаний, словом, ничего, что делает человека человеком. Он даже с людьми общаться не умеет. Принятый им обет выходить из облика лишь в одиночестве привёл только к тому, что маска постепенно сроднилась с лицом и в конечном счёте заменила его. Внутренний монолог героя беспросветно мрачен, мы видим не живой, полный красок мир, но бесконечный реплей, вечный постфактум, зацикленный и искажённый сознанием героя. Кадзуо здесь слегка сдвигает набок уже собственную маску британского автора, позволяя себе штуки совершенно японские - болезненную фиксацию на, казалось бы, незначительных деталях, глубокий инсайт во внутренние переживания героя. В реальном мире Исигуро тщательно прорисовывает только отдельные детали вроде происшествия с его отцом или случая в лакейской, и то сквозь призму искажённого тысячей условностей восприятия Стивенса. Нам самим предоставляется прочувствовать всю глубину незамеченной героем трагедии. Бедный-бедный Стивенс, он так и не понял до конца, что же сотворил с обственной жизнью.

Резюмируя, "Остаток дня" - весьма незаурядный роман, который является скорее не образчиком типично британской аристократической прозы или характерной для японских авторов прозы психологической, но неким синтезом, амальгамой этих двух направлений. Низводя Кадзуо всего лишь до положения талантливого стилиста, мы незаслуженно обижаем одного из самых талантливых современных англоязычных авторов.