Kitobni o'qish: «Круг перемен»
© Богданова И.А., текст, 2022
© Издательство Сибирская Благозвонница, оформление, 2022
Там, где встретятся наши пути,
Не копи обиды и сомненья,
В этой жизни всё благослови
И скажи спасибо за мгновенья
Радости, печали и любви…
И не ожидай, что ждёт награда.
Звёзды тихо тают в вышине…
Раз случилось – значит, так и надо
Для чего-то и тебе и мне…
Не суди мои поступки строго,
Раз уж наши встретились пути,
И куда б ни вывела дорога,
Ты за всё, любимая, прости.
Д. Мизгулин
Уездный город Успенск,
1875 год
Богатейший купец Афиноген Порфирьевич Беловодов умирал и отчётливо понимал, что умирает. В распахнутые настежь окна мёл снег, гуляя по спальне, сквозняк перебирал подзор на кровати и теребил ширинки1на божницах2, шитые рукой жены-покойницы. Лампады давно погасли, лишь одна, у старинного семейного образа Богоматери, скупо чадила тонкой серой струйкой дыма.
Несмотря на трескучий мороз, закрывать окна Афиноген Порфирьевич не дозволял – задыхался, а так хоть маленько, да схватывал губами глоток ледяного воздуха с вольной волюшки. Эх, в сани бы сейчас, накрыть ноги медвежьей полостью да рвануть по первопутку на ярмарку, чувствуя, как в крови молодая горячая силушка перемалывает хворобу. Да уж не бывать по сему – отбегался Афиногенушка на веки вечные.
Иногда, впадая в короткое забытьё, он видел себя под венцом, рука об руку с новобрачной супружницей Агафьей, испуганной и боязливой. Ну, а как иначе? Девку он взял строгого воспитания, она, почитай, кроме отца да братьев, других мужчин и не видела, а тут сразу муж, да ещё такой лихой, что одним взглядом мог на девичьих щеках румянец зажечь. И певчие на хорах тогда пели по-особенному сладостно и торжественно, ровно спустившиеся с небеси Ангелы Господни. Почему-то запомнились бородавка на щеке у дьячка и то, как кланялся до земли нищий на паперти в ожидании щедрого подаяния.
– Пряники, пряники раздавайте! – с весёлой удалью кричала сваха и бросала под ноги молодым горсти пшеницы – на богатую и чадородную жизнь, что пролетела полуденным ветерком по верхушкам соснового бора, купленного аккурат перед болезнью.
В изголовье кровати переминался отец Мелхиседек, призванный для последнего причастия, а напротив стояла единственная наследница Марфуша, и он как мог оттягивал смерть ради того, чтоб успеть дать дочери последний отцовский наказ. Готовясь отлететь к Богу, душа напоследок молотом стучала в рёбра и кровью клокотала в воспалённом горле, мешая молвить слова напутствия.
Афиноген Порфирьевич шевельнулся, и Марфуша жадно кинулась к кровати, рухнула на колени и припала губами к холодеющим пальцам, словно хотела согреть их своим дыханием.
– Тятенька, молю, не умирайте. Как я без вас? Убогая, беззащитная.
Хоть и уходили силы у Афиногена Порфирьевича, а на последнюю слезу хватило. Она покатилась по щеке и капнула на бороду с густой сединой посреди иссиня-чёрных волос.
«Экая борода у тебя, Афиноген Порфирьевич, – с уважением говорил управляющий Коломыйкин. – Ровно радость и горе напополам разложены: то чёрная полоса, то белая».
Сейчас Коломыйкин стоял позади Марфуши и комкал в руках поля фетровой шляпы-котелка.
Афиноген Порфирьевич поднял веки и обвёл взглядом лица собравшихся у его смертного одра.
«Рождаемся со слезами и умираем со слезами…» – мелькнула оборванная мысль, потому что разум оставался ясным, как протёртое стекло из его любимого детища – стекольной мануфактуры. Рука Афиногена Порфирьевича легла на голову Марфуши.
– Марфа, ты должна… – Голос Афиногена Порфирьевича сорвался, и он испугался, что не скажет о том, о чём мучительно думал сквозь горячку.
– Что, тятенька? Я всё выполню, что вы прикажете.
– Марфа, поклянись Богом, что никогда не выйдешь замуж и уедешь из города. Управляющий покажет, где твоё новое имение, там и живи, сколь тебе отпущено.
В глазах потемнело, словно на небо взошла грозовая туча и укрыла солнце.
Марфу на миг заслонила крупная фигура отца Мелхиседека с крестом в руках, и Афиноген Порфирьевич понял, что его времечко истекло каплями в песок вечности.
– Поклянись, Марфа, дай умереть спокойно.
Падая в мягкую блаженную тьму, Афиноген Порфирьевич уловил отчаянный дочкин плач, волной прошедший над его телом:
– Клянусь, тятенька, клянусь, воля ваша!
Санкт-Петербург,
2017 год
Молодой человек несколько минут понаблюдал за сотрудниками службы контроля на входе в метро и шагнул к рамке металлодетектора. Перед тем как пройти сквозь рамку, он облизал губы, мысленно воззвав к высшим силам. Кровь грохотала в ушах короткими упругими толчками. На случай, если сейчас раздастся истошный писк детектора, у него был предусмотрен особый план, но прибор промолчал. Пронесло!
Он опустил жетон в прорезь турникета. Отрезая путь к отступлению, рычаг повернулся и пропустил его вперёд, в гулкое эхо уходящего поезда. Мозг чётко фиксировал происходящее, не упуская ни единой детали. Он машинально запомнил двух охранников около банкомата, уборщицу с неповоротливым агрегатом, оставляющим после себя влажную дорожку чистого пола, дежурную по станции в форменном кителе и узкой юбке. Ему казалось, что все они смотрят прямо на него и точно знают, зачем он спустился в метро. Теперь главное – не дрогнуть и не выдать себя. Осталось пройти несколько шагов до эскалатора, и тугой узел напряжения внутри живота распустится и даст спокойно вздохнуть.
Народу на станции было немного, и он пожалел, что поторопился. Стоило пару часов подождать часа пик, который заполнил бы до отказа вестибюль и электрички. Засунув руки в карманы, он слегка поёжился от нервного возбуждения, зябким холодком растекающегося по позвоночнику.
Чувство напряжения было сродни выпитым подряд нескольким чашкам крепчайшего кофе. Он пил его сегодня утром, растягивая удовольствие от капли до капли, – чёрный, сладкий, почти кипящий. За окном пятиэтажки, набухая весенними соками, мотались ветки старого тополя. Удивительно, но петербургская погода расщедрилась на толику солнца. Он ненавидел этот тоскливый город с мертвенным светом серого неба, влажным ветром с Невы и вечной суетой людской толпы. Шум настигал везде, даже в тихом спальном районе, где он снимал квартиру у толстой неопрятной хозяйки с отвисшими щеками пьяницы. Чтобы пройти к подъезду, приходилось огибать ряд легковушек, припаркованных вплотную к тротуару. Машины и их хозяев он тоже ненавидел тяжёлой удушающей ненавистью.
Он представил себе двор южного города, расчерченный по асфальту тенями от пышной зелени. На миг показалось, что в лицо дохнуло запахом цветущего миндаля и сухим ветром с гор, перемешанным с ароматом свежих лепёшек из бабушкиной печи. Бабулины добрые руки гладили его по голове, по плечам, и он старался расправить их пошире, чтоб походить на настоящего мужчину, защитника и добытчика. Это было давно, в той, другой жизни, которая с минуты на минуту расколется надвое. Ожидание, словно болезнь, вытягивало из него силы и нервы.
Перед выходом из дома он очень долго одевался, то и дело поглядывая на себя в узкое зеркало около двери. Худощавый молодой человек в зазеркалье выглядел слишком бледным – так не годится. Нельзя допустить, чтобы на него обратили внимание: слишком многое поставлено на кон. Привычным движением он поправил очки, осторожно повел плечами с тяжёлым рюкзаком и стиснул ручку спортивной сумки, грузно оттянувшую руку вниз.
* * *
– Инес, ты не представляешь, какую новость я принёс тебе в клювике!
Олег любил называть её на испанский манер. Если кому-нибудь другому Инна не позволила бы шутку со своим именем, то Олегу прощалось всё.
Он улыбнулся, и эта улыбка погрузила её в тёплую волну нежности.
– И что за новость?
Он выудил из-за спины букетик фиалок:
– Во-первых, я тебя люблю.
Она засмеялась:
– Ну, это уже не новость.
Олег покаянно вздохнул:
– Согласен. А во-вторых, мы с тобой летим в отпуск. Угадай куда?
– Турция?
Олег шутливо нахмурил брови:
– Фу, какая пошлость. Я могу позволить кое-что лучше. – Он сделал паузу, во время которой привлёк Инну за плечи к себе и шепнул в самое ухо: – Я забронировал отель на Мальдивах! Представь: лазурное море, отдельный домик на сваях с собственным бассейном и любезный официант, который сервирует завтрак на плавучем столике прямо на воде.
– О, Олег! – Инна посмотрела на него с обожанием, не в силах придать себе беспристрастный вид хотя бы ради приличия.
Олег улыбнулся и одобрительно скользнул глазами по её лицу.
– Ты же знаешь, я люблю всё самое лучшее.
Инна засмеялась:
– Я тоже. Недаром я выбрала именно тебя.
Они шли по Садовой улице, купающейся в мареве весенней оттепели. Петербург медленно оттаивал от долгой зимы. В сквере у Суворовского училища неистово драли горло вороны, такие же чёрные, как остатки городского снега на обочине дороги. Потоки влажного ветра приятно холодили щёки и покрывали губы лёгкими поцелуями. Успев вдоволь озарить город, солнце медленно покидало зенит, оставляя на стенах домов следы своих тёплых ладоней. Если бы не людской поток, то подсвеченные солнцем арки Апраксина двора выглядели бы театральными декорациями в грандиозном спектакле «Тайны Апраксина двора», в простонародье называемого Апрашкой.
Огромный торговый двор внутри снискал себе недобрую славу ещё в первые годы после перестройки: по городу то и дело вспыхивали слухи то о перестрелках, то о бандитских группировках, то о груде трупов, которые вывозят под покровом ночи в неизвестном направлении. Постепенно обветшалые ларьки внутри Апраксина двора сменились на лёгкие павильоны из стекла и стали, рынок стал более цивилизованным, но славы своей не утратил, крепко держа пальму первенства «Бандитского Петербурга».
Олег тронул свою спутницу за руку:
– Инес, ты сегодня на машине?
Она остановилась:
– Нет, я взяла такси. Не хотелось искать парковку по пробкам. А ты?
Он покаянно опустил голову:
– И я на такси. Но совершенно по другой причине.
Инна резко вскинула голову:
– Опять лихачил, и тебя лишили прав?
Пару месяцев назад она оказалась свидетельницей инцидента, когда Олега остановил гаишник за пересечение двойной сплошной. Позже он признался, что с трудом удалось выцарапать права назад. Сама Инна ездила очень осторожно.
Олег горячо запротестовал:
– Ничего подобного. Отогнал машину на техобслуживание. И знаешь, у меня появилась идея! Давай проедем пару остановок на метро. Так сказать, в целях общего развития, а потом вызовем такси. Ты когда в последний раз ездила на метро?
Припоминая, Инна сдвинула брови, и Олег тотчас кончиком пальца разгладил складку на её переносице:
– Не хмурься, тебе не идёт.
Она тряхнула головой:
– Я была в метро года два назад, перед тем как купила машину.
– Вот! – Олег победно хмыкнул. – А я не ездил на метро примерно лет семь. – Он немного подумал. – Я в школе волочился за одной девочкой, она ездила на метро, а поэтому мне приходилось изображать, что нам по пути.
Инна с любопытством взглянула на Олега снизу вверх. Она любила смотреть на него вот так – искоса, невзначай, чтобы снова и снова с замиранием сердца понять, что теперь он принадлежит только ей одной, и никому больше.
– И куда делась та девочка?
– На первом курсе института она вышла замуж и стала толстой сварливой тётенькой, так что тебе не о чем волноваться.
Инна пожала плечами:
– Веришь, я совершенно не волнуюсь, даже если бы ты ухаживал за целым курсом института.
Она и вправду не волновалась. К чему глупая ревность, если Олег с неё глаз не сводит и засыпает подарками?
В его глазах блеснуло лукавство.
– И правильно делаешь. Я верен тебе, как секретный код банковской ячейки.
– Интересное сравнение.
Они дружно рассмеялись, привлекая к себе внимание прохожих. Инне нравилось, что на них смотрят: красивая пара в дорогой модной одежде, с отсутствием тягостной озабоченности на лицах. Бедность, неустроенность и разочарование были придуманы для других, а им уготована долгая благополучная жизнь людей из хороших семей с прекрасным образованием. Иначе и быть не должно!
Идущая навстречу девушка оценивающе взглянула на Олега. Он был высоким, стройным, с немного тяжеловесным подбородком, который придавал ему мужественности. Инна демонстративно взяла его под руку, утверждая своё право единственной и неповторимой.
* * *
Олег так давно не ездил в метро, что на несколько мгновений растерялся от духоты и скученности. Плюс ко всему он успел забыть, что для прохода требуется купить жетон и опустить его в дурацкую прорезь турникета.
Когда он родился, отец уже заработал первый миллион, и их семью возил угрюмый шофёр Илья с пиратской рожей и огромными ручищами молотобойца, поэтому в метро Олег в первый раз побывал лет в двенадцать, с гувернанткой Кариной Леонидовной. Именно Карина возила его на экскурсии и знакомила со станциями метро, взахлёб рассказывая об архитектуре подземных замков со стучащими поездами и рельсами под электрическим током. Но однажды на эскалаторе Олег зазевался, и подошву его кроссовки зажевала гребёнка бегущей лестницы. После инцидента Карину сразу уволили, и «выходы в народ», как мать называла их экскурсии, прекратились. А потом родители подарили ему на восемнадцатилетие машину…
Олег успел выругать себя за странную мысль о поездке на общественном транспорте, но следовало держать марку, и он галантно пропустил Инну вперёд:
– Сначала дамы, потом кавалеры.
Поворот турникета на мгновение отделил её от него, и Олег сразу же уловил заинтересованный взгляд высокого парня с шевелюрой пшеничных волос, которым тот успел одарить Инну.
Уголок рта Олега дрогнул в усмешке: «Завидуй, родной. Подобные девушки созданы для мужчин в шикарных автомобилях, а не для пассажиров петербургского метрополитена».
Здесь, посреди пёстрой толпы, он почувствовал свою принадлежность к другому миру, существующему в параллельной вселенной, сотканной из запахов элитного парфюма, напряжённых разговоров о биржевых курсах и светских тусовках. Там собирались сливки общества, чтобы как бы невзначай блеснуть последними достижениями и завести полезные знакомства.
Вон та девушка в потёртом пуховике, что стоит впереди него, уткнувшись в телефон, небось и не знает, что такое фондовая биржа NASDAQ или DeutscheBorse. Да и зачем, собственно, ей это знать, если она вполне удовлетворена однушкой в хрущёвке, а отдых в Египте или Турции воспринимается сказочным восточным раем? Каждому своё. То ли дело его Инес!
Он познакомился с ней полгода назад на случайной вечеринке в кафе и сразу понял, что девушка – высший класс. Бывают такие женщины, что прошла мимо – и все особи мужского пола сражены наповал без единого выстрела. Когда он в первый раз увидел Инес, её большие глаза цвета гречишного мёда, тёмный шёлк волос, обворожительную улыбку с влажным блеском жемчужных зубов, то сразу решил – моя! В её движениях сквозила какая-то особая грация, брала ли она в руку бокал с вином или небрежно поправляла волосы. На неё хотелось смотреть и смотреть не отрываясь.
Чтобы Инна не ускользнула в объятия соперника, Олег немедленно переговорил с её подругой Галей и без обиняков заявил, что он человек небедный, является совладельцем отцовской фирмы по торговле лесом и сумеет быть благодарным за посредничество в близком знакомстве.
Подруга, невзрачная блондиночка с блёклым взглядом голубых глаз, хитро сощурилась:
– Инка тоже не с помойки. Отец был археологом. Он умер несколько лет назад, а мать вышла замуж за финна и живёт в Финляндии на собственном хуторе. Сама Инна заканчивает Высшую школу экономики, откуда студентов с последнего курса разбирают на престижную работу. В общем, деньгами ты её не заманишь. Да и женихов вокруг неё пруд пруди, один лучше другого. Так что тебе, дружок, придётся постараться обратить на себе внимание. – Галя с издёвкой улыбнулась и добавила: – Учти, совет бесплатный. Я подругами не торгую.
Но брать штурмом неприступную крепость не пришлось, потому что при первом же общении у Олега и Инны обнаружилась масса точек соприкосновения, начиная от общих знакомых и заканчивая взглядами на проблемы современного мира. «Мы совпадаем даже по маркам автомашин», – определил Олег их отношения. От других девушек Инну отличали весёлость и незлопамятность. Она не намекала на походы в ресторан (хотя он с удовольствием водил бы её каждый день), не требовала отчёта о свободном времени, не ревновала и не капризничала. Словом, состояла из одних добродетелей, что, по мнению Олега, склоняло к дарованию Инес гордого титула его жены. Удивительно, но против Инес не устояла даже его строгая мама, которая прежде напрочь отметала всех представленных ей кандидаток. Нельзя сказать, что мама выразила восторг, но, по крайней мере, не ушла демонстративно из-за стола, как случалось с несколькими прежними подругами, и не отказывала Инес в присутствии на семейных праздниках.
Длинный эскалатор змеёй уползал под землю, заканчиваясь у будки контролёра. Контролёр поднесла микрофон к губам:
– Молодые люди, не сидите на ступенях эскалатора. Помните, метро – источник повышенной опасности.
Группа ребят на противоположном эскалаторе дружно засмеялась. Олег стоял лицом к лицу с Инной, и её губы были в такой доступной близости, что он не смог удержаться.
– От тебя пахнет мёдом.
– Молодые люди, не целуйтесь на эскалаторе. Помните, метро – источник повышенной опасности! – грозно предостерёг их металлический голос, усиленный динамиками.
Олег изумлённо поднял брови:
– И это нельзя?
– Наверное, она никогда не целовалась, – шепнула ему на ухо Инна.
– Просто она уже старая, – сказал Олег, хотя прекрасно видел, что контролёр молодая и очень даже симпатичная.
Хихикая и обнимаясь, они подошли к платформе. Судя по табло, поезд ушёл две с половиной минуты назад, и ожидающих пассажиров набралось порядочно.
* * *
В этот день настроение у Людмилы Константиновны стремилось к нулевой отметке. Ночью соседи сверху сначала слушали музыку, а потом выясняли отношения. Под утро, когда удалось наконец забыться коротким сном, дворники под окнами стали громко стучать крышками баков от помойки. Потом заурчали машины жильцов (и кто только разрешает оставлять их во дворах?! Шины бы им всем проткнуть!). В довершение ко всему ровно в восемь позвонила дочка и ноющим голосом сообщила, что внучка Анжелка выдала температуру, а ей самой сегодня никак нельзя брать больничный.
– Мама, только до обеда! А в час дня я тебя отпущу! Обещаю! У нас на работе аврал, а если я не сдам вовремя отчёт, то начальник лишит премии. Мама, ну пожалуйста!
– Мужа своего бездельника припахай, – буркнула в трубку Людмила Константиновна и стала собираться на выезд.
Несмотря на температуру, Анжелкиной энергии с лихвой хватило, чтобы забросить на шкаф футляр с бабушкиными очками. Охая и ругаясь, Людмила Константиновна взгромоздилась на стремянку, потянулась к верхнему краю шкафа, одновременно поняв, что спину узлом скрутил приступ радикулита. Только этого ещё не хватало!
Трясущимися пальцами Людмила Константиновна выколупала из блистерной упаковки пару таблеток обезболивающего, заранее зная, что от них не будет никакого толку.
Домой она ехала рассерженная и скрюченная, как еловая коряга из гнилого болота. Какая-то женщина в метро задела её сумкой на колёсиках и даже не извинилась. Мальчишки-школьники гоготали, словно стая гусей, и подпихивали друг друга локтями. Парочка влюблённых стояла поперёк дороги и держалась за руки. Они не расцепились, когда Людмила Константиновна пошла прямо на них. Оба высокие, красивые, хорошо одетые…
Последнее обстоятельство почему-то окончательно вывело Людмилу Константиновну из себя. Ей стало до боли обидно за свою нищую юность лимитчицы, за жизнь от зарплаты до зарплаты, за голодные девяностые, когда её завод закрылся, а она рыдала на скамейке у проходной, потому что не знала, чем кормить дочь и непутёвого мужа.
Нынешняя молодёжь, выросшая в сытости и довольстве, никакого горя не хлебнула, поэтому и такая нахальная.
Она метнула недобрый взгляд на девицу и специально встала так, чтобы перегородить парочке вход в вагон. Зачем? Сама не знала. Просто из вредности. Когда подошёл поезд, сквозь звук торможения она уловила негромкий голос девушки:
– Олег, пойдём в другой вагон, чтоб не толкаться.
– Вот и катитесь отсюда, – сердито пробурчала им вслед Людмила Константиновна, втискиваясь в вагон между двумя женщинами. Поток пассажиров развернул её вплотную к высокому парню в очках и бордовой куртке. Он смирно стоял возле поручня и поверх голов смотрел на схему метрополитена под тускло отсвечивающим стеклом. Вытянув шею, Людмила Константиновна зорко скользнула взглядом по рядам сидений в поисках свободного места, потому что проклятый радикулит острой болью стрелял в левую ногу.
Парень в очках вежливо подвинулся и улыбнулся Людмиле Константиновне какой-то скованной, деревянной улыбкой.
«Бывают же приличные молодые люди. Не то что эти пижоны», – успела подумать она вскользь, а потом парень внезапно резко дёрнулся, и Людмила Константиновна рухнула во тьму.
* * *
Инна сразу и не поняла, что произошло. Поезд резко тряхнуло, и на неё градом посыпались стёкла. Погас свет. В уши ударил пронзительный женский крик, запахло палёной тряпкой и гарью. Олег дёрнул её за руку и привлёк к себе. Она перевела дыхание:
– Что это? Что?
– Я не знаю. Похоже, взрыв.
Его голос прерывался пунктирной линией, и становилось страшно, как никогда в жизни. Секунды наслаивались на минуты, подгоняемые стуком сердца. Несколько раз в тёмном туннеле промелькнули вспышки электрических ламп, а потом в глаза сразу хлынул поток света, и поезд со скрежетом затормозил на станции.
В одно мгновение перрон оказался запружен людьми. Едкий дым залеплял глаза и разъедал лёгкие. Инну с Олегом толкали со всех сторон, выдавливая из вагона наружу. Девушка вцепилась в его руку, мешая проходу. Пассажирка рядом была в крови от осколков стекла, но лицо казалось спокойным, словно застывшим в мертвенно-бледной гримасе. Она вслепую пыталась дотянуться до поручня, но рука хватала воздух и бессильно падала вдоль тела. Инна пропустила женщину вперёд себя, с трудом возвращаясь в действительность.
Дверь соседнего вагона была выворочена взрывом и покорёжена. Кругом слышались стоны, крики, плач. Прямо поперёк платформы лежала старуха, и из-под её головы растекалась лужа крови. Инна узнала ту самую бабку, из-за которой они ушли в соседний вагон.
Молодой мужчина выползал на перрон на четвереньках. Его подхватили два парня и повели в сторону, а он тряс головой и быстро бормотал какие-то бессвязные слова. Работники метро и пассажиры, оказавшиеся рядом, помогали пострадавшим. Прислонясь к колонне, сидела женщина с девочкой на руках. Около них на коленях стоял медик в белом халате.
– «Скорую», врачей! Сюда! Сюда! – на бегу кричала дежурная по станции.
Инна заметила, что по противоположной ветке поезд пролетел станцию без остановки.
Она старалась сфокусировать взгляд: окружающее просматривалось тускло, как сквозь грязную полиэтиленовую плёнку. И хотя ноги подкашивались под коленками, она наклонилась и подала руку старику, который силился подняться.
Подошва поскользнулась на размазанной крови, она обернулась к Олегу:
– Олег, помоги!
Он слабо покачал головой, сжал пальцами виски и необычно тягуче произнёс:
– Я не переношу вида крови. Меня сейчас вырвет.
– Иди, девушка, я сам поднимусь, – прохрипел старик. – А то твой муж сейчас в обморок хлопнется. – Он тяжело поймал ртом воздух и схватился за грудь. – Похоже, у меня рёбра сломаны.
– Инес, мне плохо, – простонал Олег.
Его кожа приобрела цвет пепла, а глаза стеклянно застыли в одной точке. Тяжестью тела он навалился Инне на плечи, и она по-черепашьи потащила его к эскалатору, который работал только на выход. Тревожно переговариваясь, навстречу им спешили медики, полиция, спецслужбы метрополитена. Шум в ушах расширился до противно-истошного визга, словно мокрой ватой заполняя собой всю голову.
Инна постаралась сосредоточиться. Только бы не уронить Олега… Сознание расслаивалось, чётко впечатывая в память мелочи, наподобие пушистого синего хвостика, что вместо брелка болтался на чьей-то сумке, и длинной царапины на чёрной ленте поручня эскалатора.
Удивительно, но она не упала и не сбросила свою ношу в виде обмякшего Олега, а вытащила его на улицу и остановилась, не соображая, что делать дальше.
От столпотворения возле станции метро рябило в глазах, хотя холодный воздух помог: в голове стало проясняться.
– Инес, помоги. Сделай что-нибудь. Вызови такси, мне плохо, – безостановочно стонал Олег.
Инна подпихнула его в спину:
– Потерпи, Олег, давай пройдём чуть-чуть вперёд.
Около них резко остановилась машина. Молодая девушка выскочила с водительского места и распахнула дверь салона.
– Вы из метро?
Инна не смогла собраться с силами кивнуть и молча посмотрела в серые глаза незнакомки.
Та поняла её без слов.
– Садитесь, подвезу куда надо. – Инна замялась, и девушка поняла это по-своему: – Вы не думайте, я денег не возьму. Просто хочу помочь. Как только сообщили о взрыве на станции, я сразу сюда поехала.
Рядом с тротуаром то и дело тормозили машины, подбирая людей, вышедших из метро.
Пока Инна медлила, Олег опустился на заднее сиденье и откинул голову на подголовник.
– Мне на Васильевский. – Вокруг его глаз залегли тени, а рот страдальчески исказился в нервной гримасе. Он медленно посмотрел на Инну: – Я поеду к маме. Потом созвонимся.
Девушка-водитель взглянула на Инну:
– Вы едете?
Инна была так опустошена, что у нее не осталось места для обиды. Она уныло пожала плечами:
– Нет. Поезжайте. – Она прикоснулась к рукаву девушки: – Спасибо вам. Вы очень хороший человек.
Едва машина с Олегом тронулась с места, Инна оперлась ладонями о колени и некоторое время стояла согнувшись, словно ей на шею упала тяжёлая свинцовая гиря и не позволяла распрямиться.
* * *
Домой Инна доехала на такси. Пожилой шофёр с седыми висками, взглянув на её лицо, протянул носовой платок, чтобы она могла вытереть кровь с рассечённой брови, и не взял денег за проезд. Позже она узнала, что многие таксомоторы работали бесплатно, а автомобилисты до поздней ночи развозили по домам горожан, оставшихся без метрополитена.
Выйдя у своего подъезда, она испытала на себе то состояние, когда говорят, что «не держат ноги». Некоторое время стояла столбом, а когда сделала шаг вперёд, ноги подогнулись в коленках, и она неловко сползла по стенке на корточки.
– Инна? Ты что, заболела?
Подняв взгляд к соседке, Инна помотала головой:
– Всё нормально. Я просто упала.
С соседкой Анной Ивановной следовало держать безопасную дистанцию, иначе не избежать длительной беседы об успехах её детей, внуков, племянников и о любимой собачке по кличке Лютый. Сам Лютый сейчас сидел под мышкой у хозяйки и испуганно пучил глаза, похожие на ягоды переспелого крыжовника.
– Упала? Вижу, что и куртку изорвала.
Инна перевела взгляд на посечённую осколками ткань новой куртки, из которой торчали клочья подкладки. Не оттесни их старуха от вагона, где произошёл взрыв, то… От ужаса тело стало неповоротливым и тяжёлым. В памяти качнулся перрон метро, залитый лужами крови, глаза, лица, покорёженная дверь вагона.
Чтобы не завыть в голос, Инна стиснула зубы и резко поднялась, удивляясь, откуда у нее взялись силы.
Анна Ивановна семенила рядом и горячо рассказывала:
– Вот я недавно упала! Ты не представляешь! Полезла на антресоли, а ножка у стула возьми да и подломись…
Под назойливый говор Анны Ивановны лифт до четвёртого этажа полз целую вечность, и, когда Инна достала ключи, её пальцы тряслись так, что она не сразу попала в замочную скважину.
– Инна, не закрывай дверь, я сейчас занесу тебе пирожки, – торжественно сообщила Анна Ивановна, – и заодно поделюсь рецептом теста.
– Нет! Ни в коем случае! – почти с ненавистью закричала Инна. – Я устала и немедленно ложусь спать!
– Ну, как знаешь, – с обидой сказала Анна Ивановна, и собачка Лютый угрожающе заворчала из-под её могучей руки.
Не найдя в себе сил попрощаться с соседкой, Инна с облегчением переступила родной порог, а потом закрыла все замки и неизвестно зачем подпёрла дверь круглым кожаным пуфиком, что обычно стоял напротив зеркала.
«Дома. Я дома. И я жива. – Она провела ладонями по стене, словно проверяя полноту ощущений. – Я не лежу в морге с расколотой головой, меня не собирают по кускам с перрона метро, и мои ноги и руки целы и работают. Жив Олег, мой жених, и скоро мы поженимся. Но ведь могло бы быть по-другому».
Мрак внезапно заволок разум тёмной волной с остро-кислым запахом страха. Она всё-таки заплакала, громко и горько, размазывая по щекам обильные слёзы. Руки сами потянулись к телефону и набрали номер Олега. Как он доехал? Ей отчаянно захотелось услышать звуки его голоса с чуть насмешливой интонацией, от которой по сердцу разливалась тёплая волна любви и нежности.
Но по телефону откликнулся не Олег, а его мама.
– Инна! – Нервные интонации голоса Марины Евгеньевны звенели негодованием. – Ты понимаешь, что ты натворила?! Ты чуть не убила моего сына! Я не знаю, почему тебе пришла в голову эта дикая мысль – поехать на метро!
– Но я не…
Инна попыталась возразить, что поехать на метро предложил Олег, и вообще, она позвонила, чтобы узнать, как он себя чувствует, но Марина Евгеньевна не давала ей вставить ни единого слова.
– Вообще, Инна, после всех ужасных событий Олегу требуются отдых и реабилитация. Завтра я запишу его к психотерапевту, а пока мы с отцом решили отправить его на дачу. Там он скорее придёт в себя.
Монитор телефона потух вместе с оборвавшейся речью Олеговой мамы.
Чувствуя себя побитой собакой, Инна прошла в комнату и упала на диван, успев удивиться, почему потолок вдруг покачнулся и поехал куда-то вбок, в сторону окна, откуда доносились весёлые крики ребятишек с детской площадки.
