Kitobni o'qish: «Девья яма», sahifa 2

Глава 1

1

Он проснулся до будильника – вздрогнул и выплыл из сна. Только что увиденный кошмар быстро откатывал, как вода в отлив. Привиделось, что он в пещере и его завалило, не может ни пошевелиться, ни вздохнуть. Но оказалось, просто рука затекла. Стоило потянуться, и нахлынуло тёплое счастье: он дома!

Ник улыбнулся и открыл глаза.

Солнце заливало комнату. На потолке плескались резные тени – липа на ветру, клейкая, пахучая, запах долетал в открытое окно. Чвиркали воробьи в ветках. Колыхалась белая тюлевая занавеска – не от солнца, а так, овеществлять ветер. И Ник вдруг почувствовал, что любит всё это до головокружения: и это лето, которое обещает быть бесконечным, и липу, и воробьёв, и смешную куцую занавеску, и запах – книг, старых документов, деревянной скрипучей антикварной мебели, даже этого жёсткого дивана, – неповторимый запах дедушкиного кабинета.

Зажмурился от удовольствия и тихонько засмеялся.

Да, он уснул у деда в кабинете. Как маленький. Просто не смог отказать себе в удовольствии. Всё равно Милка в их комнате засела вчера в Сети и собиралась трындеть до утра, а он не может уже выносить её болтовню. Да и спать надо было лечь пораньше – вставать ни свет ни заря, Коля просил. И сдалось ему встречаться так рано, как будто что-то стряслось. «Утром узнаешь», – написал. Разводит таинственность, как всегда. Правда, сейчас Ник был этому рад – он соскучился по Коле, он бы ещё вчера, с поезда к нему прибежал, только дед обиделся бы («Ты к нему, что ли, приехал?»), да и тот сам написал: «Завтра в 7». Вот не спится, сразу видно – не столичный житель.

Ник потянулся и перевернулся на живот. Он тоже не столичный, фигушки. Не будет столичным. Они там ничего не понимают. Накатило неприятное воспоминание, как в новом классе стали кривиться, когда узнали, откуда он приехал: «Это где хоть? На карте покажешь?» Им кажется, кроме Москвы, вообще ничего нет. Выросли в своих бетонных коробках и даже представить не могут, что человек может жить в квартире, где ещё его прабабушка жила, с четырьмя комнатами, потолками в три метра, со старинной мебелью. И всё в самом центре города, из двора вышел, за угол завернул – вот тебе и администрация, и парк с аттракционами, и Дворец творчества, он же музей – дворянская усадьба, и даже Яма!

Ну, про Яму-то он, конечно, не рассказывал, этого бы там точно не понял никто.

Нет, решено: он упросит деда. Мама не станет возражать, а Милка только обрадуется. Вот папа… Ну что – папа. Он в итоге поймёт. Должен понять.

Ник поднял глаза, привычно отыскал на стене и подмигнул фотографии.

– Дед согласится. Ему же самому этого хочется, я-то знаю.

Саша с фото улыбался – он тоже этого хотел.

– И по тебе я скучал, – чуть слышно проговорил Ник.

Глупо, конечно, ему даже капельку стыдно было за это, но скучал же, правда. Когда уезжали в прошлом году, мама сказала: это копия, сделай себе такую же фотку. НоНик-то знал, что никакая это не копия. В смысле, фото – копия, да. Оригинал в музее, там ещё надпись на обратной стороне, чернилами: «Марго иСаша. Петербургъ, декабрь, 1913годъ». На этой-то никакой надписи нет. Но Саша – это же не только фотография. Это весь дедов кабинет, и вот этот запах, и старые книги, и долгие вечера, когда дед работал, а Ник сидел здесь, на этом скрипучем диване, наблюдая за его склонённой над столом фигурой, и даже такие вот яркие летние утра, и ещё сотни вечеров и утр… Саша – всё, что здесь. Его нельзя взять с собой. Хоть Ник и сфотал его на телефон, всё равно в итоге не открывал ни разу. В Москве с Сашей говорить не хотелось. В Москве вообще ничего не хотелось.

Ну и хватит об этом!

– Нас ждут великие дела! – объявил Ник и вскочил с дивана. – Будьте покойны, ваша светлость. Верный друг вас не подведёт!

Саша с фотографии улыбался – похоже, и он по нему скучал.

2

Дед уже не спал, был на кухне, мазал маслом хрустящую корочку горячего тоста. Тост проламывался под ножом, оголяя светлую мякоть, а масло моментально растекалось. От одного этого вида Ник понял, насколько голоден. Сцапал кусок из кучи, кивнул деду. Тот подвинул ему заварочный чайник.

– Раненько ты. – Высокий, сухой, дед уже выглядел по-деловому строго и серьёзно, был одет в брюки и свежую рубашку, только пиджака не хватало. Видно – готовится уходить.

– Ты тоже. – Ник сунул тост в рот, обжёгся и захрустел.

– Мне к восьми в областную администрацию. – Дед посмотрел на часы на стене кухни. – Сегодня заседание комиссии. Будем про Яму вашу решать.

– Про Яму? А что?

– Проблемы там возникли кое-какие… Кроме того, было предложение сделать из неё музей, помнишь?

– Так она же вроде и так при музее.

– Ледник при музее, а Яма официально нет, она природный объект. Вот переведём её в музей, будем туда туристов водить.

– Туристов… – Ник нахмурился. Он давно слышал про эту идею, кажется, её сам Фролыч предложил, но Ник не мог понять, что в этом хорошего. Фролыч говорил, что это даст возможность сохранить Яму, а ещё – официально её исследовать. А Нику казалось, чем меньше там будет народу, тем легче её сохранить и исследовать.

– Ну это пока только проект. – Дед налил себе ещё чаю и перевёл тему: – А Людмила чего?

– Дрыхнет. Хоть бы к полудню проснулась.

– Понятно. Богема. – Дед хмыкнул.

Ник скривился. Из Милки богема – как прима-балерина из мамонта, но деду такого лучше, конечно, не говорить. Он вчера радовался, что они перестали цапаться – за сутки в поезде одни, без матери не покусали друг друга: «Растёт молодёжь!» Не стоило его разочаровывать. Сам потом поймёт, что ничего у них не изменилось и жить с Милкой по-прежнему невозможно.

Вдруг сердце ойкнуло – может, поговорить прямо сейчас? Разговор он давно про себя выстроил, и все возможные возражения, и свои ответы на них – всё в голове прокрутил, только не решил, когда надо его заводить. Так не лучше ли сразу, чего ждать? И именно сейчас, когда такое солнечное утро, когда у них всё вот так просто, по-мужски, и дед доволен, что внуки приехали. А главное, Милки нет рядом. Потом ведь как будет – дед целыми днями на работе, а если дома вечером, то и Милка крутится тут же.

Да, надо сейчас.

Он набрал в грудь воздуха и решительно рубанул:

– Деда, а как ты посмотришь на такое, если я с тобой останусь?

– Ты же вроде уже остался.

– Нет, не на лето. В смысле, не только на лето. Если я насовсем.

– Не понял. Поясни, пожалуйста.

– Ну, я имею в виду, если я снова тут жить буду. С тобой. В школу свою вернусь. Домой не поеду. Ну, то есть… – Он сбился и смутился. В своём внутреннем диалоге он убеждал деда, что его дом здесь и нигде больше, и дед, растроганный, соглашался его оставить. И с ходу оговорился. Что ж такое! Ведь он никогда Москву про себя домом не называл! Просто там сейчас мама, вот и вырвалось. Как теперь вернуть разговор в нужную сторону?

Тут брякнул телефон – Коля:

«У вяза?»

«5 сек».

Отправил и поднял глаза на деда. Тот уже допивал чай и был готов подняться. Лицо строгое, директорское – сейчас на работу. Всё домашнее дед умел отодвигать, стоило выйти за порог.

– Ну, я подумал… – Ник всё же сделал попытку вернуть разговор, но дед ожидаемо остановил:

– Никита, давай вечером. За мной машина приедет через минуту. Не знаю, что ты хочешь сказать, но это ведь подождёт?

– Подождёт. – Ник кивнул и почувствовал предательское облегчение. И что не надо выкручивать тему с домом – оказалось, тут ещё надо разбираться, где у него дом, здесь или там, где мама, – и что можно пока ничего не решать.

Вечером, правда лучше вечером.

А сейчас – к вязу!

Глава 2

Вяз рос в глубине двора, как раз напротив их квартир – и Ника, и Коли. Они давно его облюбовали, потому что вяз был старым, корявым и очень удобным для лазанья. На нижнюю ветку, толстую и широкую, забраться не составляло труда, а с неё прекрасно были видны и окна Ника – как раз детской, – и Колино окно, ровно под ним. Коля жил на первом этаже, что было предметом зависти Ника, когда они были помладше: Коля запросто мог улизнуть, если не хотел, чтобы мама знала, что он куда-то ушёл. Сколько раз, сидя на вязе, Ник наблюдал, как открывалось окно, оттуда высовывался Коля, вылезал, повисал на руках…

Он даже вздрогнул: стоило вспомнить, как окно растворилось и появился Коля. Сперва выбросил какой-то пакет, потом вылез сам, повис на руках и опустился на землю. Трёх секунд не прошло – а он уже мчал через двор, радостно размахивая своим пакетом.

Ник спрыгнул с ветки, и они даже обнялись в первом счастливом порыве, а потом стали друг друга толкать и тузить. Но вдруг Коля отстранился, оценивающе осмотрел Ника и удовлетворённо кивнул:

– Совсем не вырос. Это хорошо!

Ник вспыхнул. Это была подножка. Коля прекрасно знал, что Ник всегда переживал, что самый мелкий в классе. И в Москве он тоже самый мелкий. Сам-то Коля заметно вытянулся за год и в плечах стал шире. Ну так и что?! Ник хотел уже ему всё высказать, но Коля, видимо, сам понял, что обидел, и похлопал по плечу:

– Это ничего, для дела в самый раз.

– Какого ещё дела?

– Сейчас расскажу. – Коля бросил взгляд на свои окна, как будто чего-то опасался, и полез на вяз – если сесть выше, то за листьями их не будет видно, это тоже давно было проверено. – Ты про себя пока давай. Вы надолго?

– На всё лето.

– Крутота. – Коля сел на ветке, прислонился к стволу. Ник – рядом.

– Ну не знаю. Нас мама сплавила.

– В смысле? Одних, что ли?

– А что такого? Мама в поезд посадила, а дед встретил. Ехать-то – всего одна ночь.

– Нормально! Я бы тоже так хотел. Мы вообще никуда не ездим. В этом году мамка тоже сказала, что денег нет. Хотела в лагерь меня отправить, так тоже нет денег…

– А мне надоело уже, – сказал Ник. – Мы же снова переезжаем.

– Куда это? И так уже в Москве.

– Как будто дальше некуда. – Ник фыркнул. – В Испанию. В Барселону, точнее.

– Вау! Вот это крутяк! – Глаза у Коли загорелись.

– Да чего крутого! – Ник разозлился: ничего он не понимает, прямо как все! – Не хочу я. Там папа работу нашёл, он уже уехал, осенью ещё. А мы должны за ним вот. Мама поэтому нас к деду и сплавила, чтобы мы ей не мешали дела делать. – Ник изобразил, как она это сказала, сморщившись и закатив глаза. Коля засмеялся – Ник всегда здорово пародировал разных людей. Но ему самому было не смешно. – А я с дедом решил остаться, – выдал он.

– Это как? Тут, что ли?

– А где ещё? Я никуда не хочу, мне здесь нравится.

– Ой, ну ты… – Коля хотел ответить, но что-то такое мелькнуло у Ника в глазах, что он не стал, только рукой махнул. – Я бы вот свалил. Хоть бы в ту же Москву. Давай махнёмся!

– Сдалась вам всем эта Москва! – вспыхнул Ник. – Там всё такое!.. И люди!.. – Он подбирал, но не находил слов. В нём кипело. – Ты как Милка прямо, – нашёл он, наконец, самый убийственный аргумент. – Она вся такая: ай, Москва, я там то, я там сё! – Он стал кривляться. Коля прыснул. Ник почувствовал, что его напряжение уходит, когда начинает обезьянничать, и продолжил с большим вдохновением, ломаясь и взмахивая рукой: – Ах, Испания! Море! Солнце! Сидит в телефоне целыми ночами, испанский этот несчастный учит. Си, сеньор! Ун гато пор фавор!⁴ Барселоной бредит. А вообще ей везде будет норм, где Сеть есть.

Ник выдохся. О том, что он тоже учил испанский, решил не рассказывать.

– А, да, она же в блогеры заделалась, – сказал Коля.

– Блогерша-шмогерша. А ты откуда знаешь? – насторожился Ник.

Коля пожал плечами:

– Да так. Пару выпусков видел.

– Чего там смотреть! Человек на полном серьёзе снимает, как едет в торговом центре на прозрачном лифте. Нормально, да?

– Не, у неё и норм видосы были, полезные даже – что делать, если рядом кому-то плохо, например. Если у человека там инсульт или эпилепсия или просто в обморок упал. Я маме показывал, она сказала, что всё правильно.

Ник скривился. Он не знал про эти видео и удивился, но показать не хотел.

– Ой, слушай, – вдруг оживился Коля, – она же там говорила, что решила эти ролики делать после того, как в обморок в автобусе упала, а рядом никого не оказалось, кто бы ей помог. Она что, заболела? С ней часто такие приступы? У неё, может, с головой что-то?

– У неё по жизни что-то с головой, – фыркнул Ник. – Милка не меняется. Она, кроме шмоток, ни о чём не думает. Сюда тоже целый чемодан приволокла: буду, говорит, стримы вести с местных развалин. Это она про музей, прикинь! Она ещё в Яму напросится, вот увидишь.

– Кстати, о Яме. – Коля резко стал серьёзным. – Тут дело есть: Фролыч новый ход нашёл. Поможешь разведать? Там шкурник жёсткий, Фролыч сунулся, но не пролез, там вообще только ребёнок пролезет. Я сам пробовал, но плечи застревают. А ты пройдёшь, ты мелкий.

– Я? А зачем? – Ник почувствовал что-то неприятное, липкое, и вместе с тем плеснул азарт. Но он год не был в пещере. Он вспомнит вообще, как это делается?

– Фролыч считает, там должен быть или ход, или большой карман. Оттуда воздух идёт. И вода сочится.

– А потом что? Зачем он ему? Если так и так туда никто залезть не сможет?

– Как зачем? Можно мелких тренировать. Новичков, типа. В секции. Только знать бы, что там не тупик.

– И он хочет это на мне проверить?

– Не он. Я хочу. Он ещё не знает, что ты приехал. Это моя идея.

Ник почувствовал разочарование. Одно дело – руководитель секции тебе предлагает, другое дело – Коля, пусть даже и лучший друг.

– Да я ему скажу, не переживай. Он просто… уехал сейчас, короче. Соревнования у него. В этом… ну как его… на Урале. – Коля непонятно мялся. – А мне сказал пока разведать.

– Одному, что ли?

– Фролыч мне доверяет!

Фролыч и правда доверял Коле больше всех в секции. А уж тот Фролыча вообще как отца родного любил, благо, что своего отца у него и не было. Да и было за что любить – Фролыч крутой, в смысле, сильный, смелый, весёлый, всегда готов поддержать, но и требовать умеет. Он же не только в Яму их водил, но и подготовку физическую всегда требовал, скалолазанием они с ним занимались, он для этого стенку специальную выбил. Хотел её сзади музея поставить, где секция, но власти не разрешили – культурное наследие. Дед как раз и не разрешил, хоть Ник сам его тогда уламывал. Пришлось ставить у школы. Ничего, это тоже недалеко. Зато теперь была стена, единственная в городе, где они занимались перед тем, как лезть в Яму. А уж от Ямы Фролыч вообще был без ума. Мама говорила, он там душу оставил, скормил той самой Белой Деве. Ник, когда маленький был, верил – он Деву эту ужасно боялся и в том, что она есть на самом деле, не сомневался, ведь недаром пещеру так и называют – Девья яма. Самая большая пещера в регионе, на минуточку. Реально большая, там три автобуса можно поставить в первых залах! Так что туристов водить – это запросто. Но вот чтобы пускать детей одних в шкуродёры…

– Ну что, полезешь? – Коля как будто слышал, о чём Ник думал.

– Посмотрим. Фролыч когда вернётся?

– Неважно! Он нам полное добро дал. Давай решайся! Нам же только глянуть – и айда.

– А вдруг застряну?

– Не застрянешь, там порода мягкая. Я сапёрную лопатку взял. И железо всё есть. Будешь на обвязке, вообще без палева.

– Чего, прямо сейчас, что ли, лезть? – Липкое, холодное снова зашевелилось, потянуло под ложечкой. Ник почувствовал, что ладони вспотели. Но и азарт застучал в голове: чего ждать-то, давай решайся!

– А чего время терять?

– Да так-то всё лето впереди. Вот вернётся Фролыч…

– Это у тебя всё лето, а тут, может, на дни счёт идёт! – выпалил вдруг Коля и осёкся.

– В смысле? – Ник напрягся, но тут вспомнил разговор с дедом: – А, из-за музея, что ли?

– Какого музея? – Коля смотрел мрачно, он как будто не хотел больше говорить.

– Дед сегодня в администрацию поехал, сказал, как раз про Яму решать будут, чтобы в музей её перевести. Туристов водить.

– Да! Точно – из-за музея! – Коля так оживился, что Ник перестал ему верить. Он как будто нашёл всему объяснение – и именно Ник ему подсказал. – Как народ повалит, уже ничего толком не исследуешь.

– Ну это же, наверное, не быстро. У нас точно время будет. Чтобы слазить.

– Нет, не будет! Яму уже закрыли, ты хоть знаешь?

– В смысле? Кто? Почему? – Ник растерялся.

– Кто-кто. Просто взяли – и закрыли. Объявление висит. Типа, распоряжение администрации. Доступ в ледник и пещеру запрещён.

Ник нахмурился. Почему дед ничего ему не сказал? Впрочем, дед же не думал, что Ник в первый же день решит лезть в Яму. Точнее, что он в первый же день встретится со своим закадычным другом, которому стрельнёт сразу же лезть в Яму. Вот прямо с дерева – и туда.

Об этом он и сам не думал.

Но если администрация музея закрыла Яму, значит, был повод. Дед и есть администрация. В смысле – директор. А Ник не готов идти против деда.

– И чего же мы тогда туда полезем?

– Да как ты не понимаешь! – Коля закатил глаза. Его лицо выражало отчаяние. Ник чувствовал, что тупит. Коля чего-то хотел от него, но чего и зачем – не говорил. А ему это не нравилось. – Вопрос жизни и смерти!

– Чьей?

– Моей! Хочешь – моей! Так легче?

– Ничего не легче, если ты не говоришь.

– Ладно. Я скажу. Я всё расскажу, – выпалил Коля. И замолчал. Смотрел и молчал. Не то не решался. Не то не доверял. Ник ощутил опять неприятное шевеление под ложечкой. – Только не сейчас. Давай потом.

– Это когда же?

– Потом. Обязательно всё расскажу. Ты просто пока поверь, что мне это очень нужно.

– Именно сегодня?

– Да. Именно сегодня.

Они сидели на ветке и буравили друг другу глазами. Липкое, неприятное так и тянуло. Но голос внутри снова заговорил. Он твердил, что Коля – друг. Единственный. А друзьям надо доверять. Не хочет говорить – и не надо. В конце концов, друзья помогают друг другу. В любой ситуации. Просто так.

– Ну, чего, не полезешь? – спросил Коля хмуро.

– Ладно. Айда. – Ник махнул рукой.

– Молодца, ценю! – Коля тут же преобразился и, как Фролыч, хлопнул его по спине, чуть с ветки не скинул. – Дёрнули! – Он спрыгнул, подхватил свой пакет.

– Погоди! Куда дёрнули! У меня же снаряги никакой!

– Я всё собрал. В первой галерее лежит. Там и комбезы, и каски, и железо. Не парься, работают профессионалы! Ты только вот сапоги примерь.

Он вытряхнул из пакета старые резинки. Ник спрыгнул, снял ботинок. С недоверием вставил ногу. Сапог видал виды и явно бывал в Яме не раз. Но подошёл как родной.

– Это мои, прошлогодние. Я же говорю, не вырос! – Коля был счастлив, он смеялся и готов был прыгать. Ник чувствовал, что от этой весёлости в нём притупляется тревога. И правда, чего такого, сколько раз они лазили в эту Яму, сколько ходов исследовали там. Да, шкурники ещё не попадались, но тем же интереснее! И Коля друг. А друзьям надо верить.