Kitobni o'qish: «Когда в Бладвуде зажигаются тыквы», sahifa 5
– Поганая деревенщина, я так просто вам не дамся, что бы вы ни задумали и кем бы ни были, – гневно прошипел он, и из его рта брызнула слюна.
Оконные створки, словно никчемное тряпье, болтались на ветру, стучали, ударяясь о рамы; холод вместе с ливнем проникал в комнату и неприятная волна остывшего ночного воздуха прокатывалась по полу. Снаружи что-то завыло, протяжно так, зловеще, и, вздрогнув, Оскар вновь забился в угол, вооружившись канделябром. Крепко сжимая тяжелый подсвечник, он прижался к стене, спрятавшись за кроватью. Шум за дверью неожиданно затих, тени исчезли, словно их и не было, но только сейчас поразила чудовищная догадка: таинственная процессия из леса явилась сюда, в особняк. И теперь неизвестно кто стоял за дверью или же еще где-то в доме и ждал. Но чего? Одно было ясно: ничего хорошего их появление не сулило. И все же оставалась искра надежды, что все это – глупая шутка, один из страшных розыгрышей, что приняты в Бладвуде на праздник. Смит вжался в стену еще сильнее, пытаясь уловить очередную возню за порогом, готовясь неизвестно к чему, и тут его рука внезапно скользнула под кровать и уперлась во что-то мягкое. Осторожно прощупав дрожащими пальцами очередную находку, торговец распознал в ней шерстяную накидку или одеяло. Желания посмотреть, что лежит под кроватью, не было совсем, но Оскар словно под мороком и против своей воли наклонился и пространство под кроватью. У стены, подальше от глаз, лежал небольшой сверток из черных ниток, похожий на спутанную пряжу. Из него торчали веточки и выглядывали сухие листья, но внутренний голос подсказывал: кроме лесного мусора – не иначе, – внутри лежит еще что-то. В нерешительности, но как зачарованный, Оскар вытянул сверток и медленно раскрыл его, о чем пожалел в то же мгновение. В нем, опутанная толстыми нитками, засыпанная листвой, землей и непонятным мусором, в люльке их засохшей тыквенной корки лежала деревянная кукла сродни тем уродливым пугалам-фигуркам, что стояли на полках в кабинете мистера Сильвера. Но не это напугала торговца, мигом пнувшего находку подальше от себя. Кукла вся была вымазана кровью, а к ее тельцу – привязан чей-то палец. Пинок по свертку оказался таким сильным, что жуткое содержимое разлетелось по комнате, которая теперь словно стала совсем другой, не такой уютной, как выглядела раньше. Но, быть может, она такой и была? В глаза бросилось мрачное преображение: голую каменную стену над печью, точно паутиной, облепили крупные трещины, на обоях же проступили отвратительные темные потеки и пятна, которые, казалось, становились больше и расползались. Оконные ставни ходили ходуном и скрипели со страшной силой, и скип больше походил на визг, который поддерживало завывание ветра. В железной печи, почерневшей и местами изъеденной ржавчиной, с шумом вспыхнул огонь, что прежде лишь тихонько теплился, и внутри нее громко затрещало, загремело, будто кто-то или что-то хотел выбраться наружу. От кровати же пахнуло затхлостью… и плесенью, а само белье и одеяло из свежего превратились в поношенное. На третьем этаже, прямо над гостевой, раздался невообразимый грохот, и Оскар, вздрогнув, не выдержал и снова рванул к двери, надеясь, что все же откроет ее. И это случилось! Ручка легко повернулась – теперь путь на волю был свободен. Не веря своей удаче, Смит напрочь позабыл об осторожности и вылетел из комнаты, как ошпаренный, нервно хватая ртом воздух и озираясь. Но его побег закончился, едва он бросился бежать по коридору: в конце, в больном желтом свете, стояла группа людей в промокших насквозь черно-оранжевых накидках, живой стеной перекрывая дорогу. Ни один из незнакомцев не шевельнулся, когда гость бросился бежать в другую сторону, они только и делали, что продолжали неподвижно стоять и безмолвно наблюдать. И причина такого «равнодушия» была: на противоположном конце появилось еще несколько человек. Коммивояжёр только-только добежал до поворота, как рослые фигуры словно выросли из-под земли и он чуть не напоролся на них. Ошарашенный молодой человек от неожиданности ахнул и отскочил назад, уже намереваясь вернуться обратно в гостевую и найти там укрытие, как-нибудь запереться, но ноги предательски запнулись о сбившиеся складки на перепачканном грязью ковре и Оскар навзничь упал на пол.
– Не трогайте меня! Убирайтесь, убирайтесь прочь, чертовы выродки! – заорал Смит, и по его подбородку потекла слюна.
Его облик изменился до неузнаваемости: в одночасье из обычного здорового человека он превратился в какого-то помешанного. В одного из тех бедолаг, что держат в скорбном доме под замком, за решеткой, ползающих по полу в безразмерных рубахах со связанными руками. Тех, для кого солнце – это горящие настенные светильники, а единственный выход, спасение из плена давящих серых стен – сон. Люди в балахонах еще с минуту стояли неподвижно, пока, наконец, не двинулись вперед, зажимая несчастного торговца с обеих сторон и не давая ему шанса ускользнуть. Двигались неизвестные почти бесшумно, оставляя после себя на ковре мокрые следы, их бледные лица выражали лишь неприкрытое зловещее ликование. Живой капкан почти сомкнулся, как вдруг люди остановились, едва позади одной из толпы раздался знакомый женский голос.
– Терпение, и осторожно, не испортите дорого гостя раньше положенного, – одна из групп, как могла, расступилась, и к Оскару вышла Луиза, за которым вышагивал ее супруг. Оба они были облачены в те же накидки, что и незнакомцы.
– Миссис Сильвер, мистер Сильвер… Я не понимаю, что здесь происходит? Кто эти люди? Что им нужно? Пусть они оставят меня в покое.
– Это наши добрые друзья. Мы в Бладвуде все близки и связаны, так зачем же нам их прогонять? Они такие же важные посетители, как и вы, мистер Смит. Ну же, успокойтесь, не стоит попусту растрачивать свои силы и вести себя так нехорошо, совсем, как те, кто когда-то сюда являлся оттуда, – старуха медленным жестом указала куда-то в сторону. – Будьте сдержаннее.
– Если это розыгрыш, то, черт возьми, он слишком жестокий! Я… я же говорил, – заикаясь, Смит вытер рукавом слюну и попытался подняться и удержаться на ватных ногах, – что ненавижу дешевый цирк, глупые праздники, все эти тряпки, – он, задыхаясь от злости, схватился трясущейся рукой за подол накидки одного из неизвестных визитеров и потрепал промокшую материю, – чушь с переодеванием. А то, что вы устроили в комнате! Это… Это…
– Розыгрыш? Помилуйте, никто вас здесь не думал разыгрывать. По правде говоря, мы хотели сделать все, как обычно – тихо, без лишних проблем, без ненужной возни, но в этот раз не вышло, – взял слово мистер Сильвер, уголки губ которого от недовольства и брезгливости поползли вниз, а выцветшие глаза выражали столько презрения и превосходства над бедным торговцем, что их хотелось вырвать. – А вы, кстати, спите крепко, но жаль, что проснулись не вовремя.
– Что? – Оскар шатнулся, как пьяный, и припал спиной к стене: перед глазами вновь поплыла пелена, разум помутился, а тело налилось уже знакомой и пугающей слабостью. – О чем вы говорите?
– Дорогая, сколько ты положила сонного порошка в угощение?
– Сколько и всегда, – Луиза расплылась в омерзительной улыбке, – но наш внезапный гость оказался не таким, как остальные, и того количества, похоже, было слишком мало.
– И это спутало все планы. Честно признаться, мистер Смит, мы рассчитывали, что вы проспите намного дольше, но – нет. Жаль, что проснулись в самый неподходящий момент, нам даже пришлось прервать приготовления к церемонии. Хорошо, что все поправимо. Вам понравился ужин при свечах? Я чувствовал, что он придется очень даже кстати. Лучше всегда перестраховываться, знаете ли, – хозяин особняка положил руку на плечо торговца и слегка толкнул – тот незамедлительно сполз по стене на пол и обмяк.
Оскар отчаянно пытался побороть действие снотворного, прогоняя навязчивый и ненужный сон, но веки слипались сами собой. Уши же точно водой залили и голоса владельцев дома все больше казались далекими, глухими.
– Тише, тише. Тише, тише. Ручки хрупкие сломать, ножки в жгутики скрутить. Рот зашит, язык проглочен и ослепли очи-ночи. Силы дали, силы взяли, и земля нам благодарна… – последнее, что услышал коммивояжёр перед тем, как провалиться в бесконечную темноту.
Маленькая смерть отпускала, постепенно уступая место недоброму и болезненному пробуждению, которого лучше бы и не было вовсе. Тяжело открыв глаза, Оскар в первые минуты с трудом различал через мутную поволоку, где находится, но очень скоро зрение прояснилось. Он очнулся в полутемной и почти пустой комнате: голые деревянные стены, разрисованные непонятными узорами и символами, зашторенное окно плотной занавеской до самого пола. Из мебели только длинный низкий стол, стоящий посредине и прямо в ногах пленника. Ни стульев, ни кресел, ни люстр или напольных ламп – ровным счетом ничего, и выглядело помещение совсем не обжитым и явное не предназначенным, чтобы в нем спали, ели или же принимали гостей. Скудным освещением служили красные горящие свечи, выставленные на столе в ряд, и пламя их было таким же алым, как и воск, отчего чудилось, будто комната охвачена дьявольским огнем. Зловещие тени, точно живые, блуждали по углам, дрожали, плавали по стенам и потолку. Порой казалось, что они сгущаются, подступают все ближе и нависают, норовя накрыть, проглотить. Сам же Смит лежал на полу, обложенный со всех сторон непонятными предметами, схожими с причудливой глиняной посудой: маленькие неровные миски, с отколотыми краями, изогнутые тонкие кувшинчики без ручек и с отверстиями сбоку, какие-то бесформенные фигурки, больше напоминавшие чьи-то уродливые морды. Торговец попытался приподняться, но тело слабо слушалось, и сейчас он ощущал себя рыбой на суше, которую вот-вот собираются приготовить и подать к столу. Но если бы дело обстояло только в непослушности собственных конечностей. Руки оказались крепко связанны над головой, а грубая веревка тянулась к железному высокому колышку, вбитому в половицы. Собрав остатки силы, Оскар пару раз сдернулся, пробуя, насколько крепки путы, но тут же оставил все попытки – узлы не поддавались ни в какую. Издав слабый хрип, он с трудом повернул и немного приподнял голову и его взгляд сразу уперся в человека. Тот медленно подошел к коммивояжëру и навис над ним, с жадным любопытством разглядывая его голодными глазами. Не сразу, но несчастный агент признал в нем того самого работника харчевни, что и подбил его посетить злополучный особняк и связаться с сумасшедшими стариками. От столь внезапной встречи и осознания, что слова хозяйки дома о связи всех в поселении – не пустой звук, Смита бросило в холодный под и дрожь. Кроме кабатчика в комнате присутствовали и другие люди, которые прятались в тени по углам и тихо смотрели оттуда на своего пленника, словно старательно выбирали нужный момент. И когда торговец начал все сильнее сопротивляться своему несчастному и ужасному положению, громче подавать голос и вновь пытаться вырваться из узлов, он как раз тогда и настал.
Незнакомцы уже не скрывали своего присутствия: оживленно расхаживали по помещению, переговаривались в полный голос и по очереди подходили то к столу, то к агенту. Тот в страхе взирал на происходящее, чувствуя себя диковинным уродцем в клетке, выставленным на потеху глумливой толпе, и дрожащим голосом требовал, чтобы его немедленно отпустили.
– Безумцы! Я на вас пожалуюсь, куда следует! Вас всех отправят на виселицу, а эту поганую дыру сровняют с землей! – после того, как мольбы остались без внимания, Смит перешел к угрозам, которые звучали неубедительно и смешно. – Что вам нужно от меня?
– Я же просила вас вести себя достойно в чужом доме, а не как те неотесанные, невежественные, шумные, алчные проходимцы, что заявлялись к нам раньше. Никакого уважения, – прозвучал недовольный голос Луизы. Она обошла беспомощного гостя, смерив его пустым взглядом, и направилась к разрисованной стене, где уже поджидал супруг, стоящий спиной к толпе и что-то пишущий на деревянных рейках. – Но, видимо, все-таки не отличаетесь от них ни на грамм. Очень жаль, а ведь как только вы перешагнули наш порог, мы с Джонатаном решили, что перед нами стоит кто-то из большого мира, кто способен разделить с нами здешние традиции, понять их и присоединится к нашей скромной, но крепкой общине.
– Но не судьба, – отозвался мистер Сильвер, поворачиваясь лицом и закуривая, – а все могло бы сложить гораздо удачнее. Нет, мистер Смит, вы, конечно же, присоединитесь, но уже несколько в другой, не менее важной роли, и послужите нам так же хорошо, как и другие. И нам как раз нужна замена, старое давно уже себя изжило, от него уж ничего не осталось, поэтому ваше появление пришлось как нельзя кстати. Не волнуйтесь, ваша жизнь отныне будет иметь смысл, и вместо того, чтобы ходить по дворам и продавать дешевый хлам, станет оберегать эти самые дворы и людей… Здесь, в Бладвуде.
– Что? Вы сумасшедшие, больные! Меня будут искать! За мной пошлют кого-нибудь, найдут и тогда…
– Сомневаюсь. Как там говорят? Ах, да, незаменимых нет. Мистер Смит, о вас забудут через пару дней, для большинства человек ничего не стоит и одного легко заменяют другим. Как видите, не все можно купить. Будьте же благодарны. Там, – старик выдохнул густой дым и причмокнул, – вы были никем и умерли бы никем. В сущности, такая серая участь настигает многих. Однако в Бладвуде глупое забвение не грозит. В вас кипит молодость, жизнь, силы – ценных ресурсов предостаточно, так почему бы ими не поделиться? Зачем их понапрасну тратить? Люди, которых вы знаете, кого обслуживаете, вряд ли оценят ваши скромные усилия, непонятные стремления, а вот земля-я. Она – совсем другое дело.
– Земля все помнит, и всегда благодарит за проявленное к ней уважение, и одаривает гораздо большими ценностями, чем ничтожные деньги, – миссис Сильвер достала из карманов объемной бесформенной накидки две куколки, сплетенные из веточек и опутанные красной и черной нитью, и передала одну из них мужу. – Но и не прощает пренебрежения. И она тоже устает.
– Хвала! Хвала! Хвала! – прокатилось волной по комнате хоровое прославление, и фигуры в плащах разом вскинула руки, задрав головы.
Оскар вздрогнул от внезапного завывания, которое продолжалось с минуту, и неизвестно, сколько бы еще продлилось, не прерви его Джонатан. Как только толпа умолкла, он откашлялся, будто собирался выступить с грандиозной речью, жестом пропустил вперед супругу и сразу же прошел следом. Свечи все так же горели диким алым огнем, и в жутком свете все преображались до неузнаваемости, становясь какими-то демоническими, чуждыми земному миру. Зловещие невероятные метаморфозы мгновенно коснулись лиц стариков, едва они приблизились к столу: черты заострились, стали угловатыми, уродливыми, не человеческими. Глаза же словно наполнила безобразная чернота, в которой не было места жизни. Супружеская чета не обращала внимания на незатихающие крики Оскара, на угрозы и мольбы; снисходительно улыбаясь, переглядываясь и о чем-то перешептываясь, они колдовали над чем-то, что торговцу снизу не было видно. Спустя некоторое время к супругам присоединилось несколько человек – те подносили какие-то плошки и еще больше свечей.
– Скоро мы закончим, не волнуйтесь, но для вас, мистер Смит, все только начинается. Гордитесь, ведь вам выпала невиданная привилегия и честь: кормить землю, ведь ей тоже нужны силы, верно? – оскалился Джонатан и, прошаркав к торговцу, принялся сыпать на него какую-то труху их миски и сыпать на пол пепел, от которого несло невыносимо терпким запахом.
– Прочь! Убирайтесь! Да я вас!.. – заорал Оскар, не оставляя попыток разорвать веревку, и в одно мгновение почудилось, будто она ослабла.
Он ощутил прилив сил. Стоило старику подойти ближе, не медля ни секунды, как торговец ногой выбил плошку из его костлявых рук. Глиняная посудина подлетела, грохнулась на пол и разбилась на куски, отчего часть собравшихся пришла в негодование, зашумела и едва не бросилась на «уважаемого гостя». Мистер Сильвер наклонился над коммивояжером и выдул ему в лицо остатки пепла с ладони, отчего глаза тотчас резанула неприятная боль и застлала мутная слезная пелена. Луиза же злобно зашипела, затем заорала не своим голосом и поспешила супругу на подмогу. В этой на вид сухой и немощной старухе, чье тело казалось хрупким, как безжизненный древесный лист, было немало силы; цепкие пальцы худых рук, явно никогда не знавших тяжелого труда, крепко впились в ноги Смита и пригвоздили их к полу.
– Держите его как следует! – последовал приказ, который приспешники немедленно бросились исполнять.
Спустя пару мгновений ноги Оскара надежно стягивала еще одна веревка, что тянулась и крепилась к железному кольцу, торчащему из стены напротив. Миссис Сильвер странно изогнулась и, не поднимаясь с колен, быстро наползла на торговца и набила ему рот вытащенным из кармана клоком соломы. Его заталкивали с такой силой, что язык нельзя было и повернуть, он словно запал и прилип к глотке, сдавливая ее; отвратительный ком образовался в горле, мерзкое чувство, что вот-вот вывернет внутренностями, нарастало. Кашель разрывал изнутри, дышать стало трудно, точно придавили огромным камнем. Над несчастным нависло еще двое помощников, чьи руки грубо разорвали на нем жилет и рубаху и принялись выводить на обнаженной груди вязкой багровой жидкостью символы. Мертвый холод пробежал по коже, пробрался под нее и будто вгрызся в плоть и кости, выворачивая их, скручивая и ломая. В чьей-то руке блеснул нож и наточенное лезвие тут же коснулось тела. Торговец издал глухой сдавленный крик от боли и ужаса, который заглушила солома, и сразу же замолчал, обмяк и перестал дергаться, теперь ему оставалось лишь беспомощно взирать сквозь туман на творящийся дикий разгул безумства. Старуха произнесла нечто невнятное, но так громко, будто бы хотела, чтобы ее услышали где-то там, вне дома, плюнула в Оскара четыре раза и, расковыряв рану, насыпала на нее все ту же солому, припасенную в одеяниях.
– О, нет, не надо так смотреть на нас, словно мы чудовища. Не тревожься, ты не умрешь. Не сегодня, – удовлетворенно произнес Джонатан, глядя прямо в остекленевшие, наполненные слезами глаза Смита. – Ты еще послужишь нам. Ты послужишь земле.
То, что дальше начало твориться, ввергло в настоящее смятение. Все поганое сборище, включая хозяев особняка, скинуло с себя одежды, обнажив немощные и крепкие, тощие и заплывшие жиром, старые сухие и молодые свежие тела. Без тени смущения, то и дело принимая причудливые позы, толпа стала медленно кружить над Оскаром, монотонно и протяжно нараспев проговаривая непонятные слова, и с каждой секундой казалось, что звучит молитва или даже ритуальное песнопение. В коридоре раздалась чья-то тяжелая глухая поступь; она становилась все ближе и громче, и вместе с ней будто бы неумолимо подбиралось нечто зловещее, безжалостное. То, чего видеть и знать не должен ни один непосвященный человек. Воздух значительно нагрелся, стал душным, неприятным, будто в отсыревшем склеп, перемазанном грязью и засыпанном мокрой землей, разожгли огонь. Пахло горечью, раскаленным железом и смертью. Едва шаги стали отчетливыми и прозвучали у самого порога, как толпа тут же замерла, обратив свои взоры на дверь, которая с шумом распахнулась. В комнату ворвался взявшийся из ниоткуда пробирающий до костей сквозняк, наполненный запахом прелой листвы, гнили, отсыревшего дерева, и разогнал удушливое тепло. Вместе с ним внутрь вошла огромных размеров фигура, бесформенная, облаченная в серые лохмотья, перепачканные пылью или золой, и невообразимом тряпье, сшитое из всевозможных темных лоскутов. Полы убогих одеяний волочились за неизвестным нечто, едва прикрывая ноги, облепленные грязью и мелким лесным мусором. И каждый шаг его отдавался скрипом и сухим треском, точно кости ломались под невыносимой тяжестью. Гибкая колючая лоза опутывала фигуру с ног до головы, на месте которой красовался уродливый череп какого-то животного, расписанный все теми же причудливыми знаками. Местами прямо в кости были вырезаны неровные узоры и буквы. Венчали «голову» кривые рога и гнездо из веток, рваных перьев, оранжевых лент и мелких красных яблок. Длинные руки, похожие на обугленные палки, цеплялись за дверной проем, царапали его, перебирали пустоту и ощупывали стены корявыми отростками. Как только жуткая фигура вошла в комнату, все сборище упало на колени, громко поприветствовав нечто, на что оно издало звучный гортанный рык и медленно и угрожающе стало продвигаться к центру комнаты. Оскар же, запрокинув голову, продолжал беспомощно извиваться, но едва помутневший взор отыскал среди безумцев и упал на ужасающую фигуру, как он сразу же замер. Время точно замерло, перестало дышать, ядовитой коварной змеей обвив торговца и впившись ему в грудь; мелкая дрожь переросла в крупную, колотило, как в лихорадке. Осознание полной неотвратимости своего ужасного положения, неминуемой неизвестности и чудовищного конца, то, что никто не придет на помощь и его бездыханное тело потеряется в лесах и грязи здешних мест, болезненной вспышкой ранило сознание. Очередной и последний раз. Но было поздно. Веревки от усердных попыток избавиться от них лишь еще крепче стягивались и резали руки, надежно удерживая пленника. Внушительных размеров фигура, слегка покачиваясь и грузно ступая, наконец, приблизилась и склонилась над Смитом так низко, что даже сквозь туманную и слезную завесу тот сумел разглядеть два горящих алых огонька вместо глаз и густую дымку, клубящуюся вокруг черепа, внутри которого, кроме угольной черноты, ничего не было. Вновь комната наполнилась безумными песнопениями, от которых сотрясался смрадный воздух, путалось сознание и все вокруг менялось, менялось, менялось. В двери вошла еще одна вереница незнакомцев, чьи очертания и лица походили на размытую краску. Гулкие голоса звучали в ушах Оскара, бесконечный топот, стук и шорох в стенах, а под крышей то и дело раздавался громкий раскатистый шум. Под бесконечные невыносимые восклицания, завывание остервенелого ветра, что проник в дом и блуждал в дереве и камне, под дикую, сводящую с ума музыку, внезапно крикливо зазвучавшую из старого граммофона, мистер и миссис Сильвер стали обливать себя и пришлых непонятной дрянью, приготовленной в плошках. Десятки рук хватали несчастного за конечности, за голову, тянули за волосы и разрывали на нем одежду. Нечто наклонилось еще ниже, обдавая зловонным дыханием бедного коммивояжера. Его глаза закатились и веки сомкнулись, и последнее, что он услышал, был скрипучий низкий голос существа, что явилось из лесов Бладвуда и пряталось под лохмотьями. Он пробирал до самых костей и вселял неподдельный ужас. Спутанные волосы Оскара вмиг поседели, и через мгновение глаза потеряли цвет, обернувшись слепой серостью. Несчастный издал протяжный хрип и затих…
