Kitobni o'qish: «Башня»

© Канабеев, Г., 2024
© ООО «Альтернативная литература», 2024
I
Темнота двигалась, и Климов вместе с ней. Откуда он взялся в этой темноте и где он был до этого, Климов не понимал. Но больше всего Климова пугало, что он не мог разобраться, кто он и почему думает о себе как о Климове.
Климов пошарил руками перед собой, сделал шаг, опустился на четвереньки и стал аккуратно продвигаться вперед, ощупывая пол. Больше всего он боялся, что перед ним окажется пропасть, но через несколько таких шагов на четвереньках Климов уперся головой в гладкую и, похоже, металлическую стену. Он встал и уже смелее двинулся вдоль стены, не отрывая от нее руки. Добрался до угла, двинулся дальше, снова угол и еще одна металлическая стена. Климов поднял руку, но до потолка не дотянулся. Пыхнул свет, больно резануло по глазам. Климов зажмурился. Движение прекратилось. Вокруг зашумело, забурлило: голоса, смех, суета, запахи. Климова окружили со всех сторон. Он осторожно открыл глаза.
– Вам какой? – спросила высокая женщина, похожая из-за худобы и маленького, почти детского лица и неуместного длинного острого носа на цаплю.
– Что какой? – ответил Климов и подивился своему голосу. Ему показалось, что он услышал его в первый раз.
Шум прекратился. Все разом замолкли.
– Этаж какой?
– Первый, – сообразил Климов.
Двери закрылись. Кабина лифта скользнула вниз. Инерции, как и скорости, Климов не почувствовал, но тело понимало – кабина движется вниз.
Лифт проехал пару этажей, остановился и опустел наполовину. Двери закрылись.
Климов огляделся. Он был в просторной блестящей полированной сталью кабине лифта с панелью управления с кнопками под пятьдесят этажей и несколькими функциональными. Такую, по прикидкам Климова, вряд ли установят в обычном жилом доме. «Я в лифте. Почему я здесь? Это бизнес-центр. Высотное здание? Как я здесь оказался?»
На следующем этаже вышли все, кроме женщины, похожей на цаплю.
– Простите, – Климов осторожно дотронулся до плеча женщины-цапли.
– За что? – спросила та, не оборачиваясь.
– Не в том смысле. Я спросить. Подскажите, по какому адресу это здание?
Женщина посмотрела на Климова через плечо и сделала шаг ближе к дверям, словно боялась от него чем-нибудь заразиться.
Кабина остановилась на первом этаже, двери поплыли в сторону. Цапля поспешила к турникетам и стоящему возле них охраннику в камуфляже, в бронежилете и в каске, с резиновой дубинкой на поясе. Климов вышел из лифта. Цапля показала на него пальцем. Охранник двинулся навстречу Климову.
– Здравствуйте, – начал было Климов.
– Назад! – охранник снял дубинку с пояса и ткнул ею Климова в грудь.
– Не понял? Это что! Да как! – Климов от негодования не мог подобрать нужных слов. – Я хочу выйти!
– Назад, я сказал! – охранник продолжал наступать.
Климов пятился обратно к лифту.
– Да вы не имеете права! Пропустите!
– Пропуск есть? – охранник будто смягчился.
– Какой пропуск? Откуда у меня пропуск? Да где я вообще нахожусь? – Климов не замечал, что орет во все горло.
Охранник держал дубинку двумя руками перед собой, словно двуручный меч.
– Нет пропуска – нет выхода, – он толкнул Климова к дверям лифта и нажал кнопку вызова.
Как только двери открылись, охранник заломил за спину руку Климова и закинул в кабину.
– Но я… – пытался еще что-то сказать потрепанный Климов.
Двери закрылись. Кабина пошла вверх.
Климов посмотрел на руки, на ноги, попытался, заглянув за плечо, рассмотреть спину и, наконец, осознал, что стоит совершенно голый. Он зажмурился до фиолетовых кругов перед глазами и снова открыл. «Не может быть! И как это? Я что, вот в таком виде сейчас там, внизу? А здесь-то! А люди-то что подумали?» – прошептал Климов на вдохе и чуть не захлебнулся воздухом.
Лифт остановился на пятидесятом этаже. В кабину вошел мужчина в синем комбинезоне, белой футболке и в синей же форменной кепке с треугольником на нашивке и вышитой надписью: «Пирамида». Он поставил в угол объемный черный пластиковый мешок, забитый чем-то доверху. Климов прикрыл руками свои причиндалы.
– Добрый день, – сказал мужчина с заметным среднеазиатским акцентом и, не обращая никакого внимания на наготу Климова, развернулся к дверям.
По его азиатскому лицу совершенно было невозможно определить, сколько ему лет. Могло быть как двадцать, так и сорок: гладко выбрит, густые черные ресницы и раскосые глаза, ни единой морщинки на смуглой ровной коже.
Сзади на комбинезоне Климов увидел такую же нашивку, как и на кепке, – треугольник с вышитой надписью под ним: «Пирамида – технический персонал».
– Простите, – обратился к нему Климов, – можно вас попросить? У вас в мешке мусор?
– Да, – ответил тот, не оборачиваясь, и набрал на панели первый этаж.
– Когда мусор выкинете, можете сохранить пакет и отдать мне?
– Зачем?
– Ну, как? Видите, в каком я состоянии? Вы уборщик? – зачем-то уточнил Климов.
– Монтажник, – он повернулся.
Климов смотрел умоляюще, но тот словно не понимал, в чем его проблема.
– Чего вам стоит? Нельзя же в таком виде, – Климов развел руки в стороны.
Монтажник внимательно оглядел его с ног до головы, но так и не понял, в чем проблема Климова, только пожал плечами.
– Здесь двойной.
Он развязал внешний пакет, стянул его и протянул Климову.
Климов повязал пакет на бедрах, получилась то ли юбка, то ли набедренная повязка.
– Спасибо, – поблагодарил он монтажника.
Тот снова в недоумении пожал плечами.
Лифт остановился. Монтажник вышел с мешком, к нему тут же подошел охранник, что недавно помял Климова. Он поводил для формальности ручным металлоискателем по мешку и кивнул. Климов стоял на месте, не решаясь что-либо предпринять. Охранник посмотрел на него из-под бровей, всем видом показывая, что Климову даже не стоит пытаться выйти из лифта. Климов и не рискнул.
Двери закрылись, кабина пошла вверх. На панели подсвечивалась кнопка пятидесятого этажа.
Климов оказался в лифтовом холле, с облицованными красным гранитом стенами, приглушенным светом и основательными, тяжелыми даже с виду черными дверьми слева и справа. В углу за столом сидел бритоголовый охранник в черном костюме, черном галстуке и в белоснежной рубашке и что-то записывал в толстый, как подумал Климов, журнал посещений. Он так старался, что высунул кончик языка, а лоб его прорезали морщины. На Климова, пока тот стоял на месте, охранник внимания не обращал, но стоило тому двинуться к дверям, тут же встал из-за стола.
– Вы записаны? – спросил он.
– Куда?
Охранник задумался, словно соображал, куда же действительно должен быть записан Климов.
– В журнал, – сообразил он наконец.
– Послушайте, вас как зовут?
– Зачем это? – морщин на лбу стало еще больше, лысина взопрела.
– Ничего тебя не смущает? – Климов перешел на «ты» и повысил тон, отчего лысый тут же расправил плечи, встал из-за стола, и последние следы раздумий покинули его. – Все нормально, да? Каждый день такое видишь! Всего лишь человек голый из лифта вышел, – Климов сорвал с бедер пакет. – Такое же совсем не выбивается из рутины. Вы тут с ума все посходили? – рявкнул Климов.
– А вот шуметь не надо. Еще раз спрашиваю, вы записаны? И если записаны, то к кому?
Лысый опустился обратно на стул, чем только придал уверенности Климову.
– Это шутка какая-то? Розыгрыш, да? Куда я могу быть записан, по-твоему, а? Мне нужно выйти отсюда.
– Так выходите, – охранник показал пальцем на лифт. – На этаж я не могу вас пустить, если не записаны.
– Хорошо, – Климов глубоко вдохнул и шумно выдохнул, попытался успокоиться, – слушай меня, тупица.
Климов медленно шел к столу с пакетом в руках.
– Да, ты, тупица, я еще раз тебе повторяю, мне нужно выйти отсюда, есть здесь нормальные люди или только ты, дебил, и еще один такой же внизу? – Климов подошел к столу вплотную. – Нормальные есть? Начальство у тебя какое-то существует? Я здесь против своей воли, все равно же рано или поздно выберусь, и тогда вы все поплатитесь.
Охранник сложил руки на груди и спокойно смотрел на Климова; было видно, что как только Климов перешел на оскорбления, он уже не слышал никаких доводов.
– Нет записи в журнале – нет входа.
Климов вскочил коленями на стол, накинул пакет лысому на голову, схватил обеими руками за шею, но четкий резкий апперкот сбросил его на пол. Лысый снял мешок с головы, подошел к лежащему на полу Климову, взял того за ногу и подтащил к дверям лифта как раз в тот момент, когда оттуда выходил монтажник.
Климов протянул к нему руки, словно к единственному человеку в мире, который может сейчас помочь. Монтажник перешагнул через Климова. Лысый ногами затолкал Климова в кабину, скомкал и туда же кинул пакет. Двери закрылись. Свет погас, светилась только панель управления. Лифт стоял на месте. Климов перекатился по полу в угол, свернулся эмбрионом, обхватил руками колени и зарыдал по-детски – захлебываясь, навзрыд.
Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Климов успокоился. Лифт по-прежнему стоял на месте. Климов пошарил вокруг, нашел пакет, встал и снова пристроил его на бедра. Он нажал кнопку открывания дверей без особого ожидания, но двери послушались. Климов осторожно выглянул наружу. Этаж был тот же. Лысый все так же сидел за столом. Двери закрылись.
«Так, хорошо, я в лифте, это высотка, – соображал Климов. – Как я здесь оказался? Допустим, у меня какая-нибудь болезнь. Бывает же так – отшибло память, как-то забрел сюда, вошел в лифт. Нет. Кто бы меня сюда в таком виде пустил? Хотя что-то не особо они обращают внимание на то, что я голый. Ладно. Пустили. Наверное, у меня был пропуск, но я его потерял. Да почему я вообще голым оказался?!»
Как ни прикидывал Климов, как ни старался найти хоть какое-нибудь разумное объяснение происходящему, ничего путного не выходило. Все сводилось к тому, что либо он сошел с ума, либо все остальные. Мысль о том, что это сон, Климов отверг сразу – слишком все оказалось осязаемым, до сих пор болел сустав руки, выкрученной охранником. Он еще раз попробовал сосредоточиться. «Я – Климов, почему я – Климов и с чего я это взял?» Вопрос тут же поставил его в тупик. Он не мог взять в толк, откуда знает о себе, что он – Климов.
Но если он был кем-то конкретным, значит, как-то дожил до этого дня, и потому у него должна быть какая-то история от рождения и до того момента, как он оказался в лифте.
Климов вытянул перед собой руки, света от панели управления не хватало, чтобы их разглядеть. Ощущение было такое, что нет у него рук, и тела нет, и ничего нет, кроме беспорядочных мыслей: «Должен быть, если думаю; должен быть, если чувствую; должен быть, и они не имеют права меня здесь держать. Я – свободный человек», – то ли успокаивал, то ли подбадривал себя Климов.
Нужно вернуться и узнать, что за пропуск необходим и где его взять, решил Климов и отправил лифт на первый этаж.
Он вышел из лифта, пытаясь казаться беззаботным и естественным, насколько это возможно, учитывая его положение. Охранник в бронежилете, как и прежде, дежурил у турникетов. Теперь рядом с ним крутились еще двое в таких же костюмах, галстуках и рубашках, как лысый на пятидесятом этаже. Климов шел к ним уверенно, но не спешил, памятуя, чем закончилась его прежняя попытка. Он видел за турникетами вход в здание – вращающуюся дверь, которая сейчас не двигалась, и рядом обычную, но стекла на той и на другой оказались наглухо затонированными, и что-либо разглядеть за ними не представлялось возможным. Охрана заметила Климова. Тот, что в бронежилете, снял резиновую дубинку с пояса, но стоял на месте, только сказал что-то остальным. Климов услышал, как они рассмеялись. За спинами охранников, сбоку от дверей-каруселей, Климов разглядел стол-стойку, за которым никого не было. Свет от монитора компьютера падал на журнал, очень похожий на тот, что Климов видел на пятидесятом этаже.
– Могу я только спросить? – начал Климов, когда подошел к турникетам.
– Да, – ответил тот, что в бронежилете.
– Где я могу получить пропуск на выход?
– Там же, где и пропуск на вход, – охранник показал дубинкой на стол-стойку за турникетами.
– Могу я пройти за пропуском?
– Нет пропуска, нет прохода, – охранник держал дубинку в одной руке и постукивал ею по ладони другой.
– Но как мне тогда…
– Нет пропуска, нет прохода.
Охранник шагнул к Климову, тот сделал шаг назад.
– Послушайте, но это же бред, вы сами это понимаете?
– Вернитесь обратно!
– Куда обратно? – отчаялся Климов. – Куда? В лифт? Из него меня тоже не выпускают. Вы можете сказать хотя бы, где я? По какому адресу это здание?
– Вернитесь обратно!
– Да, что же ты за скотина такая! – Климов бросился на охранника.
Тот ловко подсек его дубинкой. Климов упал на спину, и последнее, что он увидел – занесенную над ним дубинку и счастливое, как ему показалось, лицо своего мучителя.
Когда Климов очнулся, лифт стоял на месте. Голова гудела и разламывалась от боли. Он ощупал лицо, поскоблил пальцем корку запекшейся на лбу крови и попытался встать. Климова затошнило, и он поспешил опуститься на пол, прислонился спиной к задней стенке лифта, соображая, что делать дальше.
С охраной Климов решил больше не связываться. Ничего толкового из этого не выходило, а после того, как он получил дубинкой по голове, стало ясно, что порядки здесь такие, что его жизнь, очевидно, мало чего стоит. «Нужно искать другой выход, – думал Климов, – если он вообще существует, а существовать должен, иначе, что это за устройство такое? Комфортабельный высотный сумасшедший дом? Тогда почему меня не выпускают из лифта? Почему не отправят в палату?»
Лифт ожил, загорелся свет, и кабина пошла вверх. Двери открылись на десятом этаже, двое крепких молодых парней лет по двадцать, один копия другого, в белых халатах и с носилками вошли внутрь. Без разговоров они уложили Климова на носилки и вынесли из кабины. «Все-таки дурка, – решил Климов, – что ж, хоть что-то».
В лифтовом холле, облицованном белоснежным полированным камнем, парни поставили носилки на пол перед столом очередного охранника. У этого поверх черного костюма на плечи был накинут белый халат.
– Фамилия? – спросил охранник, не отрываясь от заполнения журнала.
– Фамилия? – одновременно спросили Климова парни в халатах.
– Климов, – ответил он.
– Климов, – снова одновременно повторили близнецы, хотя охранник и так услышал фамилию.
– Климов? – переспросил охранник.
– Климов? – переспросили близнецы у Климова.
– Климов, – обреченно ответил Климов, все больше убеждаясь, что он в сумасшедшем доме.
– Климов, – близнецы кивнули охраннику.
– Значит, Климов, так и запишу.
Охранник наконец-то вписал фамилию в журнал, близнецы подняли носилки, тот, что шел впереди, толкнул ногой дверь на этаж.
– Ожидайте, – синхронно сказали близнецы, поставили носилки на пол и вышли обратно в холл.
Климов оказался в длинном, хорошо освещенном коридоре со скамейками вдоль стен и характерным запахом больницы. Он наконец догадался встать с носилок и сесть на одну из скамеек напротив единственной в этом коридоре двери, над которой висела вывеска – «Приемное отделение».
Все же это не было похоже именно на психиатрическую больницу. Скорее, на обычное приемное отделение какого-нибудь городского стационара. Кроме Климова, никого в коридоре не было. Он просидел около получаса и решил все-таки проверить – есть ли там в кабинете хоть кто-нибудь.
Климов постучал в дверь.
– Ожидайте, – рявкнули из кабинета.
Он вернулся на скамейку.
– Входите, – тут же раздалось из-за двери.
Климов вошел в кабинет.
В самом центре кабинета без окон, со стенами, выкрашенными в белый цвет, стоял стол, за ним сидел седой врач в очках с массивной черной оправой, стетоскопом на шее, в халате с закатанными по локоть рукавами.
Врач показал на кушетку у стены. Климов послушно сел.
– Ложитесь, – врач встал из-за стола.
Он подошел, сел на табуретку рядом с кушеткой и минут пять просто сидел молча и смотрел на Климова. Затем встал, вернулся за стол, взял какой-то бланк и стал заполнять.
– Можно встать? – спросил Климов.
– Можно, – ответил врач, не прекращая писать.
Климов подошел к столу. Врач протянул ему бланк. Разобрать, что в нем написано, было абсолютно невозможно. Зато на бланке стояла внушительная врачебная печать.
– Что дальше? – спросил Климов.
– Молодой человек, не задавайте идиотских вопросов.
Врач взял новый бланк и стал заполнять.
– Простите, конечно, но вы можете мне объяснить, что происходит и что мне дальше делать.
Врач откинулся на спинку стула, сложил на груди руки, спустил очки на нос и так посмотрел на Климова, будто он спросил что-то совсем из рамок вон.
– Думаете, у меня есть время объяснять вам элементарные вещи? У меня, что, других пациентов нет?
– Я не знаю, – Климов пасовал перед врачом и не решался грубить, хоть и начинал снова закипать, как еще недавно перед тем, как получил дубинкой по голове.
– Травма есть? – врач вернулся к заполнению бланка.
– Есть, – послушно ответил Климов.
– Значит, имеете отношение к больнице?
– Имею, наверное.
– Имеете, не сомневайтесь, на руках у вас справка, что имеете. Что еще вам надо? Стационар напротив – через холл. Можете туда пойти. Можете никуда не ходить. Мне какое дело? Все. Идите.
Климов вышел в коридор, постоял немного у дверей кабинета, пытаясь разобрать, что же все-таки написано в справке, но бросил это дело и вышел в холл.
– Фамилия!
Климов от неожиданности вздрогнул.
– Климов.
Охранник проверил по журналу.
– Вижу. Климов. Справка?
Климов подал справку. Охранник долго вчитывался и вернул обратно.
– И что дальше? – спросил Климов.
Охранник посмотрел на него таким же взглядом как недавно врач.
– Я понял, – сказал Климов.
Климов, не спеша, опасаясь, что снова делает что-то не так, прошел через лифтовый холл к противоположным от приемного отделения дверям, за которыми, как он понял, должен находиться стационар. Его успокаивало само слово – стационар. В нем чувствовалась уверенность и основательность. До этого момента, и Климов теперь это отчетливо понял, для него здесь не существовало ничего, кроме кабины лифта, и сам он ни к чему не имел отношения, никак не был закреплен, определен и обозначен. Будто реальность, в которой он каким-то чудом оказался, вовсе не приемлет существование в ней Климова. Климов надеялся, если не получить ответы, то хотя бы немного отдохнуть и собраться с мыслями. Хотя он так и не разобрал, что именно написано в справке, теперь понял ее ценность и ценность врачебной печати. До него, пускай не в полной мере, но дошел смысл сказанного врачом – «имеете отношение к больнице». Зыбкая, но опора. И ничего, что для этого нужно было получить дубинкой по голове.
«Имею отношение», – подумал Климов и открыл двери.
Тут же на входе его встретила медицинская сестра, халат на которой, казалось, не трескается по швам только каким-то чудом. Настолько она была неохватна, что не представлялось возможным точно определить, где у нее грудь, где талия, а где бедра – человек-сфера. Она посмотрела на Климова печальными коровьими глазами, молча развернулась и пошла по коридору с многочисленными дверьми по обе стороны. Климов стоял в нерешительности, сестра махнула ему, приказывая следовать за ней. Климов дошел за ней до самого конца коридора, она открыла дверь палаты под номером сто восемь, сложила руки на груди в ожидании, когда Климов войдет внутрь. Он боялся, что как только войдет, сестра запрет за ним дверь на ключ. Но она молча показала на кровать, где аккуратно стопочкой лежала одежда: больничный халат, штаны, майка – и ушла, оставив дверь открытой.
Палата оказалась настолько узкой, что в проходе между двумя кроватями с трудом смогли бы разойтись два взрослых человека. В отличие от кровати Климова, аккуратно заправленной, на соседней – сейчас пустой, похоже, кто-то обитал: белье скомкано, покрывало откинуто, на тумбочке в изголовье лежит тетрадь, огрызок карандаша и надкусанное яблоко. Климов схватил яблоко и уничтожил его в три укуса и только потом снял наконец свою набедренную повязку и переоделся в больничное. Халат оказался теплым и уютным, Климов забрался под покрывало, пригрелся и провалился в дрему. Лампа под потолком еле светила и Климову не мешала. Не было никакой возможности определить, ночь сейчас или день. Полагаться на биологические часы тоже не имело смысла, Климов только прикинул, что скорее всего день, если его соседа или соседки по кровати сейчас здесь нет.
Сон получился рваным, беспокойным. Климов то и дело просыпался и был не в силах разобрать, где сновидение, а где реальность. Климову снился город, названия которого он не мог вспомнить. Снилось высокое синее небо, ласковое солнце и свежая зелень деревьев. Климов снился самому себе, и во сне он точно знал, кто он такой и где находится. Климов открывал глаза и пытался осмыслить, поймать это узнавание самого себя, но ничего не выходило. Он совсем измучился своим сновидением, где бродил по пустому городу в попытке найти какой-то конкретный адрес. «По этому адресу должно быть что-то важное, – думал во сне Климов, – что-то такое, что даст ответы на все вопросы и завершит мои поиски». Эта мысль тут же уводила его в размышления о том, что конкретно он ищет, почему ищет и какие на самом деле вопросы для него сейчас самые важные. Ни звука не слышал Климов в городе, не чувствовал ветра, тепла или холода – ничего. Даже для сновидения город казался слишком декоративным и безжизненным – макет города. Климов оказался на широком проспекте. Он шел за человеком, одетым в темно-синий плащ, и, судя по длинным седым волосам из-под шляпы, согбенной спине, шаркающей походке – преклонного возраста. На мгновение человек повернулся к Климову, и тот убедился, что это действительно старик, но с такими ясными и наполненными жизнью глазами, что казалось, будто в дряхлом теле, точно в тюрьме, отбывает наказание совсем юная душа. Старик махнул рукой, приглашая Климова следовать за ним, и так резво пошел вперед, что Климов пустился бегом, чтобы поспеть. Наконец, старик остановился. Остановился и Климов. Старик показывал пальцем куда-то наверх. Климов глянул. Небо подпирал, теряясь за облаками, монструозный зеркальный небоскреб. Климов посмотрел на старика и обнаружил, что теперь стоит рядом с ним на краю пропасти, из которой и растет эта исполинская башня. Климов сделал шаг назад. Старик схватил его за руку и прыгнул в пропасть. Климов уперся, рука его растянулась словно резиновая. Он видел лицо старика, его смеющийся беззубый рот и эти детские, неуместные на дряхлом лице глаза, которые гипнотизировали, лишали воли Климова. Старик становился все тяжелее, и Климову не хватало сил, чтобы удержаться и не рухнуть в пропасть. Он упал на спину, рука, за которую схватился старик, перестала растягиваться, и вот он уже у самого края. Климов сел, свесил ноги и схватил другой рукой свою длиннющую руку, попытался отползти от края, но все попытки оказались тщетными. Климов сорвался в пропасть и перед тем, как окончательно проснуться, успел заметить, что наверху башня теряется в облаках, а внизу ее основание тонет в бесконечном, как сама вселенная, хтоническом мраке.