Kitobni o'qish: «Проглоченные миллионы (сборник)»

Shrift:

* * *

Проглоченные миллионы

Глава 1
Читальный зал

По трассе Санкт-Петербург – Москва двигался темно-зеленый седан с питерскими номерами. Когда сбоку от дороги появился бетонный куб со словом «Зимнегорск», набранным чугунными буквами, машина притормозила, свернула налево, пересекла железнодорожный путь и, подскакивая на колдобинах, направилась в населенный пункт.

На парковке у магазина «Зимнегорский купец» автомобиль остановился, из него вылез молодой человек и нажал кнопку на брелоке, отчего машина взвизгнула и моргнула габаритными огнями.

Новоприбывший был темноволос и усат, одет в коричневую кожаную куртку, потертые джинсы и коричневые туфли. Он достал из кармана куртки мобильный телефон и нашел нужный номер.

– Иван Терентьевич? Егор Гиря беспокоит. Я уже приехал и сейчас буду на условленном месте.

Осмотревшись, Егор пересек городскую площадь и подошел к вросшему в землю зданию с замызганными стенами. На двери висела табличка с надписью «Зимнегорская библиотека им. Н. И. Романчука». Егор посмотрел на часы, вошел в библиотеку и спросил у встретившей его голубоглазой девушки, можно ли здесь почитать свежую прессу. Окинув незнакомца оценивающим взглядом и поправив прическу, девушка, играя бедрами, повела его в читальный зал.

Расположившись за столом у окна, Егор придвинул к себе стопку газет и стал их рассеянно листать.

Вскоре в библиотеку зашел плотный мужчина в костюме и белой сорочке с галстуком. Он поздоровался с девушкой, назвав ее Тонечкой.

– Здравствуйте, Иван Терентьевич, – улыбнулась она в ответ. – Давненько вас не видела. А вы знаете, что через неделю в нашей библиотеке состоится презентация сборника стихов зимнегорских поэтов? Я нашла там ваше стихотворение «Летопись дождей». Глубоко, очень глубоко. Так написал бы Есенин, поживи он подольше.

– Скажете еще, – щеки и уши Ивана Терентьевича порозовели, и он опустил глаза.

Антонина подвела посетителя к полке, где стояли четыре упаковки книг. Одна была надорвана. Антонина достала из нее книгу в твердой обложке, еще пахнущей типографской краской.

– Возьмите. На презентации книги разберут, и вам может не достаться.

Иван Терентьевич бережно взял книгу и прочитал надпись тиснением серебром на кумачовом фоне: «С высот былинных Зимнегорска». Под ней в серебряном овале столбиком располагались слова: «Стихи зимнегорских поэтов». Все это было заключено в рамку из трех серебряных линий по краям обложки.

– Спасибо, но не надо делать для меня исключения, я, как и все, возьму книгу на презентации. А сейчас ее просто посмотрю.

С книгой в руке Иван Терентьевич направился в читальный зал.

– Вы разрешите? – спросил он у молодого человека, присел напротив и, разъединяя пальцем неразрезанные страницы книги, тихо заговорил:

– Гоша, спасибо за отличную работу. Я принес флешку. Там записано, где ты можешь взять пятнадцать лимонов без всяких посредников. Ты их честно заработал и, надеюсь, заработаешь еще больше. Флешка с паролем. Он автоматически меняется каждую неделю соответственно тексту на семнадцатой странице расписания поездов, проезжающих через Зимнегорск, начиная с третьей строки сверху, – Иван Терентьевич говорил, не отрывая взгляда от сборника стихов.

Молодой человек неподвижно изучал газету, а потом, не поднимая глаз, сказал:

– Спасибо, но это был последний заказ, который я для вас выполнил. Теперь хочу поработать на себя.

Со словами: «Никогда не говори никогда» Иван Терентьевич достал из внутреннего кармана пиджака черный пластмассовый прямоугольник и протянул его своему визави. Тот внимательно осмотрел флешку, сфотографировал мобильным телефоном со всех сторон и положил в нагрудный карман куртки.

В читальный зал вошла Антонина и восхищенно сказала:

– Иван Терентьевич, еще раз поздравляю вас с публикацией в таком прекрасном сборнике. Предисловие написал сам Ростислав Станиславович Пелех. Он назвал вас певцом Северо-Запада. Кстати, Ростислав Станиславович организует Союз писателей Северо-Запада «Свои люди» и рекомендует ввести вас в правление.

Иван Терентьевич посмотрел на часы, что-то невнятно ответил Антонине и вышел, оставив кумачовую книгу на столе.

Антонина подсела к молодому человеку.

– Если хотите стать нашим постоянным читателем, я запишу вас в библиотеку.

– А какой в этом смысл? Завтра я уезжаю в Питер и даже не знаю, когда еще здесь появлюсь.

– Вы питерский?

– Сейчас я живу там, – неопределенно ответил Егор.

– Меня зовут Антонина.

– А меня – Егор. Можно просто Гоша.

– Вы знакомы с Иваном Терентьевичем?

– Нет. Мы случайно оказались за одним столом.

– А вы знаете, что Зимнегорская библиотека расположена в здании, где до революции был магазин колониальных товаров купца Сивочко? Это единственный купец в России, имеющий графский титул. Иван Терентьевич – его прямой потомок. Он – хозяин фирмы «Стройдеталь», выпускающей железобетонные изделия. Кроме того, он наш постоянный читатель и поэт. На его стихи написан гимн Зимнегорска «Ты славен, Зимнегорск, в веках, и я воспел тебя в стихах!»

– Такой видный мужчина, как Иван Терентьевич, скорее похож на родоначальника, чем на потомка, – заметил Егор.

Антонина улыбнулась, оценив шутку.

– Антонина, вы можете подсказать, где здесь можно нормально пообедать? У меня с утра маковой росинки во рту не было.

– Рядом с нашей библиотекой ресторан «Дар Зимнегорска». Через пятнадцать минут у меня начнется обеденный перерыв, я вас туда проведу, – Антонина придвинулась к Егору, и он ощутил теплоту ее тела. – А что, жена утром вас не покормила?

Но Егор не успел ответить Антонине, потому что в читальный зал ворвался небритый мужчина под два метра ростом.

– Прямо на рабочем месте шашни крутишь, шалава? Чему же ты нашего сына научишь? Бедный Олежек! – прохрипел он, наполняя помещение запахом табака и перегара.

– Валерий, уйди, я тебя очень прошу. Мы давно в разводе, и у каждого из нас своя жизнь! – сказала Антонина, почему-то глядя не на Валерия, а на Егора. – Я же в твою пьяную жизнь не лезу!

– Понятно! Значит, ты лезешь в трезвую жизнь этого усатого хмыря! – Валерий подскочил вверх, ударившись головой о потолок, и попытался нанести Егору боковой удар справа, но тот пригнул голову, и кулак пролетел выше. Валерия по инерции крутануло вокруг оси, он упал.

– Ты чем меня ударил, гад? А ну покажи руку! – прокашлял Валерий, лежа на полу.

– Лариса, вызови милицию! – закричала Антонина.

– Антонина Владимировна, – ответил женский голос из-за двери, – к нам на абонемент как раз зашел капитан Филин – поменять книги. Сейчас он наведет порядок.

– Ах ты, сучка блудливая, опять хочешь меня в ментовку упечь! А с тобой мы еще встретимся! – прохрипел Валерий, глядя на Егора, открыл окно, пригнулся и, шагнув длинной ногой на тротуар, вылез на улицу.

– У вас документы при себе? – спросила Антонина у Егора.

– Да, а что?

– Сейчас сюда зайдет капитан милиции Филин. Независимо от того, что случилось и кто виноват, он проверяет документы и всех обыскивает. Недавно он даже туриста из Марокко обыскал, до трусов раздел.

– Вот как, – Егор решил на всякий случай спрятать флешку, незаметно достал ее из кармана и протолкнул за корешок поэтического сборника, который оставил на столе Иван Терентьевич.

В читальный зал решительным шагом вошел прямой, как гвоздь, мужчина ниже среднего роста в форме капитана милиции. На его голове красовалась фуражка шестидесятого размера, из-под козырька которой бескомпромиссно смотрели серые глаза.

– Что здесь происходит? – строго спросил он.

– Мой бывший муженек Валерий опять явился пьяный и стал выяснять отношения вот с этим мужчиной, – Антонина показала пальцем на Егора.

– С этим мужчиной? Почему? – еще строже спросил капитан, протыкая Егора особым милицейским взглядом.

– Валерка приревновал к совершенно незнакомому человеку, которого я и рассмотреть-то не успела. Это же паранойя!

– Без повода? – спросил капитан, проницательно глядя на Антонину.

– А при чем здесь повод? Даже если бы и был повод, то кому какое дело?! Я свободная женщина и могу общаться с кем угодно, когда угодно и где угодно.

– Даже на рабочем месте?! – капитан резко повернулся к Егору и протянул руку, – Ваши документы!

– Я пришел в читальный зал посмотреть свежую прессу, а тут какой-то пьяный тип ворвался в помещение и…

– Ваши документы!

– Но дебош устроил не я, а тот небритый тип.

– Ваши документы! – не опуская руки, настойчиво требовал капитан.

Егор достал из внутреннего кармана куртки паспорт, а потом – права и протянул милиционеру.

Капитан медленно листал документы, сличая фотографии с оригиналом. Положив документы в карман, он властно сказал:

– А теперь выложите на стол все, что у вас в карманах!

Егор достал кошелек, мобильник, носовой платок, расческу и ключи от машины.

– А где второй участник дебоша? – спросил капитан, задумчиво глядя на смятый носовой платок.

– Он удрал через окно, – сказала Антонина.

– Значит, драки как таковой не было? – уточнил милиционер.

– Драка не состоялась лишь благодаря вашему появлению, – уважительно отвечал Егор. – Этот тип вас испугался. Можно получить обратно документы и вещи?

– Документы и вещи? Можно, – уже мягче сказал капитан и протянул Егору паспорт и права. – Надолго к нам?

– Завтра уезжаю.

– Тогда счастливого пути.

– Всего доброго, – сказал Егор и вышел.

…Егор уже допивал в ресторане «Дар Зимнегорска» чай с лимоном, когда появилась Антонина Владимировна.

– Так вот вы где! – обрадовалась она, увидев Егора, и расположилась напротив. – Я чувствую себя виноватой. Из-за инцидента с моим бывшим мужем вы даже не успели почитать свежие газеты. Но новости можно посмотреть и по телевизору. Кстати, я недавно приобрела плазменный телевизор и приглашаю вас на просмотр.

– Я бы с удовольствием, но надо определиться с номером в гостинице.

– В гостинице?! А зачем? У меня в доме всегда найдется место для гостя. Зимнегорцы – народ гостеприимный.

– Даже не знаю… Вам что-нибудь заказать?

– Некогда. Попью чайку в библиотеке. И вообще я решила худеть.

– С вашей роскошной фигурой худеть не стоит. Кстати, когда я увидел книгу, которую листал этот, как его… потомок зимнегорских купцов…

– Сивочко.

– Да-да, Сивочко. Так вот, когда я увидел сборник стихов в его руках, то вдруг захотел их прочитать. Мне как филологу интересны стихи местных поэтов.

– Так вернемся в библиотеку, вот и почитаете.

– С удовольствием.

Когда Антонина и Егор вернулись в читальный зал, книги в кумачовой обложке на столе уже не было.

– Здесь, под настольной лампой, лежал тот самый сборник стихов, который я хотел почитать, – сказал Егор.

– Может, Клавдия Игоревна запихнула его обратно в упаковку. Подойдите на абонемент, и она даст вам книгу, а я пока схожу в военкомат и договорюсь с майором Галушко о совместной поездке на агитпоезде до военного городка.

Но надорванную упаковку с книгами уже обмотали скотчем.

– У вас же одна упаковка с книгами была распечатана, – обратился Егор к жгучей брюнетке.

– Возможно, – игриво улыбнулась брюнетка, приняв реплику незнакомого мужчины за попытку познакомиться. – Меня зовут Клавдия Игоревна.

– А меня – Егор.

– Егор, если вы хорошо попросите, то я достану книгу из этой упаковки.

– Если вы достанете книгу, то я выполню любое ваше желание.

Клавдия Игоревна не успела ответить, потому что вернулась Антонина.

– Егор, я уже освободилась и хочу показать вам достопримечательности Зимнегорска, – ревниво взглянув на Клавдию Игоревну, Антонина взяла Егора под руку и легким усилием направила его к двери.

После осмотра старого кладбища, нового кинотеатра и здания районной администрации Антонина повела Егора к себе.

Пятиэтажный дом, где жила Антонина Владимировна, стоял напротив кинотеатра. В стороне раскинулся небольшой парк, окружавший величественное строение с колоннами, в котором когда-то останавливалась Екатерина II, а ныне размещался Музей утюгов и самоваров. Напротив музея располагалась районная больница с просевшей крышей. Войдя в квартиру на пятом этаже, Антонина, забыв захлопнуть за собой входную дверь, со стоном впилась в губы Егора и потащила его к тахте.

Через час, счастливо улыбаясь, Антонина набросила на себя цветастый халат и пошла на кухню.

– Тебе чай или кофе?

– Чай, – ответил Егор, застегивая джинсы.

– Утром уезжаешь в Санкт-Петербург? – спросила Антонина.

– Планы изменились. У меня появились кое-какие дела в Зимнегорске. Надо отыскать одну вещь. Очень дорогую.

– Значит, останешься! – обрадовалась Антонина.

– Скорее всего, – сказал Егор, и Антонина бросилась ему на шею.

Увидев приоткрытую дверь, в квартиру заглянула соседка по лестничной площадке Нина Баранова, медсестра Зимнегорской больницы.

– Тонь, а Тонь, ты дома?! – крикнула она, но, увидев обнимающуюся парочку, смешалась. – Хоть бы дверь закрыли. Что, невтерпеж?

– У тебя не спросили, – раздраженно отрезала Антонина.

Обиженно поджав губы, Нина ушла.

– Теперь она всем растрезвонит, что у меня новый хахаль появился, – с досадой сказала Антонина и захлопнула дверь.

– А у тебя было много хахалей? – спросил Егор, изображая ревность.

– Давай жить настоящим, а не копаться в прошлом.

– Где-то я уже слышал эту мысль. Слушай, Тоня, а когда состоится презентация сборника стихов ваших поэтов?

– А тебе-то зачем? Между нами, ничего путного в этой книге нет.

– А мне как филологу интересна презентация любой книги.

– В субботу.

– Вот и хорошо. Я сниму документальный фильм, минут на пять, и постараюсь пристроить его на Пятый канал. А чтобы у поэтов и их поклонников не было зажатости и робости перед видеокамерой, чтобы они выглядели естественно, я камеру как-нибудь замаскирую.

– А я тоже войду в фильм?

– Обязательно! Ты воплотишь женщин Северо-Запада, вдохновляющих поэтов на творчество.

– А ты поможешь подготовить зал к презентации?

– Конечно.

В пятницу вечером после работы Антонина Владимировна и зимнегорские поэты готовили читальный зал к презентации своей книги. Они сдвинули стеллажи в угол, а столы расставили вдоль стен. Поэт Петр Дмитриевич Гаврилюк, обладающий недюжинной силой, без помощи ножниц разорвал скотч на упаковках и разложил книги на одном из столов.

Проверить корешки книг и отыскать флешку Егор не смог: мешали поэты, которые крутились рядом.

– А что, больше книг нет? – удивленно спросил он. – Их же на всех может и не хватить.

– Мы пока получили только сорок восемь экземпляров. Полный тираж выйдет в ноябре, и тогда все желающие смогут приобрести книги, – сказала Антонина. – Егор, иди домой и отдохни. Я здесь, наверное, еще задержусь.

Егор настроил таймер на 17 часов субботы и спрятал видеокамеру на стеллаже между книгами, направив объектив на стол со сборниками стихов.

Выходя, Егор едва не столкнулся в дверях с майором Галушко, тот источал запах одеколона «Вот солдаты идут».

Глава 2
Презентация

В субботу вечером в читальном зале Зимнегорской библиотеки собиралась публика. Раньше всех пришел художник Филь-Баранов и, дыша густым перегаром, недоуменно поглядывал по сторонам.

– Так я не понял, встреча с кандидатом в депутаты Семенчуком состоится в четыре часа или в пять?

– Здесь собираются поэты, а встреча избирателей с Семенчуком уже идет в клубе Механического завода, – ответила уборщица Валентина Васильевна, вытирая лоб рукавом черного халата.

– Меня пригласили на оба мероприятия, но я, пожалуй, останусь здесь. Здесь хоть фуршет будет, а Семенчука недавно подшили в областной наркологии, и ему не до выпивки. А где Антонина Владимировна?

– Она сказала, чтобы я сделала влажную уборку, а сама ушла в военкомат к майору Галушко. А вот она идет!

Постепенно читальный зал наполнялся людьми. За столом у окна расположился спонсор Иван Терентьевич Сивочко, справа от него – ведущая поэтического вечера Антонина Владимировна Буль, а слева – изможденный человек с бегающими глазками и лицом, то резко бледнеющим, то наливающимся багрянцем. Он постоянно протирал свои очки. «Кто это?» – спросил один поэт у другого и услышал в ответ: «Не знаю».

Антонина Владимировна произнесла проникновенное вступительное слово, которое длилось полчаса, и стала по очереди вызывать поэтов.

Поэты брали со стола сборники, раскрывали их и, панически подвывая, трагически пришептывая и чувственно постанывая, читали свои стихи. Кто-то постукивал при этом ногой, кто-то нервно похрустывал пальцами, а кто-то закатывал глаза. Публика то взрывалась аплодисментами, то хохотала, то гудела, то замолкала. Дамы кричали: «Браво!» – и утирали слезы, а коллеги-поэты ядовито улыбались, иронически хмыкали и вяло хлопали.

После выступления поэтессы Ирины Андреевой – рыжеволосой старухи с бородавкой на носу и в длинной юбке, волочащейся по полу, – Антонина Владимировна стала раздавать поклонникам поэзии сборники стихов.

Счастливчики, успевшие выхватить книгу из ее рук, подбегали к поэтам и те, порозовевшие от славы, подписывали.

А Егор Гиря поглядывал на видеокамеру, которая бесстрастно фиксировала на карту памяти тех, кому достались книги.

Поэтический вечер завершился фуршетом. Бутылки на столах опустошались пропорционально произнесенным тостам, и водки с вином, как всегда, не хватило. Поэты принялись бегать в магазин за добавкой, но не все возвращались – кто-то терялся по дороге.

Петр Дмитриевич Гаврилюк поднялся из-за стола и, пошатываясь, направился к человеку с бегающими глазками, сидящему рядом с Сивочко.

– Ты кто? Где-то я тебя уже видел! Но где?! Что ты сидишь, как сыч? На, возьми книгу, почитай мои стихи. Они исключительно о любви и братьях наших меньших. Ты кого больше любишь – кошек или собак?

Видеокамера запечатлела и это.

На следующий день Егор подключил камеру к плазменному телевизору и вместе с Антониной стал просматривать запись. Антонина перечисляла фамилии получивших книги, и Егор записывал их в блокнот. Первым в списке оказался художник Филь-Баранов.

Глава 3
Рекламный дизайнер

Одновременное служение живописи и поэзии вдвое усиливало творческий потенциал Анатолия Ильича Филь-Баранова. Слова он подкреплял изображениями, а изображения – словами, что придавало его творениям настолько законченный вид, что добавлять было нечего.

Вывески, афиши и плакаты, сработанные Анатолием Ильичом, были рассеяны по Зимнегорску, как бурьян по огороду.

Панно на фасаде универмага изображало счастливо улыбающуюся женщину с переполненной сумкой в руке. На сумке выписано вязью:

Удирай от передряг,
Заходи в универмаг!
Приобретай ты в нем свободно
Все, что душе твоей угодно!

Через дорогу с крыши Сбербанка свисал лист жести, который держал в руке седовласый мудрец. На листе прохожие читали:

Не трать ты денег спозаранку,
А сохрани у нас в Сбербанке.
И не транжирь в универмагах,
Храни их в ценных ты бумагах.

Латунная чеканка на деревянной книге у двери букинистического магазина гласила:

Забудь обиды и интриги
И почитай-ка лучше книги!
Ты в них друзей приобретешь,
А также знания найдешь
И в жизни многое поймешь.

Над салоном «Оптика от Николая Олехновича» нарисованная девушка в очках советовала совершенно другое:

Поменьше, друг, читай ты книг.
Глаза же портятся от них.
А если ты читаешь много,
То в наш салон тебе дорога!

Автозаправку украшало изображение молодого человека, одной рукой крутившего баранку автомобиля, а второй обнимавшего девушку с аппетитным бюстом. Над влюбленной парой тающие сосульки складывались в текст:

Катаясь с Клавой или Зиной,
Машину ты заправь бензином.
А коль об этом ты забудешь,
То сам толкать машину будешь!

Напротив автозаправки вывеска в виде двух колес со спицами, соединенными велосипедной рамой, призывала к обратному:

Не задымляй машиной трассу,
Не порти воздух понапрасну
И не гони авто в кювет.
Садись-ка на велосипед!
Без перерывов на обеды
Здесь продают велосипеды.

Выписанный эмалью на стене розовощекий человек с идеально ровным пробором и рукой, протянутой к прохожим, зазывал:

Коль любишь пищу ты здоровую,
То заходи ко мне в столовую!
Тебя здесь с нетерпеньем ждет
Вкуснейший сочный антрекот!

Кто-то гвоздиком зацарапал слово «антрекот» и нацарапал «анекдот».

Над входом в «Центр лечебного голодания» неправдоподобно стройный мужчина советовал несколько иное:

Товарищ, стой! Запомни это:
Поменьше ешь. Твой друг – диета.
Смотри, как вспучен твой живот —
Тому виною антрекот!

А над пивбаром жестяной толстяк с доброй улыбкой вещал:

Чтоб жизнь твоя текла счастливо,
Пускай в ней будет много пива.
В твоей душе горит пожар?
Его потушит наш пивбар!

Рядом с пивбаром на двери платного туалета было выбито курсивом:

После пива с сигаретой
Никому отказа нету
В посещенье туалета —
Ни худому, ни атлету,
Ни блондину, ни брюнету,
Ни влюбленному поэту!
Заходи зимой и летом
За копейки, без билета!

Над крыльцом «Тренажерного зала К. У. Успенского» фанерная гантель поблескивала металлическими буквами:

Заходи и стар и мал
В наш роскошнейший спортзал!
Если хочешь жить счастливо,
Гири жми, забудь про пиво!

Жители Зимнегорска благосклонно относились к творчеству своего земляка и каждое новое произведение встречали улыбками и смехом.

Все, кроме художника Момро…

В предрассветную рань Владимир Момро являлся на пустынных улицах Зимнегорска, рассматривал произведения Филь-Баранова и мрачно вещал: «Мазню, сопровожденную такими противоречивыми виршами, можно сотворить лишь с большого бодуна. Но столярное исполнение вывесок Филь-Баранова вполне на уровне. Ему бы сколачивать дешевые табуретки на мебельной фабрике, а он в художники полез!» И Момро исчезал, растворившись в воздухе.

Видимо, Момро не понимал, что в истинно творческой душе могут уживаться две личности, терзающие душу художника сомнениями, разрывая ее надвое, что и отражается на творениях, противоречащих друг другу.

А в душе Анатолия Ильича уживались даже не две, а три личности. Две из них постоянно спорили, а третья их мирила. И если спорщики были трезвенниками, то миротворец – увы! – любил выпить. Однако горьким пьяницей его не назовешь, потому что в одиночку он не пил, но лишь в компании спорщиков. Как только они начинали ругаться, нелицеприятно высказывая друг другу свои взгляды на искусство и на свое место в нем, миротворец тихо, но настойчиво предлагал им выпить для взаимопонимания.

После двух-трех стопок водки спорщики утихали и клялись, что станут творить сообща. Но вскоре спор разгорался с новой силой, и миротворцу приходилось выкатывать очередную бутылку.

Успокоив спорщиков, миротворец резонно замечал, что и ему, дипломату, неплохо бы налить стопку-другую за достижение консенсуса. Спорщики любезно соглашались, и в душе Филь-Баранова наступал долгожданный мир.

Полемики в душе Филь-Баранова продолжались недели две-три, после чего непримиримые враги, утомленные перебранкой, на какое-то время утихали, чтобы набраться сил для новых творческих баталий.

Таисия Никаноровна, жена Анатолия Ильича, по количеству пустых бутылок под кухонным столом могла безошибочно определить, на какой стадии спора находится его творческая душа – в состоянии «до», «во время» или «после».

В один из тихих семейных вечеров супруги Филь-Барановы мирно расположились на диване и столь же мирно беседовали. И конечно же, речь шла об искусстве и о тех, кто ему служит.

– Народ меня любит, – сказал Анатолий Ильич, – и в Зимнегорске у меня осталось всего два врага – Момро и птицы.

– Птицы?! А птицы здесь при чем?

– Понимаешь, Тай, птицы постоянно ищут, чего бы им поклевать. Этим-то и пользуется бездарный мазила Момро.

– Но как?!

– Именно под мои работы, создающие неповторимый облик Зимнегорска и его визитную карточку, Момро подсыпает зерно, предусмотрительно запасаясь им на полях во время уборочной страды. Поля он объезжает на своем старом драндулете.

– Зерно? Но для чего?

– Ты, наивная моя, еще не поняла глубину подлости Володьки Момро? К зерну слетаются птицы. Наклевавшись, тяжелеют, у них только и хватает силы взлететь вверх и сесть прямо на мои творения. Птицы начинают на них гадить, изменяя до неузнаваемости изображенные события и искажая смысл начертанных слов! Момро хочет, чтобы народ перестал меня понимать! А для художника главное, чтобы люди его понимали и следовали за ним туда, куда он их зовет своим творчеством!

Таисия прижала к груди забубенную головушку мужа.

– Ничего, Толь, я отмою твои картины шампунем. Они будут не только сверкать чистотой, но и пахнуть. А этих поганых птиц я крысиным ядом потравлю.

– А что делать с самим Момро, скажи на милость?

– И на него найдем управу! Хотя нет, не надо! Ты знаешь, это даже хорошо, что в Зимнегорске существует Момро. Его бездарные картинки так же оттеняют твои талантливые полотна, как бурьян оттеняет розы.

Анатолий Ильич с любовью посмотрел на жену, сбросил на пол плед и поднялся с дивана.

– Ты права, но мою душу терзают сомнения и недобрые предчувствия. Ей нужно умиротворение. Пойду освежусь, – тихо сказал он, босиком прошлепал на кухню, и в тишине послышалось бульканье целебной влаги, наполняющей стакан.

Не успел Анатолий Ильич выдохнуть и сосредоточиться перед приемом мерцающей в стакане жидкости, как раздался телефонный звонок. После третьего гудка звонивший услышал от автоответчика:

Товарищ, ты звонишь мне рано.
Устал художник Филь-Баранов.
Не отрывай от неги сна,
Дай отоспаться мне сполна.

Но, по-видимому, звонивший был человеком настырным и не вешал трубку.

– Тайчонок, возьми-ка трубку. Если это Нестор, скажи, что такой суммы у меня нет и не скоро появится. Пусть соглашается на бартер. Если же это доцент Крыло, то ему скажи, что мозаику на втором этаже филиала НИИ я переделывать не стану, даже если он расторгнет договор или выпрыгнет из штанов. Остальных посылай туда, куда тебе подскажут фантазия и интуиция.

– Тольчонок, но к телефону просят именно тебя. Звонит какой-то филолог Гиря.

– Ладно, я сейчас, – Анатолий Ильич отпил половину стакана, глубоко выдохнул и снял трубку параллельного телефона, висящего над хлебницей.

– Рекламный дизайнер Филь-Баранов слушает.

– Беспокоит филолог Егор Петрович Гиря. Судя по вашим высокоталантливым произведениям, их написал тонкий знаток поэзии, и мне как филологу было бы интересно поговорить о недавно вышедшем сборнике стихов зимнегорских поэтов. Надеюсь, вы его читали?

– Не только читал, но и участвовал в составлении, но сейчас мне не до сборников. Занят работой над крупным заказом – оформляю интерьер зимнегорского филиала питерского ХЛОР НИИ, каждая минута дорога, – Филь-Баранов допил стакан, и его передернуло. – Смогу уделить вам время только после открытия филиала, оно состоится в четверг. Так что через два дня милости прошу! Подходите, я вас встречу.

– Встретиться с таким художником для меня большая честь. Только прихватите, пожалуйста, этот сборничек стихов, а то свой я куда-то подевал. Рассеянность преследует меня с детства.

– Хорошо, прихвачу.

– А где… – начал было спрашивать Гиря, но трубку уже положили.