Kitobni o'qish: «Воплощенная мечта»
Анька Сорокина была такой маленькой и щуплой, что в свои одиннадцать выглядела на все восемь, ну максимум на девять. Однако тщедушность вовсе не мешала ей быть ужасно нахальной. Самоуверенной всезнайкой, не признающей ничьих авторитетов, даже родительских. И вечно сующей нос не в свое дело. Так, во всяком случае, считал ее старший брат Андрей, который в данный момент собирал чемодан для турпоездки, а Анька мешалась ему под ногами и лезла с глупыми вопросами.
Андрей − высокий мускулистый парень чуть за двадцать, был заносчивым и воображалой − по мнению сестры, которой очень хотелось поехать в это путешествие вместе с братом и которую, разумеется, не брали.
По мнению же отца с матерью, и брат, и сестра были редкостными балбесами и лентяями. Это, впрочем, совсем не препятствовало родителям хвалиться перед родными и знакомыми своими отличниками и умниками, что совпадает совсем нечасто. В те редкие моменты, когда отец с матерью не обзывали сына оболтусом или бездельником, меж собой они так и звали его "наш красавчег". Аньке же еще только предстояло стать красавицей, но в том, что это случится, и довольно скоро, никто не сомневался, и меньше всех она сама. Пока же, правду говоря, смотреть было не на что.
Андрей же был красавцем вот уже несколько лет, с тех пор как исчезли юношеские прыщи, и он стал следить за собой, регулярно мыться и пользоваться носовым платком и дезодорантом. А также посещать фитнес-центр и бассейн. Он учился на пятом курсе серьезного института города Обнинска и уже подрабатывал вечерами, что-то там с компьютерами. Неплохо получал, между прочим.
Круглый отличник Андрей Сорокин экзамены за первый триместр сдал досрочно и теперь собирался на две недели в путешествие для настоящих мужчин, как было написано в рекламном проспекте. Этот тур так и назывался "Воплощение мечты". В нем были обещаны прыжки с парашютом, необычный полет на самолете с состоянием невесомости, как у космонавтов, охота на диких зверей и еще куча всякого разного, перед чем трудно устоять настоящему мужчине. А также "много приятных сюрпризов, о которых вы узнаете на месте". Приглашались только лица мужского пола в возрасте от 19 до 30 лет при наличии справки о здоровье. И цена при этом приемлемая, дешевле, чем в Турцию. Про этот тур ему рассказал знакомый, с которым они вместе качались на тренажерах в фитнес-центре. Тот был в полном восторге и настоятельно советовал.
Отец и мать уже не могли ничего запретить взрослому, самостоятельно зарабатывающему на жизнь мужчине, но эта идея им, разумеется, не понравилась, особенно матери. Для них все эти полеты и приключения означали лишь две недели беспокойства и бессонных ночей в ожидании, пока сын опять не окажется дома за компьютером.
– И чего бы тебе, как нормальному человеку, не поехать в Турцию или Грецию? Или в Египет, там в ноябре теплее. Алину взять с собой, а? Все бы под женским присмотром был, матери спокойнее.
– Мам, не говори мне о ней больше! Между нами все кончено.
– Опять! Андрюша, что ж ты за человек такой, ни с одной девушкой больше трех месяцев не уживаешься. Алина-то тебе чем не угодила?
– Мама, все, тема закрыта. Не хочу об этом говорить. Забудь о ней.
– А давайте я с ним поеду, буду по-женски присматривать. Так хочется в невесомости побывать! Андрей, ну возьми меня с собой, а?
– Молчи, сикильдявка! Ты что, мужчина от 19 до 30? Сначала вырасти и пол смени, а потом просись.
– Мам, поставь своего красавчега на место! Женщины, между прочим, тоже в космос летают. И самолетами управляют.
Отец мечтательно произнес:
– Эх, ребята, будь это мне от 19 до 30, это я бы отправился за ним присматривать. То есть не присматривать, конечно, я же не женщина. Просто бы тоже отправился. Невесомость, парашюты! Что ни говори, а интересно-то как!
Тут между родителями возникла привычная перебранка.
– Ты бы вообще помалкивал! С твоим-то здоровьем. Невесомость ему хочется испытать! А сверло новое в дрели испытать не хочется? Месяц уже прошу дырку в стене просверлить, чтобы новое зеркало повесить вместо старого, которое, кстати, ты сам и разбил. А результата ноль. Нечего изображать из себя настоящего мужчину.
– Какая ты скучная, Татьяна! Только бы тебе дырки сверлить. Все нервы мне уже просверлила. Никакой романтики. И вечно обижаешь, унижаешь мое человеческое достоинство. Сверло ты, а не баба. Лучше иди посуду помой, скоро тарелки из раковины посыплются.
– Не посыплются. И вообще, сегодня Анькина очередь посуду мыть. А ну, марш на кухню, не мешай брату собираться.
Аня уныло поплелась на кухню, ворча про мужской шовинизм и отсутствие женской солидарности.
– Ну, вот и готово, – сказал Андрей, закрывая чемодан.
Отец попробовал поднять чемодан и еле оторвал его от пола.
– Гири у тебя в нем, что ли? Как же ты его потащишь?
– Не гири, а гантели. Одна всего, пудовая. Это не запрещается, даже приветствуется. Разрешается до 40 кг груза. Я же, пап, чемодан не на себе потащу, а на колесиках покачу.
Родители просто отпали. Отец покрутил пальцем у виска, а мать разоралась.
– У тебя, Андрюша, от твоего фитнеса совсем крыша поехала! Надо же, с гантелей расстаться на две недели не может. Ты бы лучше девушек своих так любил, как гантели.
На этой высокой ноте приготовления к путешествию были закончены.
…На следующий день мать отпросилась после обеда с работы и отвезла Андрея на машине на автобусную станцию. Отец простился с ним еще утром, перед уходом на работу. Анька же принципиально не стала провожать брата, раз ее с собой не берут. Оставила на столе записку, что ушла в кино с подружками. Каникулы, имеет право.
От вокзала до аэропорта "Внуково" их группу, всего человек тридцать, должны были везти на автобусе. Когда Татьяна припарковалась на вокзальной площади, автобус уже ждал их. Современный туристический автобус, по обоим бокам которого крупными ярко-синими буквами было выведено "Вперед, мечте навстречу!".
Чемодан был отправлен в багажное отделение. Андрей чмокнул мать в щеку, уселся в автобус и помахал ей на прощанье из окна. Татьяна помахала в ответ и с гордостью отметила про себя, что хотя парни в автобусе все как на подбор красавчеги, ее – самый наикращий.
Вскоре автобус тронулся. Соседом Андрея оказался очень приятный парень по имени Дмитрий, которого он уже один раз мельком видел, когда оплачивал поездку в турагентстве. Между ними сразу же завязалась увлекательная беседа об адаптерах, конвертерах, транскодерах, контроллерах и ненужности VGA-TV преобразователей для современных компьютеров.
Вообще начало было прекрасное, как и обещалось в туристическом проспекте. Удобный автобус с кондиционером, туалетом и телевизором. Правда, дорога была забита, пробка началась почти сразу, как выехали из города на Киевское шоссе. Руководитель группы, симпатичный молодой человек, тоже "от 19 до 30", сказал в микрофон, что хотя вообще-то путь от Обнинска до Внуково раньше занимал чуть больше часа, теперь, в связи с реконструкцией шоссе, ехать придется не меньше трех часов. Поэтому, чтобы не было скучно, можно посмотреть телевизор или послушать музыку через наушники. А чтобы они не проголодались в дороге, им будут предложены прохладительные напитки и легкая закуска.
Вскоре по рядам стали передавать газировку и соки, смесь орешков с цукатами и бутерброды. Андрей с аппетитом принялся за еду, несмотря на то, что еще совсем недавно, перед отъездом, плотно пообедал. Но уж очень ароматно пахли свежий, еще теплый хлеб, красная рыба и сыр.
– Для начала очень неплохо, – согласно переглянулись Андрей с Дмитрием.
***
– Эй, Андрей, твоя фамилия ведь Сорокин? Это не твой там "самсонит", огромный такой, зеленый? На нем еще наклейка с пальмами.
Андрей приоткрыл один глаз. Над ним стоял Дмитрий и тряс за плечо. Он с трудом разлепил второй глаз и выпрямился на сиденье. Потряс головой, стряхивая с себя сон.
– Черт, где это мы?
– В самолете, где же еще?
Андрей поднялся с кресла и с удивлением огляделся. Действительно, в самолете. Двигатели гудели во всю мощь, и как только он мог уснуть при таком шуме. Да еще в таком кресле! Бог ты мой, да разве же ЭТО можно назвать креслом?! Салон самолета, заполненный едва ли на треть, вместо привычных мягких самолетных кресел с высокими спинками был уставлен деревянными стульями с подлокотниками. На этих стульях в невообразимо неудобных позах спали пассажиры. В каждом ряду стулья были сзади сбиты по трое необтесанными и неошкуренными досками. Жесткие сиденья были покрыты коричневым дерматином, как в старых электричках. Дерматин этот местами был продран, и из дыр торчала грязная вата. Пол салона был устлан деревянными досками, окрашенными суриком. А вдоль прохода были проложены рельсы. В целом, если не считать рельсов, все это напоминало уменьшенный в масштабе актовый зал школы или какого-нибудь бедного сельского клуба из кино про ранние советские времена, а никак не салон самолета. Полный отстой!
– Что-то я совершенно не помню, как я в самолете очутился. Ни как из автобуса выходили, ни как в самолет садились, ничего.
– Андрей, это отдельная тема, с этим потом. Ты слышал, о чем я тебя спросил? Твой это зеленый чемодан с пальмами?
– Ну, мой. А в чем дело?
– А дело в том, что у тебя в чемодане человек сидит.
– Чего?!
– Точно тебе говорю. Человек сидит, вернее, ребенок. Кроме шуток. Пошел я в туалет в хвост самолета. Но так и не дошел. Там, в хвосте, наши чемоданы лежат, и вдруг из одного человеческий голос раздается, детский причем. Просит выпустить, говорит, что больше не может терпеть и сейчас описается. Позовите, говорит, немедленно Андрея Сорокина. Иди, выпускай. – Дмитрий хмыкнул.
– Неужели Анька? Убью заразу!
Сонливость как рукой сняло. Андрей почти пробежал в хвостовой отсек, добрался до своего чемодана и открыл замок. Так и есть! В чемодане, скрючившись в три погибели, сидела, нет, лежала Анька. Он со злостью вытащил ее из чемодана за воротник куртки.
– Андрюшенька, миленький, потом убивать будешь, дай сначала в туалет сбегать!
– Черт с тобой, беги! Но потом я с тобой разберусь.
Пока сестра была в туалете, Андрей осмотрел чемодан. Гантели в нем не было, поэтому он, наверно, и не заметил изменений в весе чемодана. Тощая сестрица была ненамного тяжелее гантели. Ладно, отсутствие гантели в конце концов можно пережить. Но в чемодане не было и половины тех вещей, которые он так старательно складывал вчера вечером. Во что же ему переодеваться? Нет, сейчас он все-таки этой гадине маленькой так надает по шее, что мало не покажется. И что, скажите на милость, теперь с ней делать? И родители, наверно, уже на ушах стоят: дочь пропала. Надо им позвонить, обрадовать. Андрей достал из кармана телефон и попытался позвонить, но связи не было.
Сестра, наконец, вышла из туалета. Вид у нее был ошарашенным.
– Там это, там это, – она тыкала пальцем на дверь туалета, но ничего более членораздельного у нее не выговаривалось.
– Не морочь мне голову!
Андрей дал ей увесистого щелбана по лбу и, взяв за шкирку, поволок в салон. Почти все пассажиры уже проснулись и с веселым интересом смотрели на них. Кто-то удивлялся, почему девчонку на регистрации не обнаружили. Разве чемоданы не просвечивают? Может быть, на внутренних рейсах и не просвечивают? Да нет, давно просвечивают.
Андрей озадаченно произнес:
– Хоть убей, не помню, чтобы я чемодан показывал. И вообще не помню, как я здесь оказался.
Тут все загалдели. Выяснилось, что посадки в самолет не помнит никто из пассажиров. Все помнили, как отъехали на автобусе, как встали в глобальную пробку перед Рассудовым. А потом как отрубило. Да, дела…
– Зато я помню. И даже знаю, почему вы не помните, – нахально встряла в разговор Анька.
– Лучше молчи, убью. Откуда тебе знать, когда ты в чемодане сидела. И кстати, ты знаешь, что в чемодане ты могла бы задохнуться без воздуха?
– Да знаю я, знаю. Я, чтобы не задохнуться, там несколько дырочек просверлила папиной дрелью.
Андрей аж застонал:
– Дырочек она просверлила! В чемодане за семьсот долларов! Испортила такую вещь! Возместишь, когда вырастешь! И когда ж это ты успела, интересно?
– Да не переживай ты так за свой чемодан, противно даже. Ничего я не испортила, я в незаметных местах просверлила. Ты ведь ничего не обнаружил. А сверлила я, когда ты утром бегал трусцой в парке.
– А залезла в чемодан когда?
– Когда ты ходил днем в "Евросеть" с тарифами разбираться. Тогда и залезла.
– А знаешь ли ты, дура стоеросовая, что если бы чемодан не в хвосте салона остался, а в багажном отделении был, ты бы от холода умерла?
– Не такая уж я и дура. Я про это читала, поэтому оделась потеплей и взяла с собой химическую грелку, у папы стащила. Я все продумала, вот только то, что мне в туалет захочется, как-то из виду упустила.
Здесь Дмитрию, наконец, удалось вклиниться между ними:
– Слушайте, ребята, вы потом как-нибудь разберетесь между собой. Есть более важные вещи. Кажется, девочка сказала, что она знает, почему мы не помним, как оказались в самолете.
– Чего ты ее слушаешь? Что она могла узнать из чемодана?
– А вот и узнала! По дороге автобус остановился довольно надолго, не знаю, где и зачем, и я услышала разговор двух мужиков, стоявших рядом с тем местом, где я в чемодане лежала. Один спрашивал, достаточно ли снотворного было в напитках, а другой ответил, что все в порядке, хватит часов на восемь. А потом, когда багажный отсек открыли и чемодан, в котором я была, вместе с другими чемоданами куда-то перевозили, я еще слышала, как кто-то сказал: "Осторожнее перекладывай, это ведь тебе не дрова, а живые люди". А другой ехидно так ответил: "Пока еще" и засмеялся.
Ничего себе! Поверили Аньке, не поверили, но все же парни приуныли.
– Ох, не нравится мне это. И самолет какой-то отстойный. Мы вообще летим или что? Эй, кто у окна сидит, гляньте в иллюминатор!
Однако в иллюминаторах, которых почему-то на весь салон было всего четыре, по два на каждой стороне, ничего не было видно. Ночь и белый туман, какой всегда бывает, когда летишь в облачности. Учитывая, что по расписанию вылет самолета был в полдевятого вечера, они должны были находиться в полете уже около шести часов. В общем гуле голосов можно было расслышать:
– Куда это мы так долго летим? На Дальний Восток? Это что, и есть тот необычный перелет, какой обещался в рекламе? Да уж, необычный, дальше некуда. И есть уже хочется. И где вообще стюардессы? Блин, тут даже кнопок для вызова стюардесс в этих стульях нету!
Кто-то прошел в переднюю часть салона и попытался открыть дверь в служебное отделение, но она оказалась крепко запертой.
– Эй, еда скоро? Есть хотим! – завопили парни хором и затопали ногами по полу так сильно, что Анька испугалась, что деревянный пол проломится, и они выпадут из самолета наружу.
Как будто бы в ответ на это из динамика раздался скрипучий, какой-то даже металлический голос:
– Уважаемые пассажиры! Вас приветствует командир корабля Иван Петрович Сидоров. Наш полет проходит на высоте 10 тысяч метров. Температура за бортом минус пятьдесят градусов. Вскоре вы испытаете состояние невесомости, после чего вам будут предложены обед и напитки. Пока же просим вас оставаться на своих местах и пристегнуться. Мы входим в зону турбулентности. Следите за нашими объявлениями.
Все пристегнулись торчащими по бокам стульев поясами, качество которых также было ниже всякой критики. Немного успокоились насчет обмана, но возбудились в ожидании невесомости.
Анька уселась в свободное кресло между Дмитрием и Андреем и тоже пристегнулась. Андрей щелкнул ее по лбу, теперь уже совсем несильно, не то что после чемодана.
– Ну вот, дурында, слышала, невесомость скоро, а ты – обман, обман. Видимо, это специально так самолет оборудован, чтобы места для полета в невесомости было больше. Смотри, насколько потолок тут выше, чем в обычных самолетах. И вообще, это чартерный рейс, тут на всем экономят, даже на креслах. Может, и усыпили нас для того, чтобы к состоянию невесомости все были бодрыми и выспавшимися. Сейчас ведь почти три ночи.
Вскоре из динамика опять раздался скрипучий мужской голос:
– Уважаемые пассажиры! Через несколько минут вы почувствуете невесомость. Пожалуйста, спрячьте все ваши вещи в полки, находящиеся над сиденьями. Выньте все из карманов, снимите ботинки и уберите в специальный ящик, находящийся под сиденьями впереди вас. Оставайтесь пристегнутыми. Во избежание травматизма предлагается следующий порядок: сначала по команде отстегиваются пассажиры первых трех рядов, проплывают вдоль салона и возвращаются на свои места. Пристегиваются. Затем отстегиваются пассажиры, сидящие с четвертого по шестой ряд. И так далее. Без команды не отстегиваться! Повторяю: уберите вещи и снимите ботинки.
Все быстро убрали содержимое карманов и ботинки в привинченные к полу ящики. Анька тоже сунула свои кроссовки в ящик.
Андрей противным голосом произнес:
– А ты чего ботинки сняла? Ты наказана, и будешь сидеть пристегнутой, пока мы будем летать в невесомости. И вообще, Аня, ты уже достаточно большая девочка, чтобы понимать, что ты еще слишком маленькая для этого тура.
– Еще чего, попробуй только мне помешать! И вообще, Андрюшенька, я все-таки еще слишком маленькая, так как считаю, что для невесомости я вполне созрела.
Они бы еще попререкались, как вдруг открылась дверь служебного отделения. Тут все как один выдохнули "Ах!", так как появились из-за двери вовсе не стюардессы. Из-за двери, которая тут же захлопнулась, по рельсам в полу выкатился робот, выполненный до пояса как андроид, а ниже пояса как тумба на колесиках. Он ехал вдоль рядов, с мерзким скрипом поворачивался вокруг оси и красными лучами из глаз что-то сканировал. Доехав до конца салона, робот произнес в пространство тем металлическим голосом, который приветствовал "уважаемых пассажиров":
– Один лишний. Есть. Пересчитать. Болван.
Робот развернулся верхней частью на 180 градусов и поехал в обратном направлении.
– Анька, а ведь это он о тебе! Это ведь ты лишняя. Спрячься-ка ты на всякий случай под креслами.
Аня испугалась робота и улеглась на пол, спрятавшись под ногами Андрея и Дмитрия. На этот раз сосчитанное роботом количество пассажиров совпало с требуемым, о чем он и доложил вслух неизвестно кому. Доехав до двери в служебное помещение, робот опять развернулся и неподвижно застыл. Глаза его потухли, и Андрей помог Аньке вылезти из-под кресла и снова пристегнуться.
Через пару минут все вдруг почувствовали, что как будто бы становятся легче. А потом вообще оторвались от сидений и удерживались на месте только ремнями безопасности. Несколько человек из задних рядов отстегнулись, несмотря на отсутствие команды, и всплыли под потолок. Немедленно к ним подъехал робот, опять сверкая из глаз красными лучами, из его рук в области запястий выдвинулись длинные стереоскопические трубки с крючьями на конце. Этими крючьями он цеплял за одежду и усаживал неслухов на место. По-видимому, крючья цеплялись не только за одежду, но и за мясо, так как парни кричали от боли, освобождаясь от них.
Усадив нарушителей порядка и изрядно напугав остальных, робот опять подкатил к двери в служебный отсек, находящейся в голове салона, со скрипом развернулся и еще раз напомнил о порядке. Потом произнес, что теперь первые три ряда могут отстегнуться и пролететь по салону. Пассажиры первых трех рядов не заставили себя ждать, а остальные с завистью следили за ними, но отстегиваться раньше времени больше не пытались.
Аня с братом сидели примерно в середине и с нетерпением ожидали, когда же подойдет их очередь. Наконец, и им разрешили отстегнуться. Они пролетели взад-вперед, причем на всякий случай, чтобы робот опять не заметил лишнего пассажира, Анька почти все время плыла под животом у брата и только, улучив момент, когда робот оказался к ним спиной, сделала пару кульбитов. Потом они опять сидели пристегнутыми и опять смотрели на проплывающих над ними парней, но теперь уже не с такой завистью.
Андрей расслабленно покачивался под неплотно пристегнутым ремнем, прикрыв глаза. Но вдруг лицо его изменилось, приняло озабоченный вид, одной рукой он притянул себя к креслу, а другой стал делать какие-то движения в воздухе, как будто что-то писал. Аня это заметила.
– Андрюш, что-то не так? Что случилось?
– Все не так. Не пойму, где это мы летим. Как такое вообще может быть? При невесомости самолет должен находиться в свободном падении, так? Если мы летим на высоте порядка 10 километров, то в свободном падении мы должны грохнуться на землю за корень из два аш, деленный на же. Это получается…,– он опять нарисовал что-то в воздухе, – это получается… порядка сорока пяти секунд. Ну, умножим даже на 10 для учета сопротивления воздуха. Получится семь с чем-то минут. А мы в невесомости уже больше часа, а пролетело по салону только чуть больше половины народу.
– Может, ты считаешь неправильно?
– Точно, неправильно. Ерунду сказал насчет сопротивления воздуха. Чтобы была невесомость, мы должны падать ровно с ускорением свободного падения. Если медленнее, вес останется, а если быстрее, прилипнем к потолку. Так что мы должны были бы находиться в невесомости секунд 15-20, а потом снова набирать высоту. То есть периодически испытывать невесомость и перегрузку. А тут сплошная невесомость целый час. Так что даже если я чего-то не учитываю, например, подъемную силу крыла самолета… Или она тут ни при чем? Забыл уже все, блин, что на первом курсе учили. Как бы то ни было, но не может невесомость так долго длиться.
– Да ладно, не думай об этом, – легкомысленно сказал Дмитрий. – Меньше знаешь, лучше спишь. Сейчас невесомость кончится, поедим, и опять можно будет поспать.
– Не наспались, что ли, от снотворного? – сварливо спросила Анька. – Андрюш, а почему у всех невесомость, а у робота нет?
– Да это-то как раз просто. Там или сильный магнит, или у него колеса так устроены, что цепляются за рельсы. А насчет не наспались, наверно, это снотворное еще действует. Тебе легко говорить, тебя-то снотворным не поили. Ты спала здоровым детским сном в чемодане.
И они продолжили покачиваться под ремнями. Потом им это надоело, и все уже с нетерпением ждали, когда невесомость кончится, и их покормят. В животах бурчало все сильней.
Наконец, под потолком пролетели пассажиры последних рядов. Вскоре все ощутили, что опять обретают вес, причем не одномоментно, а постепенно. После невесомости всем показалось, что они стали гораздо тяжелее, чем раньше.
Робот потерял к ним интерес и скрылся за дверью служебного помещения, открывшейся на мгновение, чтобы впустить его, а потом опять громко захлопнувшейся на замок. Минут через пятнадцать дверь снова открылась, и опять появился робот. Анька на всякий случай шмыгнула под кресло.
Робот ехал между рядами и, пересчитывая красными лучами количество пассажиров в каждом ряду, доставал из своей тумбочки соответствующее число подносов с едой и раздавал. Доехав до хвоста салона и раздав всю еду, он развернулся и застыл в неподвижности.
Еда на этот раз была попроще, чем в автобусе: салат, стандартная курица с рисом и какой-то подливкой с очень сильным, но приятным запахом, и чай с булочкой. Однако все было очень свежее, приготовлено качественно и пахло чрезвычайно аппетитно.
Аньке подноса, естественно, никто не дал. Брат великодушно предложил разделить с ним трапезу, но она отказалась, хотя есть ей хотелось не меньше остальных, а может, и больше. И другим она не советовала есть. А вдруг там опять снотворное?
Некоторые засомневались: есть, не есть? Но запахи по салону плыли такие ароматные, что удержаться было практически невозможно. Рассуждали так: теперь вроде их незачем усыплять, а если усыпят, то поспим и проснемся, как и в прошлый раз. Поэтому большинство принялось за еду. Ане все же удалось уговорить Андрея и Дмитрия подождать, посмотреть, что произойдет с другими. И вообще, у нее есть бутерброды, чипсы и минералка в чемодане, она себе приготовила. Вот робот уедет, можно будет достать.
Но робот пока не уезжал. Прошло какое-то время, и он двинулся из конца салона вперед, укладывая себе в живот пустые подносы. В одном из задних рядов нашелся пассажир, не ставший есть. И даже не потому, что побоялся снотворного, а просто потому, что не любил курицу и ненавидел рис. Робот, просканировав тарелку, вернул поднос со словами: "Надо съесть". Он стоял и дожидался, пока испуганный юноша, давясь, не проглотил последний кусок, а потом поехал дальше забирать подносы у тех, кто уже закончил. Другой парень, кстати, из тех, кто раньше времени отстегнулся, и кого усадили на место с помощью крюка, из тех, кого жизнь ничему не учит, на слова робота "надо съесть" ответил грубым отказом. Тогда робот спросил в пространство:
– Отказывается есть! Указания? Есть. Докормить. Болван!
Из его левой руки в районе локтя выдвинулся гибкий металлический шланг, который, как удав, в несколько витков обхватил за плечи не желавшего есть пассажира. Часть руки от локтя до пальцев, действуя самостоятельно, добралась до лица, пальцы раскрыли рот и не давали закрыться. Правой рукой робот засунул в рот парня большой кусок курицы, ослабил хватку, позволив жевать, но пальцы ото рта далеко не убирал. Через некоторое время, когда, наконец, кусок был проглочен, рот юноши опять был насильно открыт, и правая рука робота засунула туда следующий кусок. Кругом раздавались возмущенные голоса, требующие прекратить экзекуцию. Робот на это никак не реагировал. За беднягу попробовал заступиться его сосед и стал отрывать от него руки и шланги робота, но болван только сверкнул красным лучом из-под правого локтя, и этот сосед получил такой удар током, что отлетел на свое место, сильно ударившись головой о деревянное кресло.
Других заступников не нашлось, и парень предпочел больше не сопротивляться и быстро все доел. Тогда дополнительная часть руки робота убралась внутрь, и он продолжил сбор подносов. После увиденного все, кто еще сомневался, сочли за лучшее быстро очистить тарелки.
Андрей с Дмитрием с трудом, глотая слюни, все же удерживались пока от еды и только наблюдали. Вроде пока никто не уснул. С другой стороны, в автобусе они ведь тоже не сразу заснули. Поведение робота указывало на то, что с едой опять не все в порядке, но никому не хотелось, чтобы его кормили насильно таким образом. Лежавшая под креслами Анька предложила не злить робота и сложить еду в пакет, благо у нее в кармане есть парочка, и убрать в ящик под креслами, где во время невесомости ботинки лежали. Если все в порядке, потом съедим. Чай придется вылить в этот же ящик, но ничего, у меня ведь минералка есть. Так они и сделали. И робот без сомнений положил в живот их пустые тарелки и чашки.
Когда робот собрал всю посуду и скрылся за дверью, Андрей принес из чемодана еду, и они перекусили тем, что предусмотрительная Анька захватила с собой в дорогу.
После еды народ потянулся в туалет и покурить. Из туалета все выходили с круглыми глазами и, как один, произносили: "Ну и ну!".
Признаков сонливости ни у кого пока не появилось, и Андрей стал упрекать сестру в излишней подозрительности. Вдруг из динамика раздался голос, призывающий всех занять свои места и пристегнуться, так как самолет опять входит в зону турбулентности. Напуганные роботом, все послушно уселись и пристегнулись. Вскоре верхний свет погас, и по громкоговорителю всем пожелали отдохнуть, так как полет продлится еще несколько часов.
– Еще несколько часов, обалдеть! Да за то время, что мы в полете, уже можно было вокруг Земли облететь. Куда ж мы все-таки летим, хотел бы я знать?
– Чего ты нервный такой, беспокойный? Прилетим, узнаешь, – буркнул Дмитрий. – Ты же все равно не можешь ни на что повлиять. Сейчас всего полседьмого утра, можно и поспать пару часов, все равно в темноте делать нечего. Тут даже нет маленьких лампочек для индивидуального освещения.
– Если все равно спать, чего ж мы тогда курицу не стали есть? Все ты, Анька, оставила нас голодными!
– Зато, если вдруг чего произойдет, мы сможем увидеть.
– Увидим, как же! Робот тебе как даст током, сразу видеть перестанешь. Ладно, давайте спать.
Но сон к ним чего-то не приходил. А вот почти все другие пассажиры быстро уснули. Может, и правда в еде снотворное было. Андрей спросил у тех, кто еще не спал, ели ли они курицу, и оказалось, что они тоже догадались спрятать еду кто куда. Вдруг опять открылась дверь, и выкатился старый знакомый. Анька быстро скользнула под кресло. В темноте робот ехал между рядами и осматривал все своими красными лучами. Все, кто не спал, на всякий случай притворились спящими. Робот проехал туда-сюда и перед тем, как опять скрыться за дверью, сказал в воздух:
– Порядок. Все спят. Болван!
Анька вылезла из-под кресла и села между Андреем и Дмитрием. Только пристегнулась, как сразу началась такая турбулентность, что о-ё-ёй. Самолет раскачивало во все стороны, подкидывало и вверх, и вниз, и вбок. Казалось, он сейчас развалится на части.
– Андрей, меня тошнит! Я боюсь!
– Терпи, меня самого тошнит. Остался у тебя еще пакет? Достань на всякий случай.
– Я сейчас тоже сблюю. Все из-за вас, ребята! Посмотрите: те, кто слушался робота, спокойно спят, а мы мучаемся.
– А вдруг мы сейчас грохнемся? Боюсь, боюсь!
– Если и грохнемся, то лучше бы это было во сне. Вы как хотите, а я достаю курицу и ем. Тем более что твоими бутербродами и чипсами я совсем не наелся.
И Дмитрий, с трудом открыв в такой тряске ящик, достал пакет, в который они сложили курицу с гарниром, и стал в темноте быстро жевать.
– Вы будете, нет? – из вежливости спросил он у Ани и Андрея, но те отказались.
– Я предпочитаю быть в курсе событий. Да и как можно есть, если так трясет и тошнит.
– Тогда я съем оба куска. Очень вкусно, кстати, хотя все давно остыло. И тошнить сразу перестало.
Он ел руками и доел все без остатка, и даже вылизал языком всю остывшую подливку из пакета. И вскоре спокойно заснул в неудобной позе. А брата с сестрой, предпочитавших быть в курсе событий, все-таки вырвало, хорошо, пакет был наготове. Но и после этого им не полегчало.
…Самолет никуда не грохнулся. Еще какое-то время сильно трясло, но потом все успокоилось. И Аня с Андреем, наконец, тоже уснули безо всякого снотворного. Анька спала, свернувшись калачиком на своем стуле и положив голову брату на колени. Андрей же, как и все остальные пассажиры, спал, согнувшись в три погибели, и когда самолет потряхивало, как и все, стукался головой о переднее сиденье.
…Первой проснулась Анька. Кругом было еще сонное царство. Она сразу почувствовала, что что-то изменилось, хотя спросонья не могла понять, что именно. Потом до нее дошло, что гул самолета стал намного тише и размеренней, а тряски вообще не было. Из-под шторки иллюминатора просачивался свет. Аня пробралась к иллюминатору под креслами между ног спящих и приподняла шторку. И тут же в испуге отшатнулась: с противоположной стороны окна прямо на нее удивленно уставилась мужская голова в форменной фуражке. Она поскорей опустила шторку и мгновенно, ногами прямо по спящим пассажирам проскочила к брату.
