«Гаргантюа и Пантагрюэль» kitobidan iqtiboslar

Случалось вам когда-нибудь откупоривать бутылку? Черт возьми! Припомните удовольствие, которое вы получали при этом.

Случалось вам когда-нибудь откупоривать бутылку? Черт возьми! Припомните удовольствие, которое вы получали при этом.

Всегда на передочке замарает, Кто зад бумагой подтирает.

К ЧИТАТЕЛЯМ Вы, кто прочтете эту книгу, знайте, Что от нее в восторг вы не придете, Но и краснеть себя не принуждайте — Ни зла, ни яда в ней вы не найдете. Ее вы руководством не считайте, – Пожалуй, только в области смешного (Мне не придумать ничего иного). Я вижу, горе вас угрозой давит, Так пусть же смех, не слезы, сказ мой славит Смех людям свойственней всего другого.

Цвета Гаргантюа были белый и голубой, как вы могли прочесть выше, и этим отец его хотел дать понять, что сын был для него небесной радостью, так как белый цвет означал для него радость, удовольствие, усладу и веселье, а голубой – нечто небесное.

: «Нищета – подруга тяжбы, и ненастны тяжущиеся, ибо скорее придет конец жизни, чем конец суда».

Довольно бессвязные речи, местный колорит которых мало интересен; к развитию повести глава не имеет отношения.

. «Демонология» утверждает, что черти хотя и бессмертны, но подвержены «перерыву» в бытии. Когда идет сражение между двумя армиями, то главный шум получается не от человеческих воплей, не от стука оружия, грохота пушек или звука труб и барабанного боя – но от воя чертей, которые от неожиданных ударов шпаги претерпевают перерыв в

Клавдием из Верхнего Барруа? Вот славный товарищ! Но какая муха его укусила? С некоторых пор (не знаю, с которых) он только и делает, что учится. А я вот совсем не учусь! Мы в нашем монастыре совсем не учимся из боязни заушницы. Покойный аббат наш говорил, что чудовищная это вещь – вид ученого монаха. Ей-богу, сударь, друг мой, magis magnos clericos non sunt magis magnos sapientes…1 О, столько зайцев, как в нынешнем году, никогда не видели! Ни ястреба, ни сокола зато нигде не мог я достать. Г-н де-Беллоньер обещал мне балабана, но недавно он писал мне, что тот стал задыхаться. Нынешний год куропатки нам все уши протрещат. Никакого удовольствия не нахожу расставлять сети, потому что простужаюсь; если я не бегаю, не хлопочу, – мне всегда не по себе. Правда, прыгая через кусты и изгороди, часто оставляешь клочья рясы. Приобрел я прелестную борзую. Дьявол побери меня, ежели она упустит зайца. Лакей вел ее к г-ну де-Молерие: я его ограбил! Плохо я поступил? – Ничуть, брат Жан, – сказал Гимнаст, – ничуть, клянусь всеми чертями, ничуть! – Итак, за чертей, пока они есть! Господи боже! Что бы стал делать с этой борзой тот хромой? Ей-богу, ему куда приятней, если ему подарят пару волов. – Как это вы, брат Жан, – сказал Понократ, – все время божитесь? – Это только для того, чтобы украсить мою речь! Это цветы цицероновской риторики!

I. О происхождении и древности рода Гаргантюа