Kitobni o'qish: «Алхимия и ее жертвы», sahifa 2

– Принеси-ка это сюда. – Ламлис отодвинулся от стола.

Ада бегом вернулась к нему с толстой книгой.

– Смотрите, Мастер, —Ада протянула ему рукопись. – Что скажете?

Мастер листал страницы, каждое предложение удостоилось должного внимания. Вылизанные таблицы контрастировали с грубоватыми иллюстрациями, а грамотно построенные предложения выдавали скрупулезность исследователя и проделанной работы. Страницы не грешили отпечатками пальцев и кляксами от чернил, лишь пару десятков листов покоробились по краям от движений пишущей руки.

Ада всматривалась в лицо Мастера. Заворожённый старик сохранял расслабленность, ни единый мускул не дрогнул, а брови не меняли естественного положения. Ада задавалась вопросом: что думает Мастер? Ему нравится? Или увиденное не вызывает восторга? Бесконечные догадки вскружили Аде голову, потому она решила не предаваться пустым рассуждениям, вернулась за стол и продолжила обед.

– Недурно, – улыбнулся Ламлис. – Весьма неплохие наблюдения. Некоторые из них даже ранее невиданные.

Ада широко улыбнулась. Она подскочила к нему, как только Ламлис велел сесть на место.

– Если внести парочку уточнений, – заметил Ламлис, листая страницы, – то книгу можно считать законченной.

– Позвольте, Мастер! Скажите, что добавить, и я тут же использую это.

– Это я возьму на себя, Ада.

– О, Мастер! – Ада кинулась в объятия к эльфу, что продолжал читать работу. – Только я до сих пор не нашла то, что помогло бы создать лекарство для моей семьи. Это всего лишь побочные открытия.

Ламлис не переставал поражаться, насколько ценными могут оказаться эти записи. Новые рецепты могут получить одобрение общественности. Он подмечал, что их можно использовать для тканей, красителей. Он клал закладки на некоторые страницы.

– Вы помечаете самые интересные рецепты, Мастер? – спросила Ада.

– Вернее сказать, самые опасные, – ответил он. – Рецепт слезоточивого зелья в плохих руках принесет много бед.

Потенциал работы Ады Ламлис оценил так высоко, что преисполнился гордостью за достойную ученицу, её успех виделся плодами упорного труда. После еды он забрал книгу и сказал:

– Твои поиски все еще идут. Только не говори, что утаишь записки, словно в них написаны непристойности. Раз это не так, то пусть добро не пропадает. Я заберу книгу, чтобы проверить ее на такие моменты и не оставить опасные рецепты. Моя умница! – потрепал ученицу по голове Ламлис.

– Мастер, – сияла Ада, – спасибо!

На секунду в действиях Мастера она уловила ранее невиданную нежность. Раньше он не позволял себе подобного, но теперь же он потрепал ее по голове. Так он проявлял расположение к ней? Эта мысль не умалила прилива энергии, что придавал сил.

– Пока я займусь книгой, ты сходи в лавку и купи каменного угля. Сделай это до обеда, само собой!

– Да, Мастер!

Мастер удалился в библиотеку, а Ада доела стью, проглотила пудинг и допила чай. Она взяла хлебную корзину и направилась в комнату под лестницей, которую занимала Абигаль.

То было помещение, освещаемое самодельной лампой, которую любезно предоставил служанке Ламлис. В углу стояла кровать с тумбой, а под ней прятался сундук. За столом на единственном стуле сидела Абигаль и жевала селедку, запивая её чаем.

– Абигаль, – Ада подбежала к ней и протянула булочки, – вот, скушай хлеба! Бери-бери!

Служанка быстро съела хлеб. Ада иногда приносила нетронутую еду Абигаль. Кто же, как не служанка, поддерживал порядок в доме старого алхимика? Ни одна худая мысль не посещала голову Ады, когда речь шла об услужливой немой горничной. Без тщеславия и капли надменности.

Ада составила общество служанке и поделилась с ней удовольствием, которое получила от одобрения Ламлиса. Она который раз пересказывала случаи, когда Ламлис ухаживал за ней во время болезни. Эльф дарил ей заботу, которая отзывалась нежным трепетом. Он подбадривал не только когда у нее не выходили зелья, но и когда она поранила колено на лестнице. Подобные мелочи полуэльфийка пересказывала Абигаль, которая, слушая ее, лишь кивала.

– Ах, дорогая, – вздыхала Ада, – мир не видел эльфа добрее, чем мой Мастер! Подумай: и для меня, и для тебя он нашел место. Разве это не признак широкой души? Я благодарна ему за его доброту!

Абигаль, зараженная восторженностью речей Ады, активно кивала. Ее взгляд говорил больше любых слов. Когда Ада закончила речь, служанка встала и похлопала в ладоши с одобрительной улыбкой.

– Благодарю, – Ада, привыкшая к бессловесной горничной, лучезарно улыбнулась.

Абигайль через пару минут поклонилась Аде, взяла посуду и ушла исполнять домашние обязанности.

К пяти часам дня мисс Гастангс уже выполнила наказ Ламлиса – сходила в лавку и купила угля. Она сидела за столом и дожидалась прихода Мастера, коротая время за чтением журнала.

Журнал “Модные картинки” печатался два раза в месяц. Оттуда Ада узнавала о светских мероприятиях, хозяйственных советах и новых веяниях. На ее удивление, первых страниц вечно не хватало. Журнал печатался для эльфиек, желающих оставаться на острие. Полуэльфийка выписывала его сначала из чистого любопытства, но вскоре подробные описания платьев, тканей и отделок так увлекли ее, что она привыкла читать журнал в свободное время.

Она мысленно примеряла модные вещи и предполагала, подойдет ли ей описанная в номере прическа из буклей, гладких волос и поднятых бандо, или какая пелерина ей больше будет по нраву: круглая, четырехугольная или с чепчиком. Все фантазии оставались исключительно в голове, ведь Мастер не одобрял частых обновок, считая это мотовством. Его пенсия от научных обществ шла на алхимическую посуду, кислоты, щелочи, соли. Ее остатки позволяли либо докупать ткани, чтобы перешить имеющиеся платья, либо покупать аксессуары, что Мастер делал с неохотой. Сейчас же даже про эти мелкие удовольствия лучше забыть.

– Ах, – приговаривала Ада, – вот эта черная тафтяная шляпка мне бы подошла: простёганная в клетку; во все углубления, где скрещиваются швы, посажены стальные звездочки. Баволе черное, обшитое бархатом василькового цвета. Над полями с левой стороны ветка синих цветов с кружевами. Какая бы я была красавица!

К сожалению, Ламлис не посещал светские места, не совершал обязательные в обществе променады. Именно этим и занимались эльфы в данный час. Он пренебрегал любыми выходами в свет. Оттого Ада с жадным интересом читала заметки в журнале. Она сама вряд ли посетит все эти места и события, ибо Мастер наставлял её не тратить время на пустые занятия.

Часы пробили пять, служанка подала чай с хлебом и яблоками. Это называлось вечерней закуской. Такие перекусы поддерживали пищеварение и стимулировали ум. Мастер вообще приучал есть хлеб со всем, считая его действие благотворным для пищеварения. Он заказывал у соседского булочника эльфийский хлеб, который не только утолял голод, но и восстанавливал силы. Фрукты, по его убеждениям, уменьшают риск развития желчных болезней и желтухи, делают кожу чище и красивее. Было время, когда Ада умоляла подавать на закуску кондитерские изделия: пирожные, конфеты и пряники. Ламлис запретил, считая их вредными, так как они сделаны из дурной муки, вредных красок и пряностей.

Мастер явился к Аде с книгой, из которой виднелись края вклеенных листов.

Ламлис присел за стол и отдал её ученице. Ада пролистывала страницы и заметила, что кое-где появились зачеркнутые фразы, замененные надписями мелким почерком. Дополнительные страницы более подробно описывали ингредиенты. На отдельных страницах он выписал опасные рецепты.

– Спасибо! – воскликнула Ада.

– Не хочешь издать это? Тут есть описания опытов и получения веществ, которые до тебя никто не делал. Правда, некоторые я сохранил на отдельном листочке. Некоторые рецепты, вроде свинцовой сыворотки, при дурном обращении и худых намерениях способны сильно навредить. Уверен, что не я один найду твои заметки занимательными.

– О, Мастер, – Ада округлила глаза, – не слишком ли я молода для этого?

– Оставь излишнюю скромность, – мягко возразил Ламлис, – нечего стесняться своего ума. Решено: после закуски напишу издательству. Не пропадать же трудам? Там сидит мой приятель, директор издательства, так что есть вероятность, что твоя рукопись его заинтересует!

– Мастер, ах, Мастер! – Ада кинулась обнимать эльфа.

Волна воодушевления захлестнула полуэльфийку. Глаза излучали блеск, а движения стали резкими и оживленными. Неужели ей выпало счастье издать свою научную книгу? Это звучало как величайшее достижение, ведь, несмотря на молодой возраст, она уже делилась наблюдениями! Какая благосклонность небес – оказаться в рядах других тружеников просвещения!

– Нужно отправить письмо. – Ламлис встал из-за стола. – Думаю, посыльный успеет доставить его до вечера.

Мастер удалился, а Ада принялась ждать. Эти томительные часы, казалось, намеренно мучили её, что она не находила себе места. Она нарочно оставалась в столовой, чтобы уловить звонок в дверь или увидеть проходящего мимо Мастера. Ни чтение журнала, ни новые алхимические опыты не волновали больше ожидания. Её интересовало решение приятеля Ламлиса, ведь именно он виделся судьёй её алхимических усилий. Сочтет ли он нужным принять рукопись или нет? Разные мысли посещали голову Ады, сменяя одна другую.

Пока полуэльфийка предавалась мечтаниям, Мастер сообщил, что отправил письмо. Пришло время ужина, за которым подали рыбный пирог и маковое молоко. Мастер подавал такую еду только зимой, считая её согревающей, летом же ограничивался молоком и супом. Ада жадно поглощала пищу, скрывая волнение от ответа, который должен был прийти с минуту на минуту. Даже замечания Мастера не могли заставить ее есть медленнее.

Почтальон с письмом для Ламлиса постучал в дверь.

– Ах, это ответ!

Ада взяла у него письмо и Вернулась в столовую.

– Мастер! Пришло! Письмо пришло! – Ада махала конвертом. – Мастер! Можно я вскрою его?

Ламлис кивнул.

Часть 3

Ада громко зачитала записку:

“Уважаемый Мистер Мальгалат.

Амакиир прежде желает обсудить один момент касаемо мисс Гастангс и ожидает её завтра в два часа дня в редакции”.

– Ах, он согласен! Мастер! Мастер! – хлопала в ладоши Ада. – Завтра пойду к нему. Меня сопроводит Абигаль, так что издательство найдем, не потеряемся.

Мастер лишь покосился на письмо. Из его рассказов Ада помнила, что редактор обычно просит выслать черновики по почте, а не приносить самолично. Тонкости светского общения подсказывали, что, раз знакомый пригласил только Аду, то, вероятно, намеревается совершить низкий поступок. Долгий опыт общения с ним вызывает предположения о его самых корыстных помыслах. Ламлис бросил:

– Как быстро он согласился.

– В самом деле?

– Завтра я буду тебя сопровождать. Не помню, чтобы он был настолько сговорчив.

– Ах, Мастер, – Ада растворилась в блаженстве, – спасибо.

На следующее утро за завтраком Ада сидела сонная. Глаза слипались, а зевота подступала ежеминутно. Вчерашняя радость подавила желание спать. Ламлис листал свою тетрадь и поглядывал на дверь. На завтрак обещали явиться младшие мистер и мисс Мальгалат, Ауст и Джеленетт. Они были единственными детьми в семье. Детей поручили заботам гувернантки, как и было принято во всякой почтенной эльфийской семье. Они слыли благопристойными эльфами, общество их уважало. Их мнения в свете чтили, а образ мысли всегда совпадал с общепринятым. Когда супруга Ламлиса скончалась от сердечного приступа, оба зажили самостоятельно. Ламлис с горечью отзывался об их судьбе: Ауст овдовел спустя несколько месяцев после женитьбы, а Джеленетт осталась старой девой. Оба переехали в имение на окраине города. Привычка посещать отца по вторникам осталась за ними, позволяя видеть его вместе с подопечной.

Культуру визитов соблюдал каждый благовоспитанный эльф. Если эльф не соблюдал это правило, то его исключали из света, что для них было смерти подобно. Именно так они поддерживали социальные связи и уровень жизни расы. Вопреки распространенной практике обмениваться визитами со всеми, с кем более-менее водилось знакомство, они не допускали в свой круг представителей прочих рас. Даже впустить эльфа из южного края в общество северных эльфов виделось осквернением. Считалось, что изящество общения не должно уступать изяществу самих эльфов, потому соблюдение приличий возводилось в ранг искусства, обязательного для каждого благовоспитанного эльфа. Инородцы, которым удавалось разбогатеть, водили знакомства с себе подобными.

Ламлис Мальгалат пользовался привилегиями возраста, потому только принимал визиты. Его дом посещали лишь его дети.

Ауст и Дженелетт были похожи внешне: природа одарила обоих медной кожей и тусклыми русыми волосами. Высокий рост и угольно-черные глаза, отражавшие усталость, делали их похожими на деревья, что сбросили листву раньше положенного. Джеленетт всегда носила коричневое сукно и закрытую одежду, подчиняясь приличиям для положения старой девы. Ауст не снимал траурной повязки на руке и отказывался расставаться с коричневой шерстью. Лица их, одинаково хмурые, заставляли думать, что разница в возрасте у них минимальна, однако брату едва исполнилось четыреста лет, а сестра давно шагнула за пятисотлетний рубеж. Ламлис помнил, что при жизни их матери они радовали окружающих легким нравом, но время и самостоятельная жизнь очерствили их души. Они провели махинации с бумагами и забрали его родное имение, и теперь Мастер был вынужден платить за аренду дома из своей пенсии. Ада задавалась вопросом: как у добродушного Ламлиса могли вырасти такие дети?

После краткого обмена любезностями все уселись за стол и принялись пить чай с маковым молоком и чёрным хлебом. Ламлис занимал гостей рассказами о событиях из газет, а его дети справлялись о его здоровье.

– Говорят, – вещал Ламлис, – выставку достижений в этом году перенесут. Возможно, это даже к лучшему: ничего путного на ней который год уже не представляют.

– Верно, – подхватил Ауст, – лишь бы денег собрать да зевак усладить…

– Мастер, позвольте! – вставила Ада. – Мы же не были там. Откуда нам знать, что там есть? Колонка в газете не даст полного представления.

– Ада, вы забываетесь! – вырвалось у Дженелетт.

Ауст и Дженелетт покосились на Аду. Размашистость движений, резкий и слишком звонкий голос вызывали у них усмешки. Открытость девушки виделась им изъяном. Между тем Ауст и Дженелетт жаловались на холод и докучали сплетнями о соседях. Скука настолько одолела Аду, что Ламлис разрешил ей удалиться. Когда полуэльфийка ушла, гости принялись выражать неодобрение:

– Папенька, – нарочито протянула Джеленетт, – вы не находите, что Ада ведет себя неприлично? Она снова разговаривает с нами так, будто она эльфийка. Скажите же ей, что это не подобает ее положению.

– Мы верим в доброту её души, – уныло сказал Ауст, – но сомневаемся, что ведет себя она прилично. Где ее скромность и покорность? Право же, она слишком увлекается науками! Умеет ли она стирать, готовить или хотя бы штопать чулки? Подумайте над тем, что она будет делать в будущем.

Ламлис на это тяжко вздохнул. Его дети изъяснялись, как и прочие эльфы в стране. В Лапурандии людей считали идеальными слугами, так как те обладали подвижным умом, но в них недоставало возвышенности души и грации. Ввиду их несовершенства отношение к ним складывалось как к тем, кто обязан эльфам за то, что они позволили им служить. Редкий человек доживает до ста, а то и до пятидесяти лет, потому эльфы платили им не больше пятнадцати золотых монет в год.

Эльфы считались образцом совершенства, они занимали все высокие должности. Хоть Ламлис рассказывал ученице примеры, когда эльфы утрачивали свои хорошие качества, общее мнение оставалось таковым. Именно представители этой расы обладали огромными состояниями и все благами общества. Большинство эльфов жило более семисот лет в довольствии и роскоши, если, конечно, не допускали ошибок, как отец Ады.

Полуэльфы пользовались двойственной репутацией. Казалось бы: природное изящество и живой ум сочетались в них. С одной стороны, они связаны родством с эльфами, отчего зерна благородства засеяны в них. С другой, они связаны с людьми, рабочим классом. Их заклеймили как результат нравственного упадка эльфов. Из-за смешения кровей они редко переступали рубеж в двести лет.

Всякие прочие расы приезжали из соседних стран и пополняли ряды бедноты в Антас-Энде, потому к ним относились не лучше, чем к людям.

Дварфы же обладали до того грубыми чертами лица, их движения были настолько неизящны, а нравы достигали такой степени дикости, что их считали пригодными только для изнурительного физического труда. Тот не позволял им прожить более трёхсот лет.

В целом, браки между разными расами считались надругательством над природой, а детей, которые в них родились, воспринимали как неестественных созданий. Как правило, полуэльфы были либо внебрачными детьми, либо результатом неравного союза. Оба варианта унизительны для эльфов и сомнительны для людей, потому никто не смотрел на полуэльфов без насмешки.

Ауст и Дженелетт всякий раз приписывали Аде недостаток добродетели, отсутствие скромности, недостаток веры, причисляя это к изъянам. Брат с сестрой поспорили между собой, что является самым пристойным занятием для полуэльфа: прислуживание эльфам или работа на хозяина. Ламлис выслушал разговоры с прямой осанкой и ни разу не возразил. Когда гости устали искать новые недостатки в Аде, Ламлис любезно сказал:

– Ада – не прислуга, ее следует называть не иначе как мисс Гастангс. Она трудится во имя алхимии, не уступая по способностям и высшим эльфам.

– Очень зря, – покачала головой Дженелетт, – ведь воспитание полуэльфа как эльфа лишь развратит его нрав. Они станут тщеславными и начнут презирать то, что им полагается законами самой природы. Нет, папенька, пока не поздно, приручи мисс Гастангс хотя бы готовить еду.

– Я хочу, чтобы моя подопечная достигла научных вершин, а не коротала жизнь прислугой в чужом доме. Мисс Гастангс обладает потенциалом быть полезной научному сообществу и самой алхимии. Как наставник я пестую те достоинства, что заложены в нее. К примеру, я заменяю художественную литературу трудами ученых.

– Папенька, как же! – возразила Дженелетт. – Вы лишаете подопечную литературы? В наше время даже полуэльфы должны иметь изящество вкуса, иначе они позорят честь хозяина.

– Поверить не могу! – воскликнул мистер Мальгалат младший. – Неужели ей хватает ума для этих замудреных текстов?

Ламлис не раз рассказывал подопечной случай, как в детстве запрещал своим детям читать развлекательные книги. При вступлении в самостоятельную жизнь они поддались искушению и упивались ранее запрещенным чтением. Ламлис подавал это Аде как дурной пример.

– Я запрещаю ей любую книгу, не связанную с наукой. Даже вырезаю из журнала, который она заказывает, страницы с литературной колонкой, ибо там не публикуют ничего путного. Я не перенесу, если там окажется любовная история или отрывок романа! Эти книги обыкновенно служат лишь тому, чтобы возбуждать воображение молодого поколения, пробуждают и питают в них страсти и вызывают чувства, которые должны быть незнакомы, как, например, половая любовь. Светлое небо их души омрачается, и, начитавшись, молодые вместо науки и искусства порываются затеять такой роман, что и случается. Все, после этого жизнь разрушена.

– Даже признанные романы? – уточнил Ауст.

– Я не устану повторять, что даже они вредны, так как наполняют читателя идеальными представлениями о жизни. Эти фантазии впоследствии не осуществляются, отчего возникают неудовлетворенные желания, пробелы и пустота в душе – так разрушается благополучие. Времена, когда не читали художественную литературу, были счастливыми: молодые делом занимались, а не удовлетворяли навязанные им желания. Потому, дети мои, Ада сохранит естественность чувств.

– Лучше бы она вообще не умела читать, – холодно заметил Ауст, – все равно она так и останется твоей ученицей. Чем меньше знает, тем реже будет дерзить.

– Наоборот, пусть умеет читать, – возразила Дженелетт. – Вдруг будущий хозяин попросит развлечь его чтением книги? Тогда она послужит господину должным образом.

Когда визит подошел к концу, они поклонились и ушли раздосадованными.

После обеда Ада и Ламлис направились в редакцию. Вскоре они пришли на улицу с мощеной дорогой и вездесущими прохожими. Посреди однотипных двухэтажных домиков с резной лепниной возвышалось здание изательства. Они сразу направились в обитый деревом кабинет господина Амакиира, который удивился приходу старца, точно не ожидав его видеть. То был эльф почтенного возраста: с интеллигентными манерами и рыжими волосами, причесанными по последней моде. Одежда сидела на нем безукоризненно, а коричневая блуза идеально сочеталась с желтой кожей.

– Милости прошу, – начал он низким голосом, внимательно поглядывая на Аду. – Проходите, усаживайтесь.

Ламлис попросил Аду выйти, что полуэльфийка тотчас исполнила. Он положил на стол её рукопись, уселся на стул.

– Полагаю, мисс Гастангс с нами не будет, – присел напротив господин Амакиир, – а жаль: она такая прехорошенькая, даже траур нисколько не испортил её милой мордашки. Вы всегда славили свою ученицу, я теперь уверен, что она привлекательна не только умом.

– Причина моего визита, – вздохнул Ламлис, – совершенно другая, уважаемый. На столе её рукопись, которую мы желаем издать под её именем.

– Полагаю, раз разговор идет с моим старым знакомым, то имеет смысл сказать это прямо: наше издательство не заинтересовано компрометировать себя, издавая труды полуэльфийки. Сами понимаете, что печатать все, что написано молодыми дарованиями сомнительного происхождения, рискованно. Эльфы поступают благоразумно, избегая их: мало ли, что они напридумывают. Со мной согласятся и мелкие издательства.

– В самом деле? – Ламлис не подал вида, что рассержен. – Мистер Амакиир, для этого я прошу вас как старого знакомого. Подопечная моя по сообразительности не хуже почтенных алхимиков, достаточно ознакомиться с её трудами. Поверьте, в этом плане она им ровня.

– Милый мой приятель, – рассмеялся Амакиир, – вы в самом деле так думаете? Равенство – вещь невозможная.

– Для науки все существа, что занимаются ей, равны, – твердил Мальгалат.

– Вы забываете про собственное достоинство, – настаивал Амакиир. – Подумайте сами: что вышло бы, если бы перестали признавать превосходство, даруемое богатством, умом или знатным происхождением? Если бы служащий не признавал главенства своего начальника, ребенок господства родителей, хозяин превосходства над слугами? Если начальник, родители, господа принуждены были бы сложить с себя то, что они считали своими правами перед дерзостью низших, сделались бы униженными и скромными. Равенства не было бы, переменились только роли.

– Причем здесь дерзость?

– Притом, что если каждый займет свое место, – настаивал Амакиир, – то общественные отношения перестанут запутываться и портиться завистью, ревностью, тщеславием и самолюбием. Получить оскорбление от эльфа в почтенных годах и не подумать о мести ему не значит унизиться. Его прощают из-за его положения и седин. Точно так же, склоняясь под благословением магов или перед великим воином, склоняются не перед личностью, а перед саном и званием… С расами то же самое: полуэльфы обязаны благодарить эльфов за их снисходительность, а люди обязаны почитать полуэльфов, как дварфы обязаны подчиняться первым, вторым и третьим.

Ламлис, используя навык светской сдержанности, невозмутимо сказал:

– В нашем случае речь идет об уме и таланте, не о положении полуэльфов. Ум рассматривается отдельно от расы, ведь наука рассматривает знания и достижения, а не чины.

Ада тем временем сидела в коридоре и, подслушивая, внимала каждому слову мистера Амакиира. Его предвзятость глубоко оскорбляла. У него не добиться разрешения на издание, потому она сама пошла по кабинетам.

Ада заглянула в кабинет напротив. Эльф болтал со своим коллегой, что сидел на столе прямо на грудах бумаг. Разве они не должны работать? Они увидели полуэльфийку в трауре, и веселость испарилась с их лиц.

– Мисс, не желаете успокаивающего чаю? – сказал эльф-редактор. – Он поможет вам прийти в себя.

– Благодарю, но нет, – бодро сказала Ада. – Я пришла предложить издательству свои труды по алхимии, не желаете ознакомиться?

– Ну и ну, мисс, – рассмеялся другой, – траур дурно на вас повлиял. Вот, примите чай.

Она вошла в другой кабинет. В нём с величественным видом восседал другой молодой эльф. Он пил вино прямо на рабочем месте. Ада удивлялась, что мистер Амакиир позволяет такое поведение. Она изложила свою просьбу, на что эльф, не переставая потягивать вино, сморщился и выпалил:

– Вы, мисс, не отвлекайте меня чепухой. Посмотрите-ка, полуэльфийка издаваться хочет… Слишком многого требуете! Забываете, где ваше место? – Эльф нашел пару бумажек, достал перо и сварливо добавил: – Я занят, мисс, прошу, покиньте кабинет, а лучше само здание. Всего хорошего!

Ада выскочила в коридор. Попытки заставить сотрудников издательства прислушаться к ней оказались тщетны, потому Ада покинула кабинет совершенно раздосадованной. Её не воспринимают всерьез!Очередная дверь вела в кабинет, из которого, быть может, её не прогонят. Она постучалась и вошла.

Ада пригляделась к сотруднику и разинула рот. За столом сидел редактор менее аккуратного сложения, чем предыдущие эльфы. Да это же полуэльф! Об этом говорили его короткие заостренные уши. Как такое возможно? Он что-то записывал, рядом на столе лежали груды бумаг. Ада поймала себя на мысли, что впервые увидела в издательстве того, кто занят работой. Чуть тронутую загаром кожу украшали веснушки, а одежда сидела на худощавой фигуре так же изящно, как и на других эльфах. Его светлые волосы были завиты так же, как и у прочих эльфов, и сияли в лучах солнца. Вздернутый подбородок и свободные манеры давали Аде крохотную надежду, что он не прогонит её под надуманным предлогом. На табличке возле стола было написано "Редактор Мандор Хоринет".

Мандор тоже приоткрыл рот, когда увидел полуэльфийку в трауре. Полуэльф тотчас представился как мистер Хоринет. Его взгляд полуэльфа скользил сверху вниз: от округлого личика до края ее юбки. Аду вовсе не смутило его пристальное внимание. Она все еще переваривала отношение предыдущих редакторов и, возлагая надежды на нового, не заметила плохо скрываемый интерес Хоринета к незнакомке.

– Здравствуйте, – протянула Ада. Не хотите ли помочь мне издать книгу? Да-да, книгу по алхимии, это не приступ горячки, я в своем уме.

Ада с воодушевлением изложила суть дела: рассказала про то, что она алхимик, намеревающийся издавать свои труды. Мистер Хоринет внимательно ее слушал и удивлялся. Затем заключил высоким голосом:

– Значит, желаете издаваться? – Ада кивнула. – Завидую вашему воображению и дерзости мечты.

– Почему же? Мастер сказал, что труды мои достойны печати, а он – известный алхимик. В чем проблема?

– В наше время только эльфы удостаиваются чести быть известными и замеченными. Не знали? Посмотрите, кто в наше время живёт в высшем свете, кто является прославленными деятелями науки, кто находится при дворе, кто, в конце концов, работает в редакции. Эльфы, одни эльфы. Остальные сидят в тени без шанса на какие-либо перемены.

Ада надула щеки. Даже полуэльф отвернулся от нее. Только Ламлис лелеял ее надежду. Почему же никто, кроме высшей расы, не имел прав на блага цивилизации? Это виделось ей огромной глупостью. Ада и помыслить не могла, что кто-либо вершит чужие судьбы без оглядки на других. Они такие же живые существа со своими чувствами. Разница в расе еще не давала эльфам оснований так надругаться над другими. Сраженная этим выводом, она опустилась на диван, ноги едва ее держали.

– Мисс, право же, – мистер Хоринет присел рядом с ней, – вы поражаете меня своей смелостью. За три года работы в редакции я впервые вижу такую решительную полуэльфийку.

– Мистер Хоринет, – приободрилась Ада, – раз вы тоже полуэльф, то наверняка проделали сложный путь до получения этой должности.

– Верно рассуждаете, – улыбнулся полуэльф. – Я был таким же решительным, как вы. И не такого можно добиться, если умеешь, скажем так, договариваться.

– Тогда, – Ада, набрав воздуха в грудь, посмотрела на полуэльфа, – можете ли вы ознакомиться с моей рукописью без предвзятости? Мой Мастер разговаривал с приятелем отсюда, но тот решительно против. Прошу вас! Мастер сказал, что в моей книге много новых комбинаций реагентов. Мы можем договориться?

– Принимаю предложение. – Мистер Хоринет встал. – Я посмотрю, на что способны бесстрашные полуэльфийки. Благо, вы встретили меня. Скажите, у кого из редакторов сейчас ваша рукопись?

– Благодарю, мистер Хоринет! – Глаза Ады заблистали. – Рукопись у мистера Амакиира.

В это же время Ламлис упорно настаивал на своём, а мистер Амакиир продолжал находить причины для отказа.

– Если мисс Гастангс так рассчитывает на мое снисхождение, то пускай хотя бы месяц поработает в моем кабинете. Тогда, так уж и быть, я соизволю прочитать её творение.

– Одумайтесь, сударь! – резко возразил Ламлис. – В наше просвещенное время нельзя поступать так низко!

– Отнюдь! Она и без того ходячее воплощение связи эльфийской расы с простым человеком. Это все равно, что мешать драгоценный металл с простым железом. Кощунство! Согласитесь, такие связи унизительны. Я проявляю любезное снисхождение к недоразумению вроде неё и предлагаю ей послужить представителю совершеннейшей из рас.

В эту минуту мисс Гастангс ворвалась в кабинет и прервала разговор. Она взяла книгу, поклонилась издателю и вышла. Эльфы приподняли брови, намереваясь что-то сказать, но промолчали в недоумении. В коридоре мистер Хоринет взял рукопись и сказал:

– Полагаю, это и есть ваш труд. Так же догадываюсь, что, как только я её прочитаю, – Мандор хитро улыбнулся, – мне тотчас написать вам ответ?

– О, а не желаете вместо письма посетить нас? – встрепенулась Ада. – Мистер Мальгалат будет бесконечно признателен и рад принять у себя моего спасителя.

– Мистер… Мальгалат… – Мистер Хоринет отвел глаза. – Полуэльфы не в том положении, чтобы так свободно посещать эльфов. Тем более, уважаемый Мальгалат является ученым-алхимиком, а я лишь редактор в издательстве.

– Что вы, – заверила Ада, – он совершенно не предвзят к полуэльфам. Поверьте, он примет вас с должным радушием! Как его ученица я ручаюсь за это.

У Мандора лихорадочно заблестели глаза. Ада окинула его довольным взглядом. Она доставила ему большое удовольствие таким невероятным, но при этом манящим предложением. Он откашлялся и, придав голосу твердость, сказал: