меня за руку, и совершенно неожиданно я превращаюсь из наблюдателя в участника. Как правило, участие в массовых мероприятиях меня угнетает. Но есть что-то невыразимо притягательное в этом простом народном танце. Руки вверх. Раз, два. Шаг вправо. Три, четыре. Я был где-то между пятью и шестью, когда заметил министра внутренних дел, кружащегося в танце вместе со всеми остальными. Почему, интересно, он это делает? Является ли это бутанским эквивалентом политического пиара на камеры? Нет. Здесь нет камер. Министр внутренних дел, третий самый влиятельный человек в Бутане, танцует, потому что все бутанцы танцуют. Ни больше, ни меньше. Когда музыка стихает и люди возвращаются в зал, я ловлю себя на мыслях о доме. Американские политики, вероятно, тоже вели себя так давным-давно, до тех пор, пока консультанты и фокус-группы не высушили искренность в их жилах. До тех пор, пока мы не перепутали форму и содержание.