Kitobni o'qish: «Ланкастеры и Йорки. Война Алой и Белой розы», sahifa 3
Брак рассматривался церковью как необходимое зло, в соответствии с изречением святого Павла, что «лучше жениться, чем разжигаться»9. Большинство людей вступали в брак, кроме подмастерьев или рукоположенных в сан священников и монахов, причем нередки были и детские браки. Одна наследница по имени Грейс де Сейлби к своему одиннадцатому дню рождения успела побывать замужем трижды; Джон Ригмардин был обручен в возрасте трех лет, а тринадцатилетний Джон Бридж, после того как его уложили в постель с невестой в первую брачную ночь, расплакался, умоляя, чтобы его отпустили домой к отцу.
Детей в XV веке отнюдь не баловали. Старшие строго требовали от них примерного поведения и безупречных манер и редко проявляли к ним теплые чувства. Родительская любовь выражалась в тех ожиданиях, которые родители возлагали на детей. Детям надлежало неукоснительно слушаться родителей, а малейшая провинность каралась поркой в их же собственных интересах. Один венецианский посланник писал: «Холодность и черствость англичан заметны в том, как они обращаются с собственными детьми». Когда он спрашивал некоторых родителей, почему они столь жестоки к детям, те «отвечали, что так они учат своих отпрысков вести себя достойно».
Детей высших сословий, даже наследников имений, редко воспитывали дома, но в раннем возрасте посылали ко двору какого-либо знатного и влиятельного дворянина, дабы там они росли и получали образование; ожидалось, что этот знатный лорд впоследствии обеспечит им продвижение по службе и возвышение в обществе. Домой потом возвращались лишь немногие из этих детей. «Девочки вступали в брак с женихом, избранным заранее их покровителями, а мальчики находили себе как можно более удачную партию». Детство завершалось рано. К двенадцати-тринадцати годам большинство детей вступали в брак, начинали обучаться какому-либо ремеслу или отправлялись в монастырь или университет.
XV век был бурной, беспокойной эпохой, и эта его особенность в Англии нашла отражение в гражданских войнах, известных как войны Алой и Белой розы, конфликте, который отнюдь не был непрерывным, но длился, то прекращаясь, то снова разгораясь, более тридцати лет. В этой книге и пойдет рассказ о борьбе Ланкастеров и Йорков.
Часть I
Происхождение конфликта
2. Племя могущественных вельмож
С 1154 года Англией правила династия Плантагенетов, и корона вполне мирно переходила от отца к сыну или от брата к брату. Короли этой династии – по легенде, потомки дьявола – являлись по большей части яркими личностями и выдающимися лидерами, энергичными, воинственными, смелыми, справедливыми и мудрыми. Их отличали правильные черты, орлиный нос, рыжие волосы, а также жестокий, свирепый нрав, вселявший ужас в современников.
Эдуард III (прав. 1327–1377) был типичным воплощением короля этой династии – высоким, горделивым, величественным и красивым, с точеными чертами и длинными волосами и бородой. Родившемуся в 1312 году, ему исполнилось четырнадцать, когда его отец, Эдуард II, был свергнут с престола и убит, и восемнадцать, когда он взял на себя личный контроль над управлением Англией.
В 1328 году Эдуард женился на Филиппе Геннегау (Филиппе д’Эно), которая родила ему тринадцать детей. Его случайные измены не омрачили этот счастливый и удачный брак, продлившийся сорок лет. Эдуард унаследовал печально известную вспыльчивость и склонность к приступам ярости и гнева, свойственную Плантагенетам, однако королева умела его сдерживать; особенно знаменитым примером ее умиротворяющего влияния на супруга стало успешное ходатайство за обреченных жителей Кале, который Эдуард захватил после долгой осады; тогда Филиппе удалось спасти им жизнь.
Эдуард жил в великой роскоши в монарших резиденциях, которые расширял и украшал, а его двор прославился как центр рыцарской культуры. Он особенно почитал святого Георгия, небесного покровителя Англии, и сделал весьма много, дабы возвеличить поклонение ему. В 1348 году он основал орден Подвязки, посвященный этому святому.
Прежде всего Эдуард жаждал снискать славу великими деяниями. В 1338 году, озабоченный набегами французов на герцогство Аквитанское, где сосредоточивалась процветающая виноторговля Англии, он предъявил права на французский трон, утверждая, что именно он – истинный наследник французского престола в силу своего происхождения, ибо его мать была сестрой последнего короля династии Капетингов. Однако Салическая правда, не позволявшая женщинам наследовать престол или передавать притязания на трон по женской линии, во Франции имела непреложную силу, а французы уже успели короновать кузена Эдуарда и наследника Капетингов Филиппа Валуа.
Разделив на четверти свой герб и поместив на двух английских леопардов, а еще на двух – французские геральдические лилии, Эдуард положил начало конфликту, впоследствии получившему название Столетней войны, ибо он тянулся с перерывами более века. Под предводительством Эдуарда английские войска сначала одержали несколько побед: в Слёйсском морском сражении в 1340 году, в битве при Креси в 1346-м и в битве при Пуатье в 1356-м. Это были первые крупные сражения, в которых английские лучники продемонстрировали свое превосходство над тяжеловооруженной французской кавалерией. Однако первоначальный успех англичанам закрепить не удалось, и в 1360 году Эдуард был вынужден вернуть некоторые из завоеванных областей по условиям мирного договора в Бретиньи, завершившего первую фазу Столетней войны. Когда Эдуард умер, из его французских владений в руках у англичан, кроме герцогства Аквитанского, оставалось только пять небольших городков и земля вокруг Кале, известная как Английский Кале или Пейл-Кале.
На царствование Эдуарда III пришлось много перемен. Парламент, разделенный теперь на палату лордов и палату общин, начал собираться регулярно и утверждать свою власть, требуя контроля над финансами страны. Основной функцией парламента в ту пору было голосование по налоговым вопросам, и в этом отношении он не всегда шел навстречу желаниям короля. В 1345 году суды навсегда обосновались в Лондоне и более не следовали за монаршей особой, сопровождая ее в официальных поездках по всему королевству. В 1352 году государственной измене впервые было дано определение в законодательном акте. В 1361 году была введена должность мирового судьи – на каковую должность мирового судьи, или магистрата, стали назначаться джентльмены, пользующиеся уважением в своих городах и весях, – а на следующий год английский вытеснил французский как официальный язык судопроизводства. Кроме того, царствование Эдуарда было отмечено расцветом купеческих классов и началом распространения образования среди мирян.
Король был великим покровителем художников, писателей и зодчих. В его царствование, пожалуй, берет начало такой архитектурный стиль, как «перпендикулярная готика». Кроме того, в этот период появляются первые великие имена английской литературы: поэты Ричард Ролл, Джеффри Чосер, Джон Гауэр и Уильям Ленгленд. Последний, автор эпической поэмы «Видение о Петре-Пахаре», обличает сильных мира сего, подвергающих бедных невыносимому гнету после «черной смерти», и Алису Перрерс, алчную фаворитку короля, который на склоне лет всецело попал под ее тлетворное влияние, сделавшееся притчей во языцех.
Эдуард умер в 1377 году. Лик деревянной статуи, которую пронесли в траурной процессии на его похоронах, создавался на основе посмертной маски, а опущенный уголок рта позволяет распознать симптомы удара, от которого скончался король.
У Эдуарда III было тринадцать детей, в том числе пятеро сыновей, доживших до зрелого возраста. Он обеспечил им состояние, женив на богатейших наследницах Англии, а затем создав для них первые в истории английские герцогства. Так он положил начало племени могущественных вельмож, связанных узами родства с королевским домом; их потомки в конце концов станут соперничать друг с другом, вступив в борьбу за английский трон.
Соблазнительно критиковать Эдуарда за то, что он наделил сыновей столь великой властью, подкрепленной земельными угодьями, однако общество ожидало, что он обеспечит сыновей наилучшим образом и сделает все возможное, чтобы его дети имели доход и вели образ жизни, соответствующий их королевскому происхождению. При жизни Эдуарда его беззастенчивое стремление соединить своих детей узами брака с высшими аристократическими родами и тем самым обеспечить им значительные наследства, одновременно усилив влияние королевского дома, рассматривалось как очень успешное предприятие. В 1377 году лорд-канцлер на последнем в жизни Эдуарда заседании парламента говорил о царящих в королевской семье любви и доверии, утверждая, что «ни у одного христианского монарха не было таких сыновей, как у нашего короля. Благодаря ему и его сыновьям королевство будет преобразовано, возвысится и обогатится, как никогда прежде».
Старший сын короля, Эдвард Вудсток, принц Уэльский, с XVI века был известен под прозванием Черный Принц. Всего шестнадцати лет от роду принц заслужил рыцарские шпоры в битве при Креси, а совершив в последующее десятилетие многочисленные подвиги, снискал славу величайшего рыцаря христианского мира. Своим прозвищем он был обязан цвету доспехов или, что более вероятно, своему бешеному, неукротимому нраву. Впоследствии, измученный недугами, он омрачил свою славу, запятнав себя печально известной резней в Лиможе. Он скончался прежде своего отца, в 1376 году, оставив единственного наследника, девятилетнего Ричарда Бордоского, который наследовал своему деду в 1377 году под именем Ричарда II. По иронии судьбы наследник многодетного Эдуарда III не оставит потомства, и это обстоятельство столетие спустя станет одной из косвенных причин войн Алой и Белой розы.
Второй сын Эдуарда, Лайонел Антверпенский, герцог Кларенс (1338–1368), заключил блестящий и чрезвычайно выгодный брак с Элизабет де Бёрг, единственной наследницей англо-ирландского графа Ольстерского, по материнской линии происходившей от короля Генриха III (1207–1272). Элизабет умерла в 1363 году, родив единственную дочь, Филиппу Кларенс (1355–1381). После смерти супруги Лайонел, пытаясь основать и возглавить некое подобие итальянского княжества, женился на Виоланте Висконти, дочери герцога Миланского, однако умер в Италии при загадочных обстоятельствах, возможно от яда, всего полгода спустя.
Брак Лайонела с Элизабет де Бёрг принес ему титул ирландского графа и наследственные земли семьи де Бёрг в Ольстере, хотя в Ирландии тогда царил столь ужасный хаос, что он мог осуществлять лишь номинальный контроль над своими владениями. Тем не менее здесь берет начало связь его семьи с ирландской землей и ее народом, которой суждено будет продлиться много веков.
Дочь Лайонела Филиппа сочеталась браком с Эдмундом Мортимером, третьим графом Марчем (1352–1381). В 1363 году, после смерти матери, Филиппа стала графиней Ольстерской в своем праве. Династия Йорков впоследствии будет обосновывать свое притязание на трон происхождением от Эдуарда III через Филиппу Кларенс, и, разумеется, по праву первородства, после того как угасла линия Черного Принца, корона должна была перейти к потомкам следующего по старшинству брата, Лайонела. Однако этого не произошло, и спорный вопрос о законности или незаконности прав Кларенсов неоднократно поднимался во время войн Алой и Белой розы.
Мортимеры были семейством могущественных баронов, главная сфера влияния которых располагалась вдоль пограничной полосы между Англией и Уэльсом, так называемой Марки, к названию которой и восходит их титул графов Марч. Их главными владениями были замок Уигмор, ныне лежащий в руинах, и замок Ладлоу. Благодаря брачным союзам они сосредоточили в своих руках поместья других «пограничных» баронов, Лейси и Дженвиллов. На пике своего могущества они были самыми богатыми вельможами и самым влиятельным семейством Валлийской марки. Они обладали обширными поместьями не только там, но и в Ирландии, Уэльсе, Дорсете, Сомерсете и Восточной Англии. Они расширили и заново обустроили замок Ладлоу, создав целый ряд великолепных домашних покоев, которые принято считать лучшим из дошедших до нас образцов личной резиденции аристократа эпохи позднего Средневековья.
Эдмунд Мортимер стал третьим графом Марчем в возрасте восьми лет после смерти отца; кроме того, он носил титул графа Ольстерского по праву своей жены. В 1379 году он был назначен лордом-наместником Ирландии, и эту должность исполняли несколько его потомков. Его же пребывание в этой должности продлилось менее трех лет, однако за это время он немало успел сделать. Он утонул при переправе через реку в графстве Корк в декабре 1381 года, оставив своим наследником сына Роджера (1373–1398).
Третьим выжившим сыном Эдуарда III был Джон Гонт (1340–1399), который получил титул герцога Ланкастерского по праву женитьбы на своей дальней родственнице Бланке, наследнице дома Ланкастеров, основанного Эдмундом Горбатым, графом Ланкастером, вторым сыном Генриха III, в XIII веке. Герцогство Ланкастерское представляло собой палатинат, то есть в буквальном смысле слова независимое государство, на которое королевская власть почти не распространялась.
Джон Гонт, высокий, худощавый человек с военной выправкой, был сказочно богатым принцем. Надменный и честолюбивый, он имел внушительную резиденцию, устроенную по примеру королевского двора, со штатом в пятьсот слуг. Он владел огромными поместьями, разбросанными по всей Англии и Франции, тридцатью замками и многочисленными особняками-мэнорами и мог собрать устрашающей численности войско из своих «держателей»-арендаторов, когда ему заблагорассудится. Любимыми резиденциями Джона Гонта были его лондонский дворец Савой, который своим великолепием не уступал Вестминстеру, но сгорел во время крестьянского восстания 1381 года, и замок Кенилворт в графстве Уорикшир, весьма и весьма любимый всеми потомками Ланкастеров. Сейчас он разрушен, однако от него сохранился величественный пиршественный зал с огромными окнами.
Он испытывал пристрастие к пышным церемониям и, подобно большинству представителей своего класса, придерживался законов рыцарства, как если бы они были его второй религией. Он был хорошо образованным человеком, любил книги, покровительствовал Чосеру и с упоением сражался на турнирах. Исполненный чувства собственного достоинства, со сдержанными манерами, немногословный и осторожный в речах, он также отличался миролюбием, редко обрушивал месть на тех, кто причинил ему зло, и заботился о своих арендаторах. Он проявлял милосердие к бедным и незнатным, сострадание – к вилланам, или крепостным, которые хотели обрести свободу, и даже к прокаженным, этим отверженным средневекового общества. Верша правосудие над мятежными крестьянами после подавления восстания, он поступал с честью.
Хотя Джон Гонт и принимал участие во многих военных кампаниях, он ни разу не сумел добиться значительного успеха на поле брани и, таким образом, остался в тени своего отца и старшего брата и, в отличие от них, никогда не снискал славы национального героя. Более того, к семидесятым годам XIV века англичане сильно его невзлюбили. Эдуард III, больной и одряхлевший, всецело пребывал во власти своей коварной и алчной фаворитки Алисы Перрерс; Черный Принц медленно умирал, измученный недугом. Победы Англии, одержанные в Столетней войне, давно ушли в прошлое, а ее правительство, не умея выработать последовательного курса, совершало одну фатальную ошибку за другой. На Джона Гонта, старшего представителя королевского дома, принимавшего активное участие в политической жизни, возлагали вину за промахи правительства и утрату некоторых английских территорий во Франции. Кроме того, у многих вызывали негодование его богатство и влиятельность, а после смерти Черного Принца распространилась молва о том, что он намеревался захватить престол. Ходили даже слухи о том, что Джон Гонт был на самом деле не королевским сыном, а безвестным фламандцем, которого в младенчестве тайно пронесли в опочивальню королевы, дабы подменить им мертворожденную дочь. Все это были сплошь ложные измышления, но когда его племянник Ричард II взошел на трон, Джон Гонт присягнул ему на верность, продемонстрировав подчеркнутое смирение, и всячески постарался отмежеваться от противников правления несовершеннолетнего короля. Отныне он полагал делом своей жизни заботиться о чести и достоинстве английской короны. Он сохранил верность Ричарду, от имени которого, до достижения им зрелости, он буквально правил страной, но тем не менее нажил лютых врагов, особенно в лице духовенства, которое не могло простить ему поддержки Джона Уиклифа, с гневом обрушивавшегося на церковные злоупотребления. Многие вельможи подозревали его в том, что он тайно жаждет завладеть престолом, но в действительности Джон Гонт мечтал лишь о троне Кастилии, на который он мог предъявить права от имени его наследницы, своей второй супруги Констанции Кастильской, хотя его попытки сделаться королем Кастилии не возымели успеха.
До девяностых годов XIV века Ричард II почитал принца Джона, доверял ему и полагался на него. Статус Джона Гонта как политика к этому времени настолько вырос, что даже его заклятый враг, хронист Томас Уолсингем, вынужден был описать его как человека достойного и верного своим клятвам. Чосер, свояченица которого стала третьей женой Джона Гонта, называл своего покровителя «уступчивым, на удивление сведущим, способным и разумным», в то время как Фруассар восхвалял его как «мудрого и наделенного богатым воображением».
По словам Чосера, посвятившего «Книгу о королеве» первой жене Джона Гонта, Бланка Ланкастерская была прекрасной, золотоволосой, высокой и стройной. Она умела читать и писать, немалая редкость в ту эпоху, когда женское образование не поощрялось, ибо давало женщинам возможность писать любовные послания. Однако репутация Бланки была безупречна, и потому она считалась целомудренной покровительницей писателей и поэтов. Она родила Джону Гонту восьмерых детей, из которых до зрелого возраста дожили лишь трое: Филиппа, вышедшая замуж за Иоанна I, короля Португалии, Елизавета, которая сочеталась браком с Джоном Холландом, первым герцогом Эксетерским, и Генри Боллингброк, наследник Джона Гонта. Бланка умерла во время третьей эпидемии «черной смерти» в 1369 году и была погребена в старом соборе Святого Павла.
Во второй брак с Констанцией Кастильской Джон Гонт вступил по политическим соображениям. У них родились двое детей, Джон, который умер в младенчестве, и Екатерина, вышедшая замуж за Генриха III, короля Кастилии. Констанция умерла в 1394 году.
13 января 1396 года в Линкольнском соборе принц Джон обвенчался в третий раз, и теперь уже женился по любви. К этому времени невеста уже четверть века была его любовницей. Звали ее Кэтрин Суинфорд, она была дочерью герольдмейстера Гиени и вдовой сэра Хью Суинфорда, который погиб в бою с французами в 1372 году. На момент заключения брака с принцем Джоном Гонтом ей исполнилось сорок шесть лет. Полагают, что она приходилась сестрой Филиппе Пикар – фрейлине королевы Филиппы Геннегау и кастелянше Бланки, герцогини Ланкастерской, а возможно, также жене поэта Джеффри Чосера.
Кэтрин впервые привлекла внимание принца Джона Гонта, когда была приглашена «гувернанткой» к его дочерям от герцогини Ланкастерской. Фруассар уверяет, что их роман начался за год до смерти Бланки. Он совершенно точно не прервался и после того, как Джон Гонт женился на Констанции, но не сделался предметом осуждения до 1378 года, когда, по словам Уолсингема, пара начала открыто жить во грехе. Три года спустя эта связь стала достоянием молвы. В расходных книгах Джона Гонта упомянуты дары, преподнесенные им Кэтрин между 1372 и 1381 годом, однако в этот год, истолковав ущерб, понесенный им во время крестьянского восстания, как свидетельство гнева Господня, он отверг Кэтрин, а в 1382 году она оставила свою должность и удалилась в линкольнширские и ноттингемширские имения, подаренные ей любовником.
Кэтрин родила Джону Гонту четверых детей, получивших фамилию Бофорт по названию феодального поместья и замка Бофóр во французской Шампани, которые некогда принадлежали ему, но были утрачены в 1369 году, еще до их рождения. Этим детям и их потомкам предстояло определять английскую политику в течение следующего века и даже дольше, и справедливо говорилось, что история Бофортов есть история Англии этого периода. Даты их рождения неизвестны, но старший, Джон Бофорт, вероятно, родился в начале семидесятых годов XIV века, потому что в 1390 году он уже одерживал блестящие победы на рыцарских турнирах во Франции, устраиваемых французским королевским двором в Сен-Энглевере. От Джона будут происходить Бофорты, герцоги Сомерсеты, а затем и королевская династия Тюдоров. Второй сын, Генри, изучал юриспруденцию в немецком Аахене, а потом в Кембридже и Оксфорде, после чего принял духовный сан и впоследствии возвысился до кардинальского звания и сделался одним из наиболее влиятельных людей в королевстве. Третий сын, Томас, был еще слишком юн, чтобы быть посвященным в рыцари в 1397 году, когда Бофорты были узаконены, однако в свое время стал герцогом Эксетерским и сыграл важную роль в войнах с Францией, тогда как Джоан, единственная дочь от этого союза, сочеталась браком с могущественным Ральфом Невиллом, первым графом Вестморлендом, и стала прародительницей весьма многочисленного и разветвленного семейства Невилл.
В 1388 году в знак признания того почета, который оказывал ей Гонт, Ричард II сделал Кэтрин Суинфорд кавалерственной дамой ордена Подвязки, и можно предположить, что в это время она и Гонт возобновили свои отношения. Враждебные хронисты сравнивали Кэтрин с Алисой Перрерс, браня ее авантюристкой и еще худшими именами: говорили, что она лишена обаяния Алисы, зато обладает куда большим влиянием. Священники обличали в проповедях ее пороки, а простолюдины плевали ей вслед, стоило ей показаться на публике. Однако в роскошных резиденциях Гонта и при дворе сильные мира сего склонялись перед Кэтрин и не стыдились передавать ей прошения, надеясь, что она употребит свое влияние им на пользу. Вступив в брак, она приобрела статус первой леди страны, до тех пор, пока Ричард II не женился на Изабелле Французской, хотя из-за своего низкого происхождения и скандального прошлого она и сделалась предметом сплетен знатных придворных дам, которые утверждали, что отказываются пребывать с нею под одной крышей. По словам Фруассара, они считали «стыдом и позором, чтобы такая герцогиня первенствовала над ними». Однако Кэтрин и далее вела себя столь благопристойно, с таким достоинством, что в конце концов им пришлось замолчать.
Четвертым сыном Эдуарда III был Эдмунд Лэнгли, герцог Йоркский (1341–1402), медлительный, нерешительный и бездеятельный, не наделенный особыми способностями и мало чего добившийся в жизни, ибо он был лишен честолюбия и энергии, свойственных его братьям. Судя по его останкам, извлеченным из гробницы в царствование королевы Виктории, он был коренаст и приземист, а рост его составлял пять футов восемь дюймов10. Хотя современники считали его красивым, у него был необычайно покатый лоб и слишком тяжелая, выступающая нижняя челюсть. На его скелете найдены следы нескольких ран, причем ни одна из них не была нанесена в спину, а значит, если Эдмунд и не блистал умом, то на поле брани отнюдь не проявил себя трусом. Его долгая военная карьера началась, когда ему исполнилось восемнадцать и он прибыл сражаться во Францию, но в последующие годы, хотя ему и случалось познать славу, его преследовали неудачи, и ему редко поручали независимое командование войсками.
В царствование Ричарда II в Эдмунде не видели хоть сколько-нибудь значимой политической силы; с ним считались как с особой королевской крови, однако он не пользовался реальным влиянием. Величайшей его страстью была соколиная охота, которую он и предпочитал всем политическим обязанностям. Хронист Джон Хардинг описывал Эдмунда как веселого и добродушного человека, который «никому не причинял зла», но, имея весьма скромные способности, не соответствовал роли, назначенной ему по рождению.
Эдмунд нерушимо хранил верность своему брату Гонту. В 1372 году он женился на Изабелле, младшей сестре второй жены Гонта Констанции. Ее останки также были исследованы учеными в Викторианскую эпоху: оказалось, что рост ее не превышал четырех футов восьми дюймов11 и что у нее были странной формы, раздвоенные, зубы. По отзывам современников, она была хороша собой, вела весьма свободный образ жизни, неоднократно вступала во внебрачные связи, и самым знаменитым из ее любовников считался Джон Холланд, впоследствии герцог Эксетерский. Чосер сатирически изобразил их связь в поэме, озаглавленной «Жалоба Марса», тогда как монастырские хронисты называли Изабеллу «податливой и сладострастной распутницей, приверженной похоти и мирской тщете». Она любила окружать себя прекрасными вещами: в ее завещании перечислены такие предметы, как изысканные драгоценности, например сердце, обрамленное жемчугами, а также иллюминированные рукописи рыцарских романов. С годами она отринула любовников, стала хранить верность мужу, обратилась к вере и умерла в 1392 году «благочестивой и раскаявшейся». Изабелла оставила после себя троих детей: Эдварда (родившегося около 1373 года), наследника своего отца, Ричарда (родившегося примерно в 1375–1376 году) и Констанцию, которая вышла замуж за Томаса ле Диспенсера, впоследствии графа Глостера.
Эдмунд был основателем дома Йорков и получил свой герцогский титул от Ричарда II 6 августа 1385 года. В июле Эдмунд в числе прочих полководцев командовал войском во время неудачного похода на Шотландию и по пути туда останавливался лагерем в Йорке. Хотя Эдмунда ничто не связывало в особенности с этим городом, Ричард II, возможно, задумывал этот титул, чтобы подчеркнуть свою благодарность Йорку за недавно проявленное им гостеприимство, а также свое намерение превратить его в столицу Англии вместо Лондона, где Ричард, теряя популярность, в то время чувствовал себя очень и очень неуютно.
Пятым сыном Эдуарда III был Томас Вудсток, герцог Глостер, потомки которого с XV века носили титул герцогов Бэкингемских.
Правление Ричарда II выдалось одним из самых катастрофических в английской истории. Оно заложило основы борьбы за власть, которая продлится вплоть до следующего столетия и в конце концов приведет к войнам Алой и Белой розы. Ричард взошел на трон в слишком юном возрасте. С ранних лет он проникся чувством собственной значимости, несравненной и неповторимой, и впоследствии стал затаивать злобу на всякого, кто осмеливался его критиковать. Похвалы, которые он заслужил в возрасте четырнадцати лет своим мужественным поведением во время крестьянского восстания, убедили его в том, что он прирожденный лидер, способный вести за собой.
Он был шести футов ростом12, строен, с очень светлой кожей, с темно-русыми волосами, которые он отпускал до плеч. Он имел весьма внушительный облик, но не был воином и никогда не принимал участия в турнирах. Однако он умел проявлять храбрость, был неизменно и пылко верен в дружбе. А еще по временам он бывал неуравновешен, расточителен, упрям, подозрителен, излишне эмоционален, безответствен, ненадежен и жесток. Недальновидный политик, он часто грубо отвечал своим собеседникам, мог вести себя оскорбительно, а иногда кричал на своих хулителей в парламенте, заставляя их замолчать. Однажды, в приступе яростного гнева, он попытался зарубить архиепископа Кентерберийского, и окружающим пришлось удерживать его силой.
Образованный монарх, Ричард широко покровительствовал искусствам и литературе. Глубокое впечатление на него производили французская культура и обычаи, в дворцовых кухнях готовили французские повара, и подданные видели в этом стремление примириться с врагом, которого, по их мнению, надлежало сокрушать на поле брани, одерживая победу за победой. Однако Ричард не искал воинской славы и предпочел бы скорее мир с Францией, то есть занимал позицию, весьма непопулярную в ту эпоху.
Король был наделен тонким эстетическим чувством, превратил культ и мистику монархии в некий жанр высокого искусства и тщательно продумывал ее церемониал, ритуалы и ее неотъемлемую принадлежность – пышные, торжественные зрелища. Он облачался в необычайно роскошные одеяния – один его плащ стоил тридцать тысяч марок – и был очень брезглив: ему приписывается изобретение носового платка, «маленького лоскутка ткани, дабы милорд король мог отирать и очищать нос свой». Он обладал безупречным вкусом, его двор служил отражением его страсти к искусству, и слава его двора придавала блеск его короне.
Ричард увлеченно возводил и совершенствовал королевские дворцы, вплоть до устройства ванных комнат с водопроводом и горячей и холодной водой, украшения покоев окнами с витражами и яркими росписями, изображающими геральдические символы, и выкладывания полов цветной плиткой. Он жил в небывалой роскоши, и Вестминстер-Холл, который он перестроил, остается сегодня памятником великолепию его царствования.
Его двор отличало изобилие, экстравагантность и расточительность. Уолсингем описывает его придворных как алчных и «проявляющих более доблести в постели, нежели на поле брани» и обвиняет их в том, что они развратили молодого короля. Многие хронисты подвергали суровой критике принятые при дворе диковинные чужеземные моды и особенно негодовали на высокие подкладные плечи и высокие воротники у мужчин, остроносые башмаки и узкие штаны, не позволявшие преклонить колени в церкви. Длинные рукава, метущие пол, гневно осуждались, ибо «в многочисленных прорезях их так и норовят угнездиться демоны».
В 1384 году, после тревожного периода несовершеннолетия, когда трон его в любой момент мог зашататься, король лично принял бразды правления. Однако его неумение управлять страной и стремление полагаться на фаворитов вроде Майкла де ля Поля, графа Саффолка, или Роберта де Вира, графа Оксфорда, вызывало ожесточенное противодействие аристократов. Первая супруга Ричарда, Анна Богемская, при жизни до некоторой степени оказывала на него сдерживающее, умиротворяющее влияние, но не всегда могла преуспеть, и хотя он глубоко и искренне любил ее, их брак остался бездетным.
Страстное увлечение Ричарда Робертом де Виром обернулось политической катастрофой. Де Вир был смелым, честолюбивым и изобретательным молодым человеком, а будучи вельможным феодалом, по праву мог играть важную роль в правительстве, но многие полагали, что он оказывает на короля пагубное, противоестественное влияние и что способности его всего лишь посредственны. Женатый на кузине короля, Филиппе де Куси, он вступил в скандальную связь с одной из чешских придворных дам королевы Анны, Агнессой де Ланцекрона, которую похитил и с которой стал сожительствовать. Затем он представил ложные доказательства, дабы расторгнуть брак с законной женой и вступить в новый, с любовницей. Как будто и этого было недостаточно, чтобы вызвать всеобщее негодование, по стране поползли небезосновательные слухи о том, что его отношения с Ричардом имеют гомосексуальную природу. Уолсингем говорит о «глубокой привязанности короля к этому человеку, которого он холил, и лелеял, и неподобающим и не вовсе пристойным образом приблизил к себе, по крайней мере, как иногда утверждали. Это вызвало негодование среди других лордов и баронов, ибо он ничем не превосходил их». В другом месте Уолсингем описывает отношения короля и де Вира как «бесстыдные».