Kitobni o'qish: «Дневник пакостей, или Как влюбить в себя некроманта»

Shrift:

⁂

Часть первая
Выигрыш с характером

Глава 1

– Прости, я проиграл тебя в карты.

Я едва не прыснула во все стороны вином, потому что как раз сделала хороший глоток. Осторожно поставила бокал на стол и внимательно посмотрела на своего жениха.

Наверное, он так неудачно пошутил. В таком случае он узнает много нового о своем более чем сомнительном чувстве юмора.

Чарльз Глог виновато захлопал ресницами, глядя на меня взглядом побитого щенка.

Ах, как он был хорош в этот момент! Даже каменное сердце не устояло бы от проникновенного взгляда прозрачных голубых глаз, окаймленных длинными густыми ресницами. А белокурые волосы, аккуратными волнами падающие на плечи, так и хотелось взъерошить.

Правда, внешность моего ненаглядного внезапно стала казаться мне слишком приторной и жеманной.

«Девчонка он какой-то, – как-то само собой вспомнился недовольный голос моего домового, который Чарльза по неведомой мне причине невзлюбил с первого взгляда. Впрочем, тот отвечал ему взаимностью. – Того и гляди, что разрыдается, если толкнешь посильнее».

– Что ты сделал? – нарочито спокойным голосом осведомилась я, все еще надеясь, что стала жертвой в высшей степени неудачного розыгрыша.

А в следующее мгновение Чарльз вдруг пал предо мной на колени. И зарыдал в полный голос, схватившись руками за волосы.

Свои, понятное дело. Ишь как терзает, пытаясь вырвать клок поприличнее. Даже удивительно, поскольку я знала, с какой щепетильностью Чарльз относился к уходу за своей шевелюрой. Шампуней, бальзамов и масок для этого дела у него было намного больше, чем у меня.

– Прости меня! – провыл он и с упоением принялся биться лбом о пол. – Прости меня, родная моя, хорошая! Я виноват! Будь проклят тот миг, когда я сел за стол с этим обманщиком и шулером! Будь проклят тот час, когда я появился на свет! Будь проклят тот день, когда я в первый раз взял в руки карты.

– Смотри-ка, головой как бьется, а ладонь не забыл подложить, чтобы шишку не набить, – язвительно шепнул мне на ухо Ведогон, и я ощутила на плечах невидимую приятную тяжесть. Видимо, домовой так заинтересовался происходящим, что поторопился вылезти из своего угла, где постоянно прятался, стоило Чарльзу лишь пересечь порог моего дома.

Как я ни была ошарашена происходящим, но все же заметила, что Ведогон говорит правду. Рука Чарльза действительно заботливо оберегала его лоб от жесткого столкновения с полом.

– Я так виноват передо мной! – Чарльз всхлипнул в последний раз и поднял голову. Уставился на меня огромными лучистыми глазами, в которых красиво переливались прозрачные слезы.

Эх, и почему я так плакать не умею? Если я заплачу, то мгновенно превращусь в самое страшное чудище с заплывшими глазенками и распухшим красным носом. Честное слово, такую жуть скорее добьешь из жалости, чем попытаешься утешить. А вот Чарльза так и хотелось обнять и приголубить, лишь бы не расстраивался больше.

Пауза несколько затягивалась. Чарльз смотрел на меня и явно ожидал какой-нибудь реакции. Но что я могла сказать или сделать? Пока ситуация напоминала какой-то фарс. Дурно разыгранную комедию. Но смутная догадка о причинах происходящего у меня уже появилась. Если я права, то… О, даже не знаю, что я тогда сделаю! Но стоит поблагодарить Чарльза за то, что он не стал устраивать прилюдных сцен, а дотерпел до дома. То-то он был таким задумчивым и печальным, когда мы покинули ресторан, в котором провели чудесный романтический вечер.

По всей видимости, последний вечер для нашей пары.

– Я виноват – мне и отвечать! – решительно провозгласил Чарльз и хмуро сдвинул брови. – Я покончу с собой, моя дорогая! Покину этот мир, потому что только смерть смоет мой позор.

И опять замолчал, выжидающе глядя на меня.

Ах, ну да. Наверное, я должна возопить нечто вроде: «О нет, только не это!» И зарыдать вместе с ним в унисон.

Но, как я уже сказала, красиво плакать я не умела. И потом, у меня глаза накрашены.

– Давай-ка начнем сначала, – спокойно проговорила я, хотя внутри все кипело от негодования. – Что все это значит?

Чарльз вместо ответа опять зарыдал. Закрыл лицо руками, самозабвенно всхлипывая.

Это было… жалкое зрелище. Нет, я не придерживалась общепринятого мнения о том, что настоящие мужчины не должны плакать. По-моему, слезы – это отличный способ выплеснуть накопившиеся негативные эмоции. Держать все беды и горести в себе – не самая лучшая идея. Эдак и до инфаркта недалеко, поскольку сердца-то у всех одинаково устроены, рвать их эмоциями – далеко не лучшая идея. Но… при всем при этом я была твердо уверена в том, что подобные выплески чувств необходимо производить только в полном одиночестве. Сама не раз практиковала подобное. Иногда просто необходимо запереться дома и хорошенько погоревать над превратностями судьбы.

Я неторопливо встала и отошла к столику, сервированному для продолжения столь приятного вечера. Поставила на него бокал, взяла в руки хрустальный графин. А потом, неслышно ступая, вернулась к Чарльзу. И выплеснула воду ему на голову.

– Что ты делаешь?! – Чарльз мгновенно вскочил на ноги. Затряс мокрыми волосами, глядя на меня круглыми от изумления глазами.

– Рассказывай! – сухо потребовала я. – И без истерики. Иначе ведь и чарами какими врежу.

Чарльз с опаской покосился на мою руку, пальцы которой окутали серебристые чары. И затараторил, от спешки глотая слова.

– Это тот тип виноват, – выпалил он на одном дыхании. – Я не хотел играть, честное слово! Но ты отошла в уборную комнату. Тебя так долго не было! Я заскучал. Увидел, как за соседним столиком этот гад тасует колоду. И так неловко у него это получалось. Сразу видно – профан полный. Ну я и подумал…

После чего замолчал, явно решив, что сказал достаточно.

Я нахмурилась, обдумывая услышанное. Так, картина вырисовывается пока ну очень неприглядная. Сдается, мои подозрения оправдываются.

Потому что в уборной я задержалась отнюдь не по своей воле. Сначала заело защелку, да так, что мне пришлось воспользоваться магией. Потом около зеркала, где собиралась поправить макияж, я столкнулась с какой-то непонятной девицей, вцепившейся в меня, словно клещ. Уйму времени потеряла, пытаясь отделаться от нее. Наверное, стоило сразу уйти, но она схватила меня за руку и трещала как сорока, уверяя, будто когда-то мы учились вместе. Хорошие манеры не позволяли мне грубо оттолкнуть ее, а все мои слова девица просто пропускала мимо ушей. Самое удивительное, что отвязалась от меня она так же резко, как и прицепилась. Внезапно буркнула, что обозналась, извинилась и буквально выбежала прочь из уборной.

– Ты обещал мне никогда больше этого не делать, – напомнила я, когда пауза слишком затянулась. – Или забыл, как в прошлый раз проиграл целое состояние?

– Ну… – Чарльз виновато потупился. – Эсми, мне так стыдно, что пришлось занять у тебя денег! Я дал слово, что верну тебе долг как можно скорее. И поэтому…

– Поэтому опять сел за игру? – с сарказмом оборвала я его невнятные оправдания.

– Я был уверен, что передо мной простофиля! – выкрикнул чуть ли не в полный голос Чарльз. – Да у него карты постоянно из рук падали, не мог толком перемешать. Я подсел к нему. Предложил партию, пока тебя нет. Естественно, сразу на большую сумму играть не стал. Но первую я выиграл вообще без проблем. Этот тип разволновался, раскраснелся. И захотел отыграться. И я… я…

– Ты согласился, – хмуро сказала я.

– А что мне еще оставалось? – Чарльз опять тоненько всхлипнул. – Он предложил такую сумму, что я отдал бы тебе долг. Да что там, раздал все свои долги…

И осекся, сообразив, что сболтнул лишнего.

– Какие такие долги? – Я нехорошо сощурилась, глядя на Чарльза в упор. – Помнится, месяц назад я выкупила все твои закладные. Мы вдвоем сожгли их в камине. И ты поклялся мне честью, что больше никогда не сядешь за карточный стол!

Чарльз ссутулился, как-то сразу став меньше ростом. Тяжело опустился передо мной на колени и вновь зарыдал, закрыв лицо ладонями.

Я опять отошла к столику. Поставила на него опустевший графин, не мудрствуя лукаво подхватила початую бутылку вина и сделала несколько хороших глотков прямо из горла.

Прав был Ведогон. Ох, как бушевал домовой, когда услышал, что я пожертвовала практически все состояние, полученное в наследство после гибели родителей, на выплату долгов Чарльза! Как он кричал, что тем самым я лишь подкинула дров в жарко бушующее пламя пагубной страсти своего жениха! Демон азарта, живущий в душе игрока, никогда не угомонится. Несчастный до конца дней своих будет обречен слышать искушающий шепоток. Мол, одна партия. Всего одна! Теперь-то все будет иначе. Теперь-то расчеты оправдаются. Нельзя проигрывать вечно. Рано или поздно удача улыбнется тебе.

Возможно, кому-то она и улыбалась. Точнее, даже не так. Любой выигрыш служил лишь очередной ступенькой в бездну. Легкие деньги жгут руки, заставляя ставить опять и опять. И в итоге быстро уходят песком сквозь пальцы. Но самое страшное – влекут за собой новые и новые долги.

– Я не хотел тебя расстраивать, – глухо прошептал в этот момент Чарльз. – Но пойми, мне было невыносимо жить, зная, сколько ты потратила на меня. Ты даже фамильное кольцо матери продала. И я мечтал, что выкуплю его. Это был бы превосходный подарок на нашу свадьбу.

– Отличный план! – Я горько усмехнулась. – Ну и где это кольцо?

Чарльз ничего не ответил. Да и что он мог сказать? Лишь опять тяжело завздыхал.

– Что было дальше? – сухо спросила я. – Полагаю, вторая партия оказалась для тебя не столь удачной, так?

– Да, – так тихо, что мне пришлось напрячь весь свой слух, обронил Чарльз. Продолжил, с каждым словом все повышая и повышая голос, пока не сорвался на крик: – Я… Мне попался практически беспроигрышный расклад. Два туза и король! Его невозможно перебить. Просто немыслимо!

– Но перебили, так? – поморщившись, уточнила я.

– Я не поверил глазам, Эсми. – Чарльз не удержался и застонал. – Этот тип… У него тоже было два туза. И джокер. Я чуть в обморок не упал, когда он выложил карты на стол. Я был разорен, понимаешь? Целиком и полностью. Долговая тюрьма ждала меня. Даже ты не сумела бы спасти меня на этот раз.

– Поэтому ты решил сыграть на меня. – Я криво ухмыльнулась. – Верно?

– Не совсем так. – Чарльз осторожно растопырил пальцы и кинул на меня опасливый взгляд. – Это он предложил такой выход. Мол, ваша спутница так хороша собой. Поэтому одна ночь с тобой – и он забудет о моем проигрыше.

– И ты согласился, – с презрением обронила я.

– Я… я… – Чарльз снова распластался на полу и завыл что-то невразумительное.

Я отошла к окну. Сцепила за спиной руки, уставившись в чернильный мрак сада, прилегающего к крыльцу моего дома.

Рыдания Чарльза не трогали меня. Я столько раз вытаскивала его из передряг, столько раз платила по счетам, столько выслушала клятв, что больше не верила самым горячим слезам. Надо было уходить еще после первой подобной сцены. Чарльз тогда тоже валялся у меня в ногах и прощался навек. После того момента прошло полгода. И за это время подобное поведение превратилось для него в настоящую дурную привычку.

– Я тебя предупреждал, – пробормотал мне на ухо Ведогон. – Подобные люди неисправимы. Стоило ли из-за этого ничтожества продавать драгоценности твоей матери?

Я недовольно повела плечами, но домовой и не подумал спрыгивать с них.

Если честно, я не жалела о том поступке. Вернись я сейчас в прошлое – все равно бы поторопилась избавиться от своего так называемого наследства. Конечно, Чарльз бы тогда не получил от меня и гроша. Намного разумнее и правильнее с моей стороны было бы пожертвовать деньги в пользу какого-нибудь сиротского приюта.

– Я покончу с собой, – в этот момент решительно заявил Чарльз.

В отражении стекла я увидела, как он тяжело поднялся на ноги. Устал, поди, валяться. И заволновался, осознав, что на сей раз я не тороплюсь утешить его.

– Сейчас же, немедленно! – С этими словами Чарльз подскочил к столику. Схватил в руки нож для фруктов и замер, приложив его к запястью. Патетично провозгласил: – Прости меня, любимая! Только моя кровь смоет мой позор!

Ну да, конечно. В этом весь он. Нет чтобы подумать, что тем самым окончательно испортит мне жизнь. Еще не хватало с полицией разбираться. Да и ковер в гостиной светлый. Замучаешься оттирать. А впрочем, это опять позерство. Сильно сомневаюсь, что у Чарльза хватит духа на такой поступок.

– Эсми, ты даже не посмотришь на меня? – Голос Чарльза обиженно дрогнул. – Любимая, позволь мне в последний раз насладиться твоим образом!

Я нехотя обернулась. Смерила Чарльза усталым равнодушным взглядом.

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – после короткой паузы осведомился он. – Эсми…

– Ты подписал какую-то бумагу или долговую расписку? – перебила его я.

– Нет… – Чарльз мотнул головой. С робкой надеждой спросил: – А что, предлагаешь плюнуть на этого типа? Доказательств-то проигрыша нет никаких! – Не дождавшись моего ответа, тут же понурился и прошептал: – Нет, не получится. Эсми… я… я боюсь его. Он сказал, что не сомневается в моей порядочности. И если через пару часов ты не будешь стоять на его пороге, то… то…

Опять жалобно скуксился, и нож, который он держал приложенным к своему запястью, мелко задрожал.

– Господин Норвуд Эксберри умеет взыскивать свои долги, – холодно обронила я.

При звуках этого имени Чарльз побледнел. Гулко сглотнул, и нож с тихим звяком выпал из его рук.

– Господин Норвуд Эксберри? – неверяще прошептал он. – Тот самый?..

Я неторопливо прошлась по комнате. Мне следовало насторожиться, когда я увидела этого некроманта за соседним столиком. Точнее, даже не так. Я-то как раз насторожилась, перехватив знакомый насмешливый взгляд темно-синих глаз. Норвуд вежливо кивнул мне, привстав со стула, но я предпочла проигнорировать его приветствие. Надо было сразу понять, что это ловушка. И немедленно уйти прочь, прихватив с собой недотепу Чарльза. Но… Внезапно я разозлилась. С какой стати, собственно, мне портить себе запланированный вечер? Не могу ведь я до конца дней своих избегать этого наглого беспринципного некроманта! Эдак и параноиком недолго стать.

Да уж. Правильно говорил мой отец: «Не торопись списывать на манию преследования чувство, будто за тобой постоянно следят. Иногда так оно и есть».

Но какой злопамятный все-таки этот Норвуд! Без малого год прошел, как я влепила ему пощечину. Между прочим, влепила за дело. Неужели теперь он решил отыграться за нее?

– Ты знаешь его? – спросил Чарльз.

– Увы, – коротко обронила я. – Сталкивались когда-то.

– Так, может, ты договоришься с ним как-то? – Чарльз умоляюще сложил на груди руки. – Эсми, пожалуйста, прошу… Ну помоги мне! В последний раз! Я больше никогда и ни за что…

За окном громыхнуло. Ветвистая сиреневая молния разрезала низкие грозовые тучи. Мгновение, другое – и по листве ударили первые крупные капли дождя.

Как быстро, однако, испортилась погода. Когда мы возвращались из ресторана, был погожий летний вечер. И лишь на самом горизонте темнела быстро сгущающаяся дымка.

Чарльз еще что-то бормотал за моей спиной. Опять подобрал нож, но я больше не вслушивалась в его жалкий лепет. В ослепительных отблесках небесного огня я неожиданно увидела карету, которая стояла за воротами моего дома. Надо же. Господин Норвуд был настолько любезен, что прислал за мной кучера. Должно быть, не сомневается, что я не брошу Чарльза на произвол судьбы.

Ну что же. В таком случае он глубоко ошибается. И я буду не я, если не выскажу ему это прямо в лицо!

– Эсми, куда ты? – встревоженно выкрикнул Чарльз, когда я отправилась прочь из гостиной.

– В гости, – сухо обронила я.

– Эсми, неужели?.. – Чарльз задохнулся от восторга. Кинулся было обнять меня, но я осадила его взглядом.

– Чтоб ноги твоей тут не было, когда я вернусь, – процедила я. Повысила голос, обращаясь к домовому: – Ведогон, слышишь? Проследи, чтобы этот господин освободил мой дом от своего присутствия и вещей в течение часа. В противном случае разрешаю тебе прибегнуть к силе.

– Эсми! – Чарльз быстро-быстро захлопал ресницами. – Ну что ты, Эсми? Я понимаю, ты злишься на меня. Но…

– Час, – напомнила я, глядя на бывшего возлюбленного в упор. – И ни минутой больше. Понял?

Чарльз опять было попытался рухнуть на колени, но я выскочила в прихожую и отправилась на свидание с господином некромантом.

Глава 2

– Разверзлись хляби небесные, – задумчиво пробормотала я, глядя на бесконечные потоки воды, заливавшие окно кареты.

Дождь лил такой силы, что я мгновенно вымокла до нитки, пока преодолела короткое расстояние между крыльцом своего дома и воротами, за которыми меня дожидалась карета. В порыве эмоций я и думать забыла о плаще. Платье из тонкого шелка теперь неприятно липло к телу, а ноги замерзли в легких туфлях, которыми я щедро зачерпнула из парочки луж жидкой грязи.

А ведь мне еще придется каким-то образом добираться обратно. Вряд ли господин Норвуд будет столь любезен, что вновь предоставит мне карету, когда получит от меня очередную оплеуху. Ну да ладно. Чай, не сахарная, не растаю.

Повозка неторопливо тряслась по брусчатой мостовой Вилсона. А я вспоминала свою последнюю встречу с Норвудом.

Это был выпускной вечер в академии. Позади десять долгих и трудных лет обучения. Я поступила на факультет начертательной магии двенадцатилетней девчонкой. Мои родители… А, да ладно, скажу как есть. Им было откровенно плевать на мое существование. Точнее, даже не так. Отец и мать больше всего на свете любили развлекаться. Шумные балы, званые приемы, путешествия. Непонятно, как со своим образом жизни они вообще осмелились завести ребенка. Наверное, решили не выделяться. У всех их друзей были дети. Поэтому в один прекрасный день появилась на свет и я. Появилась – и тотчас же была передана кормилице. Потом последовала череда воспитателей, нянек и учителей. Родители предпочитали жить в Вилсоне, где бурлила светская жизнь. Ну а меня оставили в загородном имении. Ребенку ведь нужен свежий воздух. Поэтому видела я их крайне редко, и наши нечастые встречи никогда не продолжались дольше нескольких минут. Потрепать по голове, сунуть леденец, осведомиться об успехах в учебе – разве на это надо много времени? С шести лет меня отдали в частную закрытую школу. Раз в год на новогодние каникулы мне дозволялось вернуться домой. Правда, эту неделю я обычно проводила в окружении слуг. Родители веселились вовсю, кочуя с одной вечеринки на другую. Именно в школе заметили мой магический дар и рекомендовали поступление в академию. Родители не возражали. Думаю, они даже обрадовались, осознав, что еще на целых десять лет будут избавлены от моего присутствия. А там, глядишь, и замуж выдать самый срок. Вот и дитя вырастили, не приложив к этому никаких усилий. Ну, кроме денежных затрат, понятное дело.

В общем, не было ничего удивительного в том, что я все свои силы устремила на учебу. Почему-то казалось, что это поможет мне завоевать любовь родителей. День и ночь я вгрызалась в премудрости науки, штудировала толстенные талмуды, порой ночевала в библиотеке. Благо, что на мои поздние возвращения никто не обращал внимания. Я отчаянно мечтала увидеть гордость в глазах родителей. Услышать хоть слово похвалы. Но… Я ведь уже сказала, что им было плевать на мое существование?

В семнадцать лет я полностью отказалась от денежного содержания родителей и переехала в общежитие. Это был своего рода бунт. Мне не нужны были их подачки. Я мечтала совсем о другом. Думала, что хоть это встряхнет их, заставит вспомнить обо мне.

Все зря. По-моему, они вообще не заметили, что я куда-то съехала. А если и заметили – то лишь обрадовались. Только верная Ингрид, некогда выкормившая меня грудью, а потом, по сути, заменившая мать, всплакнула, собирая мои нехитрые пожитки.

Теперь я должна была обеспечивать себя сама. Нет, каждый месяц я получала чек за подписью отца, но неизменно отправляла его обратно. Где-то в глубине души я продолжала лелеять надежду на то, что мой поступок будет оценен по достоинству.

Как говорится, розовые очки бьются стеклами внутрь. Достаточно скоро я осознала, что все зря. Родители словно забыли о моем существовании. Ну а я забыла о них.

К окончанию академии я стала неплохим специалистом в начертательной магии. Могла с закрытыми глазами изобразить самый сложный защитный круг. Могла за полчаса обезопасить старый-престарый дом, населенный кучей зловредных и древних духов, запечатав пробои, ведущие в нижний мир. Могла… Много чего могла. В общем, отбоя от заказов у меня не было.

Кстати, именно из-за Норвуда я не получила диплом с отличием. Он входил в состав комиссии, которая принимала у нас государственный экзамен по основным видам охранных пентаграмм. Признаюсь честно: я к нему даже не готовилась. Да и зачем? К этому времени на моем счету было несколько сельских погостов, чьи ворота я накрепко замуровала от выхода потусторонней энергии. Естественно, никаких призраков я не упокаивала. Чай, не дурная и прекрасно знаю, где заканчивается начертательная магия и начинается магия смерти. Моя задача заключалась лишь в том, чтобы не позволить неупокоенным душам расползтись по округе. При солнечном свете призраки не опасны, ну а ночью… Ночью о них пусть думает тот, кто имел глупость в это время суток сунуться на кладбище.

Полагаю, Норвуд был осведомлен о моих подвигах. Передо мной отвечали трое. Ни одному из моих однокурсников он не задал ни малейшего дополнительного вопроса. Да что там – он словно дремал, откинувшись на спинку стула и устало смежив веки. Однако стоило мне только сесть напротив комиссии, как оживился. Тогда я впервые ощутила на себе тяжесть его пристального немигающего взгляда.

Норвуд прогнал меня по всему курсу. Придирался к каждому слову, к каждой букве. Заставил меня изобразить десятка два кругов и каждый придирчиво изучил, выудив из кармана лупу. Остальные члены комиссии озадаченно помалкивали, даже не пытаясь прервать этот разговор, больше всего напоминающий самый настоящий допрос.

Через час у меня пересохло горло. Я взмокла так сильно, как будто таскала тяжеленные мешки, а не сидела перед столом экзаменаторов. Кипа исписанных листов с моими ответами все росла и росла. Я настолько устала от града вопросов, что в голове гудело. И, естественно, допустила ошибку. Досаднейшую, что самое обидное. Перепутала круг замыкания пятого уровня с кругом третьего. Точнее, сам круг изобразила третьего уровня, а вот символы вокруг него – пятого. В таком сочетании это было не просто бесполезно, но и опасно. Подобное заклинание служило своего рода воротами между нашим миром и миром теней. Изобрази я его в любом другом месте, а не в аудитории, чьи стены едва заметно вибрировали от мощи нейтрализующих чар, установленных настоящими мастерами своего дела, – и случилась бы беда. Круг в мгновение ока иссушил бы меня до дна, держа проход открытым для какой-нибудь потусторонней твари. Она бы вырвалась на свободу, а я бы умерла, так и не успев понять, где же оплошала.

Темно-синие, почти фиолетовые глаза Норвуда полыхнули торжеством, стоило мне только закончить. Я тут же сообразила, что натворила. Попыталась было затереть последний символ. Но было поздно. Рука, занесенная над рисунком, онемела, от бумаги потянулись зеленоватые отростки чужой магии, силящейся расширить пока еще крохотный прокол до пределов полноценного коридора. Видимо, в мире теней уже притаилось какое-то чудовище, почуявшее, что грань начала ослабевать. Тотчас же что-то громыхнуло, да с такой силой, что в аудитории послышался испуганный взвизг моих однокурсников, вынужденных маяться бездельем в ожидании затянувшейся очереди на экзаменовку. С потолка посыпалась мельчайшая пыль побелки, и лист на столе вспыхнул бесцветным пламенем, уничтоженный защитой зала.

– Отвратительно, – процедил Норвуд, разглядывая меня с нехорошей ухмылкой. – Эсми Эрвиш, вы в курсе, что за подобное необходимо отправлять обратно на первый курс?

Я молчала, виновато повесив голову и растирая ладонь, к которой медленно возвращалась чувствительность. А что я могла сказать в свое оправдание? Мол, извините, я больше не буду? И потом, я не сомневалась, что любое мое слово Норвуд обратит лишь мне во вред.

– Это самый плохой ответ на моей памяти, – продолжил тот изливать яд. – Потрясающе! Да вас не просто на первый курс отправить надо, а вообще исключить из академии без права восстановления и повторного прослушивания учебного материала!

Среди экзаменаторов пробежал недоуменный гул. Видимо, такая несправедливость и суровость показалась чрезмерной даже для них.

– Господин Эксберри, – неожиданно подал голос невысокий сухопарый старичок, который вел у нас основы первой магической помощи, – ну что вы, право слово! Девочка неплохо держалась. В конце концов, она ответила на все ваши вопросы. И лишь в последнем допустила неточность.

– Не неточность, господин Бруквилд, – поморщившись, фыркнул Норвуд. – А смертельно опасную ошибку! Если бы не щиты, которые, между прочим, я лично устанавливал в этой аудитории перед экзаменом, то жертвы исчислялись бы десятками!

Старичок поежился, переменился в лице, ощутимо побледнев, и на всякий случай передвинулся подальше от стола, явно перехотев продолжать спор.

– Не нагнетай, Норвуд, – пробасил на сей раз седовласый мужчина солидной комплекции, преподаватель законов энергетического расчета заклинаний. – Девочка просто переволновалась. Оно и немудрено. Ты на нее так насел.

– Девочка? – Из уст Норвуда это слово прозвучало настоящим оскорблением. – Да будет вам известно, господа, что эта девочка уже несколько лет подрабатывает частными заказами. И ладно бы она забавлялась лишь защитой городских жилых помещений. Но нет, полезла даже на кладбища. А теперь представьте, что было бы, допусти она подобную ошибку на каком-нибудь древнем погосте, чей потенциал и без того зашкаливает и опасно приближается к появлению какой-нибудь нечисти. Или напомнить, чем все закончилось в Дромбурге?

В аудитории послышался взволнованный шепоток. Экзаменаторы согласно переглянулись и помрачнели. А я еще ниже опустила голову, носом почти уткнувшись себе в грудь.

Потому что не было здесь того, кто не понял бы, о чем толкует Норвуд. Настоящий позор факультета начертательной магии, о котором не забыли и спустя без малого тридцать лет после печального происшествия. Повезло тем жителям маленького городка, которые погибли сразу. Увы, таковых оказалось всего пару человек. А подавляющее большинство в течение нескольких минут оказалось заражено могильной плесенью. Той самой гадостью, которая буквально заживо сжирает человека за неполные сутки, оставляя после себя лишь высохшую мумию. Весьма, к слову, бойко передвигающуюся и еще активнее нападающую.

Боевым магам и некромантам тогда пришлось огнем вычищать всю округу. Целых пять лет действовал карантин с наистрожайшим запретом пересекать зону отчуждения. Заплутавших грибников и охотников, которых нелегкая принесла к границе, первый год так вообще сжигали на месте, не давая ни малейшего шанса подойти и объясниться. Уже гораздо позже бедолаг начали отправлять в лазарет на длительную изоляцию. Понятное дело, никто не протестовал. Уж лучше провести месяц под замком, чем в мгновение ока превратиться в головешку.

К слову, причины трагедии стали известны почти сразу. Компания студентов выпускного курса факультета начертательной магии вздумала развлечься и отработать несколько кругов на кладбище около родного городка. Так сказать, подготовиться к экзамену. Естественно, без алкоголя дело не обошлось. А спиртное – далеко не лучший помощник в деле начертания сложных геометрических фигур. Или рука дрогнет, или символ не тот выйдет. А скорее – и то и другое вместе.

Как сказал единственный выживший, они не хотели дурного. Для них это было своего рода развлечение – безопасным на первый взгляд способом пощекотать нервы. Ну и завлечь хорошеньких девушек-сокурсниц на позднюю прогулку. Ночь, полная луна, таинственное кладбище, трепетание свечей на легком теплом ветерке… Самая романтическая из всех возможных обстановок.

Никто из них и представить не смел, что шалость окончится такой трагедией. Лишь одному из компании повезло уцелеть. Чудом. В ту ночь он выпил больше других, потому до кладбища так и не дошел. Свалился в кусты и захрапел. Ну а друзья здраво рассудили, что незачем тащить бесчувственное тело. Чай, лето на дворе, не замерзнет. Но на всякий случай соорудили вокруг него защитный контур, призванный уберечь покой бедолаги. Нет, не от диких зверей. Их в окрестностях Дромбурга давным-давно не видели. Зато комары докучать не будут.

Кто бы тогда знал, что эта шуточная забота в итоге действительно спасет ему жизнь.

Впрочем, я немного отвлеклась от воспоминаний. В общем, я сидела напротив Норвуда, не смея поднять на него глаз, и лишь каким-то чудовищным усилием воли удерживала себя от слезной истерики.

Это было нечестно! Понимаете? Нечестно! И больше всего я переживала не из-за диплома с отличием, которого мне теперь было не видать как собственных ушей. Сильнее всего страшило то, что Норвуд приведет в исполнение свою угрозу. И добьется моего бесславного исключения из академии с невозможностью дальнейшего восстановления. Я не могла, не хотела возвращаться домой с таким позором. Да, родители не сказали бы мне и слова упрека. Они бы просто не заметили меня, как не замечали всю жизнь. Диплом прежде всего гарантировал мне независимость. Возможность и дальше жить самостоятельно, отказавшись от семьи, которая давным-давно отказалась от меня.

– А, так вот в чем дело, – внезапно нарушил напряженную вязкую тишину все тот же седовласый мужчина и хихикнул. – Норвуд, дружище, уж не потому ли ты так взъелся на бедняжку, что она осмелилась посягнуть на твой хлеб? Неужто Эсми Эрвиш была настолько неосмотрительна, что перехватила у тебя парочку выгодных заказов?

Среди экзаменаторов послышались смешки, и я осмелилась бросить на Норвуда быстрый взгляд. Только сейчас я сообразила, что месяц назад уже слышала его имя от одной своей заказчицы. Она наняла меня для сущего пустяка – установки оберегов на двери своего городского особняка. И при этом постоянно жаловалась на произвол Норвуда Эксберри, который, пользуясь тем, что возглавлял магическую инспекцию по оказанию бытовых колдовских услуг населению и, по сути, являлся монополистом в подобного рода вещах, заломил просто-таки неслыханную цену за такую работу.

– Не потому. – Норвуд метнул на мужчину настолько свирепый взгляд, что тот мгновенно перестал улыбаться и с преувеличенным вниманием принялся листать экзаменационные бланки. Отчеканил в наступившей звенящей тишине: – И вообще, властям в кратчайший срок предстоит разобраться, имела ли право Эсми Эрвиш на подработку подобного толка. Установка оберегов с использованием начертательной магии входит в перечень услуг, на выполнение которых надлежит получить разрешение городских властей. Прежде всего из-за того, что дилетантство в подобного рода вещах недопустимо и может привести к настоящей трагедии!

Bepul matn qismi tugad.