Kitobni o'qish: «Попавший в некроманта 1. Выдать замуж баронессу», sahifa 3
3. Отелло воскрес
– Молилась ли ты на ночь, Пенелопа?
– Не до того мне было. Гости у меня.
– Так пусть же все умрут!
Дай лук мне, Телемах.
* * *
Мое появление в деревне оказалось фееричным.
Когда я проходил мимо колодца, там роилась маленькая толпа девиц и дам. Это у них такая соцсеть – как бы за водой вышли, но можно остановиться и поболтать. Вот они и болтают, но в этот раз необычно много их тут собралось. Когда женщины заметили меня, я с изумлением увидел, как они разбегаются по домам. Некоторые так спешат, что даже бросили ведра.
«Это «ж-ж-ж» – неспроста!» – решил я.
Я направился сразу ко двору Милки. Показаться, что пришел, предупредить, чтобы в сумерки шла на сеновал. Ее дом было видно от колодца, и я наблюдал, как одна из женщин по дороге от колодца метнулась к лавочке, где сидела молодежь. Там парень вскочил, посмотрел в мою сторону, и бросился бежать в огороды. По росту и комплекции легко было узнать Изика мельникова. Остальные при моем приближении повставали со скамейки и отошли чуть в сторону, сгрудившись в кучку.
К моему подходу на лавочке осталась только Милка. Девушка была необычно бледна и сидела, не поднимая глаз.
– Здравствуй, красавица.
– Здравствуй, – испуганно посмотрела снизу-вверх.
На ее висках были выплетены небольшие косицы, как у сговоренной невесты. Я ей ленты покупал, она эти ленты взяла, а выплетать косы отказалась. А тут – не успел умереть, уже сговорилась. В глубине души тяжело заворочалось бешенство Тима. Я из последних сил его сдерживал.
Сел рядом.
– Ну и что всё это означает?
Говорить было сложно, потому что говорить-то приходилось на низотейском, не получалось одновременно нормально думать, потому что «нормально» – это по-русски.
– Ничего! – вскрикнула девушка.
– Мне у сестры спросить?
Милка всхлипнула:
– Вчера Изик вернулся из замка, он там с баронским некромантом говорил. Сказал всем, что ты умер и больше не придешь.
– С некромантом, значит. И ты ему сразу поверила и косички сплела.
Молчит, всхлипывает, головой кивает.
Я задумался. Тим о некромантии знал мало, вообще практически не знал. Но из общих соображений понятно, что некромант может убить или того, кого видит, или того, кого может четко идентифицировать. Достаточно ему почтового адреса «На деревню, Тимосу»? Вряд ли. Мне кажется, магические силы как-то по-другому должны работать.
А еще Милка была слишком испугана. Больше испугана, чем если бы просто боялась, что я ей за неверность претензии предъявлю.
– Подруга, а ведь ты ему помогла.
– Да! – впала она в истерику. – Помогала! Я ему твои волосы дала, чтобы он некроманту передал. А что мне было делать!? – закрыла лицо, зарыдала.
Я был озадачен. Как-то это всё было неожиданно и не соответствовало воспоминаниям из памяти Тима. Нужны были подробности.
– Так, дрянь ты этакая, быстро сопли подтерла и отвечай по существу, чем я тебе так помешал!
– Мне этой осенью замуж надо, иначе перестарком стану. А ты всех женихов отогнал, – рассказ перемежался всхлипываниями. – А Изик давно вокруг меня ходит, но тебя боится. Вот Изик и предложил тебя извести. Я ему пучок волос с твоей головы срезала, пока ты задремал на сеновале. А он к некроманту сходил, денежку ему заплатил большую, уговорил твою душу отпустить. Некромант согласился. Ты должен был вчера умереть. Некромант сказал Изику, что всё сделано. Когда ты не пришел, как обещал, я решила – всё, конец. Сразу с Изиком сговорились осенью свадьбу справлять. Завтра его родители свататься должны были прийти, – после этой Милка прикусила ртом кулачок и тихонько завыла.
В целом, положение прояснилось. Теперь стало понятно, что случилось с молодым охотником, и кто в этом виноват.
Почему моя душа в его пустое тело влетела – это уже второй вопрос, ответ на который большой практической ценности не имеет. Влетела – и хорошо.
Осталось прояснить пару моментов.
– А чего ты за меня не хотела замуж? Предлагал же, а ты упиралась.
– Как я за тебя замуж пойду? В лесу жить, в чаще, никого не видеть? – в ее интонациях прямо слышалось знакомое по земной жизни: «Там же нет ночных клубов и бутиков!». – А дети как там будут?
– Так я же вроде говорил, что собираюсь избу в деревне поставить?
– Что, правда? Да хоть бы и избу! Сам ты будешь по лесам шастать, рано или поздно тебя медведь или тигр задерет, а я как с детьми останусь?
Мой земной опыт подсказывал, что это скорее оправдания, а настоящая причина проще: с одной стороны – нелюдимый мужик со шрамом на морде и ножом на поясе, с другой – первый парень на селе. Выбор очевиден.
Ирония в том, что если бы не ухаживания Тима, мельников сын на Милку мог бы внимания и не обратить – ничем особенным она от других девок не отличалась, разве что глазами блудливыми. Но раз пришлый охотник на нее внимание обратил, у местного альфа-самца сразу инстинкт сработал – поставить чужака на место, а его самку отобрать себе.
Я задавил страсти, бушующие в глубине подсознания, подумал и выдал своё решение:
– В общем, слушай, красотка. Хочешь замуж за Изика – иди, мешать не буду. Убивать за то, что вы сговорились и пытались меня убить, тоже не стану.
Девушка успокоилась, перестала рыдать, слезы рукавом вытерла.
– Сейчас иди к своему жениху – забери у него мои волосы, отдашь мне. Если хоть один волосок у вас останется – узнаю, убью обоих.
Кивает головой, согласна.
Я на нее посмотрел, на грудь ее, колышущуюся под домотканой рубахой из тонкого льна, на бедра, очерченные тканью зеленой юбки. А под рубахой-то у нее ничего нет, женского белья тут еще не придумали. Чувствую – хочу ее, сил нет терпеть. Даже непонятно, чего больше хочу – то ли шею ей свернуть, то ли оттрахать в грубой форме. Хотя нет, зачем себе врать, – оттрахать хочется больше. Надо что-то с этим делать.
– Вечером после заката придешь на сеновал, отдашь мои волосы. Потом будешь со мной встречаться, как раньше встречалась, – на этих словах губы скривила, опять плакать собралась. – Это ненадолго, я скоро из деревни уйду, насовсем. Пока не уйду – будешь шубку и муфточку отрабатывать. Если позора боишься – можем по деревне вместе не ходить, прямо на сене вечером встречаться.
– А как же Изик?
– Ничего, год терпел и еще немного потерпит. Ты ему за это шубку в приданое принесешь. Скажешь ему – или так, или я вспомню, что он меня убить пытался.
Головой кивает.
– Ему за попытку убийства заплатить придется, как именно – я позже придумаю. И его отец пусть думает, что он мне может за жизнь своего сына предложить.
Всхлипнула. Боится. А как ты думала? Убивать – нехорошо. А безнаказанно убивать – очень нехорошо, развращает это.
Поговорили, вроде всё решили. Я встал и к сестре пошел. Сообщить, что жив, подстреленную птицу ей передать, в бане попариться, отдохнуть и подумать, что дальше делать. А Милка к своему жениху побежала.
* * *
Лексе сплетницы уже успели рассказать и о том, что я умер, и о том, что пришел живым. От таких колебаний она совсем самообладание потеряла. Как увидела меня, на шею кинулась, разрыдалась. Еще и племянник старший вышел в дверь, с босыми ножками, в детской длинной рубашонке, увидел, что мамка плачет, – заревел белугой.
Я обнял сестру, по спине погладил, потом сунул ей в руки тушку птицы, привычные хлопоты сестру успокоили. Пока она перья ощипывала, коротко рассказал свою версию событий: некромант или обманул, или ошибся, я не умирал, Милка – сука, и я с ней расстанусь, а еще я думаю уходить из деревни, потому что скучно мне тут.
– Куда ж ты пойдешь?
– Не знаю еще. Думать надо.
Лекса задумалась сама, и мужа своего загрузила – может, что посоветует. Он мужчина, иногда к замку ездит, там с людьми общается, всякие новости слышит.
Пока они переваривали новую информацию, я баню затопил.
Пока баня грелась, сел там и задумался – может мне и уходить никуда не надо? Рядом с землянкой в лесу баню поставить, колодец вырыть, вместо очага печь сложить – и жить там? Потом можно полноценную избу поставить… Буду добывать зимой пушнину. А летом можно отдыхать, по стране помотаться, посмотреть, что интересного есть вокруг.
Жить одному в лесу или среди толпы малограмотных селян в деревне – разница небольшая. Одному даже проще. Жену себе по вкусу я найду, я человек небедный. Можно и рабыню молодую красивую купить, при желании.
Опыт земного человека, прожившего жизнь, подсказывал, что такой вариант будущего, спокойный, комфортный, – очень даже неплох.
А шило в заднице утверждало, что в моем молодом теле мне такая жизнь наскучит очень скоро, и меня потянет на приключения. Это не хорошо и не плохо, просто надо с этим смириться.
* * *
Пока я парился, Лекса успела фазана поджарить. Сели за стол, перекусили.
Зять новости рассказал. Раньше Тим международной обстановкой не интересовался, а вот теперь понадобилось.
Оказывается, в Прибрежной марке перемирие заключили. Решили в этом году летом не воевать, а осенью крестьяне должны урожай собирать, потом от дождей дороги развезет, а там и зима, а потом весенние работы, так что до следующего лета воевать не будут.
Торговцы в селе при замке жаловались, что наемники без работы остались, расползлись по всей Прибрежной марке, часть даже в горные баронства вернулась, и теперь шалят. Кто-то по трактирам празднует – девкам опасно рядом пройти, да и парней бьют. А кто-то, как ушли командами из войска, так командами и двигаются – могут на дороге разбойничать, а могут и на деревеньку напасть. Если нападут – всех ограбят, кто побогаче – пытать будут, чтобы деньги найти, женщин изнасилуют. Наемники, что тут говорить. А наша деревня как раз недалека от Большого леса и через нее дорога из баронств в марку проходит. Опасно.
Обсудили, куда мне направиться, если из деревни уходить.
В равнинных баронствах везде жизнь такая же, как в нашей деревне – бедная, от урожая до урожая. Смысла менять шило на мыло нет, совсем нет.
В горные баронства идти – тоже смысла нет. Там люди своим узким кругом живут, чужака не примут. Жизнь там богатая, но для меня это скорее минус – со своими накоплениями я там ни жилья хорошего не смогу купить, ни земли, ни скота, ни в порядочное общество войти. Буду приблудным бедным чужаком до конца жизни, никому не нужным и без достойного заработка.
Получается, что нужно или оставаться и комфортную жизнь в лесу налаживать, или идти в Прибрежную марку.
В марке есть богатые города. Простой народ, хоть и кичится своей «культурностью», живет бедно. Беднее даже равнинных крестьян. Но есть и очень богатые люди, которые в особняках в роскоши живут, едят с серебра, ходят в шелках. Раз есть богатые – можно найти способ часть денег от них получить. Хоть бы и за меха – наверняка цены на шкурки куницы в Прибрежной марке намного выше, чем в нашем захолустье. Но и риски там выше – постоянно война, вокруг много разбойников, наемников, которые от разбойников отличаются только профессиональной жестокостью, да и баронов с дружинами лучше на дороге не встречать.
Так что – надо думать, стоят ли приключения риска.
На одной чаше весов – вполне спокойная, сытая и комфортная жизнь в лесу. Правда, тоже не без риска – медведь или тигр могут сожрать, или какие-нибудь разбойники на мое жилище набредут, или зимой под лед провалюсь и вовремя отогреться не сумею. Но риски в этом случае понятны и предсказуемы.
На другой чаше – возможность на мир посмотреть, на магов. Может, удастся стать чем-то большим, чем зажиточный охотник на глухом хуторе. Но риски намного выше и непонятны не только для меня-земного, но и для Тима, который в крупных городах никогда не бывал, с наемниками и баронами дел не имел, обычаев прибрежных не знает.
* * *
Пока ужинали и говорили, вечер опустился.
Как только стемнело, я вприпрыжку побежал на свидание. Ко двору Милки вышел огородами, знакомой тропинкой прошел на сеновал. Когда заходил, шел осторожно, нож в руку взял. Мало ли, что ей с Изиком в голову взбредет с перепуга.
Девушка уже меня ждала. Больше никого там не оказалось. Нож не понадобился.
Милка сразу отдала мне пучок волос, завернутый в тряпицу. Я его потом сжег.
После первых слов перешли к сладкому. Как только я руки Милке под рубаху запустил, сразу накрыло так, что соображать совсем перестал. После первого раза немного в себя пришел, но ее не отпустил. Слишком соскучился по ее телу. Валял ее полночи. И не просто валял, а с применением навыков, привычных из моего земного опыта. Они тут изысками не сильно разбалованы, поэтому даже обычные ласки Милка восприняла, как что-то чудесное. Мне это даже забавно было – под Тимом она так не стонала.
Ушел я от нее уже в полночь. Сказал – завтра приду, продолжим. Она промурлыкала: «Приходи, ждать буду», довольно улыбнулась и заснула, свернувшись под одеялом, как кошка.
Может, если бы Тимос внимательнее относился к девушке и более качественно ее трахал, она бы и не стала с Изиком заговоры устраивать. Но, как говорится, «Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой». Что случилось, то случилось.
* * *
На следующее утро я проснулся с жаждой деятельности. После избавления от спермотоксикоза я успокоился, вернул себе способность здраво мыслить.
На трезвую голову еще раз обдумал, оставаться ли мне жить в лесу или уходить в Прибрежную марку, навстречу приключениям.
С точки зрения моего земного опыта никакие приключения не стоили непредсказуемых рисков. Потому что вероятность погибнуть, сунувшись в опасную местность без понимания установленных там порядков – процентов пятьдесят. Как в анекдоте – или погибну, или нет.
Но моему подсознанию было плевать на разумные доводы, оно уже сделало свой выбор. Шило в заднице моего молодого организма требовало путешествий, сражений и гарема из юных девственниц. А еще – аристократического титула и богатства.
Так что моему разуму осталось только смириться с этим выбором и организовать путешествие так, чтобы оно прошло максимально безопасно и с комфортом.
Для начала мне нужно было избавиться от лишних ликвидных активов. Землянку и всякую хозяйственную утварь в ней я оставлял на случай, если придется вернуться. Самые ценные и легкие меха, шкурки куниц, я собирался взять с собой – в Прибрежной марке цены на них должны оказаться намного выше. А вот все остальные шкуры надо было продавать. Пару медвежьих (они объёмные, тяжелые, с собой не потащишь), десяток волчьих, пучок беличьих, кучка заячьих, целая кипа оленьих и кабаньих. Даже пара бизоньих была. Чтобы перетащить всё это из леса в село у замка требовался транспорт. Телега в лесу не пройдет, значит, нужен вьючный конь. Или два, вьючный и верховой.
Деньги на покупку коня мне тратить было жаль. Зато я знал, кто мне может его дать – мельник. В оплату виры за преступление своего сына, за попытку меня убить. Вот к мельнику я и собрался.
* * *
Перед выходом из дома сестры я достал из котомки малый нож, сунул его лезвием под кожаный наруч на левой руке. Рукоять спряталась в ладони. Теперь одно движение пальцев – и нож будет в руке, взятый обратным хватом. А под правой рукой висит охотничий нож в ножнах. Охотничий большой, но его видно, а нож в левой руке – будет сюрпризом, если что.
Казалось бы – паранойя, да? Но если неприятности уже случились, делать что-то поздно. К неприятностям надо готовиться заранее. Я за свою земную жизнь всякое видел, еще больше всякого слышал от знакомых. И хотя уже давно не ходил с охраной, но до своей смерти держал травмат в спальне, дробовик в сейфе в зале первого этажа и кинжал, спрятанный около входной двери в дом. На всякий случай. Так и сейчас. Скорее всего, не понадобится – деревенские мужики, в целом, люди мирные. Но если понадобится – у меня есть.
Пришел к мельнице. Там мельник и пара работников. Хозяин встретил меня без радости, но и в драку не лез. Поздоровались, отошли поговорить.
– Чего пришел?
– Так дело у нас есть. Твой сын меня убить пытался.
– Не убил же.
– Так попытка – тоже преступление. Нет?
– Не докажешь.
– Мне и доказывать ничего не надо. Он Милке сказал, а та половине деревни растрепала, когда все ее спрашивали, почему она так неожиданно с Изиком гулять начала и косицы заплела.
– И что? В баронский суд подашь?
– Не. Буду действовать по принципу «глаз за глаз». Попытаюсь твоего сына убить. Как думаешь, получится?
Мельник пожевал губы. Посмотрел на меня.
– Милка говорила, ты согласен виру взять за преступление. По старому закону.
– Могу, я не злобный. А что ты за жизнь сына готов дать?
– А что хочешь?
– Двух коней хочу. Уезжать я собрался.
– Двух не дам, – вздохнул. – Мне в хозяйстве надо оставить хоть одного. Тебе дам одного мерина. Немолодого. Тебе без разницы – всё равно у тебя он надолго не задержится, или отберут, или убьют.
– Маловато.
– На сдачу можешь моему балбесу морду набить.
Пошли к мельнику домой, посмотрели там коняшку.
В этом мире кони бывают двух сортов – рабочие и скаковые. Обе породы выведены ведьмами, с применением магии жизни. Рабочие – чуть выше земных пони, широкогрудые, с длинным мускулистым телом и толстенькими ногами. И еще у них короткая кудрявая шерсть по всему телу. Скаковые – похожи на ахалтекинцев, длинноногие, элегантные, с интеллигентной мордой.
Я на Земле иногда ездил кататься на лошадях, дочь как-то вытащила попробовать – и понравилось. Понравилось не столько ездить, сколько сами лошади. С тех пор время от времени практиковался. Так что какое-то минимальное представление о животных я имел. Тим в лошадях не разбирался вовсе, только знал, как их запрягать в телегу или плуг.
Походил я вокруг животного, которое мне предлагали. Посмотрел. Понять, насколько хорошего коня мне подсовывает мельник, я не мог. Обычный рабочий мерин. Спокойный. Вроде животное не собиралось умирать от старости прямо сейчас, не голодало, болезней явных не имело. А большего мне и не надо. В комплект к коньку вытребовал себе еще седло и уздечку.
Пожали с мельником друг другу руки, я увел свой транспорт во двор к сестре.
Коняшку я решил назвать «Овец». Во-первых, потому что он весь в кудряшках, как овца, которую недавно обстригли и у нее шерсть только начала отрастать. Во-вторых – он такой флегматичный, овца овцой по характеру.
* * *
Вечером опять ходил на сеновал. Опять полночи валял Милку. Хорошо повалял, душевно.
Когда прощались, она обниматься полезла и всплакнула.
А у меня желание свернуть ей шею притихло, и появились мысли на тему «понять и простить».
Не, не надо мне всего этого. Валить надо отсюда, пока не женили…
4. Подготовка к путешествию
На сцене актеры вели диалог
о любви и делах.
Но ружье на стене.
Это значит –
умрут.
* * *
После бурной ночи я проснулся поздно. Лекса уже успела подоить корову, разжечь печь и приготовить завтрак – кашу на молоке с маслом. На десерт – ранние персики, выведенные с применением магии жизни. У Лексы в саду такое дерево растет, саженец дорого покупали, но оно того стоит. Хотя ранние фрукты, они хоть селекционерами выведены, хоть ведьмами – всё равно не такие вкусные, как осенние. Не успевают сладость набрать. Вот скоро подрастет саженец яблони и осенью у нее яблоки будут, тоже ведьминской породы, – это да, это будет вкусно…
После завтрака я собрался, оседлал Овеца и поехал к своей землянке – лишнее барахло паковать и вывозить на продажу.
Я планировал пообедать уже дома. Решил, что если я своими ногами могу пробежать это расстояние за два-три часа, то на коне получится быстрее. Поехал напрямик, по тем тропкам, которыми на свидания к Милке бегал.
Оптимист городской.
Рысью удалось проскакать только небольшой кусочек пути – до леса. А дальше я столкнулся с жестокой реальностью. Скакать по лесу на коне – невозможно. По тем тропкам даже олени шагом ходят. Где-то приходится пускать коня шагом, чтобы он не споткнулся о корни, гнилые бревна и ямы. Где-то и вовсе конь пройти не может, приходится обход искать. В остальных местах надо ехать осторожно, чтобы веткой в лоб не прилетело, – даже там, где свободно пройдет человек или лось, верховому надо пригибаться. В конце концов, я спешился и повел коня в поводу. Иногда удавалось перейти на бег, тогда Овец грузно подкидывал зад в медленном подобии галопа.
К землянке добрались к вечеру, уже в сумерках.
Коня стреножил недалеко, около контура действия амулета, отпугивающего зверей. Ночью постоянно просыпался – боялся, что Овеца какой-нибудь хищник задерет. Обошлось. Для себя пометку в памяти сделал: надо купить амулет для коня, чтобы хищников отпугивал, а сам конь его не замечал.
* * *
Рано утром я распустил одну оленью шкуру на ремни, упаковал самую перспективную часть своего товара для перевозки. Всё за один раз увезти не мог – у коняшки во вьючном варианте грузоподъемность не такая уж большая, а шкуры тяжелые.
Нагрузил тюки на Овеца, повел его в поводу.
В этот раз решил идти не напрямик, а выйти по кратчайшему пути к дороге, а дальше по ней – ехать верхом не получится, коню будет тяжело еще и мой вес тащить, но хоть бегом пробежать можно будет. Так я надеялся добраться быстрее – мне хотелось вовремя оказаться в деревне, чтобы успеть вызвать Милку на ночное свидание. А завтра съезжу в село у замка, как раз успею обернуться туда и обратно и опять переночевать в деревне.
С такими мыслями я топал по лесу. До дороги оставалось уже, по моим ощущениям, недалеко (Тим отлично умел чувствовать расстояния и ориентироваться в Большом лесу).
И тут я остановился. Что-то было не так.
Сначала я не сообразил, что вызвало тревогу. Потом понял – легкий запах дыма.
Дым – это почти всегда присутствие человека. Бывают, конечно, лесные пожары, когда дерево загорается от молнии и потом кусок леса выгорает, но это такая редкость, что можно не учитывать. Чаще бывают пожары на торфяниках, когда жарким летом происходит самовозгорание, но сейчас такой жары не было, да и болота далеко. Так что дым – это человек.
Человек, посреди дремучего леса – это опасность. Конечно, может там какой-то обоз остановился на ночевку и сейчас мирно кашу варит. Но даже в этом случае еще неизвестно, как обозники поступят, увидев незнакомого одинокого человека с конем и тюками шкур. Может, к костру пригласят, а может – коня отберут вместе с имуществом, а самого прикопают в лесу. Да и не сезон для обозов. Обозы тут ходят осенью, когда купцы урожай вывозят, чтобы продать его дороже в портовых городах. А в другое время тут никто и не ездит, разве что посыльные с письмами раз в месяц, или, во время войны, – отряды наемников и дружины баронов.
Где-то недалеко жгли костер, в утреннем влажном воздухе дым не поднимался столбом вверх, а стелился над землей, расплываясь далеко в стороны прозрачной дымкой.
Надо посмотреть, кто тут в моем лесу костры жжет.
Вернулся немного назад, оставил там привязанного Овеца, чтобы не выдал меня фырканьем или стуком копыт. На всякий случай натянул тетиву на лук. И пошел в разведку.
Сначала шел на запах.
Потом услышал разговоры.
Стал передвигаться, как будто при охоте на оленя – тихо, медленно, с остановками, внимательно просматривая пространство перед собой и вокруг.
Скоро в нос ударила вонь сельского туалета в жаркий летний день.
Еще немного – и я осторожно выглядываю сквозь ветки куста.
Передо мной небольшой лагерь. Вижу среди деревьев несколько полотняных палаток, костры, на кострах – котлы. У котлов суетятся три женщины. Вокруг сидят, лежат и бродят вооруженные мужчины.
Женщины в возрасте от двадцати до тридцати, лица сильно помятые, волосы грязные, непокрытые, длиной до плеч. Короткие волосы, не заплетенные в косы и без платка на голове – это странно и непривычно. У одной зубов передних нет. Отсутствие зубов – это тоже странно: даже крестьяне из нашей деревни при зубной боли ходили в село и там обращались к ведьме, чтобы залечила. Не так уж это дорого. Выбитые выращивать дороже, но когда я с сынком мельника подрался и зубы ему выставил, тот их вырастил через несколько дней. Одеты женщины неаккуратно – платья вроде не из дешевых, такие богатые горожанки носят, но платья эти потрепанные, мятые, грязные.
В общем, женщины – точно не крестьянки, не горожанки и уж совсем-совсем не благородные.
Мужчины такие же мутные – одежда из добротных тканей, но мятая, грязная, разносортная. Скажем, чулки на нем зеленые, шорты синие, из недорогой ткани, а кафтан – красный с золотой вышивкой. И в этом кафтане он валяется на траве, перешучиваясь с девицами. Все мужчины потрепанные, нечесаные, с выбритыми висками и затылками, без бород или с коротко обрезанными бородками. Возраст от двадцати до сорока, но больше молодых. У всех на поясе короткие мечи, чуть длиннее моего охотничьего ножа, с небольшой гардой, или кинжалы. Около одной палатки в пирамиду составлены копья и секиры на длинных древках.
Посидел я немного в кустах, послушал, посмотрел. Думал: сейчас как выйдет из палатки главный злодей, как начнет раздавать всем указания и рассказывать, какое злодейство он задумал. Я подслушаю, и буду знать. Не вышел. Звучал обычный треп тупого быдла, которое ждет жрачку и хочет девок, пусть даже и то, и другое – не первой свежести. На земных гопников похожи, только гопников с оружием и попробовавших кровь.
Когда в мою сторону направился один из этих мужчин и, спустив шорты, присел под кустом буквально в паре метров от меня, я понял, что надо тихо уходить. А то следующий меня обоссыт, даже не заметив.
* * *
Я вернулся к коню, обошел лагерь стороной, вышел на дорогу. И побежал. Сначала тащил коня за повод за собой, потом, когда Овец привык к темпу, побежал длинными прыжками сбоку от него, держась рукой за седло.
Конечно, была вероятность, что на дороге можно встретить еще каких-то разбойников, но вряд ли она велика: тут и одной банде делать нечего сейчас. Не будут же они неделями сидеть такой толпой в лесу ради того, чтобы поймать и ограбить одинокого охотника? Это экономически нецелесообразно. Хотя если есть одна банда, то может обнаружиться и другая. Странно всё это было.
* * *
В деревне я в первую очередь подъехал к дому старосты.
Со старшей сестрой поздоровался, хоть мы и не общаемся почти, но все же родственница.
Мужа ее предупредил, что видел в лесу вооруженных людей с непонятными намерениями. Если они сидят в лесу – это еще ничего. А если они двигаются из Прибрежной марки в нашу сторону – то наша деревня первой окажется на их пути. А что могут сделать деревенские мужики, хоть их и много, против опытных вооруженных наемников? Что это наемники, которые раньше воевали в марке, а теперь освободились из-за перемирия, мы со старостой сообразили.
Староста задал уточняющие вопросы, помял пальцами себе бороду в задумчивости и спросил – не еду ли я в село? А если еду – не зайду ли в замок, чтобы сказать капитану о встреченном отряде?
Отказаться я не смог, хотя идти в замок не хотелось. Я побаивался попасть на глаза некроманту, вдруг тот поймет, что я – чужая душа в теле, которое он убил. Я о способностях некромантов не знал почти ничего, кроме того, что ими пугают детей. Ведьмами тоже пугают, но это не так страшно, ведьмы – создания странные, но привычные. К ним ходят зуб вылечить, или болезнь, хотя это и дорого, или сады и поля защитить от вредителей. А некромантов мало и обычные люди их услугами редко пользуются, потому и не знают, чего от них ждать.
После разговора со старостой я вернулся к своим планам: проехал мимо двора Милки, помахал ей рукой, чтобы знала, что я в деревне и приду к ней на сеновал; потом – к Лексе, отдохнуть и помыться; потом – опять к Милке, на свидание.
* * *
Утром без спешки добрался до замка.
Главная дорога шла через село, перед его околицей была развилка, ведущая к замку. Между селом и замком оставлено пустое пространство – барон запрещал что-то строить вблизи крепостной стены.
Стена замка была метров десяти высотой, сложена из кирпича, укреплена мощными пилонами, массивными внизу и сужающимися кверху. Внутри стен, похоже, почти всё пространство было застроено, крыши и верхние этажи строений возвышались над стеной. Выделялись массивный прямоугольный дворец с узкими окнами и круглая башня-донжон.
Село отличалось от моей родной деревни только размером, да еще наличием в центре нескольких мастерских и лавок, а еще – небольшого рынка. Сейчас никакой ярмарки не было, поэтому на рынке было почти пусто: несколько баб торговали ранними фруктами из своих садов, творогом и маслом, или скучали, пытаясь продать зелень, молодую репу и серо-желтую морковь.
Тим бывал в селе, хоть и не часто: к скорняку приходил с мехами, у кузнеца наконечники для стрел покупал, один раз к ведьме заходил – за амулетом, отпугивающим животных. Так что в общих чертах я знал, что здесь есть. Мастерские кожевника, скорняка, портного, сапожника. Ведьма. Парикмахер. И кузнец с гончаром, конечно, как без этого.
На улице я поглядывал на людей. Они тут одевались немного не так, как в деревне. У нас крестьяне обычно летом ходили босыми или сплетали себе лапти, только не из лыка, а из соломы. Зимой под лапти портянки наматывали. Из одежды мужчины носили свободные штаны до середины голени и рубахи из серого домотканого полотна, женщины – длинную рубашку и темную юбку до пят, в прохладную погоду – еще и жилетку.
В селе большинство одеты были так же просто, но встречались и люди богаче. Обуты такие были в короткие сапоги из мягкой кожи. Одежда у них была из хорошего сукна, с виду – примерно как джинса, только разных цветов. Дамы ходили в расшитых жилетках, которые как корсет поддерживали и прикрывали их верхние прелести. Жилетки застегивались спереди на многочисленные шарики-пуговички. Ткани были окрашены в яркие цвета и украшены вышивкой, нижние рубашки, края которых торчали у модниц над линией декольте, были из отбеленной ткани, а не серыми, как домотканые. Богатые мужчины тоже носили жилетки. Встретился один модник, наряженный в полотняные чулки, шорты и сшитый по фигуре кафтан до пояса. Потом оказалось, что так одеваются богатые мастера, наемники и господа.
* * *
Первым пунктом моего посещения стала мастерская кожевника. Ему я продал кабаньи и оленьи шкуры. Продал неплохо. Небольшой олень по рублю пошел, кабан – по двадцать копеек. Понятно, что мастер на мне заработает свои триста процентов прибыли, но и мне приличная, по местным понятиям, сумма перепала.
Оленья кожа мягкая и прочная, она идет на изготовление дорогих перчаток для богатых господ, кабанья – на дубленые жилеты для военных, упряжь и всякие ремни. Когда кожевник узнал, что у меня есть еще кипа таких же шкур – радовался. Потому что оленей всех в баронствах выбили, в лес за ними мало кто ходит. Потому – есть дефицит этой кожи, которая ценится втрое дороже телячьей. А на кабанью кожу спрос почти безграничный – во время войны дубленой кожи нужно много. Бизонья тоже на ремни и жилеты идет, еще больше для этих целей ценится, так что и ее продам, сколько есть.
