Kitobni o'qish: «Спаситель»

Спаситель

1

Среди лугов, блестящих изумрудом,

В забытые былые времена

Земля поэтов, словно божьим чудом,

Была творцами слога рождена.

Под неба синевой на тех равнинах

Раскинулись цветущие сады,

И на рассвете в рдеющих низинах

Сверкали серебристые пруды.

Кантатой долгой там неутомимо

Звучали строки, рифмами пестрея,

И каждый путник, проходящий мимо,

Внимал стихам, душою богатея.

Создатели сих искренних творений

По вечерам в беседках заседали,

И при свечах без тягостных сомнений

Свои труды открыто обсуждали.

В тени дубрав прохладной извиваясь,

Текла неспешно чистая река,

И мысли рядом с ней, в поток сливаясь,

Слагались в стих на долгие века.

На берегу под солнца ярким светом

Стремился ввысь Рубиновый дворец,

И он сиял роскошным самоцветом,

Как разума пытливого венец.

В сием дворце средь щедрой позолоты,

Вновь размышляя в дымке полутьмы

И жизнь вдыхая в тонкие работы,

Трудились кропотливые умы.

Порой творцы в экстазе легком страсти

Искусные шедевры здесь писали.

Поэты рады лиры полной власти,

Не ведая ни страха, ни печали.

Среди людей, свободных и безбедных,

Тревога разразиться не способна.

Там было все на землях заповедных

Изящно, грациозно, бесподобно!

В морях стихов, красивых и безбрежных,

Здесь растворился каждый человек,

Как вдруг огни вдали земель мятежных

Разрушили земли блаженной век…

2

А за рекой, в Долинах скал дымящих,

От райских кущ поэзии вдали

Среди огня, золы печей пыхтящих

По шахтам бесы алчные брели,

В горах руду веками добывали,

Не видя света солнца никогда,

Стальные сабли в кузницах ковали -

Жить не могли без тяжкого труда.

В их городах до ужаса тоскливо;

Искусство меркло в вечной суете,

Ведь бесы эти выбрали кичливо

Жить в серости, душевной пустоте.

И все одно: работа и доходы

У бесов были только на уме,

Им не страшны отравленные воды

И теснота трущоб в кромешной тьме.

В Долине красной каждый был солдатом.

Округу бесы грабили и жгли,

И чахли над своим кровавым златом,

Что из градов красивых унесли.

Боялись все огня и сабель горных -

Жнецы тех мест жестоки и коварны,

Морали светлой были непокорны,

Творцам за их труды неблагодарны.

И бесам чужды были силы слога,

Что за мостом, унылым и пустым,

В садах роскошных жили слишком долго…

Мечта уйдет, рассеется, как дым!

Не слышно у реки былых куплетов -

На их судьбу упала злая тень.

Теперь огонь идет к Земле поэтов,

Наступит там расплаты горькой день.

Готовы бесы бить врага до гроба,

Идет вперед рычащая орда.

Кипит в сердцах пылающая злоба,

Сжигала что большие города.

Их цель ясна: карать всех несогласных

И разорить Рубиновый дворец,

Чтобы в боях, кровавых и ужасных,

Свободе лиры положить конец.

3

Неумолимо близится расплата,

В Рубиновом дворце тревожный час.

В роскошном зале за столом из злата

Поэты собрались в последний раз.

Отец сынов окликнул чуть слезливо:

«Погибель наша встала у порога!

Вовек не будет боле строк красивых,

Нас к пустоте ведет сия дорога.

Стихи умрут, забудет их планета,

И тщетны были наши все исканья.

Не будет места в мире для поэта,

Пусть против это нашего желанья…»

«Я не согласен, дух поэта вечен! -

Отцу я без опаски возразил. -

Лишь тот, кто духом слаб или беспечен,

Оставит все, что искренне ценил!»

Отец замолк на миг, пронзая взглядом

Меня, как ненавистного врага,

Затем спросил: «так что же делать надо?

Ты расскажи, коль явь не так строга!

Сын мой, наш труд не ценят ныне!

Поэзии уже пришел конец.

Погибнем мы на дьявольской чужбине,

А ты все ждешь спасенья, как глупец!»

Я встал из-за стола, дрожа от гнева,

Воскликнул зычно: «Глупо смерти ждать!

Нет выше блага, чем стихов напевы;

Довольно, сложа руки, заседать!

Уйду в Долину я сию минуту!

Всем доводам унылым вопреки

Искореню пугающую смуту!

Пройду чрез мост Сапфировой реки,

Надолго скроюсь в пелене тумана,

Но после строки с чистого листа

Раскроют клеть ужасного обмана,

Докажут всем, что жизнь без рифм пуста!»

Поднялся зал, мне путь закрыть рванулся,

Отец остановил их: «Пусть идет!

Его Наставник сгинул, не вернулся,

Не выдержав Долины красной гнет,

И он погибнет в тёмной душной саже,

Ведь он не всемогущий, он – не Бог;

Юнец огню и саблям не докажет,

Бессмертен что стиха напевный слог…»

4

Под гулкий ропот за моей спиною

Закрылись золоченые врата.

Наедине остался я с собою,

И предо мной разверзлась пустота.

Внезапно мне до дрожи страшно стало:

Что ждёт меня в пылающей дали?

Душа ответ без устали искала,

Весь разум мой тревоги увлекли,

И находясь в смятении глубоком,

Покинул я Рубиновый дворец;

Пошел к реке, творил где одиноко

Родной мой брат, талантливый Кузнец.

Слились в его натуре воедино

И сила слова, и златые руки,

Живая речь, стальная дисциплина,

Полет стиха и высшие науки,

И у него учиться можно вечно

Тому, как мир бескрайний познавать…

Мне так хотелось снова жить беспечно,

Но у порога вражеская рать.

Несусь стремглав по липовой аллее,

Пусть чую гибель я своим нутром.

Бегу вперед, ведь долг всего важнее,

И биться только мне с коварным злом -

Весь разум в мыслях трепетных о вечном.

Спеша, спустился к берегу реки;

Брат встретил, улыбаясь безупречно,

Пожатьем крепким доблестной руки.

Ему сказал я: «Друг, стих угасает,

В опасности поэтов дивный мир.

Орда Долины красной наступает,

Чтоб здесь устроить свой кровавый пир.

Брат мой, как жутко б ни звучала

Из уст моих встревоженная речь,

Борьбе я должен положить начало…

Мне нужен твой разящий словом меч»

«Твой пыл силен, мой брат, – Кузнец ответил,

Улыбка вмиг сошла с его лица. -

Но ты души сомнений не заметил?

Дойдешь ли до победного конца?

Твой разум нас спасти желает бойко,

Но ты готов то делом доказать?

Готов ли ты принять удары стойко,

За правду на чужбине погибать?»

Обдумав все, замолк я ненадолго,

И вот кивнул: «На все, мой брат, готов!»

Кузнец вздохнул. Ведомый чувством долга,

Отдал мне меч без лишних громких слов.

Обнял я брата крепко на прощанье;

Мой путь далек, опасен и непрост.

В моей главе теперь одно желанье:

Пройти бесстрашно чрез туманный мост.