Kitobni o'qish: «Ташкент: архитектура советского модернизма 1955-1991. Справочник-путеводитель»

Мы старались найти всех правообладателей и получить разрешение на использование их материалов. Мы будем благодарны тем, кто сообщит нам о необходимости внести исправления в последующие издания этой книги.
Невзирая на то, что описываемая в книге эпоха ушла еще не в очень далекое прошлое, авторам книги, к сожалению, не удалось установить полные имена всех авторов объектов, поэтому в целях унификации в начале глав мы решили ограничиться первым инициалом.
Все права защищены
© Борис Чухович, Ольга Казакова, текст, 2025
© Ольга Алексеенко, фотографии, 2025
© Музей современного искусства «Гараж», 2025
© Фонд развития и поддержки искусства «Айрис», 2025
© ABCdesign, макет, 2025
* * *
От авторов
Путеводитель по архитектуре Ташкента 1960–1980-х годов – четвертый в серии, публикуемой Музеем «Гараж»: он выходит после книг о Москве (2016), Алма-Ате (2018) и Ленинграде (2021). Серийность предрасполагает следовать структуре и названию предыдущих публикаций. Однако у нашей книги есть особенности, которые мы хотели бы очертить перед читателем.
Хотя во вступительной части книги размещена карта для облегчения перемещений по городу, мы включили в обзор немало зданий, снесенных или серьезно перестроенных после распада СССР. Это решение было принято в начале работы, приступая к которой мы ясно осознавали уязвимость некоторых модернистских зданий, перестраиваемых на наших глазах. Поэтому наша книга является скорее каталогом воображаемой выставки в еще не существующем ташкентском Музее архитектуры, нежели практическим гидом для туристических прогулок по городу. Конечно, этот «каталог» включает немало описаний и визуальной информации, но его «кураторской» сверхзадачей остается показ логики и основных тенденций архитектурной эволюции Ташкента в 1960–1980-е годы на примере отобранных сооружений. Возможно, такая исследовательская и авторская цель помогла бы избежать подспудных опасностей «путеводителя», предрасполагающего к быстрому удовлетворению любопытства и выдаче ожидаемых ответов на предсказуемые вопросы.
Предыдущие книги серии созданы двумя историками архитектуры – Анной Броновицкой и Николаем Малининым, чьи сходные взгляды позволили им написать тексты «в четыре руки» без артикуляции голосовой полифонии. Авторы книги, которую вы держите в руках, принадлежат к разным поколениям, выросли и получили образование в разных местах (в Ташкенте и Москве), живут и работают в разных городах (Монреале и Москве). Мы предположили, что двухголосие, в котором отчетливо бы представала точка зрения каждого из нас, более объемно представило бы Ташкент, каким его можно увидеть с перекрестных точек обзора. Поэтому каждый из нас подписал свои тексты, помещенные в эту книгу.
Благодарности
Мы сердечно благодарим тех, кто поделился с нами воспоминаниями и материалами в ходе нашей работы над книгой. Среди них нам хотелось бы особо выделить архитекторов и исследователей Валерия Акопджаняна, Марка Акопяна, Шукура Аскарова, Марка Бурлакова, Валерия Ганиева, Абдуманнопа Зияева, Александра Калисламова, Юлию Косенкову, Александра Куранова, Анатолия Лисса, Юрия Мирошниченко, Руслана Мурадова, Виля Муратова, Владимира и Аллу Нарубанских, Сергея Романова, Владислава Русанова, Владимира Сутягина, Елену Суханову, Рафаила Тахтаганова, Юрия Халдеева, Злату Чеботареву и Екатерину Шапиро-Обермайер, а также художника Владимира Чуба и искусствоведа Людмилу Кодзаеву. К сожалению, книгу уже не смогут прочесть выдающийся архитектор Узбекистана Серго Сутягин и его коллега по институту УзНИИПградостроительства архитектор Рэм Адылов, чье живое участие и документальные материалы были бесценны для нашей работы.
Мы искренне благодарны всем институциям и гражданам Узбекистана, оказавшим содействие в реализации нашего замысла и, в частности, за помощь в организации фотосъемки архитектурных сооружений, сканировании документов в Национальном архиве Узбекистана, Архиве города Ташкента, Архиве кино- и фотодокументов Республики Узбекистан, а также архивах Ташгипрогора, Узшахарсозлик ЛИТИ, ТошкентБошплан ЛИТИ, Государственного музея искусств Узбекистана, Института искусствознания АН Узбекистана, Гелиокомплекса «Солнце», издательства «Шарк», Государственного цирка Узбекистана. С поиском нужной информации в этих институциях нам особенно помогли Вилюль Газиев, Фируза Дадаева, Махмуджон Мусаев, Шавкат Нурматов, Шакирджан Пидаев, Тахир Садыков, Васила Файзиева.
Нельзя не сказать и о тех, кто с готовностью открыл нам доступ в свои частные архивы: это руководители театра «Ильхом» Ирина Бхарат и Игорь Ротанов, члены семей архитекторов и художников Дмитрий Аблин, Давид и Ануш Авакяны, Екатерина Березина, Нияра Заидова, Марина Иванян, Рушена Семиногова, Антон Спивак, Каринэ Сутягина и Фируза Хайрутдинова. Благодаря жильцам дома «Жемчуг» Камиле Мухамедиевой и Диляре Сайдумеровой, а также Темуру Каримову мы нашли важные материалы об этом уникальном здании. Шухрат Абдуллаев и Заур Мансуров при активном посредничестве Доны Кулматовой открыли нам доступ к важному фотоархиву Фархада Турсунова. Гульнара Рашидова при содействии Зухры Касымовой поделилась с нами ценными фотоматериалами Фонда Шарафа Рашидова, а студия «САД» – изображением генплана Ташкента из архива Юрия Мирошниченко.
Наконец, мы искренне признательны директору Музея «Гараж» Антону Белову, фотографу Ольге Алексеенко, дизайнерам Дмитрию Мордвинцеву, Наринэ Фарамазян и, конечно, главному редактору издательской программы «Гаража» Ольге Дубицкой, координировавшей нашу работу в течение пяти лет.
Исторический очерк
К моменту российской колонизации (1865) Ташкент был крупнейшим городом Центральной Азии по площади и населению, хотя и не имел столичного статуса Коканда, Хивы и Бухары. Холмы ташкентского оазиса скрывали немало древних и раннесредневековых городищ и замков, однако собственно исторический город с IX–X вв. развивался вокруг ядра Чорсу1, к которому примыкали четыре городских района-даха: Кукча, Шейхантаур, Сибзар и Бешагач. Главные улицы, подобно артериям, сходились к Чорсу, где располагался самый большой городской базар. От них более узкие улочки, разветвляясь, расходились к периферийным кварталам с их небольшими мечетями и махаллями2. В черте исторического города было немало памятников средневековой архитектуры и как минимум три крупных культовых комплекса: Хаст-Имам – в квартале Сибзар, Шейхантаур – к востоку от Чорсу и Регистан – непосредственно в главном городском ядре. Обнесенный крепостной стеной, город располагался по правому берегу канала Анхор за исключением хорошо укрепленной крепости Урда, резиденции наместника кокандских ханов, от которых Ташкент административно зависел. Урда была выстроена на левом берегу Анхора, что позволяло крепости предохранять город от внешних вторжений и защищать правителя от внутренних волнений.

Схема плана Ташкента. Сер. XIX в.
Местоположение между Кокандским ханством и Бухарским эмиратом, к югу от казахских и кыргызских степей, делало Ташкент удобным стратегическим пунктом, позволяющим эффективно контролировать ситуацию в регионе. Поэтому сразу после взятия города российские войска разрушили укрепленную Урду и приступили к возведению к югу от нее военной крепости европейского образца. Рядом с новой крепостью вскоре обосновалась администрация созданного Туркестанского генерал-губернаторства и начало развиваться ядро градостроительной структуры «европейской» части Ташкента. Первоначально оно формировалось на основе прямоугольной сетки улиц согласно плану топографа М. Колесникова (1866), а затем структура была усложнена новым ядром – центральным сквером, вокруг которого по плану военного инженера А. Макарова была разбита радиально-лучевая уличная сеть (1870)3.

Часть «Старого города», примыкающая к медресе Бекляр-бека. 1872

Кауфманский проспект, одна из центральных улиц «Нового города». 1910-е
В царский период «европейская» часть города интенсивно развивалась, а «азиатская» была поставлена в положение зависимости и подчинения. Это подтолкнуло развитие сегрегационных практик, характерных для колониальных контекстов, например Северной Африки или Индии. В «европейских» кварталах стали появляться новые типы сооружений: банки, кинотеатры, доходные дома, аптеки, цирк, вокзал, библиотека, училища, гимназии и т. д. Возникли и новые виды общественных пространств: городской сад, общественный сквер, пешеходные тротуары. На жизни «азиатской» части города инновации почти не сказывались, хотя и неизменной она не оставалась – например, к восточной части Чорсу был подведен городской трамвай, а к северу от него появились представительства нескольких российских и зарубежных частных фирм.

План Ташкента 1890 г., исправленный и дополненный в 1905 г.
После Октябрьской революции 1917 года Ташкент стал столицей Туркестанской автономной советской республики, унаследовавшей границы Туркестанского края и вошедшей в Российскую федеративную советскую республику. Однако вскоре столичный статус города был поставлен под сомнение – его долго обсуждали в годы, предшествовавшие делимитации границ среднеазиатских республик после образования СССР. Более того, само включение Ташкента в состав Узбекистана оспаривалось представителями будущих Казахской и Киргизской ССР, которые полагали, что этот наиболее крупный и в этническом отношении интернациональный город региона, окруженный кочевым населением казахов и кыргызов, следует сделать столицей их республики4. В конечном счете при образовании УзССР в 1924 году Ташкент был включен в состав Узбекистана, однако при этом уступил столичные функции Самарканду. Лишь в августе 1930 года он стал столицей Узбекской республики.
Урбанистическое развитие города в советские годы прошло следующие этапы.
1917–1929: РАЗДЕЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ «СТАРОЙ» И «НОВОЙ» ЧАСТЕЙ ТАШКЕНТА
В первое десятилетие новой власти архитектура и урбанизм оставались делом местных властей, действовавших избирательно. В «новом Ташкенте» они пытались решить проблему городских трущоб, усугубившуюся в годы Гражданской войны. Следуя первоначальной общесоветской установке на создание пригородных «городов-садов», они инициировали проектирование «Шумиловского городка», «Рабочего городка» и кооперативного городка на территории так называемой Тезиковки5. Реализованные лишь отчасти, эти проекты предполагали кооперативную собственность рабочих на жилье. В «Старом городе» городские власти стремились к символическому переформатированию его центра. Рядом с Чорсу был разбит новый парк и стадион с площадью для проведения демонстраций. Это привело к сносу медресе Беклярбека и перепрофилированию еще нескольких сооружений – например, мечеть Джами была переоборудована под школу6. Рядом были построены другие здания – Народный театр и Дом культуры «Освобожденная женщина Востока»7, резко изменившие центральную часть «Старого города» без серьезных посягательств на его градостроительную ткань. При этом в административном отношении «Старый» и «Новый» Ташкент продолжали жить обособленной жизнью, имея разные органы планирования и управления.
1929–1941: ОБЪЕДИНЕНИЕ ГОРОДА И ПЕРВЫЕ ПЛАНЫ ЗАСТРОЙКИ
Контекст, в котором произошло административное объединение «мусульманских» и «европейских» кварталов Ташкента в 1929 году8, определялся глобальным разворотом СССР на сверхцентрализацию управления, ускоренную индустриализацию и «культурную революцию». В том же году в Ташкенте было организовано «Бюро по перепланировке городов Средней Азии»9, которое возглавил молодой выпускник Вхутемаса, бывший студент Николая Ладовского Александр Сильченков. Витавшая в воздухе идеологическая задача требовала объединения «азиатской» и «европейской» частей Ташкента, однако Сильченков предложил весьма специфичное ее решение. Сохраняя сетку улиц «европейского Ташкента», его план тем не менее предусматривал радикальную перестройку «Старого города». Вместо него предполагалось развить симметричную унифицированную структуру новых кварталов в духе «параболы Ладовского». Эта идея, впрочем, выглядела совершенно неподъемной для города в силу ограниченности его строительных и финансовых ресурсов, и от нее быстро отказались. Специалисты ташкентского Архитектурно-планировочного управления некоторое время пытались проработать альтернативные варианты объединения двух городских ядер, адаптированные к реальным условиям. Затем последовал еще один проект из Москвы: учтя предложения ташкентцев, бригада градостроителей под руководством Александра Кузнецова разработала генплан Ташкента, предусматривавший возведение новых кварталов современного жилья, создание озелененных зон вдоль городских каналов и единый центр с главной площадью. Основной проблемой плана Кузнецова оставалась неопределенность сроков и мегаломания. Возможности советской экономики, отдававшей приоритет индустриализации и строительству максимально дешевого жилья для рабочих, позволили проложить лишь несколько центральных улиц с административными и жилыми зданиями для советской элиты. В частности, в это время между «старым» и «новым» Ташкентом была пробита улица Файзуллы Ходжаева (после 1938 года – улица Навои). Строительство типового массового жилья для рабочих в это время так и не развернулось, несмотря на первый опыт в виде «Соцгородка» рядом с Текстильным комбинатом. Несоответствие планов и реальности было очевидным, но тоталитарная власть не предоставляла возможности его гласного обсуждения.

А. Кузнецов (рук.). Генплан Ташкента. 1937–1938
1941–1955: ВОЕННАЯ ЭКОНОМИКА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Война, начавшаяся в июне 1941 года, резко изменила ход городской жизни. В город были перемещены свыше ста промышленных предприятий, множество вузов, научных институтов, учреждений культуры и сотни тысяч эвакуированных из Украины, России и Белоруссии. Согласно энциклопедии «Ташкент», «если в 1940 году 81 % [городского производства] приходился на долю текстильной, легкой и пищевкусовой промышленности, то в 1941-м 60 % составляла тяжелая промышленность, ведущее место занимали машиностроение и металлообработка»10. Эвакуированных людей и предприятия размещали хаотично, без заранее составленного плана. Поскольку инфраструктура «Старого города» не позволяла размещать там предприятия тяжелой промышленности, они появлялись в северной и восточной частях города, примыкавших к «европейским» кварталам. Таким образом, «старый» и «новый» Ташкент вновь оказались в состоянии разновекторного развития. Всего во время войны через город прошло около 2 миллионов беженцев11, а к концу войны его население приблизилось к миллиону человек. Городское хозяйство пребывало в полуразрушенном состоянии из-за огромной нагрузки и отсутствия каких бы то ни было системных действий по его поддержке. В первые послевоенные годы городские архитекторы организовали ряд обсуждений сложившегося положения. В частности, были проведены дискуссии о применимости плана Кузнецова к послевоенному развитию города. Противники этого плана утверждали, что он недооценивал качество и адаптированность кварталов «Старого города» к ташкентскому климату и культуре узбеков, а сторонники, включая автора, упрекали оппонентов в нежелании покончить с колониальной сегрегацией и создать для махаллинских жителей условия, приличествующие «современной жизни»12. В 1952–1954 гг. в городе был разработан новый генплан13, но при этом городское строительство по-прежнему следовало предвоенным тенденциям: пробитые городские магистрали, такие как улица Навои, площадь Бешагач, улица Шота Руставели и др., постепенно застраивались по периметру элитными жилыми и общественными зданиями, возводимыми по индивидуальным проектам.

Фрагмент улицы Навои. 2-я пол.1940-х
1955–1966: СТРОИТЕЛЬНАЯ РЕФОРМА И НОВЫЕ ПОДХОДЫ В ГОРОДСКОМ ПЛАНИРОВАНИИ
Хрущевская строительная реформа быстро и радикально поменяла цели и способы застройки городов в СССР. Пожалуй, впервые в мировой практике была поставлена – и в целом решена – задача скорейшего обеспечения дешевым индустриальным жильем городского населения страны. Для достижения этой цели строительное производство должно было стать унифицированным и основанным на сборке из заводских элементов, что полностью меняло эстетику зданий. Исторический декор уступил место модернистскому минимализму и новым строительным материалам, таким как бетон, металл и стекло. Те же тенденции касались и общественных зданий: реформа требовала максимального распространения типовых объектов, удешевлявших процесс проектирования, и экономного решения уникальных сооружений, построенных при использовании заводских унифицированных деталей. Это стало основой развития модернистской архитектуры и в Ташкенте.

«Последний день башенной эпопеи». Групповая карикатура на архитекторов Ташкента. 1955

Генплан Ташкента 1967 г.
Новый генплан Ташкента, разрабатываемый с конца 1950-х годов, создавался на системной четырехступенчатой основе. Несколько жилых групп образовывали микрорайон, несколько микрорайонов – жилой район, несколько жилых районов – планировочный район, с подчинением единице каждого уровня унифицированного набора культурных, социальных, бытовых и других объектов и служб. Новыми планировочными районами Ташкента были задуманы Чиланзар, Каракамыш, Юнусабад, Сергели и т. д. В городе начали действовать железобетонные комбинаты, возводившие жилые микрорайоны по лицензионной технологии французского инженера Раймона Камю. Особое значение в этой унифицированной системе имел городской транспорт. Его разработка, включавшая скоростные магистрали и линии метро, стала составной частью генерального плана. Кульминацией этой работы стали два всесоюзных конкурса: на центр Ташкента, который был выделен в особый планировочный район (этот конкурс выиграли архитекторы института Ташгипрогор), и на застройку центральной площади Ташкента (здесь победителями стали бригады Ташгипрогора и московского ЦНИИЭП зрелищных зданий и спортивных сооружений). Идея победившего проекта центра Ташкента заключалась в пробитии пешеходной зеленой эспланады, соединявшей ядра «нового» и «старого» города – сквер Революции и площадь Чорсу. В пространстве эспланады предполагали возвести свободно размещенные в зелени уникальные объекты республиканского и городского культурного и административного назначения.
1966–1991: ОТ ГОРОДА К ГОРОДСКОЙ АГЛОМЕРАЦИИ
Ташкентское землетрясение заставило произвести корректировку генплана, над которой работала команда под руководством Александра Якушева, Юрия Пурецкого и Александра Ванке. Они предложили включить в генеральный план Ташкента элементы городской агломерации с крупными городами-спутниками, такими как Чирчик, Янгиюль и другие14. Теперь пробиваемые для транспортной разгрузки центра хордовые скоростные автомагистрали соответствовали основным транзитным потокам между ташкентскими пригородами. Этим была создана основа для формирования «большого Ташкента», объединившего не только промышленные, но и аграрные производства в единую систему.

Карикатура «Даешь старый город!» (на коне – А. Косинский) из стенгазеты Ташгипрогора «Градостроитель». 1977

А. Косинский и др. Калькауз. Торговые ряды. 1974–1978
В начале 1970-х годов ЦК КПУз и Совет министров Узбекистана приняли специальное постановление о сносе махаллей «Старого города» и возведении на их месте многоэтажного жилья15. Это ускорило дискуссию о надлежащих принципах строительства новых микрорайонов в черте старого города. Большинство разработок, однако, остались на бумаге16, а территория исторических махаллей постепенно уменьшалась в размерах, поглощаемая кварталами типовых 4-, 9- и 12-этажных домов. Между тем стала ощутимой градостроительная проблема, которая по сей день не нашла своего решения: одна из основных «хордовых автомагистралей» упиралась в ядро «Старого города», градостроительную ценность которого архитекторы и городские власти к рубежу 1970–1980-х начали остро осознавать.
1960–1970-е годы стали временем наиболее интенсивного проектирования и строительства модернистских зданий. В городе были построены новые музеи, выставочные залы, рестораны, гостиницы, административные сооружения, кинотеатры и театры. В 1977 году была введена в строй первая, а в 1984-м вторая линия метрополитена. Однако с начала 1980-х годов стагнация советской экономики сделала невозможной дальнейшую реализацию масштабных планов. Городское планирование вновь разошлось с реальностью: многочисленные дискуссии, конкурсы и новые урбанистические подходы остались на бумаге, множество объектов были заморожены в середине строительства. Последними советскими мегапроектами стали Институт солнца[49]17, возведенный в ташкентском пригороде Паркент, и «Октябрьский рынок»[50] (рынок «Чорсу»), предвещавший наступление совершенно иной эпохи в строительстве, экономике и социальной жизни Узбекистана. Этот рубеж ознаменовал собой и уход со сцены идей и принципов советского модернизма.
ОБРАЗЫ МОДЕРНИСТСКОГО ТАШКЕНТА
У модернистского Ташкента много историй: литературных, журналистских, художественных, кинематографических. Эти истории разные, однако у них был общий знаменатель.
Завязка, пришедшаяся на 1960-е годы, была полна амбициозных ожиданий. «Каким он будет в семидесятом? В восьмидесятом? – задавал словно бы риторический вопрос о Ташкенте журналист-шестидесятник. – Вот самый простой и самый точный ответ – шире, выше, красивее, удобнее, радостнее»18. Не менее оптимистичными на рубеже 1950–1960-х были и предвкушения главного архитектора города Митхата Булатова: в его грезах Ташкент в ближайшем будущем, а оно тогда рисовалось в конце текущей «семилетки», должен был не только обеспечить каждой семье отдельную квартиру, но и разбить в каждом районе тенистые парки с искусственными озерами, одеть в камень набережные каналов, по берегам выстроить выставочные залы и магазины, а также коренным образом преобразовать транспортную систему. «Новым для нашего города и его огромной территории, – торжественно анонсировал зодчий, – является использование вертолетов. Вскоре будет оборудовано несколько посадочных площадок для этого удобного и весьма перспективного вида воздушного транспорта. Он поможет связать отдельные промышленные районы с центром»19.

М. Скобелев. Ташкент строится. Иллюстрация из журнала «Мурзилка». 1969
Даже если в 1960-е и возникали дискуссии на темы урбанизма, позиции оппонентов было трудно отличить друг от друга. Это произошло, например, когда группа влиятельных деятелей культуры, настаивавших на необходимости лучшего учета локальных особенностей Ташкента, попыталась оспорить некоторые положения генплана города 1967 года. Деятели культуры провозглашали: «Каким бы мы хотели видеть центр Ташкента? Нам представляется привольно раскинувшийся город-сад с колоритными по-восточному архитектурными ансамблями, с милыми сердцу ташкентцев арыками, живописными фонтанами, тенистыми аллеями, благоухающими цветниками. В созидании его должны быть творчески использованы вековые традиции зодчества и декоративного искусства узбекского народа. Мы хотели бы видеть центр Ташкента гармоничным архитектурным ансамблем, в котором каждое здание – прекрасно и неповторимо, как совершенное художественное произведение»20. Урбанисты парировали: «Проект генерального плана Ташкента […] предусматривает идею гармонического формирования города во всем многообразии его жизни. […] Обязательным элементом города должно стать широкое озеленение и обводнение, чтобы улучшить микроклимат, создать места массового отдыха»21 и т. д. Конфликт оказывался мнимым: разница, кажется, заключалась лишь в том, что одна сторона мечтала о городе «по-восточному современном», другая – «по-современному восточном», причем все оппоненты подчеркивали условность своего понимания «восточности» и «современности».

Пасторальный образ модернистского города. Обложка журнала «Строительство и архитектура Узбекистана». 1960

Карикатуры из журнала «Строительство и архитектура Узбекистана». 1963
Встречи с реальностью озадачивали и тех и других: «В макете микрорайона и рассказах Льва Тиграновича Адамова все выглядит отлично: блоки обслуживания, быткомбинаты, кафе-столовые, общественные гаражи и прочее. Но это – будет. Но пока что есть другое: теснота в квартирах, сохнущее на веревках перед домами белье и заколоченные фанерой, забитые разномастным барахлом террасы»22. Однако до поры до времени архитекторы и горожане сохраняли оптимизм – пусть без вертолетных площадок, пусть не в текущей семилетке, но городу-саду точно быть!

Макет центра Ташкента. 1967
К концу семидесятых образы Ташкента серьезно изменились. Визионерство, присущее архитекторам, не исчезло бесследно, но теперь они лучше понимали сложность исторического города и невозможность идеальных решений. По многим вопросам, от градостроительных до эстетических, мнения зодчих разделились. Одни продолжали держаться идей современной архитектуры, другие снимали табу с применения вернакулярных форм и традиционной орнаментики. Планы радикальных преобразований города стали уступать место обустройству небольших его фрагментов. Стремление повысить плотность городской застройки сочетало разработку многоэтажных жилых комплексов с обращением к малоэтажной жилой среде за счет уменьшения территории общественных пространств. Наконец, после длительного движения к слиянию «нового» и «старого» Ташкента возникло сомнение в том, что оно должно осуществляться ценою сноса исторических махаллей. Свидетельство тому можно увидеть в фильме «Поиск и традиции», посвященном реконструкции «Старого города» (1975)23. «Старый город» впервые осознается в эти годы как эстетически ценная среда, требующая взвешенного творческого подхода. Однако советская строительная индустрия не была столь подвижна, как мысль зодчих: созданная для массового возведения типовых жилых домов, она до начала 1990-х была запрограммирована на снос «Старого города» (и даже после распада СССР продолжила движение в этом же направлении).

С. Абдуллаев. Тихий вечер. 1982
1980-е стали временем предсказуемого разочарования и критики. Поседевшие шестидесятники почти перестали заглядывать в будущее и приступили к критическому осмыслению сделанного. Неожиданно все заговорили о циклопических масштабах пустынных городских площадей, нефункциональном украшательстве зданий и станций метро, доминировании «неорганичного» для Средней Азии бетона, буксующей строительной индустрии и невозможности эффективного городского планирования. Критическое отношение к современной архитектуре запечатлелось в книгах и кинофильмах последнего советского десятилетия. Так, положительный герой в фильме «Алмазный пояс» (Узбекфильм, 1986) вошел в конфликт с архитекторами-технократами, планировавшими застроить набережную канала Анхор бетонными монстрами: по его мнению, она должна была стать парковой зоной. По иронии судьбы парковая зона вдоль Анхора оставалась сквозной идеей всех советских генпланов города с 1937 года. Таким образом, авторы фильма и одноименного романа24 вменяли архитекторам в вину нечто, в чем те точно не были виновны – однако общее ощущение банкротства современной архитектуры витало в воздухе и отражалось в зеркале культуры, пусть даже и в виде проблемы, высосанной из пальца.
Распад СССР повлек разрушение системы архитектуры 1960–1980-х годов и в особенности – ее эстетических оснований. Несколько объектов, таких как дворец «Туркестан»[51], были достроены по инерции, но официальные заказы эпохи независимости ясно следовали духу «нового историзма», воспроизводившего идеи сталинской архитектуры с поправкой на современные материалы. Стремление президента Ислама Каримова оставить за плечами советский опыт в наибольшей мере отразилось в судьбах сооружений 1960–1980-х: многие из них были уничтожены, другие перестроены, остальные ветшали с ходом времени. Политическое изживание сопровождалось общественным отречением. Модернистская архитектура воспринималась как привнесенная извне, чуждая Узбекистану, уходящая в небытие вместе со всем советским. «Топос смерти двойственен – писал философ Евгений Абдуллаев. – Средняя Азия, – Туркестан, Туран – как место символической смерти была и местом убежища от смерти реальной. […] Ташкент рос и развивался на имперских бедах. От своей беды – землетрясения в шестьдесят шестом – он вырос еще больше, отстроившись. После чего окончательно превратился в типичный советский лекорбюзьешник»25. Поскольку каримовское правление растянулось на четверть столетия, модернистский слой Ташкента дошел до нашего времени в хрупком и фрагментированном состоянии.
Сходный процесс исключения происходил и собственно в истории архитектуры. Ценность периода 1960–1980-х годов была поставлена под вопрос в 1990-е годы, когда советское модернистское наследие стало восприниматься как архитектурная декорация последнего акта коллапса советской системы. В 1970-е годы было опубликовано несколько книг о современной архитектуре Узбекистана26, охватывавших период с начала 1960-х по середину 1970-х. Однако в 1990-е, когда пришел логический момент для описания модернистской архитектуры республики с конца 1950-х до 1991 года, она утратила свою значимость для исследователей. Несколько книг об архитектуре Узбекистана, написанные в республике в 1990–2010-е годы, сделали модернистский период непродолжительным эпизодом истории27, а рукописи, которые были прицельно ей посвящены, остались неопубликованными, хотя и описывали последние советские десятилетия критично, в духе новых веяний28.
Новая волна интереса к советской архитектуре 1960–1980-х, сделав исторический крюк, пришла с Запада. После XIX Венского архитектурного конгресса, конференций и выставок советского модернизма, состоявшихся в Вене (2012), Стамбуле (2013), Венеции (2014), Сан-Паулу (2015), Москве (2015 и 2019), Ереване (2017), Тбилиси (2017), Минске (2018) и Новосибирске (2019), а также после выхода множества изданий об архитектуре последних советских десятилетий в странах Западной Европы, республиках Прибалтики, Украине и России, начала меняться ситуация и в Узбекистане. Появились общественные инициативы, посвященные модернистской архитектуре Ташкента29. Они привлекли внимание и множества горожан, и некоторых правительственных институций. Это способствовало появлению проекта, во многом уникального для постсоветских и постсоциалистических стран. Речь идет о проекте «Ташкентский модернизм XX/XXI», первая часть которого была реализована в 2021–2022 гг. по инициативе и по заказу государственных органов Узбекистана. В сотрудничестве с ними миланские архитектурные бюро Grace и Laboratorio Permanente, специалисты Миланского технического университета (Politecnico di Milano) и автор этого текста поставили целью не только изучить модернистскую архитектуру Ташкента, но и выработать концептуальные предложения по ее комплексному сохранению как важнейшего градостроительного слоя столицы Узбекистана. В рамках этого проекта были проведены выставки ташкентского модернизма на Миланской Триеннале и в Ташкентском музее искусств, к обсуждению присоединились международные эксперты, такие, например, как Жан-Луи Коэн, Рем Колхас и многие другие. Таким образом, модернистское наследие Ташкента вышло из зоны умолчания и получило международное признание. Время покажет, чем обернутся усилия по его практическому сохранению.