Kitobni o'qish: «Брюсов и Петровская: психология отношений»

«Ах, декаденты! Резиновые души! Хочешь

и её и меня. Она – главное, я второе…

Нет – спасибо!»

Из письма Н. Петровской

«Не снятся ль тебе наши встречи

На улице, в жуткий мороз,

Иль наши любовные речи,

И ласки, и ласки до слез?»

В. Брюсов

«Инстинкт охоты и убийства, равно как

стремление к спариванию и размножению,

являются наиболее примитивными

из человеческих желаний…

Но они бледнеют в сравнении

с наиболее могущественной силой,

движущей человеком – потребностью

в любви».

Из научного сериала

Перед вами предстанет история мужчины и женщины, подаривших друг другу немало мгновений сладкого блаженства и горького страдания. К счастью, любовь всегда и вопреки всему, перевешивала.

…Интерес к этой истории у меня возник после моноспектакля, показанного в гостеприимной библиотеке подмосковного посёлка Малаховка, где часто устраиваются литературные вечера. Она расположена перед въездом в поселок, на краю похожего на каньон глубокого малаховского оврага – что весьма символично для нашей истории.

Здешние дачные места близко от столицы. С ними связаны имена Валерия Брюсова, Ивана Бунина, Николая Телешова, Василия Сурикова, Федора Шаляпина.

А знаменитый Малаховский летний театр, где выступал Александр Вертинский, где состоялся дебют Фаины Раневской… Окруженный сосновыми рощами, в разгар жестоких войн за земли под коттеджи, театр сгорел, оставив после себя одно пепелище…

И спектакли не от хорошей жизни играются с тех пор в библиотеке. Одно из этих представлений без декораций, посвятили любви короля русских символистов Валерия Брюсова и талантливой писательницы-декадентки Нины Петровской.

Их любовь была самой романтической в русской литературе. Ее история красива, поучительна, глубоко психологична.

Именно психологическая сторона отношений Брюсова и Петровской меня и заинтересовала.

2

Брюсова знают хорошо. Хотя частенько делают при этом скептическую мину, заявляя что-нибудь типа «скучнейший персонаж Серебряного века».

Сам я тоже поначалу относился к его творчеству равнодушно. Лишь ярчайшая история любви, о которой сейчас последует рассказ, заставила меня ступить с осторожностью на порог возведенного умом, сердцем, и профессиональным мастерством одного человека, монументального «сооружения», сравнимого с грандиозным храмом. Притом, что трудно сказать определенно, какого символа веры придерживался сам зодчий и строитель в одном лице. Чтобы постичь размах его замысла, изящную композиционную логику и отчетливость всего плана, я двигался под гулкими сводами творений его неторопливо, стараясь не пропустить ни одного декоративного элемента, художественной подробности или технической детали. Да-да, в целом всё написанное Брюсовым сравнимо именно с величественным инженерным сооружением, построенным по продуманному плану на долгие века. Увы, еще далеко то время, когда сделанное этим гением для русской и всей мировой словесности будет оценено справедливо и сполна…

Имя Нины Ивановны Петровской сегодня тоже на слуху – но как же черны эти слухи! Как не сочетаются они содержанием своим с зеленой дачной Малаховкой – высокими соснами, озером в окружении берез, и вдаль тянущимися стальными рельсами – серебристыми на рассвете и ярко-алыми перед заходом солнца!..

Есть слова, равнозначные второму терновому венцу поверх первого, определенного человеку судьбой. Бедной Нине Петровской и при жизни досталось. Но и после смерти ее имя полощут нещадно в разных изданиях – от гламурных до самых серьезных, литературоведческих.

Можно было бы и мимо пройти (мало ли что пишут!), однако мешает одно обстоятельство, очень существенное.

Вот жили талантливые люди на стыке веков, писали стихи и прозу. Всё созданное ими оказалось настолько значимым и совершенным, что саму эпоху, в которую они творили, назвали Серебряным веком.

А потом, после революции, часть этих людей оказалась в эмиграции. А другая часть осталась в совершенно изменившейся стране. Но все без исключения, они по обе стороны ностальгировали по своему времени, ушедшему навсегда. И когда писали мемуары, часто преувеличивали достоинства и недостатки тех, с кем в то время дружили, враждовали, или просто конкурировали.

Так происходит всегда, потому что это один из литературных приемов.

Но Петровская с Брюсовым оказались из-за этого оттесненными на саму грань света и тьмы. Если о них двоих, то тут же о нездоровом всплеске интереса к мистике в начале двадцатого века, о богемных нравах с полной распущенностью. И никто не поднимается над всей этой мишурой, и не стремится увидеть то, что возвышает эту любовь над всеми временами. Размывается облик двух чрезвычайно особенных людей, шагнувших далеко за пределы своей эпохи. Причем, шагнувших сразу вдвоем, вместе, потому, что сама их любовь – отдельная тема, самоценная, оставившая материальный след в литературе, культурологии, и, пожалуй, также в психологии. Речь об их многочисленных письмах друг другу – то страстных, то холодных, в итоге сложившихся в семисотстраничный том, который бесспорно можно называть главным шедевром в мировом эпистолярном наследии.

3

Ну, допустим, какая-то часть рассказанного, правда, – ведь каждый из нас отчасти в плену своего времени. Однако же в каждом человеке хранится и что-то, остающееся неизменным. Мне могут заявить, что Нина Петровская сама не избежала пёстрых красок, воспроизводя исторический фон в воспоминаниях. Кто так говорит, не учитывают, что это ей сочинялось под заказ, в эмиграции, в ситуации, когда она вместе с больной сестрой голодала. Тогда Горький пообещал ей помочь издать рукопись в СССР. Нина Ивановна хотела заработать хоть немного денег на жизнь, изображая из себя раскаявшуюся «богемную львицу». И ей надо было уложиться в рамки. Или используя цитату конференции пролетарских писателей 1923 года, «сыграть некоторую роль в деле притупления вражды к революции со стороны колеблющихся мелкобуржуазных кругов».

Начало повествования говорит само за себя.

«Я не эмигрантка и в книге «Воспоминания» хочу подчеркнуть это перед читателями с первых строк.

9-ого ноября 1911 я выехала из России, из Москвы, с твердым решением остаться за границей навсегда. Мотивы сложные и чисто интимные привели меня к этому решению.

Войну и годы революции я провела почти безвыездно в Риме.

Воспоминания пережитой эпохи остались в моей памяти неприкосновенными, ничем не искаженными, не подмененными в перспективах наслоением русских событий».

Увы, ни сыграть роль до конца не вышло, ни денег получить…

4

Вообще говоря, для подлинной любви фон не так уж важен. А любовь Брюсова и Петровской уникальна во многих смыслах. Безмерной искренностью и глубиной, чувство здесь затягивает вместе с жертвой и «охотника».

Именно «охотником» предстает на первоначальном этапе отношений поэт Валерий Брюсов.

«…напротив, около самого барьера ложи, опустив вниз руку с биноклем, на нас пристально смотрел Брюсов. Точно сквозняком откуда-то подуло. Не знаю почему, но сердце сжалось предчувствием близкого горя… В этот вечер неясно для меня Брюсов незримо вошел в мою жизнь, чтобы остаться в ней вечно…»

Линзы театрального бинокля, через которые Валерий Яковлевич издали в тот вечер рассматривал «бедную Нину», словно оснащены дальномерной шкалой – не зря она с первого мгновенья почувствовала себя жертвой.

Позднее выяснится, что он давно приметил эту женщину и долго за ней наблюдал.

А дело в том, что муж Нины Ивановны, Сергей Соколов, принадлежавший к семейству владельцев северной стороны дачного поселка Малаховка, совершил немыслимую для литературных кругов того времени дерзость. Не оглядываясь на мнение литературных авторитетов, он не побоялся посягнуть на монопольное положение декадентского издательства «Скорпион», создателем, редактором и управителем которого являлся именно Валерий Яковлевич Брюсов.

Соколов писал стихи, не удовлетворявшие взыскательным вкусам литературной элиты того времени. Но он был человек обеспеченный. И очень любил литературу, в особенности ее новые направления. А так как Брюсов со своим издательством, по его мнению, замкнулся в академизме, то Сергей Алексеевич Соколов решил пойти на материальные жертвы «ради будущего литературы».

Продал старое имение во Владимире, и создал второе декадентское издательство – альтернативное, как бы теперь сказали. И назвал его – «Гриф». И тут же объявил, что двери его «Грифа» открыты для всех, кто хочет писать по-новому.

Потому и весьма вероятно, что первоначально основатель «Скорпиона» сквозь стекла своего бинокля рассматривал Нину Петровскую как привлекательную хозяйку нового литературного салона при конкуренте.

В Брюсове наличествовали качества, присущие литературному начальству – это ощущается зримо даже сейчас, через время. Посудите сами, человек еще довольно молод, а его уже все называют мэтром, жрецом культуры. Он лидер символизма, инициатор и руководитель самого популярного в стране издательства, и заодно редактор литературного журнала «Весы», где большинство пишущих в огромной России открыто или втайне желают быть напечатанными. Все на него взирают снизу вверх, как на сверхличность, имеющую какую-то неявную связь с потусторонним…

Разумеется, намерение Брюсова соблазнить жену конкурента – всего лишь гипотеза. Но вот вам цитаты из воспоминаний русского поэта и мемуариста Владислава Ходасевича: «Брюсов тотчас ополчился против «Грифа», обвиняя его в эпигонстве и в повторении того, что уже сделано «Скорпионом»… Он чрезвычайно ревниво относился к своему положению главаря новой школы и в возникновении нового издательства видел угрозу этому положению. Он сам наотрез отказался участвовать в «Грифе» и пытался сделать так, чтобы в нем не участвовали другие сотрудники «Скорпиона». Эта попытка тотчас же провалилась: отчасти потому, что растущему модернизму было тесно уже в одном «Скорпионе», но главным образом потому, что личное небескорыстие Брюсова было слишком для всех очевидно».

«Личное небескорыстие» Брюсова было объяснимо – цену деньгам познал он рано: отец просадил на скачках купеческое состояние семьи, которой пришлось долгое время жить в большой экономии, пока сам Валерий Брюсов не стал прочно на ноги.

А вот муж нашей героини, напротив, из самого что ни на есть благополучного семейства. И он, создавая издательство, и тратил деньги с удовольствием, для души. …

Так что, со стороны Брюсова, это поначалу вовсе не та любовь, при которой одного случайного взгляда довольно, чтобы голова внезапно закружилась и за нею завертелся целый мир…

Нет, молодую хозяйку конкурирующего издательства он именно приручает, подобно умелому охотнику – правильно мы его назвали!

Тогда Валерий Яковлевич еще не ведал, насколько переоценивает свою каменную расчётливость…

5

Зададимся вопросом, почему женщина, выйдя замуж за благополучного молодого человека – грамотного юриста, землевладельца, и создателя популярного литературного издательства, наконец – с самого начала, с первого дня совместной жизни испытывает непрерывное и нескончаемое душевное смятение?

«Помнится, приблизительно за год до возникновения книгоиздательства «Гриф», у меня необычайно обострилось томление по жизни, горькая тоска существования, где ничто не вызревает и не завершается, где каждый день с утра очеркивается сознанием ненужности, а вечером сводится к нулю, к пустоте, к небытию».

Другая цитата от Нины Петровской: «Не хотелось писать, потому что не было литературных связей, и я не знала, кто стал бы меня печатать»

Да, наличие литературного таланта при невозможности его реализации, может стать причиной депрессии. Однако подлинно настроенного на литературное письмо, такое не остановит. Вряд ли эта причина здесь основная.

Тогда что это?

Личность человека обычно исследуют, начиная с детства. У нас случай уникальный: до нынешних пор неясно, в какой обстановке проходили детство и юность Нины Петровской. Сама писательница об этом высказалась лишь однажды. Да и то в двух словах: было плохо.

И ни слова о конкретном. О ней мы знаем лишь, что родилась в семье мелкого чиновника, и что в ранней юности окончила зубоврачебные курсы.

Даже о своих родителях – ни единого слова.

Но с замужеством-то женщине повезло, казалось бы?

Тогда в чем же дело?

Попробуем разобраться.

Первые годы после венчания молодые супруги жили в Малаховке, единым двором со свекровью и семьей старшего брата Сергея Алексеевича Соколова – Павла Алексеевича. Уживалась ли невестка со своими новыми родичами? В воспоминаниях опять же ни слова. Даже в письмах к Брюсову, на пространстве всех семиста страниц – ничего, кроме самых туманных намеков.

Ни о ком, ни разу!

Из близких, Ниной Ивановной упомянута лишь младшая сестра ее Надежда. Но и здесь опять же ни слова о том, что сестра страдала душевным недугом. Об этом сообщат посторонние, мемуаристы. Они же укажут на причину – в раннем возрасте девочку обварили кипятком.

Каковы обстоятельства и причины происшествия? О них тоже ни строки.

А между тем это важно. Петровская сестру не бросала, и в будущем не бросит, а после кончины матери заберет ее к себе на попечение, хотя будет к тому времени в разводе, и соответственно, стесненных обстоятельствах.

«В 1909 г., уезжая из России, Нина взяла ее с собой, и с той поры Надя длила с ней все бедствия заграничной жизни» (из воспоминаний Ходасевича).

Но отчего же всё-таки Нина Ивановна, образно говоря, не прижилась в тепле – в хорошо обеспеченном и весьма уважаемом семействе Соколовых?

Просто не хотела, может быть? Тогда замуж зачем шла – ответила бы отказом, и всё…

Именно эти вопросы слышны в мемуарах, и в гламурных сочинениях, а порой даже в литературных исследованиях. Хотя составить цельное представление о человеке, который не вел дневников и ни с кем житейскими подробностями не делился, можно лишь в результате сложения большого числа деталей, часто разрозненных и противоположных.

Такую попытку мы с вами сейчас и делаем…

6

«Я думаю о любви… Всегда о любви» – в этих словах Петровской, ставившей на первое место чувственные отношения, заключено многое. Даже косвенно причастным к психологии, известно о «синдроме недолюбленности». По оброненному молодой женщиной «было плохо», мы не станем судить о всем ее детстве. Кто знает, что она думала об этой поре своей в зрелости – с возрастом ведь впечатления меняются…

Но нам совершенно ясно, что перед замужеством двадцатилетняя Петровская остро ощущала свою недолюбленность.

Не исключено, что если бы выйдя за Сергея Алексеевича, она сразу почувствовала в нем надежный оплот и защиту, особенно перед его близкими, то не искала бы позднее «эстетических несовпадений» с семьей Соколовых.

Вывод такой мы делаем не на пустом месте. Из ранних ее писем Брюсову совершенно ясно (вы это увидите), что желания ее в ту пору были абсолютно прозаические, попросту женские. Более всего она мечтала о материнстве, о простом семейном счастье.

Мы это докажем, уверяю вас.

Да, нельзя оспорить, что Брюсов с первого взгляда произвел на нее большее впечатление, чем ставший позже супругом Соколов.

«Однажды, еще до нашего знакомства в доме друга В.Брюсова— Ланга-Миропольского, я долго смотрела на портрет двадцатилетнего Брюсова. Пламенные глаза в углевых чертах ресниц, резкая горизонтальная морщина на переносье, высокий взлет мефистофельски сросшихся бровей, надменно сжатые, детские, нежные губы. Власть и обреченность на суровый жизненный подвиг…».

Согласитесь, подобное описание женщиной внешности мужчины о многом говорит.

Но и столь яркое впечатление могло бы просто осесть на непроницаемом дне подсознания и остаться в прошлом навсегда.

А коли бы и всплыло, то всё равно женская природа помогла бы ей с этим управиться. Но произойти такое могло лишь в случае, когда бы муж сумел возместить ей нехватку душевного тепла, возможно, копившуюся детства…

7

Несомненно, Брюсов обладал немалой харизмой. Воздействие его было незаметным и часто принималось окружающими добровольно – некоторые даже не сознавали, когда оказывались в зоне магнетического влияния поэта и мыслителя.

Прозаик и публицист Владимир Станюкович учился с Брюсовым в гимназии. «Не помню, был ли он со мною в первом классе. Только теперь его худая, сутулая фигурка в серой, мешком сидящей блузе и в серых штанах, возникла передо мною, и мы быстро сдружились».

Несколько слов о самом Станюковиче. Это не тот, с детства знакомый нам, автор морских рассказов, а просто его однофамилец. Но тоже очень даровитый писатель.

Главный его труд – документальная книга о русско-японской войне 1905 года. Владимир Константинович назвал её скромно: «Пережитое. Воспоминания зрителя войны». Однако «зрителем» на той войне он вовсе не был. Честно исполняя свой долг, служил начальником госпиталя в Манчжурии. И со столь правдивой откровенностью описал всё увиденное, что царская цензура наложила на книгу арест, предъявив ему обвинение в «дерзостном неуважении к верховной власти».

И этот прямой, сильный по натуре человек, будучи еще десятилетним гимназистом, послушно втягивается в орбиту магнетической личности тогдашнего ровесника своего Брюсова.

«Как-то зашла речь о мироздании, и он последовательно, в течение нескольких дней рассказывал мне теории Канта – Лапласа и Дарвина… Мне, воспитанному матерью в духе правовернейшего православия; мне, чувствовавшему надо всем миром и над собой простертую длань «вседержителя»; мне – такому одинокому, забытому, ищущему опоры, мне – признать, что нет бога?! Я спорил, я защищал своего бога от этих холодных выкладок науки, но логика этого черноглазого скуластого мальчика была сокрушительно сильна. Он горячился, – быть может, и в его детской душе жил ужас, что нет огромного теплого бога. Тише и нерешительней были мои возражения…

И вот свершилось! Скатилась великолепная порфира; рухнул гигант, рассыпался пеплом».

Вы понимаете, что произошло?! «Рассыпался пеплом гигант»! Причем, на долгие-долгие годы – ведь Станюкович потом примет большевистскую идеологию и останется верен ей до конца…

Что касается самого Брюсова – он в дальнейшем в полной мере поплатится за воинственный атеизм.

Но согласитесь со мной – одного этого свидетельства достаточно, чтобы представить, с каким человеческим материалом, с каким явлением столкнулась молодая неискушенная женщина. Почему она столь глубоко и серьёзно увлеклась Валерием Брюсовым…

Вперед, мечта, мой верный вол,

Неволей, если не охотой

Я близ тебя, мой кнут тяжел,

Я сам тружусь, и ты работай!

Эти строки также за себя говорят. С подобной вольностью прежде никогда о мечте не писали. А написано было еще в юности…

Сергей Шервинский, переводчик и поэт, в одной из своих статей охватил всю творческую биографию Брюсова, начиная с отрочества. Вот характеристики, мелькающие в тексте: «пытливость ума», «мощность любознательности», «трудолюбие». Наконец, «дух конквистадорства, с которым он научился завоевывать знания область за областью».

И ещё эта холодная дерзость: Брюсов отвергает Творца, и с несокрушимой логикой проповедует свое, рано сложившееся, мировоззрение…

Отличался он ещё одним качеством. Речь об аккуратности, системности, и некоей «математической размеренности», пользуясь характеристикой нашей героини. Представительницы прекрасного пола в полной мере отдают должное подобному свойству, когда оно присутствует в мужчине. Женщины перед такими обычно робеют…

И вот вам на это готовая иллюстрация. Через двадцать лет, будучи в эмиграции, в пугающей всех нищете, Нина Ивановна так опишет обстановку, окружавшую её в годы после замужества: «Помню нашу квартиру на Знаменке, в Москве, словно нарочито несуразную, ничем не одухотворенную, бесстильную, с башнеобразными комнатами-тупиками. Диваны, кресла, столы, «модерн» дурного вкуса, купленные без любви к вещам»…

Вспомнили вы «эстетические разногласия» с Соколовыми?

Тут к месту будет привести и уничижающие характеристики, относящиеся к эмблеме издательства «Гриф», созданного усилиями самого близкого для нее, казалось, в ту пору человека: «Какое-то крылатое, лапчатое, когтистое чудовище….».

На характеристики, когда касается Соколова, Нина Ивановна, как мы видим, не скупится…

Сравним это с эпитетами, предназначенными Брюсову: «Меня всегда влекло к синтезу и стилю. Бесшкольность «Грифа» вызывала поэтому досаду и сожаление, горшее, чем отрицание. Все содержание моей тогдашней новой веры определялось принятым на глубине искусства зрением В.Брюсова… Гордый, как знамя, острый, как меч, он шел по пути, им сознательно намеченному, вынося на своих плечах «Весы» и весь «Скорпион» до последней гранки. Даже вся техническая часть проходила через его руки».

Что же мы получаем в итоге? Образ жизни, стиль, все вкусы поступившего с ней честно и взявшего в жены ее человека, Нина Ивановна отказывается принимать на том же эстетическом уровне (простите за повторы, но автор тут ни при чем).

А всё созданное Брюсовым для нее отличается «синтезом и стилем».

Неужели же в каждой женщине, на поверхности или где-то в глубине, живет эта «необузданная страсть к порядку и жажда контроля» – говоря по-сегодняшнему, перфекционизм? А может быть ей просто не в чем больше супруга своего упрекнуть?

Или же разгадка все-таки в чем-то ином?

8

Почему Петровская не родила ребенка от мужа? Вопрос глубоко интимный, но раз уж мы всерьёз ищем мотивы, то без него не обойтись. Это вопрос вопросов – при поиске ответа на него мы докопаемся до основ непонятной тоски, бесконечно терзавшей Нину Петровскую.

Тоска ли это? Или все-таки природная тяга к материнству?

Давайте последовательно. Мемуаристы и филологи в один голос утверждают, будто «главным эмоционально-психологическим началом», соединившем Брюсова и Петровскую, послужило их общее символистское мироощущение. Возможно и так. Но лишь в какой-то мере – причем, самой наименьшей.

Потому что, коли уж Нина Ивановна мечтала более всего любить и быть любимой, как мы уже знаем, именно в этом и следует искать основное начало. В ней жило естественное желание счастья, женского счастья, всё прочее – декор. Или «декорум», как пишется в научных работах. Фон может меняться, но глубинные людские потребности остаются доминантными.

Вы упрощаете, заявят мне, вы примитивизируете.

О нет, через какой-то десяток страниц я докажу, что это вовсе не так.

9

Давайте начнем с подсчетов.

Да-да, мы именно посчитаем, я не оговорился.

Издательство «Гриф» основано было в конце 1902 года. А из воспоминаний Петровской мы помним, что затосковала она в семействе Соколовых «примерно за год до появления издательства «Гриф», созданного ее мужем».