Kitobni o'qish: «Ночной скандал», sahifa 4

Глава 7

– Дедушка. – Войдя в комнату, леди Лейтон сразу же направилась к лорду Тэлботу. Протянула к нему затянутые в элегантные белые перчатки руки и крепко обняла, запечатлев на его щеке поцелуй.

– Теодосия. – Он произнес ее имя с такой любовью! Очевидно, старый граф был сражен тем, как выглядела сегодня его внучка. – Ты обворожительна!

«Теодосия? Теодосия». Имя ей подходило. Дедова тезка. Однако где же все-таки ее родители? Или они не живут в Оксфордшире?

– Спасибо. – Она улыбнулась. – Простите, если заставила ждать.

– Стоило подождать, чтобы увидеть тебя во всем блеске красоты! Кроме того, лорд Уиттингем вошел едва ли не за минуту до тебя. – Тэлбот обернулся в его сторону, и Мэтью покрепче сжал в руке набалдашник трости, готовясь отдать официальный поклон.

– Леди Лейтон. – Он выпрямился и взял ее руку. – Теодосия. – И сказал тихо, так, чтобы услышала только она: – Прекрасное имя, Книжница!

Она не ответила, но поспешно отдернула руку прежде, чем он успел запечатлеть на ней приветственный поцелуй.

– Мы еще не затеяли разговора, ждали тебя. – Тэлбот подошел к буфету и щедро отмерил бренди в два хрустальных стакана. Подал один Уиттингему и кивком указал Теодосии на канапе. – Посиди с нами! Возможно, тогда граф объяснит причину столь настойчивого визита.

Мэтью едва сдерживал желание напомнить им, что его именно что пригласили – а то все в этом доме так и норовят заклеймить его этаким светским мародером! Пожалуй, лучше поскорее взять быка за рога.

– Все из-за статьи в «Философских протоколах Королевского общества» за прошлый месяц. Она-то и привлекла мое внимание. Я нашел ваши рассуждения о законе точных пропорций очень познавательными, хотя у меня осталось несколько вопросов относительно целочисленных соотношений, которыми вы пользовались для получения соединений. Но некоторые вычисления весьма любопытны!

– Дедушка! – Теодосия подала голос со своего места на канапе. – Я бы хотела бокальчик красного. Если бы ты был так добр… – Она положила веер на стол.

– Разумеется. – Тэлбот встал и подошел к буфету.

Стоило ему повернуться к ней спиной, как Теодосия обернулась к Мэтью и подалась вперед, словно хотела поведать ему секрет, который не был предназначен для ушей деда.

– Сейчас слишком поздно начинать обсуждение сложных научных методов. Вероятно, дедушка устал. Не поговорить ли нам о чем-нибудь более приземленном? – Ее глаза сделались огромными, они смотрели на него с надеждой и мольбой.

– Разговор о том, какой вклад в науку сделал ваш дедушка, и есть единственная причина, отчего я предпринял столь дальнее путешествие в самых неблагоприятных погодных условиях. Предложение нанести визит и заняться теоретическими рассуждениями – это нечастый шанс, и уж я не стал ждать ни одной лишней минуты.

Но Теодосия ничуть не смягчилась.

– Держи. – Тэлбот поставил бокал вина на столик атласного дерева возле внучкиного веера и вернулся на свое место. – Итак, о чем же мы будем сегодня беседовать?

Мэтью не мог сказать с уверенностью, однако ему показалось, что Теодосия судорожно вздохнула. Одно было ясно – никакого вина ей не хотелось. Забытый бокал так и остался дожидаться на столе.

– Лорд Тэлбот…

– Называйте меня Теодором. – Тэлбот улыбнулся и отпил бренди. – Если нам предстоит провести время за беседой и отличной трапезой, следует отбросить формальности. Здесь, в деревне, мы не столь чопорны, как наши городские родичи. К тому же весь этот строгий этикет очень утомляет.

Мэтью обернулся к Теодосии, насмешливо играя бровью, чтобы напомнить об их недавней перепалке из-за имен, но заметил, что она не отрывает напряженного взгляда от дедушки. С едва заметной гримасой она следила, как тот поднимает стакан с бренди.

– Не возникает ли путаницы в доме – Теодор и Теодосия?

– Совершенно никакой. – Теодосия встретилась с ним взглядом, и не успел он моргнуть, как она сменила тему: – Что занимает ваше время в Лондоне, лорд Уиттингем? Кроме того, что вы предпринимаете внезапные поездки в глухую сельскую местность?

– Вам следует звать меня Мэтью. – Он изобразил победную улыбку. – Разумеется, по просьбе вашего дедушки. Кроме того, как вы сами заметили, мы вряд ли увидимся снова. Тогда какая разница?

Разговор прервался, поскольку вошел лакей и пригласил их к обеду. Схватив трость, Мэтью первым вскочил на ноги, но Теодосия опередила его, ухватив деда под руку, дабы именно он сопроводил ее в столовую. Мэтью напомнил себе, что не следует унывать. И сразу же задался вопросом, с чего бы ему огорчаться?

Они заняли места за длинным прямоугольным столом, освещенным свисающими с потолка люстрами. Да еще по меньшей мере дюжина свечей горела в серебряной вазе тонкой работы, стоящей в дальнем конце накрытого парчовой скатертью стола. Тэлбот уселся во главе, предоставив Мэтью возможность любоваться сидящей напротив Теодосией.

На несколько минут воцарилось молчание – льняные салфетки разворачивались и аккуратно укладывались на коленях. Проворный лакей налил всем вина, а хрупкая горничная сновала туда-сюда, разнося всевозможные лакомые блюда – трапеза началась.

– Должно быть, кухарка колдовала над этим великолепием весь день!

Теодосия сопроводила замечание улыбкой, но глаза ее по-прежнему смотрели холодно. Что ее расстроило? Они едва ли обменялись хотя бы десятком слов.

– А теперь, Уиттингем, расскажите нам о своих научных занятиях!

Тэлбот положил себе на тарелку щедрую порцию почек. Краем глаза Мэтью заметил, как поморщилась Теодосия при виде этого блюда.

– Как главное исполнительное лицо «Общества интеллектуального развития», я провожу много времени в ученых изысканиях. Занимаемая должность требует присутствия в Лондоне, где моей почетной обязанностью является аккуратное изложение научных новостей и открытий, как настоящих, так и прошлых. Ваша недавняя статья стала темой горячих споров на нашем последнем собрании, вдохновив меня на написание первого письма. Как вы, возможно, помните, я пригласил вас выступить в «Обществе» и поделиться своими результатами.

– Недавняя статья, говорите? Не припоминаю. И письма я также не помню. – На лице Тэлбота отразилось замешательство. – Какая была тема, говорите? – Отложив вилку, он смотрел на Мэтью с напряженным вниманием.

– В номере за прошлый месяц. Ваша статья о…

– Ах, что я наделала! – Теодосия грустно вздохнула, глядя на опрокинутый бокал. Пятно красного вина расползалось по кремово-белой скатерти, которая пала бессильной жертвой неуклюжести хозяйки дома.

Разговор оборвался. Лакей бросился к столу с полотенцем в руке, и испачканный участок был накрыт тканью чуть темнее цветом. Через минуту-другую сверху пятна поставили большое блюдо с глянцевитыми финиками и сушеными абрикосами, таким образом полностью скрыв его из виду.

А Теодосия тут же возобновила беседу. Не иначе, хотела отвлечь внимание от своего нечаянного промаха.

– Сколько я себя помню, дедушка изучал науки и делился знаниями со мной. Ребенком я осаждала его вопросами, и он всегда выкраивал драгоценное время и объяснял все в простых словах и с необыкновенным терпением.

– Вопросами ты донимаешь меня до сих пор, – заметил Тэлбот, рассматривая столовые приборы возле своей тарелки. – Однако склонность к расспросам – это и есть признак большого ученого. – Он поднял вилку и повертел ее в руке, прежде чем вернуть обратно на стол. – А вы, Уиттингем, тоже любите задавать вопросы, не так ли?

Мэтью как раз закончил жевать сочный ломтик лосося.

– Люблю! Кстати, о ваших расчетах фиксированных соотношений и массы. Я не смог воспроизвести ваш результат. Между прочим, я обнаружил…

Краем глаза он уловил, как слуги принесли большое сервировочное блюдо.

– Вы пробовали привозную ветчину? – С этими словами Теодосия сделала знак лакею.

– Благодарю вас. – Мэтью проводил глазами блюдо, которое поставили прямо перед ним. Теодосия вмешивалась каждый раз, стоило ему начать дискуссию. Или она просто хочет быть в центре внимания? Данную гипотезу вряд ли стоило проверять, поскольку ранее девица ясно дала понять, что вовсе предпочла бы не обедать в его обществе.

Тем не менее ее соблазнительное платье и сверкающие украшения могли служить подтверждением его теории. На ужине она выглядела ослепительно, с этой прической – волосы зачесаны назад и вверх, чтобы подчеркнуть высокие скулы и бледную стройную шею. Он слишком долго задержал на ней восхищенный взгляд. И лишь потом, подняв наконец глаза, обнаружил, что она, оказывается, за ним наблюдает.

– Божественно. Можно сказать – просто изысканно. – Мэтью, не дрогнув, выдержал ее взгляд. – Я о ветчине, разумеется.

Она продолжала, хотя щеки ее окрасил нежный румянец.

– У нас всегда ветчина к Рождеству. А поскольку приближаются праздники, я подозреваю, что кухарка осваивает новый рецепт. Чувствую аромат гвоздики и имбиря. – Она отрезала тоненький ломтик ветчины от куска, лежащего у нее на тарелке, и изящным жестом отправила в рот.

«Что затевает наша дамочка?»

– Дорогая, Уиттингем прибыл в Лейтон-Хаус не для того, чтобы обсуждать наше меню. – Тэлбот энергично закивал в такт своим словам. – А именно – зачем вы сюда прибыли? Вы интересуетесь науками?

Вот тут-то кусочки головоломки начали вставать на место. Следовало заподозрить ранее, но он был слишком увлечен сидевшей напротив миниатюрной красавицей с черными, как эбеновое дерево, волосами и серебристо-серыми глазами.

Она взглянула на него. Ясный, пристальный, понимающий взгляд. Хотела она того или нет, но этот взгляд сказал ему все.

– Тогда поговорим о другом, хорошо? – Мэтью допил вино и позволил лакею унести стакан, чтобы наполнить его снова. – Полагаю, снег завтра прекратится, а через день-другой дороги станут пригодными для езды.

Но Теодосия не откликнулась, в ее взгляде сквозило нетерпение. На минуту отвернувшись и оставив разговор, она бросила внимательный взгляд за окно, будто желала знать, что там за погода, хотя было темно и она ничего не могла увидеть.

– Передайте джем, пожалуйста.

Протянув руку, Тэлбот принял вазочку с абрикосовым джемом. Неужели у них принято подавать на стол джем? По мнению Уиттингема, консервированные фрукты скорее уместны к завтраку. Хотя, быть может, кто-то и захочет подсластить ветчину.

Теодосия ничего не ответила, и лакей быстро убрал вазочку. Она запоздало повернулась к столу, и он заметил в ее глазах тоску, которой раньше не было.

– Хотел бы я посетить это ваше «Общество». – Тэлбот вывалил несколько ложек джема в свою тарелку поверх еды. – Вы же сказали, что приглашали меня. Не припомню, чтобы я получал приглашение. Оно еще в силе?

– Дедушка. – В тишине столовой это прозвучало, как отчаянный крик. – Дедушка! – Она смягчила тон. – Не думаю, что путешествие в Лондон в самые холодные месяцы зимы будет разумной затеей. Мне невыносима сама мысль о долгой дороге целый день. Лорд Уиттингем, меня восхищает отвага, с которой вы предприняли поездку в Оксфордшир, однако мой дедушка не отличается здоровьем, да и угодить ему нелегко. – Последние слова она произнесла, глядя на залитую джемом дедову тарелку.

– Чепуха, – возмущенно откликнулся Тэлбот. – Я полон сил! И могу путешествовать не хуже любого из вас. И я счастлив принять ваше приглашение. – Его голос становился все решительнее.

Мэтью было крайне неловко – он оказался меж двух огней. Теодосия стремилась уберечь мятежного деда в его почтенном возрасте. Понимал ли граф, что часто теряет нить разговора? Насколько странными выглядят некоторые его поступки? Разумная, с четкими формулировками статья, напечатанная в медицинском журнале «Королевского общества», – была ли она плодом ясного, но несколько затуманенного ума? Или кто-то ему помогал? Теодосия упомянула о том, что дедушка многому научил ее за эти годы.

А письма, которые он писал, приглашая Тэлбота, чтобы тот представил результаты своих изысканий? Забыл ли Тэлбот о приглашении выступить в Лондоне или его внучка умело помешала ему прочесть вышеупомянутые письма, чтобы пощадить его гордость и сохранить репутацию?

Его ум лихорадочно заработал, прибегнув к обычному научному методу: выдвинуть гипотезу, затем доказать или опровергнуть ее с быстротой молнии.

Насколько сохранились умственные способности Тэлбота? Не исключено, что статью в журнал мог прислать кто-то другой. Кто-то, обладающий глубокими познаниями, но ограниченным опытом.

Кто-то вроде Теодосии.

«Ловкая штучка».

Глава 8

– Я против. – Теодосия сердито сверкала глазами на деда. Как не вовремя, если он сейчас разозлится и выйдет из себя! Она-то боялась, что его выходка с джемом – это самое страшное, что ей грозило, но как же она ошибалась! – Я бы не стала путешествовать в такую погоду. Тем более что приближаются праздники. Почему бы не запланировать поездку в Лондон после оттепели, уже в новом году? – Она натянуто улыбнулась. «Умоляю, дедушка, не добавляй унижения к моему длинному списку страданий!»

– Думаю, это мудрое решение, – вмешался Мэтью. – Мы в «Обществе» будем счастливы принять вас в любое время. А сильный снегопад – это непредвиденное обстоятельство, спешить нет никакой необходимости.

– Нет, есть.

Его тон сделался мрачным, и Теодосия уже не в первый раз задумалась, насколько отдает себе отчет дедушка в том, что его умственные способности дали слабину? Боится ли он того же, что и она? Понимает ли, что больше неспособен поддерживать разговор, что теряет нить беседы и путается в словах? И что нередко забывает простейшие вещи, вроде того как пользоваться ножом и вилкой?

– Мы можем вернуться к этой теме в любое другое время, – настаивала она. – Давайте не будем портить обед. Кроме того, не каждый день Лейтон-Хаус удостаивается чести принимать вас. – Она явно сделала над собой усилие и наконец выдавила слово: – Мэтью!

Он снова взглянул на нее. Похоже, так и таращился весь обед, но справедливости ради – они же сами усадили его напротив, ради приятной беседы. Тем не менее она задумалась: уж не считает ли он ее чудаковатой? Отверженной? Женщиной, воспитанной в глуши, лишенной светского лоска или того хуже…. Старой девой, «синим чулком»!

А он был красив. Можно сказать, даже слишком. Она видела, как перешептывались горничные, когда он проходил мимо. И несмотря на то что граф не мог обходиться без трости, его больная нога и хромота, которые он, несомненно, проклинал, делали его еще интереснее. Прямо силачом и настоящим героем. Однако Теодосия не станет размышлять на эту тему, потому что ее это не касается. Всего каких-то сорок восемь часов назад лорд Мэтью Стрэтмор, граф Уиттингем, был просто именем на бумаге. На бумаге, которую она швырнула в огонь камина из страха, что он каким-то образом материализуется.

И он материализовался, будто она вызвала его с помощью магического ритуала.

Он, будто читая ее мысли, все время смотрел на ее лицо. И она сердито напряглась, расправила плечи и отхлебнула вина для храбрости. Лучше всего держать его на расстоянии вытянутой руки. «Или еще дальше».

– Я рад побывать в Лейтон-Хаусе, и, как я уже говорил, «Общество» будет счастливо принять вас в любое время года.

Не иначе, он все понял! От этого Теодосия испытала облегчение – но и смущение в равной мере.

– Рада слышать. На Рождество хлопот и без того хватает – не следует планировать еще и поездку. – Она натянуто улыбнулась в надежде, что они смогут повернуть застольную беседу в более безопасное русло. Но в груди сердце билось тревожно. Мэтью оказался высокоуважаемым ученым. Ему не составит труда догадаться, что именно она так старательно пытается скрыть.

– Как вы справляете праздник? Ваши родители…

– Меня не удастся провести как ребенка! – Дедушка уронил нож на скатерть и вскочил так порывисто, что опрокинул стул. – Я еду в Лондон завтра же.

Теодосия подозвала взглядом одного из стоящих наготове лакеев, чтобы пришел на помощь – как случалось уже не раз.

– Дедушка! – Она тоже встала, протянув к нему руку, но он с негодованием оттолкнул ее. – Я не хотела тебя расстраивать. Почему бы нам не закончить обедать, а поездку обсудить позже? – Она тщательно выбирала слова, хотя заранее знала, что утихомирить деда все равно не удастся. У лорда Тэлбота регулярно случались резкие вспышки гнева, и, чтобы его успокоить, требовалась помощь двоих лакеев. Про себя она молила небеса, чтобы сегодня до подобного не дошло. Только бы не на глазах у лорда Уиттингема!

– Я могу чем-то помочь?

Он как будто все понимал. Его спокойный тенор звучал над самым ее ухом, но она не осмеливалась посмотреть на него – из страха, что не сдержит чувств и сломается.

– Решено. Я поеду в Лондон и выступлю перед «Обществом», и ты меня не остановишь, Белинда. – Слова лорда Тэлбота прогремели, как королевский указ. Эхом отозвался каждый угол столовой.

Сердце Теодосии сжалось от боли – но не от его сварливого тона или поведения капризного ребенка. Он назвал имя ее матери! Такого с ним еще не бывало: принять одну за другую или перепутать с реальностью смутные воспоминания прошлого.

И вдруг она превратилась из живого человека в ничто, с оцепеневшей душой и опустевшим сознанием. Краем глаза она видела, как два лакея выводят дедушку из столовой, суля покой спальни и чашку шоколада. Теодосия боялась поднять взгляд на Мэтью. В ней боролись стыд, возмущение и крайняя досада. Она бросилась вон из столовой, и слезы застилали ей глаза.

Он нашел ее в библиотеке. Судя по часам в холле, почти пробило полночь – время крайне неподходящее, но, проклиная ногу и злосчастную боль, которую причиняли ему чертовы сапоги, он не мог вернуться к себе в комнату, когда ум его лихорадочно рисовал образы страдающей Теодосии. Если бы он не сводил с нее взгляда весь обед, мог бы и не заметить, как она побледнела, как дрожали ее губы, когда она пыталась сделать глубокий успокаивающий вдох. И как метались ее пальцы, когда она перекладывала ложку с одного края тарелки на другой. Она страдала и пыталась бороться – как он сам, не желая сдаваться на милость боли.

Однако положение было необычным. Он был заинтригован, полон сочувствия – и понимал, что такая сильная, независимая, умная женщина, как Теодосия, вряд ли захочет его сейчас видеть. Хотя кто ей еще поможет? Он, как ни крути, совершенно посторонний человек, пусть даже и гость. С другой стороны, разве не так незнакомые прежде люди становятся друзьями?

Продолжая выпутываться из клубка своих размышлений, он вошел в библиотеку в надежде, что она окажется там. Она там и была.

Ее фигура вырисовывалась на фоне яркого огня, пылающего в камине. Она стояла спиной к двери, держась за высокий, со множеством полок, книжный шкаф. Хотя вряд ли она выбирала книгу для чтения, подумалось ему.

Она искала силу и опору. Прибежище в книгах и знании. Положение не то чтобы ему незнакомое. Бывало, и он тоже искал прибежище.

Она по-прежнему была в вечернем платье. Слои прозрачного шелка мерцали, вспыхивая отблесками пламени в камине – хозяйку дома можно было бы принять за мираж, если верить в подобную нереальную чепуху. Длинные локоны черных как смоль волос падали ей на спину почти до талии. Некоторое время он следил, как поднимаются и опадают ее плечи – слегка подрагивая.

Неужели она плачет?

Он едва не вскрикнул, застыв в нерешительности на пороге.

– Или входите, или уже идите к себе!

Отданное хриплым голосом приказание застигло его врасплох, но не мог же он отказаться от приглашения. Тяжело опираясь о трость, Мэтью пересек библиотеку, радуясь, что толстый ковер на полу заглушает стук его трости, столь живо напоминающий ему о собственном увечье. В Лондоне он слишком быстро понял, что женщины ищут принца на белом коне, а не хромца, ковыляющего с помощью трости. Впрочем, он никогда не предполагал, что сможет соответствовать столь почетной роли.

Она не обернулась, а он не знал, с чего начать. Меньше всего он хотел расстроить ее еще сильнее.

– Все ли с вами хорошо? – От банальности вырвавшегося вопроса Мэтью даже поморщился.

– Будет хорошо. – Она переменила позу, но так и осталась вполоборота к нему. Он заметил блеск слез в ее глазах, хотя щеки были сухими, да и ресницы тоже. – Итак, теперь вы знаете. – От ее слов, сказанных шепотом, у него сжалось сердце.

Он кивнул.

– Ваш дедушка пытается бороться. – «Наверное, как и все мы?» Мэтью тяжело вздохнул.

– Да. Можно и так сказать.

– Ум слабеет с годами. Естественный ход событий. Все мы стареем.

Она дернула головой и коротко фыркнула.

– Не все.

Он почувствовал себя задетым.

– Но это правда.

В комнате воцарилось гробовое молчание. Она так и не посмотрела в его сторону, держа спину подозрительно прямо, и он уже подумывал, не откланяться ли ему. Но любопытство, еще одно проклятие его натуры, приказывало остаться.

– Зачем вы это сделали?

– Вы о статье? – Она едва заметно пожала плечами. – Слишком много причин – долго перечислять.

– Назовите две, самые важные для вас.

Он ждал, и немало минут пролетело, прежде чем он решил, что она не ответит. Однако она ответила:

– Чтобы защитить наследие дедушки и его репутацию как ученого. – Она судорожно вздохнула, словно новая порция воздуха должна была укрепить ее, чтобы произнести остальное. – Чтобы доказать, что я тоже могу. Что я чего-то стою.

Ему хотелось схватить ее за плечи, развернуть лицом к себе и хорошенько потрясти. Неужели она думает, что статья в журнал может что-то доказать? Неужели она так мало в себя верит? Но он был достаточно благоразумен и просто развил тему дальше:

– Публикация статьи в журнале ничего не доказывает.

– Доказывает – пусть не вам, но мне.

Они стояли так минуту или две. Не дождавшись ответа, Мэтью сделал шаг назад. Ступая бесшумно, обошел кругом книжный шкаф и приблизился к нему с другой стороны. Убрав три тяжелых, переплетенных в кожу тома, он заглянул в образовавшийся проем – достаточно большой, чтобы разговаривать с ней лицом к лицу.

– Книжница. – Он понимал, что нажимать нельзя.

Она смотрела на него, в ее глазах блестели невыплаканные слезы.

– Прекрасный ум – это куда более драгоценно, чем тысяча прекрасных лиц. И разве вам не посчастливилось обладать и тем, и другим? – Ему захотелось протянуть руку и погладить ее по щеке кончиками пальцев – просто для того, чтобы попытаться ее успокоить. Она была такая маленькая. Одна-одинешенька. Обреченная на заботу о любимом стареющем родственнике. Где же ее родители, которым надлежало бы помочь в столь трудное время? Он вдруг преисполнился сострадания и давно забытого рыцарского чувства.

– Какую ошибку вы нашли в моей статье?

Может быть, обсуждение научных проблем поможет ей обрести спокойствие. Эмоции – такая ненадежная опора. Иногда помогают, иногда, напротив, становятся препятствием.

– Мы, конечно, опубликовали статью, однако в том, что касается расчетов, нам пришлось поверить автору на слово.

– Так бывает, – не сдавалась она.

– Только не в математике, – возразил он. – Но, если хотите, завтра мы могли бы поработать над уточнением расчетов.

Он смотрел, как расслабляются ее плечи, она больше не держалась как натянутая струна.

– А вы всегда бродите по коридорам в чужих домах? Ведь сейчас почти полночь!

Так она попыталась отвлечь его легкой болтовней, и Мэтью подыграл:

– Только когда женщина решает себя задвинуть на дальнюю полку.

– Я, конечно, оценила ваш каламбур, но, в буквальном смысле, это ведь правда.

– Не может быть, чтобы вы в это верили. – Он тихо засмеялся, а она не перебила:

– Как вы поранили ногу?

– Вот оно, искусство уклониться от темы!

– Причиняет боль?

– Да. – Мэтью внимательно наблюдал за ее реакцией. – В иные дни сильнее, чем в другие.

– Полагаю, многое в жизни устроено подобным образом.

Ее лицо исчезло из проема, появившегося между снятыми книгами, и он пошел вдоль полки.

Сейчас Теодосия почти дошагала до камина, юбки развевались при ходьбе.

– Вы пробовали камфару?

– Да. – Он последовал за ней, несмотря на пульсирующую тупую боль в ноге.

– Ванны с солью, ромашку?

– И то, и другое. – Он остановился, не желая, чтобы страдание отразилось на его лице сильнее, чем она уже имела возможность заметить в его походке.

– Лаванда обладает успокаивающим эффектом.

– Эффект от нее весьма кратковременный, зато несет от меня потом, как от надушенной дамы, весьма долго.

Неожиданно Теодосия улыбнулась, и в этот момент Мэтью отчетливо понял, что хочет ее поцеловать. Она была немного странная, привлекательная, загадочная молодая женщина, и сочетание этих факторов пьянило и кружило голову.

«Я должен ее поцеловать».

Перед ним стояла сложная натура, блестящая, утонченная женщина. Она была подобна увлекательной головоломке, к которой ему не доставало слишком многих фрагментов.

– А имбирная мазь? – Она стукнула кулаком по раскрытой ладони, будто только что обнаружила восьмую планету в Солнечной системе. – Если ее использовать регулярно, она вполне может принести желаемое облегчение.

«В данный момент облегчение мне может подарить лишь одно».

– Я попробую. Полагаю, вы дадите мне ингредиенты.

– Мы смешаем их завтра. – Она коротко вздохнула. – После того, как вы укажете мне на мою ошибку в вычислениях.

– Для столь юной особы вы отлично умеете торговаться. – Он сделал шаг, желая быть поближе к ней. – Может, это и не ошибка вовсе.

– Все равно, я бы хотела проверить.

«И я тоже».

– Разумеется. – Он сократил расстояние между ними примерно до одного шага. – Это самое малое, что я могу сделать, после того как вторгся в ваш дом.

– Вас же пригласили, – быстро возразила она. – Мой дедушка, – поспешила она внести поправку.

– Да. Именно так. – Мэтью стоял не шевелясь. Ему хотелось запомнить каждый миг этой сцены. Он любил примечать детали. Еще несколько дней, и он вернется в Лондон, с его влажным, негостеприимным воздухом и скользкими камнями мостовых. В городе ждут дела, которыми предстоит заниматься день за днем. И когда ему будет горько, он сможет утешиться этим необычным и не имеющим срока давности воспоминанием. О поцелуе женщины, скорее незнакомки, но более близкой ему, чем любой из друзей.

Преодолев разделяющее их расстояние, Мэтью согнутым пальцем приподнял ее подбородок. Ласково провел большим пальцем по щеке, и от его прикосновения она слегка вздрогнула.

– Это правда, Теодосия! У вас огромный потенциал. И это комплимент высшего свойства. Живи мы с вами в иные времена, люди восхищались бы вашим острым умом и превозносили бы вас. – Последние слова он произнес очень тихо, но не сомневался, что она услышала.

Атмосфера в комнате вдруг изменилась. В воздухе повисло давящее напряжение, но Мэтью не знал, что именно от него ожидалось. Теодосия чуть прикрыла глаза – единственный признак того, что тоже уловила эту перемену.

Сомнительно, чтобы она разбиралась в физической химии. Однако разговор на научные темы придал бы ей уверенности.

– Что вы знаете о природе притяжения? – Он осторожно привлек ее в свои объятия. Несмотря на свой ум, в его руках она была немногим больше, нежели испуганный кролик. Да, испуганный. Однако чего же Теодосия боялась? Она отреагировала еще до того, как он задал свой вопрос, и быстро вырвалась, чтобы отступить под прикрытие ближайшего стула тисового дерева.

– Наука – это целая вселенная. Я прочла десятки книг по самым разным научным дисциплинам.

– Я не сомневаюсь в вашей начитанности. – Он сделал шаг вправо. «Я намекаю, чтобы вы доказали глубину своих познаний». Это он сказал про себя.

– Большинство людей совершают почти семнадцать тысяч моргательных движений в день.

Этот неожиданный факт дал ему повод заглянуть в ее прекрасные серые глаза.

– Это интересно.

– Вы знали, что женское сердце весит меньше мужского, но бьется чаще?

Он положил руку себе на грудь.

– Вы уверены? В данный момент мое сердце стучит как бешеное. – Он с удовольствием наблюдал, как эти же серые глаза вспыхнули и сделались огромными.

– У человека в среднем сто тысяч волос на голове.

– А разве вы считали? Должно быть, жизнь здесь, в деревне, еще скучнее, чем я думал, хотя каждый ваш волос гораздо лучше остальных девяноста девяти тысяч девятисот девяноста девяти.

Должно быть, его комплимент ее смутил, и она стиснула зубы, но скоро снова заговорила:

– У омаров голубая кровь.

– Как и у моих предков. – Он широко улыбнулся, подходя ближе.

Теодосия сделала два шага назад.

– Коала, сумчатое животное из Австралии, спит двадцать два часа в сутки.

– Только подумайте, сколько интересных разговоров проходит мимо ушей коал. – Он двинулся влево, вынуждая ее поспешно маневрировать. – Вы всегда сыплете разрозненными фактами, когда волнуетесь?

– Я не волнуюсь и ничем не сыплю. Я доказываю глубину своих познаний. – Она даже гордо вскинула подбородок. – Пятьдесят процентов тепла человеческого тела сосредоточено в коже головы.

– Хотел бы с этим поспорить. – Он усмехнулся. – По крайней мере, мой опыт утверждает нечто иное.

Теодосия не поняла намека, но, отбросив стул и обойдя ковер, спряталась за книжным шкафом красного дерева прежде, чем он успел отыскать ее глазами. Но разумеется, она расслышала раздраженные нотки в его голосе.

– Наука не знает материала тверже алмаза.

– И опять-таки, говоря по опыту, я не уверен, что это так. – Мэтью уже не думал ни о чем другом.

– Я знаю ужасно много всего. – Она говорила с некоторым вызовом. – Считается, что размер Луны составляет двадцать семь процентов от размера Земли.

– А-а. – Он потратил минуту, чтобы изобразить улыбку. «Вот и доказательство, что размер имеет значение». – Вы заполнили свою память множеством интересных фактов для дискуссий, но вам не нужно меня убеждать. Вы и так произвели на меня впечатление. На самом деле я ни разу не усомнился в ваших ученых притязаниях.

– Вы ждете, что я стану вести себя точно деревенская дурочка? Начну хлопать ресницами и хихикать невпопад, стоит вам вымолвить что-нибудь лестное? Я уже говорила вам, что я совсем не такая, как дамы, за которыми вы ухаживаете в Лондоне. – Мелькнуло желтое платье – она бродила между рядами книжных полок. – В моей голове мозг ничем не уступает мужскому – в отличие от морской звезды, которая мозга не имеет вовсе.

На этот раз он не сдержал смеха.

– Ну это не такой уж исключительный случай, если вспомнить, каких мужчин я, бывало, встречал в Лондоне. – Он задержался возле третьего шкафа, с подозрением рассматривая полки. Куда бы она там ни направлялась, и речи быть не могло, чтобы ей удалось сбежать через какую-либо дверь. – Я бы мог решить, что женщина вашего типа…

– Моего типа?

Ее голос доносился издалека. Обогнув шкаф, он оказался в проходе, где бросил трость, которая своим стуком выдавала его приближение.

– Да, вашего типа. Вашей наружности. Я мог бы предположить, что вы уверены в себе и умеете себя держать. Вы красивы и умны. Осмелюсь заметить – в Лондоне такое встретишь нечасто.