Kitobni o'qish: «На языке ненависти, голосом любви»

Предисловие

Эту книгу я пишу не из обиды.

Не из мести.

И не для того, чтобы кого-то обвинить или опозорить.

Я пишу её, потому что хочу выйти из круга.

Из круга, где боль передаётся по наследству. Где женщина молчит, терпит, глотает слёзы. Где дети растут в доме, полном напряжения, но с красивой внешней картинкой. Где любовь – это борьба, унижение и выживание.

Я не хочу, чтобы мои дочери повторили мою или мамину судьбу.

Я не хочу, чтобы кто-то из вас, кто откроет эту книгу, чувствовал себя один в своей боли.

Я верю, что слова лечат.

И если моя история откликнется хотя бы одному человеку – то всё это было не зря.

Это не будет гладкий рассказ. В нём есть страх, стыд, гнев, любовь, одиночество, надежда и желание жить иначе.

Это моя правда. И только я решаю, как её рассказать.

Введение

Однажды я поняла, что боюсь не умереть. Я боюсь прожить не свою жизнь.

В детстве я защищала маму от отца.

В юности я защищалась от брата.

В своей семье я снова стала щитом – теперь уже для детей.

И каждый раз мне казалось: ну вот, ещё немного, и станет легче.

Я смогу быть хорошей дочерью. Хорошей женой. Хорошей матерью. Хорошей девочкой.

Но однажды я проснулась с ощущением, что больше не могу.

Не хочу.

Что если эта «хорошая девочка» – не я?

Что если настоящая я – та, которая любит танцевать, учить языки, смеяться, рисовать, говорить «нет», плакать, когда больно, и не молчать, когда страшно?

Меня зовут Анна, и это моя история. История о том, как вырваться из круга, как найти голос, когда его столько лет душили, и как собрать себя – настоящую – по кусочкам.

Часть I.
Глава 1. Семейная сцена: за закрытыми дверями.

«Мир, где страх и боль становились привычными, а любовь – невидимой.»

На улице мы были обычной семьёй.

Улыбки, походы на природу, поездки на речку, шашлыки.

Мама – хозяйственная, всегда в порядке. Отец – добродушный трудяга.

Люди, наверное, смотрели на нас и думали: «Хорошая семья».

Но я помню, как выглядел дом вечером.

Когда за дверью щёлкал замок.

Когда мама переставала улыбаться.

Когда напряжение в воздухе становилось густым и вязким, как туман, который не рассеивается утром.

Мой отец часто приходил с работы усталым и раздражённым.

А мама – наоборот: вычищенный дом, ужин готов, дети на месте.

Только глаза красные. И спина чуть согнута.

Иногда он начинал с крика. Иногда с молчания. Иногда с удара.

А я – ребёнок – стояла между ними.

Я вставала перед мамой, как щит.

Маленькая, худенькая, с дрожащими руками – но я стояла.

Я не могла понять, почему она не отвечает. Почему не уходит. Почему продолжает готовить ему ужин.

Я видела, что мама слабее физически.

Я защищала её. Я хотела, чтобы нас кто-то защитил от него!

От этого монстра с кулаками!

Она плакала, но никогда не говорила о чувствах.

И никогда – ни разу – не спросила о моих.

***

Мне лет шесть. Мы живём в квартире.

На обед пельмени – те самые, которые накануне лепили всей семьёй.

Казалось бы, обычная семейная трапеза.

Но мама заперлась от отца после скандала и наварила нам пельменей.

А отец – с топором – бил по двери, пытаясь её открыть.

Мама сидела напротив меня, руки дрожали, но она говорила:

«Ешь, ешь. Не бойся. Не отвлекайся от еды».

А я смотрела, как у неё трясётся ложка, и не могла понять – это нормально? Это и есть семья?

Под Новый год тоже было «почти счастливо». Ёлка стояла наряженная, в воздухе – запах мандаринов.

А потом – снова ссора.

Мама в отчаянии плеснула в отца ведро с сывороткой. Они оба кричали. Они казалось были командой, держали скот, коров, поросят. Столько делали вместе… Но вместе ли?

Я не знаю, как мама выдерживала это всё.

Отец спорил по любому поводу. Вечно раздражён. Переспорить его было невозможно.

Семья была для него помойкой, в которую он сливал всё своё недовольство, свою ярость.

Любовь он искал на стороне.

И мама знала.

Но всё равно оставалась.

Насколько же разрушительными были эти отношения.

И как тяжело было быть ребёнком в этом доме.

Мама никогда не разговаривала со мной по душам.

Между нами было стекло: я видела её, но не могла достучаться.

Никогда за всю мою жизнь –

Она не поговорила со мной об этом!

Это была глубокая рана!

А потом наступали выходные.

Семейный выезд, поход за грибами, лес, смех, пледы на траве.

И всё казалось почти настоящим.

Но я знала, что это лишь сцена.

Спектакль, поставленный для внешнего мира.

Иногда я думала, что, может быть, это нормально.

Что так живут все.

Потому что никто из родственников или друзей не знал – или делал вид, что не знает.

А может, просто не хотел знать.

Я выросла в доме, где была любовь – скрытая, неуклюжая, изломанная, искалеченная.

Но было и насилие. Был страх. Было одиночество.

И я уже тогда пообещала себе: когда я вырасту, у меня всё будет по-другому.

Только я ещё не знала, насколько сложно выбраться из того, что кажется привычным.

Из того, что называлось «семьёй».

Мама пыталась защищаться, но уйти – не могла.

Она мечтала переехать из квартиры в дом.

Отец строил его долго. Двухэтажный, с комнатами для каждого.

Когда мы переехали, я пошла во второй класс.

Тогда он начал избивать её.

А может, и раньше. Просто я не видела.

Когда я становилась между ними – мне тоже доставалось.

Он оттаскивал меня за волосы. Его глаза были бешеными.

Я это сделаю вместо неё, думала я. Если она не может защититься, я это сделаю.

Но мама… мама нас тоже била.

Шлангом.

И считала это безобидным пустяком.

У меня было плохое зрение.

Мама удивлялась: «У нас у всех нормальное, откуда у тебя?»

Ходила со мной к врачу, помогала выбрать очки.

Но однажды вернулась с какого-то праздника подвыпившая.

И прямо с порога – удар в глаз. Прямо в те самые очки.

Я растерялась. Мне было больно.

Я ведь всегда защищала её.

За что она так?

Как можно так ненавидеть собственного ребёнка?

Утром она извинялась.

Но боль осталась.

И до сих пор я не понимаю – как можно так плюнуть в своего ребёнка. Сделать вид, что он – ничто.

Глава 2. Я никогда не была жертвой, которая просто терпит.

«Я взрослею рано. Не по годам – по обстоятельствам.»

Когда в доме постоянная тревога, ты учишься быть настороже.

Улавливать настроение по дыханию.

Определять уровень опасности по звуку шагов.

Заранее угадывать, как обернётся вечер: ударом по стене или молчаливым ужином.

Ты учишься читать лица. Замолкать вовремя.

Прятать настоящие эмоции и носить вежливую маску — даже если тебе всего восемь.

Мама не справлялась. Но и не признавалась.

Она была, как машина: готовить, стирать, убирать, терпеть.

Когда я пыталась с ней говорить, что-то важное, личное – будто сталкивалась с невидимой стеной.

Не от злости – от её собственной боли, в которую меня не пускали.

А брат…

Брат был как отдельная система. Сложный, непредсказуемый.

Он мог врезать – и уйти.

Он мог унизить – и потом громко смеяться.

Я не знала, где заканчивается игра и начинается жестокость.

Я снова защищалась. От него. От отца. От мира, где не было безопасного угла.

Никогда не была «жертвой», которая просто терпит.

Я могла закричать, дать сдачи, сказать обидное в ответ.

Только вот после таких сражений мне было хуже. Просила помощи у мамы.

Я оставалась одна. Ни у кого за спиной. Ни у кого в сердце.

Когда я плакала, никто не спрашивал «почему».

Когда я замирала от страха – всё, что я слышала: «Не мешай».

Словно моя боль – это мое упрямство. Мой характер. Моя вина.

И всё же, где-то внутри я уже тогда понимала: это не должно быть нормой.

Я не знала, как выглядит «здоровая семья»,

но точно знала, как выглядит больная.

Я жила в ней каждый день.

В детстве мне пришлось поменять школу,

У меня были подруги, поддерживающий учитель,

Но из-за переезда в другой район,

Меня перевели.

Теперь я увидела, что и учителя могут быть больные

Учитель орал, ненавидел детей,

Но я смогла найти друзей

Выдержать это. Хоть было и нелегко.

Там я была ни плохой, ни отличницей. Ни шумной, ни тихоней.

Старалась не привлекать внимание. Не вызывать вопросов.

Потому что дома мне уже хватало зрителей и осуждения.

Мне хотелось исчезнуть. Раствориться.

И, может быть, родиться заново в другой семье, где мама обнимает,

где папа не кричит,

где брат – это друг.

Но я родилась здесь.

Пока что я – это девочка с глазами настежь,

которая слишком много чувствует

и слишком рано поняла, что спасать не должна – но всё равно спасала.

Моя душа искалечена моим детством.

Жизнью с отцом. С братом.

И с матерью, которой, кажется, было наплевать.

Я думала, что смогла залить эти раны.

Что они затянулись как-то сами собой.

Я жила, училась радоваться, строила жизнь.

Но теперь понимаю – это всё из детства.

Даже когда мне хорошо, даже когда я смеюсь – что-то внутри сдерживает радость.

Как будто за ней всегда стоит тень.

След насилия никуда не делся.

Он живёт во мне – в моей тревоге, в недоверии, в затаённой боли.

Но я больше не хочу быть в его власти.

Я хочу быть свободной от того, что произошло.

И я знаю – я смогу.

Это нить насилия уже продолжалась, от отца к сыну.

Я воспринимала это как норму,

Но кто-то должен её прервать. Я верю, что это возможно.

Глава 3. Мама: строгий взгляд и важный шаг.

«Её взгляд не оставлял мне места для ошибок. Он заранее осуждал каждое моё движение, каждое слово.»

Некоторые вещи в детстве происходят впервые – и ты не знаешь, как себя вести.

Когда у меня начались месячные, я испугалась.

Мама до этого говорила: «Если пойдёт кровь – скажи сразу».

Но когда это случилось, я не сказала.

Я спрятала запачканные трусы в шкаф.

Не потому что хотела обмануть.

А потому что боялась.

Я не боялась самой крови. Я боялась маминого взгляда.

Того взгляда, который будто прожигал тебя насквозь:

строгий, оценивающий, будто снова что-то сделано не так.

Слов было немного – но глаза говорили всё.

И от этих глаз хотелось исчезнуть.

Так было не один раз.

Я боялась рассказывать что-то личное.

Боялась просить что-то купить.

Она не знала ни про какие отношения

Словно любое моё чувство, любое желание – это уже ошибка.

Мама иногда будто пыталась показать мне другую жизнь.

Она отправляла меня путешествовать с родственниками в другой город.

Не знаю, что это было – забота, необходимость или попытка дать передышку.

Но там я впервые увидела, что отношения бывают другие.

Можно не бояться говорить. Можно просто быть.

***

У меня была подруга. У неё не было отца.

Она смотрела на нас, как на идеальную семью.

Мы брали её с собой на природу. Смеялись. Фотографировались.

Но я ни разу не сказала ей, что происходит в доме на самом деле.

Я не могла.

Потому что тогда всё рухнуло бы.

Сказка – даже такая хрупкая и фальшивая – была единственной защитой.

Мама тоже не говорила ничего своим подругам.

Они ей открывались, она знала про их семьи всё, но сама глубоко прятала свои чувства и терпела.

И меня учила неискренности, недружбе.

Она меня учила, что насилие – это норма.

И только в 9 классе я впервые почувствовала, что что-то во мне может быть ценным.

Мы сдавали пробный экзамен по английскому.

Я сказала всего одно предложение.

И учитель поставил мне «пять».

За это одно предложение.

Тогда мама впервые сказала:

– Давай найдём тебе репетитора?

Это был маленький шаг. Но он был про меня.

Про мою способность. Про мой интерес.

Про то, что я – это не только чья-то дочь или чья-то тень.

За этот шаг я ей безумно благодарна.

Потому что, возможно, именно с него начался путь в другую реальность.

В ту, где у меня будет свой голос. Свои слова. Свой мир.

Я начала учиться выражать своё мнение.

Я училась мыслить.

Мама сама мечтала учить английский.

Но смеялась: «Не судьба».

Она часто говорила фразы, в которых звучало примирение с несчастьем, как будто: "Ну а что делать, такова жизнь. Главное, что ты будешь знать английский.»

Где-то глубоко внутри она хотела для меня другой жизни. Не как у нее.

Без слез. Открытой, свободной. С правом говорить и быть услышанной.