Kitobni o'qish: «Тихие омуты»
В тихом омуте
Черти водятся,
И раз в месяц при полной луне
В танце дьявольском
Хороводятся
На холодном илистом дне…
И вскипает
Вода зеленая,
Словно в адском чугунном котле,
И склоняется
Ива сонная
К жутковатой и пенной мгле…
От испуга
Филин не ухает,
Не бормочет леший свой бред,
Лишь луна
Ворожеей-старухою
Разливает, как зелье, свет…
И мерцают
Жемчужные лилии
На русалочьих бледных лбах,
За ресницами
Темно-синими
Прячется неподдельный страх.
Выливается ночь
До капли,
Обнажается неба дно,
От чертей
Уставшие цапли
Забываются нервным сном…
На траве
В легкой светлой зыби
От лучей и дрожащих кустов
Серебрятся
Чешуйки рыбьи
Из русалочьих гибких хвостов…
Возле омута
Ни движенья —
Всё в дремоте и немоте…
Тонет
Солнечное отраженье
В неподвижной и темной воде…
Глава I
Боже, как я хотела, чтобы пошел дождь! Чтобы смыл пыль, отлакировал тротуары, а потом тихо шелестел ночью, навевая покой и сон …
Но царил зной, и понурившаяся береза третий день роняла на асфальт сухие ломкие листья.
Сосед с пятого этажа, плюнув на показания счетчика, подключил к крану шланг и поливал выжженный пятачок под балконом. Но вода впитывалась мгновенно, и вряд ли что-то доставалось измученным корням под землей.
Город выглядел депрессивно, народ был измучен, и общественный транспорт выплескивал раздражение на остановках. И все же мне удалось добраться до издательства, не вступив в перепалку ни с толстой теткой, облитой «пуазоном», ни с дедом, пытавшемся взгромоздить мне на колени авоську с оттаявшим хеком.
В издательстве жужжали кондиционеры, было прохладно и безлюдно. Народ отдыхал в отпусках, а меня ожидал главный редактор, чтобы вручить очередной шедевр, который я должна была перевести.
На сей раз мне достался мистический роман современного английского автора о любви молодого лорда и привидения. Я полистала: лорд был красив, воспитан и, в духе времени, участвовал в автогонках. Привидение же происходило из благородной, но бедной семьи 16 века, и являло собой романтическую девушку, измученную несколькими столетиями скитаний по погребам и подвалам. То есть лорд был романтиком и демократом: не всякий аристократ променял бы живую женщину на бесплотное, материально не обеспеченное в прошлом создание.
Я подняла вопросительный взгляд на редактора.
– Не все же переводить серьезные труды, надо иногда и что-нибудь для души…
– Для чьей души? – мрачно осведомилась я. – Для меня уже все научные термины – как родные! Скоро диссертацию защищать буду!
Вадим Прохорович благожелательно посмотрел на меня:
– Диссертация – это хорошо! Но не в такую жару. Поэтому у меня предложение… Вы отдых планируете?
– Отдыхаю исключительно в процессе работы, – деньги нужны…
– Ясно. Так вот, я родом из деревни Тихие Омуты. Слыхали о такой?
– Нет.
– Очень красивые места. Волшебные! И я предлагаю вам заняться переводом именно там. В моем родовом доме, который пустует…
Я опешила: комары и удобства в огороде меня как-то не прельщали, да и вообще я не любила сюрпризов.
– Поэтому вот вам ключи, расписание транспорта, а небольшой аванс – в бухгалтерии.
И, просияв улыбкой, Вадим Прохорович открыл передо мной дверь, одновременно запуская в кабинет свою супругу.
Я вышла в полной растерянности и побрела в бухгалтерию…
«Небольшой» аванс примирил меня с перспективой месячного прозябания в глуши без кафе, ванны, баров и прочих язв цивилизации. Я решила не откладывать экзекуцию в долгий ящик: пробежалась по магазинам, запаслась консервами, кофе, дезодорантом от комаров, и наметила выехать на следующий день послеобеденной электричкой.
…В пункт назначения поезд доставил меня к вечеру. Тихие Омуты начинались обычной провинциальной станцией: небольшое оштукатуренное строение, скверик и скамеечки рядом. На одной из них грезила о юности древняя бабушка, явно не собиравшаяся никуда ехать.
Bepul matn qismi tugad.