«Гроза» kitobidan iqtiboslar, sahifa 2
У старых людей на все приметы есть. Старый человек на ветер слова не скажет.
Мать, чего глазами не увидит, так у нее сердце вещун, она сердцем может чувствовать.
1-й. А это, братец ты мой, что такое?
2-й. А это литовское разорение. Битва – видишь? Как наши с Литвой бились.
1-й. Что ж это такое – Литва?
2-й. Так она Литва и есть.
1-й. А говорят, братец ты мой, она на нас с неба упала.
2-й. Не умею тебе сказать. С неба так с неба.
Женщина. Толкуй еще! Все знают, что с неба; и где был какой бой с ней, там для памяти курганы насыпаны.
1-й. А что, братец ты мой! Ведь это так точно!
Варвара. А ведь ты, Катя, Тихона не любишь.Катерина. Нет, как не любить! Мне жалко его очень!Варвара. Нет, не любишь. Коли жалко, так не любишь. Да и не за что, надо правду сказать.
Какое еще там елестричество! Ну как же ты не разбойник! Гроза-то нам в наказание посылается, чтобы мы чувствовали, а ты хочешь шестами да рожнами какими-то, прости господи, обороняться.
Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь!
Дикой. Нет, я в покои не пойду, в покоях я хуже.Кабанова. Чем же тебя рассердили-то?Дикой. Еще с утра с самого.Кабанова. Должно быть, денег просили.Дикой. Точно сговорились, проклятые; то тот, то другой целый день пристают.Кабанова. Должно быть, надо, коли пристают.Дикой. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить – обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому, только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.Кабанова. Нет над тобой старших, вот ты и куражишься.Дикой. Нет, ты, кума, молчи! Ты слушай! Вот какие со мной истории бывали. О посту как-то о великом я говел, а тут нелегкая и подсунь мужичонка: за деньгами пришел, дрова возил. И принесло ж его на грех-то в такое время! Согрешил-таки: изругал, так изругал, что лучше требовать нельзя, чуть не прибил. Вот оно, какое сердце-то у меня! После прощенья просил, в ноги кланялся, право так. Истинно тебе говорю, мужику в ноги кланялся. Вот до чего меня сердце доводит: тут на дворе, в грязи, ему и кланялся; при всех ему кланялся.Кабанова. А зачем ты нарочно-то себя в сердце приводишь? Это, кум, нехорошо.Дикой. Как так нарочно?Кабанова. Я видала, я знаю. Ты, коли видишь, что просить у тебя чего-нибудь хотят, ты возьмешь да нарочно из своих на кого-нибудь и накинешься, чтобы рассердиться; потому что ты знаешь, что к тебе сердитому никто уж не пойдет. Вот что, кум!Дикой. Ну, что ж такое? Кому своего добра не жалко!
Катерина (одна, держа ключ в руках). В неволе-то кому весело! Мало ли что в голову-то придет. Вышел случай, другая
и рада: так очертя голову и кинется. А как же это можно, не подумавши, не
рассудивши-то! Долго ли в беду попасть! А там и плачься всю жизнь, мучайся;
неволя-то еще горчее покажется. (Молчание.) А горька неволя, ох, как горька!
Кто от нее не плачет! А пуще всех мы, бабы. Вот хоть я теперь! Живу, маюсь,
просвету себе не вижу. Да и не увижу, знать! Что дальше, то хуже.
Дальние проводы — лишние слезы.
Честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые ещё больше денег наживать.
