Kitobni o'qish: «Цель пассажира»

Над дверями висела табличка: «Выхода нет».

И он вдруг удивился, какой же стойкостью духа, каким холодным рассудком, какой твердой рукой должен обладать труженик, ежедневно приклепывающий – сотнями! – эту беспощадную сумму букв.

И он улыбнулся: надпись была неправильной, бессмысленной, неуместной, потому что она не могла быть иной, потому что люди опровергали ее на каждой остановке, он сам видел, да-да!

И забыл про нее мгновенно: он был оптимистом.

* * *

– Гражданин, нельзя поаккуратнее? – подала голос особа необъятных габаритов – Чего вы пихаетесь? – она злобно смотрела снизу вверх, с трудом повернув голову на толстой шее.

– Я не пихаюсь! – привычно огрызнулся он – Там сзади напирают.

Она молча сунула ему под нос кукиш из крашеных волос.

– Дворец Культуры, – хрюкнул динамик над самым ухом. – Но вам, господа, явно не сюда.

Автобус остановился, подергался в конвульсиях, чавкнул облезлыми губами дверей Серьезные молчаливые люди, дежурившие на остановке, пришли в движение. Те из них, кому нечего было терять в этой жизни, полезли внутрь – цепляясь друг за друга, хрипя от натуги, роняя пуговицы – и людская каша в железном чреве слабо застонала. «Куда они прут? – просипел кто-то сбоку. – Автобус не резиновый!»

Пора! – решил пассажир и спросил, стараясь дышать в сторону:

– Вы на следующей выходите?

Необъятная особа якобы не услышала: шумновато было. Её волосы источали жуткий запах чего-то изысканного. Двери стиснули влезших счастливчиков, автобус двинулся с места, кряхтя и покашливая.

Он повторил, стараясь быть вежливым:

– Простите, вы выходите?

– Какая вам разница? – донёсся сдавленный ответ.

– Сейчас моя остановка, – объяснил он. – Разрешите пройти!

– Разрешаю, – звонко сказала дама, заметно напрягаясь. Шевельнуться было невозможно.

– Ну подвиньтесь чуть-чуть! – взмолился он. Послышались голоса:

– Безобразие! Молодой наглец! Влез – еще и недоволен!

Тогда он принялся ввинчиваться в эту равнодушную стену живого мяса, расшатывать её, топтать её, прижимая к себе папку мёртвой хваткой, со всё нарастающей яростью, потому что он и так опаздывал, Сергей вот-вот мог уйти, – баба жирная, ну дай же пройти, убить тебя мало, и вас всех тоже, потных, озверевших, сосредоточенных… Рисунки, с ужасом думал он. Не помять бы рисунки!

– Переулок Сергея Иванова, – гнусаво объявил водитель.

О-о! Боже!

Пассажир жалостно вскрикнул: «Дайте же выйти!» Он рвался, рвался, рвался из этой нелепой западни, забыв приличия, чувствуя, как уходят последние мгновения.

– Закрываю двери, – с плохо скрываемым торжеством прохрюкал динамик.

Всхлипнули двери, облегчённо вздохнула толпа. Автобус тронулся, а водитель неожиданно добавил:

– Если у вас угнали машину, срочно покупайте проездной билет.

* * *

– Нечего было пихаться, – позлорадствовала дама.

Он с отвращением посмотрел на её красное лицо, сплошь покрытое мелкими капельками. Жгучая обида едва не выплеснулась из глаз. Вот ведь не везёт! И он сказал ей:

– Вас надо в грузовике возить. Двадцатипятитонном.

Дама, разумеется, бурно отреагировала, но это было неважно. Лихорадка отпустила, подарив возможность рассуждать. Время ещё есть, успокоил он себя. Сейчас выходим и мчимся обратно – со скоростью света, если получится. Успею…

Проехали знакомый перекрёсток. Переулок Сергея Иванова остался позади. Серёга Иванов жил прямо в угловом доме, вон за теми окнами. Там, наверное, жуткий бардак: сборы, беготня, поцелуи – самолёт-то ждать не будет, самолёт улетит. И Сергей ждать не будет. Сколько времени осталось? На часы не посмотреть… Он собрал решимость в кулак. В блин расплющусь, но выскочу из этой мясорубки! Вернусь, отдам папку с рисунками, и через два часа папка благополучно окажется в столице…

Путь к выходу теперь преграждали две девушки. Вид они имели такой, будто их только что прогладили с головы до ног горячим утюгом. Очевидно, ехали с кольца. Разговор их был прям и трогателен. Одна громко делилась своими страхами по поводу того, что грудь ее вдавится внутрь, а потом не выпрямится обратно, другая искренне сокрушалась, что в этой толчее не заметишь, как замуж выйдешь. Девушки были – сплошное очарование.