Kitobni o'qish: «Рекордсмен»

Shrift:

Сборник

В сборнике представлены рассказы, опубликованные в период 2017-2019 гг в журналах и антологиях.

Рекордсмен

Люди в космосе малоэффективны по сравнению с роботами и слишком дорого обходятся. Они не могут самостоятельно обеспечить себя самым элементарным. При транспортировке к ним надо относиться так же бережно, как к китайским фарфоровым вазам. Им нужна еда, вода и жизненное пространство с благоприятным микроклиматом. И наконец с колонистами надо постоянно общаться, чтобы они не чувствовали себя оторванными от Земли, а то не дай бог от одиночества у них может помутиться в голове.

Роботу ничего из перечисленного не требуется. Вывод очевиден.

Но в реальности не всегда следуют логике. Иначе не объяснить, отчего я вот уже сто пятьдесят третий день нахожусь в одиночестве на Лунной базе и завтракаю, чем Бог послал, вернее ракета-носитель. Я всегда жду ее как манну небесную. Что делать, если она заблудится или ее вовсе не вышлют?

Придется идти просить подаяние у соседей. Они немного смещены от меня в пространстве и времени, но преодолеть и то и другое мне вполне по силам. В семи километрах юго-западнее располагается американская стоянка тоже с единственным обитателем Норманом Дантлоу, а в пяти километрах севернее живет китайская супружеская пара Ли и Джоу Хо.

Поначалу я думал, что их послали на Луну, как и нас с Норманом, – пасти своих роботами. Вопрос заключался лишь в одном: почему двое там, где не нужен даже один? Но китайцам виднее. Однако, когда живот Джоу начал сильно округляться, этой парочке пришлось признаться, что компартия КНР послала их на Луну, чтобы они осуществили великую миссию и произвели на свет первого селенита.

Американская база живет по времени Хьюстона, китайская – Пекина, а моя – по московскому. Над нами одно и то же небо с Землей и звездами, но сейчас у меня утро, у китайцев разгар рабочего безделья, а у американца – глубокая ночь.

Раньше мы из-за скуки частенько приезжали друг к другу. Я всех пригласил в гости, объяснив повод. Но китайцы по уважительной причине отказались. Джоу в дороге могло растрясти. Так рисковать лунные пекицы не могли, но пообещали, что будут наблюдать за мной дистанционно.

Где я раздобуду цветы, когда она родит? Каменный что ли сделать? Зарядить в одного из роботов с подходящими манипуляторами сказку Бажова и пусть следует инструкциям?

Зато Норман с радостью согласился приехать.

– Я уже на пенсии, так что абсолютно свободен до отлета на Землю, – сказал он.

Мое место тоже должен был занимать человек серебряного возраста. Создавалось оно специально, чтобы демонстрировать успехи программы «Активное долголетие». Но случайно досталась мне.

Я буквально за месяц до этого устроился в Центр наблюдения командовать местными уборщиками – на одну из тех ненужных должностей, которые выдумывали, чтобы хоть как-то занять население. И вдруг выяснилось, что я лучше всех подхожу для миссии: здоровье хорошее, с техникой на «ты». Слоган срочно поменяли на: «Молодым – везде у нас дорога».

Связавшись с Норманом, я выяснил, что добираться ему еще около часа. Успею без всякой спешки совершить утренний сеанс связи с Центром наблюдения.

Обычно дежурный выяснял, что со мной не стряслось ничего скверного. Но месяц назад, похоже, руководство посчитало, что держать в штате специально для бесед со мной профессионального психолога слишком накладно. Лысоватого мужчину возрастом лет под пятьдесят, который прежде донимал меня расспросами, сменила миловидная девушка с соответствующим именем Мила.

Для меня это стало неожиданностью, ударом ниже пояса. Предупреждать о таком надо. Знай я заранее, что мне предстоит общаться с симпатичной девушкой – причесался бы, побрился и умылся, и не походил на пугало.

Мила была мила. Во время сеанса она выясняла, как мои дела, что я делал, проявляя неподдельную заинтересованность к моим серым, как лунный грунт, будням, улыбалась, когда мне удавалось составить сложноподчиненную фразу.

Давно ушли времена, когда космонавты почитались, как герои. Сейчас в моде маркетологи, чиновники и предприниматели, а космонавты не входят даже в десятку популярных у девушек профессий.

Но может я просто понравился Миле?

К концу сеанса я влюбился в нее по самые уши, и с туповатой улыбкой мысленно строил планы, как через семь месяцев вернусь на Землю, приеду в Центр наблюдения на белом коне, вернее на какой-нибудь белой машине, и увезу ее прямо под венец.

Заработанных за вахту денег хватит, чтобы купить на окраине Большой Москвы недорогую двушку, и в этом уютном семейном гнездышке мы и заживем в мире и согласии.

Я готов был даже потратить все заработанные деньги на то, чтобы оплатить Миле билет ко мне на базу и пусть мы китайцев уже не обгоним, но все-таки сможем поучаствовать в демографической программе по увеличению народонаселения Луны.

Ага, разбежался.

– Какая тоска, – сказала Мила на вторую неделю нашего общения.

Весь ее оптимизм куда-то испарился. Она призналась, что в будущем видит себя ведущей какого-нибудь популярного реалити-шоу. Я ей был нужен для практики, но вел такую серую и скучную жизнь, что она никому не интересна.

– Вот если метеорит пробьет купол базы, – фантазировала Мила на тему, что привлечет внимание аудитории, – тебе придется бороться за живучесть. Это может стать основой для захватывающего реалити-шоу с каждодневными выпусками. Я бы сообщала о твоих успехах или провалах, а зрители делали ставки – сможешь ли ты выпутаться самостоятельно или придется обращаться за помощью к соседям. Мы собирали бы пожертвования, чтобы быстрее отправить тебе очередной груз.

– Еще лучше, если метеорит занесет на базу какую-нибудь космическую гадость и меня поразит неведомая болезнь, – сказал я, чтобы поддержать наш милый диалог. – Тогда все с еще большим интересом будут следить за моими мучениями.

– Да, было бы здорово, – мечтательно протянула Мила, и с надеждой в глазах посмотрела на меня.

Чтобы помочь ей я уже готов был на что угодно. Но как назло все метеориты пролетали мимо. А нет катастрофы – нет и шоу. Обыденность никого не привлекает.

– Не отчаивайся, – сказал я Миле, – придумаю что-нибудь.

Я ломал голову несколько дней, пока случайно не узнал, что в Барселоне начинается чемпионат мира по летним видам спорта. Лазейки в правилах соревнований позволяли использовать преимущества моего месторасположения. Пазл сложился очень быстро. Я рассказал о своей затее Миле. Она заулыбалась, захлопала в ладоши и посмотрела на меня таким восторженным взглядом, что сердце мое настойчиво застучало в грудную клетку, с требованием выпустить его на волю.

Взгляд Милы был лучшим допингом на свете. Ободренный, я приступил к реализации замысла.

Мне был нужен метательный молот. Казалось ведь, чего проще: берешь шар, приделываешь к нему цепь, а к ней рукоять, но, поди, отыщи все это на базе. Здесь полно электроники, а обычную железную цепь, длинной чуть больше метра, достать невозможно. Никто ведь не думал о том, что она кому-то может понадобиться.

Метательный молот! Кому пришло в голову так назвать спортивный снаряд? Молот – большой молоток, как у Тора, а эта штука на цепи больше похожа на ядро, которым сбивали мачты неприятельских судов.

Соседи мне помогли: Норман – прислал цепь, а китайцы – шар. Я не спрашивал, откуда у них все это нашлось в хозяйстве. Мне осталось лишь смастерить рукоять и собрать всё в единое целое.

– Камеры расставлены по всему стадиону. Будет отличная картинка. Ты подготовилась? – спросил я у Милы, заканчивая ритуальный сеанс связи.

– Конечно. Даже посмотрела и послушала, как ведутся спортивные репортажи. Удачи, – сказала она.

Облачившись в скафандр, я прошел через шлюзовую камеру и выбрался на поверхность. Железный шар тащился за мной, как ядро каторжанина, вот только крепилось оно не к ноге, а к руке, да и убежать я отсюда никуда не мог, даже если бы освободился от груза.

Кабриолет на дутых шинах, сверкая раскрытой солнечной батареей, которая торчала позади Нормана на уровне головы и издали казалась чем-то схожим с нимбом, преодолевал последние сотни метров до моей базы.

В сером грунте, как в детской песочнице, возились роботы. Они выискивали залежи полезных ископаемых. В перспективе здесь планировалось возвести завод по производству компонентов марсианского корабля. Он вот уже два года должен собираться на земной орбите. Но пока окончательно не согласовали даже проект завода.

Несколько роботов распустили над спинами солнечные батареи, будто стрекозиные крылья и подзаряжались, улавливая лучи света. В общем, они загорали, как на пляже, благо моря на Луне формально имелись, как и запасы воды, находящейся в замороженном состоянии, а то, что температура на пляже такая, что вместо загара получишь смертельное обморожение, роботам безразлично.

– Привет Норман! – крикнул я. Он меня, конечно, услышал, но вряд ли увидел.

Зато мое появление заметили роботы, приостановили деятельность и замерли, ожидая распоряжений. Я помахал им свободной рукой, ткнул пальцем в толстой перчатке в ближайшего и поманил к себе. Учитывая, что в другой руке я держал непонятную штуковину, то выглядел странно. Того и гляди обрушу её на корпус приближающегося робота, проверяя его на прочность. Робот, в отличие от людей, людям доверял, и без опаски подкатил ко мне, как машинка на дистанционном управлении.

Я попросил его нарисовать круг диаметром 2 метра 13 с половиной сантиметров.

Хорошо, что роботы запрограммированы выполнять любой приказ человека, пусть тот на первый взгляд и кажется глупым, и неразумным. Люди вообще глупые, неразумные и неконкурентоспособные существа. Но я об этом уже говорил.

Робот выдвинул манипулятор, крутанувшись вокруг оси, вспахал грунт, очертив круг требуемого размера.

– Молодец, – похвалил я, – свободен.

Робот покатил к своим коллегам.

Я посмотрел на стекло гермошлема, куда выводилось московское время.

Рекорд в метании молота держался вот уже четверть века не потому, что настал предел человеческих возможностей, а из-за страха. Установленный результат был предельным для стадионов. Как кто-нибудь попадал в край сектора, вводились изменения в правила и к следующим соревнованиям молот утяжеляли. Дальность не росла, возрастал лишь вес снаряда. Соревнование на Земле зашло в тупик до тех пор, пока судьи не додумаются проводить их в чистом поле.

Вот такое чистое поле и расстилалось сейчас передо мной.

Норман остановил свой кабриолет в сотне метров от меня и выбрался на лунную поверхность. В руках у него было какое-то металлическое копье, точно он решил тоже поучаствовать в соревнованиях. Копье ведь здесь тоже можно метнуть очень далеко. Но когда он раздвинул его, оказалось, что это американский флаг, в точности такой же, какой в лунную твердь более полувека назад воткнул один из его предшественников.

– Я подумал, что будет эффектнее, если зрители будут с флагами, – сказал Норман. – Российского у меня нет. Буду тебя поддерживать американским.

– Отличная идея!

Из-за меньшей силы тяжести я мог попробовать установить рекорд по прыжкам в высоту. При каждом шаге я приподнимался над серой пыльной поверхностью на полметра, но это был почти предел, потому что в неуклюжем скафандре преодолеть планку, расположенную на высоте почти три метра, что соответствовало мировому рекорду, у меня не получится. А на базе, где можно обходиться без скафандра, этот прыжок выйдет малоэффектным, как и прыжки в длину.

Я встал в центр, нарисованного роботом круга, посмотрел на Землю, висевшую примерно под тем углом, который по законам баллистики давал для запущенного снаряда, наибольшую длину полета.

Земля – отличный ориентир.

– Ну что начнем, – сказал я, обращаясь то ли к себе, то ли к Норману, то ли к Миле, которую я все равно не слышал. Но моя аудитория была больше, ведь Мила вела репортаж на своем канале.

Я чуть расставил ноги, подсек шар, поднимая его с грунта, закрутил над головой. Накануне я тренировался, осваивая азы.

Возле стекла гермошлема беззвучно и медленно проплыло ядро.

Я походил на звезду, вокруг которой кружится планета, привязанная, как собака на цепь. Пару раз, крутанув молот над головой, я и сам завертелся.

На третьем обороте, когда за стеклом гермошлема вновь появилась Земля, я разжал ладонь, отпуская молот в свободный полет к Родной планете. Только бы рукоятка не застряла в перчатке или не содрала ее. Придется, не дожидаясь в круге падения молота, как можно быстрее мчаться к базе, чтобы получить не очень сильное обморожение. Попытку тогда не засчитают.

А вдруг молот долетит до Земли, и тогда я стану свидетелем, как по планете из той точки, куда угодил спортивный снаряд, побегут трещины, и она рассыплется, как стеклянный плафон?

Шар и цепь чуть сверкали. Достигнув наивысшей точки подъема, молот начал опускаться. Прошло еще несколько томительных секунд, прежде чем он грохнулся в грунт, подняв тучу медленно оседающей пыли. Теперь я мог выйти из круга.

К счастью, в Землю молот не попал. Датчик передал на стекло гермошлема, что он пролетел 198 метров. Это значило, что я в 2 раза превзошел мировой рекорд. И это с первой попытки!

– Поздравляю! – услышал я восторженный вопль Нормана. Он прыгал на месте от радости, поднимаясь каждый раз примерно на полметра.

– Моо-лоо-дес! – проголосили китайцы со своей базы.

Если у арбитров, следящих за неукоснительным выполнением правил, возникнут претензии к весу молота, они могут его изучить. На Луну они не прилетят, а на Земле он будет весить равно столько, сколько и должен весить подобный спортивный снаряд. Не моя забота, что в правилах не записано положение, согласно которому молот надо метать обязательно на Земле. Никто не подумал, что его можно бросать в других местах.

Теперь, конечно, придется внести изменения. Мой результат аннулируют. Или нет? Законы ведь обратной силы не имеют. В любом случае какое-то время я похожу среди рекордсменов.

Я подозвал к себе одного из роботов и приказал ему отнести на базу молот.

Норман, взобравшись в свой кабриолет на дутых шинах, ехал, выставив вверх свой флаг, отчего-то похожий на рыцаря с копьем. Я шел ему навстречу, широко расставив руки в стороны.

Когда между нами оставались считанные метры, Норман остановил кабриолет, выпрыгнул из него, помчался ко мне громадными прыжками и едва не проскочил мимо, так что пришлось его ловить, а после мы сжимали друг дружку в объятиях и выбивали шлепками лунную пыль из наших скафандров.

-Ооо, ты есть молоток! – Норман постепенно осваивал и русский язык, и русский сленг. – Ты есть великий спортсмен!

Он признался, что привез «горячее», тут же поправился на «горячительное».

– Откуда? – спросил я.

– А вот это зачем? – спросил Норман и показал мне свои растопыренные ладони в толстых перчатках и добавил, будто это всё объясняло: – Я же из Монтаны!

Я не пил его мутное пойло, а лишь делал вид, что поддерживаю приятеля. Спиртное с повышенными оборотами и пониженная гравитация в совокупности дают головокружительный коктейль.

– А чё, меня полиция, что ли здесь остановит и за езду в нетрезвом виде прав лишит? – спрашивал меня Норман, когда я уговаривал его не ехать в таком виде домой. Он тут же отвечал на свой вопрос: – А вот не дождутся. Да и нету здесь полиции. Нетууу!

Пока мы так мило беседовали, события во внешнем мире разрастались, как снежный ком, несущийся с горы. Земля наконец-то расшевелилась. Со мной связалась Мила:

– Молодец. Люблю тебя! – сказала она, закрыла глаза и сделала вид, что целует меня и вдруг ее губы действительно расплылись, точно прикасались не к воздуху, а к чему-то более материальному. Я догадался, что она поставила перед собой кусок прозрачного пластика, чтобы поцелуй превратился из воздушного в почти реальный. От него меня действительно пробрала дрожь. – Все, некогда, – продолжила Мила. – Меня одолевают репортеры. Я буду вести твою пресс-конференцию. Мне к ней надо подготовиться.

– Чего вести? – не понял я.

– Ты же не будешь против, если я скажу, что сама всё придумала? – спросил Мила, оставив без ответа мой вопрос.

– Валяй, – сказал я.

Я приготовился, что начальство сотрет меня в лунную пыль. Но оно и не думало метать с небес громы и молнии. Я не ожидал, что на связь выйдет сам руководитель корпорации Дмитрию Юрьевич Каратузов. Он поздравил меня и сказал, чтобы я готовился к пресс-конференции.

– Только скажи, что идею тебе подали мы, – попросил он. – Хорошо?

– Я уже обещал это кое-кому. Можно я скажу, что это плод коллективного разума? А отчего такой ажиотаж?

– Кому? – спросил он.

– Обещал, – капризно сказал я.

Я не понимал масштабов происходящего, пока мне не объяснили, что какой-то хакер вскрыл мониторы, расставленные на стадионе в Барселоне, и моя попытка транслировалась на них в прямом эфире. То есть ее вообще видели все, кто наблюдал за соревнованиями, ну а потом ее повторили в репортажах по всему свету. Я стал главной спортивной сенсацией дня! Я вообще стал главной сенсацией дня, потому что сюжеты о том, как я устанавливаю мировой рекорд, переползли в блоки обычных новостей и шли чуть ли не в самом начале выпусков.

Меня уже не могли уволить с волчьим билетом, даже если начальство поначалу строило такие планы. А оно ведь строило…

С пару десятков национальных ассоциаций подали протест, требуя аннулировать результат. Я не был заявлен на чемпионат в Барселоне. Зато мне удалось привлечь к нему большое внимание, а это рекламные денежки. За это мне многое прощалось. Поскольку на моем скафандре и шлеме были двуглавый орел и российский триколор, над которым красным было выведено «Россия», не вызывало никаких сомнений за какую сборную я выступал.

– Ты, когда готов провести пресс-конференцию? – спросил Каратузов.

– Да хоть сейчас, – сказал я.

– Сейчас рано. Через час. Успеем всех оповестить. Ты насчет того, что идея наша, помнишь?

– Коллективного разума, – уточнил я.

– Черт с тобой, говори, что Коллективного разума.

О время общения с репортерами меня поддерживал Норман. Он имел полное право сидеть рядом, поскольку участвовал в создании спортивного снаряда, а значит, тоже был частичкой того «Коллективного разума», помогавшего поставить рекорд. Иногда американец вклинивался в разговор, вставляя что-то вроде: «Он есть молоток».

После пресс-конференции я чувствовал себя героем, плечи мои распрямлялись при каждом движении, грудь выпячивалась вперед. Я представлял, как буду разговаривать с Милой на ближайшем сеансе связи, и улыбался мечтам.

Но меня буквально вогнало в ступор, когда вместо Милы, я увидел на экране прежнего лысоватого дядьку лет под шестьдесят. Я вспомнил, что его зовут Глеб, но вместо приветствия выдавил, собравшись с силами:

– А где Мила?

Неужели её мечта исполнилась, ей предложили место ведущей реалити-шоу, и она поспешила уволиться, даже не дождавшись сеанса связи со мной?

– На нее права закончились, – сказал дядька.

– Чего? – не понял я.

– Я же объясняю, это была программа. Ее использовали в экспериментальных целях. На первый месяц права предоставлялись бесплатно, а потом надо покупать лицензию. Она стоит больше моей зарплаты, поэтому меня и вернули.

Глеб говорил очень спокойно, будто это какие-то пустяки. Я едва сдерживал свои эмоции. Мне хотелось накричать на этого дядьку, накричать на всех, кто был в Центре и послать их куда подальше, потому что так поступать, как они поступили со мной, нельзя. Они сэкономили месячную зарплату психолога, а в результате, я мог съехать с катушек от разочарования и от того, что планам, которые я уже строил никогда не осуществиться. Мне хотелось выяснить, почему они не предупредили о том, что Мила – не человек, а программа? Забыли? Не посчитали нужным? Но вместо этого я спросил:

– А сколько она стоит?

– Вы что ж хотите за нее доплачивать из своей зарплаты? – сразу догадался Глеб.

– Пожалуй, нет, – чуть задумавшись, ответил я. Теперь, зная, что Мила не живой человек, а всего лишь программа, я не смогу с ней общаться, как раньше. Мне это будет неинтересно.

– Вот и отлично, – кивнул Глеб.

Моя серая жизнь на Луне потянулась, как и прежде. Впрочем, не совсем так. После рекорда образовался мой фен-клуб. Он не дает мне скучать. На Земле теперь множество желающих побеседовать со мной. Некоторые из девушек очень даже ничего. Надеюсь, что хоть кто-то из них окажется на поверку из плоти и крови, а не роботом.

Правительственную программу, направленную на установление спортивного мирового рекорда на Луне, задним числом всё равно оформили. То, что о ней прежде никто не слышал, легко объяснялось ее секретностью, чтобы о ней не узнали конкуренты, а все расходы на нее якобы проходили по закрытым статьям бюджета.

Ближайшей грузовой ракетой мне обещали доставить гору всякого спортивного инвентаря, чтобы я побил еще какие-нибудь рекорды. Рвение начальства я погасил, объяснив, что новые рекорды ни на кого не произведут никакого впечатления. Это как высадка на Луну, интересно лишь в первый раз.

На спутнике мне предстоит провести еще пять месяцев. Я застану время, когда китайская парочка, родив первого селенита, вновь заставит весь мир говорить о Луне. А пока мы с Норманом, чтобы развеять серые будни, путешествуем по окрестностям наших баз и пытаемся придумать, как бы и ему войти в историю.

Фестиваль трабунеков

– Спишь, что ли? – услышал Андрей голос своего начальника, раздавшийся буквально под черепной коробкой.

– Нет, – скромно сказал он, подыскивая что же ему соврать, но в голову так и ничего не пришло, и тогда он сказал правду, посчитав, что правда – лучше всего, – в виртуалке немного зависал.

– Ой, ерунда это всё. Надо настоящей жизнью жить. Задание для тебя появилось. Интересное.

От этих слов Андрей почувствовал такой прилив адреналина, что следующие слова произнес с дрожью в голосе:

– Какое?

– Меньше слов, а больше дела. Дуй сюда на всех парах. Я лично тебя проинструктирую.

– Сейчас буду.

Полгода назад Андрей закончил факультет журналистики Московского Университета, закачав в голову все курсы, которые там преподавались. А после того, как вся скаченная каша немного улеглась в мозгах, местами перепутавшись, но по большей части все ж, как говорится, разложилась по полочкам, он устроился на работу на телевидение. Взяли его на испытательный срок, сказав, что теперь всё в его руках и, если он сможет себя проявить, его возьмут в штат.

Проявить себя никак не подворачивался случай, а некоторые маститые журналисты лет по десять находившиеся на испытательном сроке, говорили ему, что шанс проявить себя и вовсе может никогда не представиться. В штат они не стремились, считая сам факт того, что где-то числятся на работе, в то время как можно было вовсе не работать, уже сильно выделяет их на фоне остального человечества и это их вполне устраивало. Но Андрею не хотелось превращаться в такого же бездельника.

Он совсем не понял фразу начальника «дуй на всех парах». Очевидно, она была из эпохи паровых двигателей, а этот курс Андрей совсем не закачивал. Вряд ли начальник проверял его эрудированность или намекал, что хочет лицезреть Андрея в натуральном обличии, а то уж забыл, как стажер выглядит и еще – что надо быть ближе к природе, приезжать на работу на какой-нибудь реплике, работающей на паровом двигателе и ползущей медленнее, чем улитка. На них любили передвигаться так называемые регрессоры. Действительно, куда спешить? За счет оцифровки все достигли бессмертия и ждут шоу под названием «Угасание Солнца». Начнется оно не скоро, через 5 миллиардов лет и надо чем-то занять это время, чтоб не было слишком скучно. Почти везде человека заменили роботы, а люди за счет этого могли вести праздный образ жизни. Андрея это пока что не устраивало.

Он снял виртуальный шлем, лег в саркофаг, который иногда заменял ему кровать, и воспользовался традиционным способом перемещения – отправился в одно из приемных тел, которое постоянно находилось в редакции. К слову, исходное тело начальника было не в редакции, а где-нибудь нежилось в лучах виртуального Солнца. Сам он тоже пользовался приемным андроидом, персональным, точной своей копией. Андрей же оказался в теле серийном. Хорошо хоть в мужском, а не в женском.

– Я прибыл, – произнесли его уста, но голос был настолько непривычным, что Андрей невольно замотал головой, не сразу осознав, что это он так говорит.

Никого он конечно не нашел, за исключением неподвижных андроидов, стоявших по правую и левую от него руку. Все они были одинаковыми. Их скопировали с Барка Буркина – актера виртуальных постановок столетней давности. Рост 1 метр 93 сантиметра, вес 98 килограммов, волосы светлые короткие, нос прямой. Более всего он стал известен по роли Дерсу Узалы – мальчика из Тайги, выращенного медведями.

Андрей находился в точно таком же теле. Он испытывал небольшой дискомфорт, взирая на мир с непривычной высоты, потому что настоящий его рост был на десять сантиметров ниже. Он успел подумать, что вот как же неудобно будет, если на совещание соберется несколько человек, для кого в редакции персональные андроиды не предусмотрены. Они же все будут одинаковыми? Как их различать? Читать их активированные бейджики?

Андрей потянулся к кнопке, чтобы активировать свой, но Глас Небесный, раздавшийся где-то под потолком, заставил его замереть:

– Молодец. Я тебя жду. Двигай в мой кабинет. Помнишь дорогу?

– Да, – прошептал Андрей, глядя на потолок.

Ноги его дрожали. С одной стороны, объяснялось это волнением, потому что сейчас он мог получить свое первое задание. Он мечтал о нем. В виртуальных снах моделировал разнообразные ситуации, как делает репортаж посреди стай диких зверей, которые в сезон засухи дерутся за единственный еще не пересохший источник влаги или о том, как отходит от стапелей субатомно-транс-галактический лайнер.

Он споткнулся и едва не упал. Ноги его плохо слушались. Андрей шел точно на ходулях. Ничего удивительного. Мало того, что он находился в чужом теле, так еще андроид этот мог простоять недвижимым несколько дней. У любого при этом ноги затекут.

Андрей потрогал лицо и смахнул слой пыли. Точно. Андроидом не пользовались несколько дней, а роботы-уборщики так обленились, что с него даже не стирали пыль. И за что их только энергией кормят? Бездельники.

Начальник сидел в просторном кабинете, отделанном под орех. Его присутствие в конторе, пусть даже и не лично, а в персональном андроиде – было излишеством. Он вполне мог руководить процессом из дома или из какого-то другого места. Но, вероятно, ему было нечем заняться или он боялся, что его уволят на очередном заседании Совета Директоров.

– Не буду тебя долго томить. В общем, на Ганопусе завтра должны провести фестиваль трабунеков. Я признаться слабо представляю, что такое эти трабунеки. Но отдел планирования убедил меня, что с этого фестиваля может получиться хороший сюжет. Да и знаешь, ничего нигде не происходит, а эфир надо чем-то забивать. Так что «Фестиваль трабунеков» – так «Фестиваль трабунеков». Пусть народ на экзотику посмотрит. У нас все штатные корреспонденты или в командировках, или в отпусках. Я не стал кого-то из них с отдыха вызывать, вспомнил, что вот ты у нас в стажерах маешься. Ну что сделаешь сюжет?

– Конечно, – закивал непослушной головой Андрей. Ему стало страшно взваливать на себя такую ответственность, но он крепился и старался не подавать вида.

– Вот и хорошо, – сказал начальник. – Есть, правда, одна закавыка. Ганопус – планетка захолустная. Лежит она у черта на куличиках. У туристов популярностью не пользуется. Съезжаются на нее опять же на этот фестиваль лишь с окрестных планет, заселенных сплошь выходцами с Ганопуса. К чему я это все веду? А к тому, что на ней нет человекообразных тел для переселения, а только копии местных. Ну и вправду, зачем там андроида держать, если людей на Ганопусе отродясь не было? Местные от людей отличаются, но, на мой взгляд, не очень сильно. Наш продюсерский отдел уже связался с Ганопусом и забронировал под тебя одно из пустующих тел. Мужское. Радуйся. Я-то конечно всех этих перемещенцев не осуждаю. Пусть они то в женском андроиде, то в мужском оказываются, все проще, чем в исходнике пол менять, но все ж и не приветствую такое. Вот значит, а тело-то вообще последнее из свободных оказалось. Вдвойне тебе повезло. Прямо в последние минуты успели перехватить, потому что у них на фестиваль этот определенное количество гостей каждый год приезжает, и вот тела как раз под них и сделаны, а мы одного из гостей оставили без тела. Смешно. Придется ему в какой-нибудь кофеварке на фестиваль этот прибыть. Хе. Нечего попусту ушами хлопать и в хобот трубить, – усмехнулся начальник. – Радуйся, в общем, что все так удачно вышло.

– Спасибо, – восторженно сказал Андрей. Он как-то не акцентировал свое внимание на реплике начальника насчет ушей и хобота.

– Да, вот еще что. Ну, ты понимаешь же, что там наплыв местных туристов, в общем, гостиницу тебе вроде не забронировали. Сейчас проверю, – начальник сделал паузу, потом заорал во все горло; – Что там с гостиницей на Ганопусе? – взгляд его при этом стал немного отсутствующим, будто он общался с потусторонними силами, но все равно Андрею показалось, что начальник вопрос адресовал ему. Могло показаться, что он спрашивает у Андрея, а тот-то про это не сном ни духом. Хорошо еще, что промолчал, а пока с мыслями собирался, взгляд начальника стал более осмысленным и он продолжил; – Так и есть. Не заказали. Ну, зачем тебе гостиница? Дуй сразу на фестиваль, как переместишься. Мне обещали, что там все в курсе будут. А я тебя больше не задерживаю, закачивай всю нужную тебе для сюжета информацию, оформляйся в бухгалтерии и отправляйся в командировку.

– Ага, – сказал Андрей.

– На месте разберешься, что там к чему. Твоя задача – сделать прямое включение с фестиваля на вечерний эфир. Минуты на три. Хорошее включение. Ты понял?

– Сделаю, – вновь закивал Андрей. Страх уже немножко прошел.

– Тогда желаю удачи и жду прямое включение.

Душа Андрея ликовала, радость эта перешла и к его телу. Направляясь к креслу для скачивания, он уже не шаркал ногами, а шел вполне бодрой походкой. Раньше таких далеких путешествий он не совершал.

Нахлобучив на голову пластиковое ведро, напичканное всевозможной электроникой, Андрей на несколько секунд отключился. Вообще-то он мог не мучиться, не ходить сюда, а перенестись сознанием, все равно ведь через час-другой его будут внедрять в какого-то робота на Ганопусе.

Сколько он в отключке находился, Андрей не знал. Что-что, а уж при скачке информации время точно становится относительным. За доли секунды в тебя вливается терабайты всяких сведений. Потом, конечно, все это стираешь, избавляешься, как от старого хлама. Очень все-таки удобно, а то Андрей не представлял, зачем ему будут потом нужны все эти сведения о Ганопусе и тамошних традициях.