Kitobni o'qish: «Синеокая моя Русь»

Shrift:

Народная поэзия Александра Ковшикова

Всякий раз, проводя обучающие литературные семинары и мастер-классы для молодых авторов, я не перестаю затрагивать тему народности поэтических произведений. В чём суть народного произведения? Почему именно народная лирика была, есть и будет считаться «классической формой» современной поэзии? Всё крайне просто и предельно ясно.

Народную поэзию определяет народ, то есть читатели и слушатели. Зачастую в народной поэзии нет той канонической техники написания, встречаются «сучки» и «задоринки». Но тем она и хороша. Её самобытность подчёркивается эстетическими поэтическими мазками – выражаясь простыми словами, отдельно взятыми элементами: фразами или предложениями, «делающими» всё поэтическое произведение. Можно писать «сладко» и даже «приторно», используя витиеватые метафоры, но при этом произведение не сохранит своего естества, живого дышащего воздухом Руси, образа, следовательно, не приобретёт народность. Динамика перенасыщенных эпитетами стихов снижается, и каждый читатель ощущает тяжёлую сиропную вязкость в душе при прочтении. Так и хочется разжижить народной простотой, запить этот сироп кристальной родниковой водой. Народная лирика никогда не допустит оставить жажду неутолённой, ибо сам автор пишет душой и сердцем, как подсказывает ему природа. Общение с ней есть не что иное, как первый шаг в объятия Господа. Нет, речь идёт не о смерти, а скорее, наоборот, о возвышении души; о её свободе от внешнего чёрствого мира. Что может быть правдоподобнее народной лирики? Пожалуй, только классика, написанная в исконно народной манере русской поэзии. При этом современнику совершенно необязательно быть членом какого-либо писательского союза. Значимость его стихов уже прочно определена народом.

Часто, рассматривая стихи иных авторов, я говорю о поэтике – технике стихосложения. Но сегодня мне хочется побеседовать именно о народности поэзии Александра Ковшикова. Читая его поэзию, невольно ловишь себя на мысли: почему его стихи так трогают душу, а стихи иных авторов – нет… В чём тайна или магия его поэзии? Почему его стихи обязательно нужно читать и впитывать в себя? Попробуем разобраться…

К примеру, стихотворение «Как хорошо, что есть…», весьма характерное для Александра:

Проходит ночь, недолго до утра,
Но я не сплю на старом сеновале
И слышу вновь, как шепчутся ветра,
И то, как мышь шуршит в сыром подвале,
И как телята грустные мычат —
Хотят на волю вырваться из плена…
И кружит крепкий, терпкий аромат
От накануне скошенного сена…

Это нестрофические стихи с использованием анжамбемана – несовпадение синтаксической паузы с ритмической. Автор любит именно такую форму, она ему близка. Быть может, это приходит во время его лесных путешествий, когда деревья в лесу напоминают строчки, беспрерывно стоящие друг за другом?

Часто такие стихи предстают перед читателями в качестве потока сознания или эмоций… Кажется, что так писать легче, ибо автор заранее отказывается от одного из привлекательных элементов поэтики – строфы. Но это ошибочное мнение. Написание таких стихов требует безупречности от автора. Чаще всего это повествовательная лирика. В ней легче использовать анжамбеман – этот приём как бы растворяется в стихах, следующих друг за другом сплошным текстом…

Однако в данном случае нестрофические стихи поэта Александра Ковшикова несут в себе и ясную идею, и яркие чувства.

Но даже не это главное… Важнее то, что в стихах Александра с великой силой проявляется естественная любовь русского человека к родине, пусть не в глобальном смысле, а в местном, провинциальном, но от этого совсем не менее значимом!

Очень хорошо удаются автору и рассказы в стихах. Повествовательная лирика сама по себе несёт в себе народность, ведь темы поэтических произведений тем или иным образом тесно связаны с жизнью простого народа, глубинка манит каждым закутком и даёт автору всё больше и больше тем для размышлений.

Стоит изба, венцы прогнили,
Дымок из треснутой трубы.
Живут! И печку протопили.
А я промок, искал грибы.
Сколь до деревни? – Леший знает…
Зайду, обсохнуть попрошусь.
Темнеет. В небе громыхает.
Я на крыльце и в дверь стучусь…
За нею старый, хриплый голос:
– Кого там чёрт ещё принёс?
Со лба зачёсывая волос,
Кричу:
– Пустите, я замёрз!

(«На лесном кордоне» трилогия)

Какие удивительной силы картины в этих стихах рисует автор разнообразными художественными приёмами. Всё это настоящие драгоценности в коллекции современной русской поэзии. Да, конечно же, в каких-то стихах Александра иногда попадаются упрощённые или традиционные поэтические обороты… Встречаются синтаксические погрешности… Однако всё это мелочи, если рассматривать стихи автора как явление…

Если в первой авторской книге «Прохладный сок родных берёз…» Александр выстраивал свои стихи на эмоциональном выплеске, то в новой книге заметно его постепенное углубление в философские размышления. Автор нередко обращается к Господу посредством своего литературного героя.

Наблюдая, как месяц седой
Золотит спящих сосен верхушки,
Я дойду этой поздней порой
До заброшенной старой церквушки,
Что стоит на холме, покосясь,
Искалеченным символом веры.
(В детстве часто входил я, смеясь,
В храм, где сорваны временем двери).
Чуть поодаль петляет река,
Млечный путь серебрит гладь затона,
Камышом поросли берега…
Обнажённым нырну в её лоно.
На спине по теченью скользя,
Невесомость души ощущая,
И в ночные смотря небеса,
Может быть, разгляжу двери рая.

(«Ночная прогулка»)

В этих стихах отражён путь человеческой души к Всевышнему. Где-то движение замедляется, где-то ускоряется, и всё это заставляет читателя с неослабевающим вниманием всматриваться и вслушиваться в мир поэта… А это очень и очень богатый по духовности мир! Такое искреннее повествование при необыкновенной поэтичности строк говорит о достижении автором той точки высоты в поэзии, где стихи – не способ самовыражения, а возможность передачи небесных духовных импульсов до земных человеческих душ…

Александр Ковшиков – поэт, чьи стихи опубликованы во всероссийском поэтическом сборнике «Стрелою строк через века… Современники ХХI века». Имя поэта по праву внесено в список современников нашего столетия. Книги стихов Александра Ковшикова можно достойно применять в качестве обучающей и воспитательной литературы для подростков, чтобы развивать их духовный мир путём познания мира окружающего. Только книги – великая составляющая искусства – способны дать людям должное эстетическое воспитание. В стихах «вологодского самородка» то и дело проблёскивают тютчевские, некрасовские и бунинские нотки, настолько живописны картинки и образы его поэтических произведений.

Следует отметить, что Александр Ковшиков относится к числу поэтов, глубоко понимающих, что поэзия – это поле, которое нужно ежедневно перепахивать, удобрять, высаживать на нём свежие семена. И только благодаря кропотливому тяжёлому творческому труду это поле однажды заискрится на солнце зрелыми колосьями поэтических произведений.

Приятного прочтения!

Владислав Терентьев, поэт, публицист,

член Российского союза писателей,

член Ассоциации Поэтов и Писателей «Арт», магистр Международного Фонда «ВСМ»

Часть первая:
«Что мне дано…»

Утро в летнем лесу

Дремлет лес в предрассветном тумане.
Тишина. Не сквозит ветерок.
На укрытой от взглядов поляне
Чей-то слышится мне говорок.
Это листья берёзоньки юной
Воспевают встающий рассвет,
И охвостье дороженьки лунной,
Что в ручье свой оставила след.

Шепчут листья, о том, как ласкает
Лучик солнца зелёную плоть,
И о том, что в ночи ветер бает,
И о том, как их любит Господь,
Как посыплют пыльцою «серёжки»
Через месяц на ранней заре,
И какие грибочки в лукошко
Я смогу положить в сентябре.

Потревожил раскатами смеха
Тишину на болоте дергач,
И лесное весёлое эхо
Полетело меж соснами вскачь,
Расплетаясь на разные звуки,
Средь рябиновых сонных кустов,
Разбудило, быть может, от скуки
В хрупких гнёздах кудлатых птенцов.

Отойдя ото сна, заскрипели,
Поминая недобрым словцом,
Пышнотелые томные ели
Всех кто буйствует в царстве лесном.
А тумана белёсые клочья,
На траву опадая росой,
Вновь прощаются с тёмною ночью,
С еле видимой бледной луной.

* * *

Бреду тропинкой поутру,
Так, словно я в бреду похмельном,
А осень властвует в бору,
Как будто в княжестве удельном.
Хочу я взять у ней взаймы
Набор её чудесных красок.
Она достанет из сумы,
Подарит их и томик сказок.
И я приму столь ценный дар
В свою плетёную корзину
И положу ей на алтарь
Свою любовь, свою гордыню.
А ту корзинку обниму
И под порывом злого ветра
Сильней к груди своей прижму
В тени размашистого кедра.

Синеокая моя Русь

Говорят: «Уже рассказали
Про Россию всё, до конца…»
Неужели стихи слагали
Все для красного лишь словца?
О бескрайних её просторах,
О дремучих седых лесах,
О полях, о встающих зорях,
Позаброшенных деревнях.
Не хочу, не хочу я верить,
Что нельзя ничего сказать.
Как любовь к ней мою измерить,
Если брошу стихи писать?!
Нет, не всё рассказал Есенин,
Даже Господу не дано,
Знать, о чём дождь стучит осенний
Частой дробью в моё окно!
Пусть Россия теперь другая,
(Стало больше в полях репья),
Но она нам с тобой родная,
Хоть у каждого и «своя».
Ты поэта прочти любого,
Без сомнения там найдёшь
Стих про старого домового,
Синь небес, золотую рожь.
И теперь, у порога рая,
Я в любви к тебе признаюсь,
Ненаглядная, дорогая,
Синеокая моя Русь!

Дышать – не надышаться

Деревенька…
Ливни скоро.
Даль осенняя тиха.
Доски старого забора
Гладит веточкой ольха.
Сапоги свои надену,
Помолюсь на образа,
И теперь мне хоть в геенну,
Грязь дорожную меся.

Выйду нынче спозаранку.
Дверь в избушку подопру.
Осень скатерть-самобранку
Расстелила мне в бору.
Бездорожье – не проблема.
«Нам ли горе горевать?
Мы ж крестьяне, не богема…» —
Говорила часто мать.

Ай да ширь, не хватит слога,
Чтобы радость описать.
И родник в утробе лога,
Словно Господа печать.
И дурманит ветер прелью,
И фата берёз желта,
И звучит виолончелью
Песнь прощальная дрозда.

Разлилось отдохновенье
В сжатом поле по стерне.
И заметно удивленье
У сороки на сосне.
Раскричалась, дескать, охти,
Потревожил мой покой.
Что ж теперь, кусать мне локти?
– Ишь ты, цаца, «рот с дырой».

Не спеша бреду, смакую
Радость с грустью пополам.
Дал же душу Бог большую
И любовь к родным краям.
Век бы здесь ходил-скитался,
Целовал родник взасос,
И дышал – не надышался
Прелым запахом берёз.

Баба Яга

А знаешь, Бабушка Яга
Совсем не древняя старуха,
Не злая, да и не карга —
Не верь побáсенкам и слухам!

Я как-то раз под Новый Год
Домой в деревню возвращался,
Шёл прямо лесом, не в обход,
Вдруг в самой чаще оказался.
А тут ещё, мне на беду,
Метель со снегом разыгралась.
Темно, как будто бы в аду,
В сугробах тропка затерялась.
Вдруг вижу: словно светлячок
Зовёт к себе сквозь лапы елей,
Такой забавный огонёк,
Пошёл к нему – я парень смелый!
Прошёл валежник, сухостой
И оказался средь полянки,
Гляжу: избушка предо мной…
И тут душа нырнула в пятки!

Ведь это Бабушки Яги
Избушка на куриных ножках,
Теперь хоть стой, а хоть беги, —
Здесь на неведомых дорожках
От этой злюки не уйти,
Поймает, в печку запихает,
А после косточки мои
На пару с лешим обглодает.
Но делать нечего, стучусь,
А то уже замёрз безмерно,
Зубами клацаю, трясусь,
А на душе боязнь и скверно.

Открыла женщина в годах,
И без клыков, и не старуха,
Без костылей, на двух ногах,
Улыбка с уха и до уха.
Прошу:
– Пустите ночевать,
У печки до утра погреться.
Уйду, лишь будет рассветать.
(А сам пытаюсь оглядеться…)
– Входи, хороший человек,
Снимай тулуп, садись на лавку.
Ты первый гость за целый век,
Так рада – хоть пляши вприсядку!
Не бойся, я хоть и Яга,
Но рада гостю дорогому.
Молва жестока и резка, —
Не верь, всё было по-иному.
Свои побáсенки Кощей
Наплёл, мол, я людей съедала.
Жениться он на мне хотел,
А я взяла да отказала.
И с той поры идёт молва,
Что служит Бабка злую службу,
Что, дескать, старая карга
С нечистой силой водит дружбу.
Тут я, признаться, задремал,
В тепле расслабился немного.

А Бабка мне:
– Милок, устал?
Отведай, что-нибудь мясного!
Стоит огромный самовар,
Большое блюдо с пирогами,
Глазунья с салом, валит пар
От чугунка с густыми щами.
Ну, надо же! Вот так приём!
Друзья и то не так встречают.
Авось и ночь переживём,
А Бабку зря и впрямь ругают!
О чём ещё беседу вёл
Я с ней – уже и не припомню,
А утром, чуть рассвет, ушёл,
Но встречу эту долго помню…

И сколько лет уже прошло,
Ходил я в лес зимой и летом,
Но вот ни разу, как назло,
Не отыскал избушку эту.