Kitobni o'qish: «Боль души»

Shrift:

О книге «Боль души»

Уважаемые читатели! Рад представить вашему вниманию новый поэтический сборник вологодского поэта, члена Российского союза писателей Виталия Рябкова, известного в литературных кругах под псевдонимом Александр Ковшиков. Название книги говорит само за себя: «Боль души». В предыдущих книгах я уже рассказывал о самобытности творчества автора. Поэтому хочу поговорить о том, что для русского поэта важнее всего. В чём именно заключается боль его души? Вопрос довольно сложный, ибо нет поэтов одинаковых… а, значит, и нет одинаковых стихов. Но если речь идёт о душевной боли, то, пожалуй, она одинакова у всех поэтов и писателей. Это боль за судьбу нашей многострадальной державы, уходящая корнями в русскую глубинку. Автор антонимично ставит перед читателями два образа: образ матушки-природы и образ русской глубинки. Казалось бы, на первый взгляд, два этих образа неразделимо слились в один, но… это только на первый взгляд. На самом деле оба этих образа находятся по разные стороны. Между ними только людские слёзы. Красота нашей природы – по левую руку, а по правую – разруха и грязь, заброшенные деревни и сёла, покосившиеся старые ветхие домишки, в которых живут старики. Наверно поэтому автор обращается к природе как к высшему разуму, ибо вера в чистое и животворящее, в Бога и природу – одинаково значимы:

О, Боже! – бор благослови!..

(Стихотворение «В душе рождённые стихи»)

Искупались в реке, как в купели…

(Стихотворение «Ночка выдалась тёмная, злая…»)

Для поэта даже душевная боль лечится обычным листом подорожника:

А грудь наполнит сладкая истома,
Лишь приложу к израненной душе
Тот подорожник, сорванный у дома…

(Стихотворение «Вот место, где когда-то был наш дом…»)

В некоторых поэтических произведениях Александра прослеживается добрая чудинка, свойственная «шукшинскому» стилю. Достаточно вспомнить рассказы Василия Шукшина и сравнить с ними стихотворение Ковшикова «Разговор со стариком». Здесь вы не найдёте красивых витиеватых описаний, метафоричности и философских рассуждений. Только прямой, открытый и простой диалог – вот что использовано автором. Именно диалог двух простых сельских мужиков и создаёт русскую «ломовую» философию со слезами по умирающей матушке-глубинке.

Следует отметить очень важную деталь: старик в этом произведении не живёт, а выживает, но… он не жалуется, не стонет, не плачет. Он просто разговаривает с собеседником. Нужда стала неотъемлемой частью, я бы сказал, привычкой для русского человека. Она отчётливо отображена автором.

И как тут читателю не заплакать?..

В стихотворении «Горька моя печаль» поэт мастерски ввернул в тяжбу деревенского быта неистребимую русскую весёлую душу. Наш брат всегда мастак гульнуть!

Обстановка небогатая:
Печка, стол, дрова, гармонь…

(Стихотворение «Горька моя печаль»)

Обратите внимание, как можно показать одним словом «гармонь» то, что, несмотря на непосильный труд и тяжёлую русскую долюшку крестьянина, жажда и стремление к жизни не гаснет свечкой, не умирает среди крестов, а тянется к свету и радости.

Поэзия Александра Ковшикова зачастую имеет два сопряжения: «деревенская радость» и «деревенская грусть». Если в стихотворении «Горька моя печаль» олицетворением радости является гармонь, то в стихотворении «Придут другие времена» олицетворением грусти являются деревенские постройки. Сам вид окрестности навевает на поэта «некрасовскую» тоску:

Окину дали взглядом скорбным —
Гнилые срубы. Грай ворон
Звучит напевом похоронным
На всех ветрах, со всех сторон.

(Стихотворение «Придут другие времена»)

Одушевление образов – неотъемлемая часть в творчестве любого поэта. Да и как писать стихи о родине, если не видеть и не представлять её живой?.. Ласковая целующая зорька – образ молодой русской дéвицы:

Зорька нежно целует наличники
На моей захудалой избе…

(Стихотворение «Мечтаю»)

Или хрипло, по-стариковски дышащий образ ветхого деревенского дома:

Скрипучий старец с потемневшим ликом,
Он и упрёк, и совесть, и судья…

(Стихотворение «Ода старому дому»)

В любом стихотворении Александра Ковшикова есть дыхание и динамика; есть тот или иной «конфликт». Если нет «конфликта», то нет и стихотворения. И это не мной придумано и сказано. Об этом говорил на обучающих литературных семинарах выдающийся русский поэт, секретарь правления Союза писателей России, мой учитель словесности – Евгений Николаевич Семичев.

Читая стихи Александра Ковшикова, я вижу, насколько правы мастера. Без кислорода, динамики и конфликта действительно всякое стихотворение считается несостоявшимся. Только эти фабулы позволяют жить лирическому герою. Только они будоражат сознание читателей. И всякий раз Ковшиков заставляет трепетать сердца от своих откровенных строк.

Мы не отошли от основной темы нашего разговора, ибо в образах и персонажах тоже скрыта боль. Она повсюду растеклась по родной земле. Автор пытается остановить этот поток, ставя невидимые плотины на пути. И это ему удаётся. Не в защиту творчества поэта, а для разъяснения добавлю, что я не настаивал на точной рифме и удалении шероховатостей в некоторых текстах. Счёл нужным оставить как есть, ибо углядел именно в этих «непричёсанных» строках раскрытую книгу авторской души. Она вещает нам так, как чувствует.

Не буду полностью пересказывать содержание сборника. Прочтите и сами всё поймёте и оцените! В добрый путь по страницам этой замечательной книги!..

Владислав Терентьев, поэт, публицист, член Российского союза писателей, член Ассоциации Поэтов и Писателей «Арт», магистр Международного Фонда «ВСМ»

В душе рождённые стихи

Седые бороды тумана
Речные лижут берега.
Душистым запахом тимьяна
Дурманят утром облака.
Цветная шаль листвы осенней
Лежит на плечиках берёз,
И полон разных откровений
Негромкий шёпот дальних гроз.
Дымы печные каруселью
Кружат на крыльях ветерка.
Округа спит, лишь дятел «дрелью»
Буравит дуб у родника.

И только я незримой тенью
Бесшумно выскользну во двор,
Борясь с усталостью и ленью,
Спеша с корзинкой в дальний бор.
Меня там ждёт души отрада:
Полян брусничные ковры,
В подлеске ёлочном маслята,
Рябин зардевшихся костры,
И подосиновиков малость…
Адреналин вскипит в крови,
Я позабуду про усталость
(О, Боже! – бор благослови!)

И красотой любуясь дивной,
Я позабуду все грехи,
И будут литься непрерывно
В душе рождённые стихи.

«Ночка выдалась тёмная, злая…»

Ночка выдалась тёмная, злая.
Тучи спрятали звёзд хоровод.
Косари у костра, суп хлебая,
От дневных отдыхали забот.

Непростые достались угодья.
Завтра снова побудка чуть свет.
Хорошо, что им бабка Авдотья
Приготовила поздний обед.

Хоть собрался народ и бывалый,
Руки всем била мелкая дрожь.
Ведь какой бы ты ни был удалый —
Кровяные мозоли набьёшь.

Искупались в реке, как в купели,
В костерок подложили сушняк,
Покряхтели, махрой попыхтели
И отправились спать на бивак.

Озарилась вдруг полночь глухая,
Видно стало окрест далеко.
А с небес, светом звёздным мерцая,
Потекло на луга молоко…

«Деревенька от сырости утренней…»

Деревенька от сырости утренней
Завернулась в тумана халат.
Травы тонут в росе перламутровой
На лугах, где коровы мычат.

Гуси шествуют важно по улочке.
В небо рвутся печные дымы.
У колодца воркуют бабулечки
О приходе студёной зимы.

Клич утиный летит от закраины
И тревожит в лесу тишину.
На осинах листочки надраены
И по цвету подобны огню.

Мама шанежки стряпает пресные¹,
И готовы уже колдуны².
За окном нашим дали чудесные
Красоты первозданной полны.

Прогуляюсь-ка бойкой тропиночкой,
Что до лога петляет семь вёрст.
Там подарят берёзы в косыночках
Мне брусники немалую горсть.

Выйду к речке, присяду у омута
Подле ивы у самой воды
И увижу, как плачут черёмухи,
Обронив золотые листы.

«Вот место, где когда-то был наш дом…»

Вот место, где когда-то был наш дом,
Где с криком я на белый свет явился.
Ах, сколько счастья испытал я в нём,
И боль утрат, и в первый раз влюбился.

Был здесь крещён и здесь мой Иордан…
И не считайте, будто я безбожник,
Когда сорву и положу в карман,
Как оберег – обычный подорожник.

Пойду на милый сердцу бережок,
Средь ив найду немного сухостоя.
И запалив неброский костерок,
Чай вскипячу с листами зверобоя.

Ночь проведу, как в детстве, в шалаше,
А грудь наполнит сладкая истома,
Лишь приложу к израненной душе
Тот подорожник, сорванный у дома.

Путь поэта

Он брёл по полю наугад,
Среди снегов торил дорогу,
О чём-то бредил невпопад
И возносил молитвы Богу.

Ещё надеясь на приют,
Толпы признание безликой,
Всё шёл (страшась, а вдруг побьют!)
По телу Родины великой.

Средь белой этой целины,
Где не найти людского следа,
Где перспективы не видны, —
Дорога бедного поэта.

Обидеть каждый норовит,
Ругая глупым стихоплётом,
Мол, «белой ниткою прошит
Любой твой стих. Наш глаз намётан».

Но он не заводил речей,
Молчал на скверну обвинений,
Всё шёл дорогою своей…
И, наконец, услышал:
– Гений!

«В глухом саду под дождиком осенним…»

В глухом саду под дождиком осенним,
К земле клоня прекраснейший бутон,
Грустила роза, яхонтом бесценным
Мне лепестки роняя на ладонь.

Я наблюдал природы увяданье
И эту боль последнего цветка, —
Припоминалось первое свиданье,
И то, как ты тогда была робкá.

В обнимку мы вечернею порою
Вошли в цветущий разнотравьем сад,
И, веселясь под майскою грозою,
Дождя встречали буйный водопад.

Фата черёмух падала на землю,
Вокруг хмельной струился аромат.
Мы наблюдали то, как розы дремлют,
Шмели вокруг промокшие кружат.

В душе рождалось сказочное чувство
Под тихий шёпот молодой листвы,
Я был готов на разные безумства,
Покорный первой страсти и любви…

Промчалось лето, осень наступила,
Остыли чувства, сердце жжёт печаль.
По небу тучи носит злая сила…
Любви угасшей бесконечно жаль.

Последний лист падёт в лучах заката,
И эта роза на исходе дня
Уйдёт туда, откуда нет возврата,
Покинет так же, как и ты меня.