Kitobni o'qish: «Горят Костры»

«Казалось, против этих болезней не помогали и не приносили пользы ни совет врача, ни сила какого бы то ни было лекарства… только немногие выздоравливали и почти все умирали на третий день после появления указанных признаков, одни скорее, другие позже…»

Джованни Боккаччо, «Декамерон»

От автора

События в книге вымышленны, они лишь основаны на реально произошедшей трагедии, затронувшей всю Европу и Азию в 14 веке. Взгляды людей на науку, религию и культуру поданы через призму того времени с определенными допущениями для более глубокого отклика в сердцах современного читателя.

Глава I

«Врач – философ; ведь нет большой разницы между мудростью и медициной».

Гиппократ

15 сентября, 1347 год

Арност очнулся среди зеленой травы и жужжащих стрекоз. В небе по-черепашьи ползли белые облака, кружили стайками птицы. В лицо мужчины били солнечные лучи – яркое божественное светило пребывало в самой зените.

Хоть Арносту и было всего двадцать лет отроду, но юнцом он перестал быть еще в шестнадцать, когда был впервые отправлен служить с оружием в руках в роли дозорного на одной единственной городской башне Исанберга. Для неокрепшего парня тот день стал самым знаменательным в жизни, ведь это был серьезный шаг для каждого мирянина.

Хотя опекун Арноста был не очень рад тому, что его ученик вынужден тратить драгоценное время на бесполезное для него дело. Аптекарь Иржи заменил Арносту отца, а потому и был строг подобно настоящему отцу. Он был уверен, что будущему лекарю не обязательно не только держать оружие, но и обучатся владению им. Лечить – не калечить.

Подобное мнение было и у всего богемского духовенства. Даже в родном городе Арноста, – Исанберге – где он жил и по сей день, священники не одобряли то, как активно простые крестьяне привлекались к столь опасному делу. Но в городке всю его историю не хватало рук, чтобы держать мечи и луки, поэтому церковь была более или менее снисходительна. В остальном же Исанберг был прекрасным городом (правда, без крепостных стен и собственной мельницы) с доброжелательными и отзывчивыми людьми, и щедрыми на свои запасы горами.

В Исанберге, или на чешский лад – в Ржебличке, процветало горное ремесло. Богатые месторождения серебра, железа и олова подарили городку довольно важный статус среди торгового сообщества, именно это и позволяло горожанам жить не совсем уж бедно, нежели их соседи.

Арност почувствовал, как сон вновь настигал его, и опрометью вскочил, распугав осевших поблизости бабочек и шмелей.

Ученик аптекаря с ухмылкой глянул на Исанберг: на сенные и черепичные крыши с пыхтящими дымоходами, на мельтешащих возниц с повозками, набитыми сундуками, мешками и бочками, на церковные башенки с покачивающимися и звенящими колоколами, а вокруг – размахивающие крыльями белые птицы. У Арноста в груди все цвело от одного только вида города, сердце так приятно покалывало и щекотало, а в груди дышать становилось легче и приятнее. Но это был миг слабости от безделья. Арност вспомнил, что опаздывал и схватил свою сумку на ремешке, заранее проверив наличие внутри всего необходимого: пара книг, связка ландыша, ромашки и лаванды (за которыми он и пришел на поле, но ненадолго отвлекся), а самое главное – маленький железный крестик на тонкой нитке.

Ах! Точно, крестик! Арност повесил его обратно на шею и спрятал под рубаху. Учителю Иржи было все равно носит ли его подмастерье крест, но священник Ян каждый раз при встрече обязательно спрашивал на месте ли у юного «стража здоровья» его оберег от сил зла и болезней. Арноста это раздражало, какое этому старику вообще дело? Но Ян, судя по всему, питал теплые чувства к будущему аптекарю и всегда пытался поделиться каким-нибудь мудрым советом, напутствием или просто очередной несмешной шуткой.

Молодой человек поспешил вернуться в аптеку. По пути он почуял, как с реки Ропуха ветром понесло запах водорослей, кувшинок и ряски.

У крайней городской избы Арноста встретил недовольный всем петух, обхаживающий прогуливающихся кур. Он гневливо встрепенулся, почуяв опасность от пробегающего мимо человека, но с места не сдвинулся, лишь кудахтал и тряс гребешком.

– Арни, опять опаздываешь?! – окликнула крестьянка с ведром моркови в руках. Она проводила спринтера взглядом, улыбнулась и махнула рукой.

Дальше по улице молодой человек наткнулся на веселящуюся детвору. Мальчики и девочки бегали с деревянными палками в руках, взмахивали ими и имитировали драку.

– Сдавайся, слуга водяного! Ты слишком далеко от воды, твой владыка бросил тебя! – кричал мальчик в самодельном шлеме из березовой коры, тонких веток и листьев.

– Пойти прочь, простолюдин! – отвечал мальчик, обернутый в грязное полотенце.

Дети соприкоснулись своим деревянными мечами и издали ртами лязг стали. К воинам подбежало две девочки и стали по-птичьему кричать.

– Это Стрибожьи внуки! Кто их послал помешать нашему поединку?! – кричал мальчик в шлеме.

Дети увидели Арноста, отложили мечи и дружно помахали ему рукой:

– Привет, Арни!

Лекарь и им ничего не ответил, лишь мимолетно улыбнулся и продолжил нестись вглубь города.

На свежем воздухе рубил дрова блестящий от пота мужчина с пышной бородой, осколки бревен разлетались от мощных ударов рубаки. В тесном переулке развешивала сушиться белье женщина в белом платке и фартуке поверх бледного синего платья. В уютном дворике с неровной огородной плетенью рассыпала зерно для кур крестьянка в камизе и тунике. Стоя на крупном деревянном ящике посреди улицы, юнец кричал во все горло: «Граждане Ржеблички, церковь праведной Анны просит всех неравнодушных не поскупиться податью! За вашу щедрость Господь простит любые грехи!».

Жизнь в городке кипела, как и всегда. Каждый был занят своим делом, посреди дня в Исанберге редко можно было встретить бездельного прохожего. Все, кто бродили по улице – не просто так гуляли. Поглазеть в город прибывали лишь гости, но и это было редкостью. В Исанберге глядеть не на что, тут только церкви, шахты да пасека.

В лицо бил ветер, в воздухе витали запахи сена, навоза, кур, овощей, хлеба и мокрой одежды. Мимо мелькали корчма, купальни, рынок и простые избы. Арност ловко перепрыгнул через наваленные у края дороги бревна, перешагнул невысокий забор, забыв про калитку, ворвался в хлипкую деревянную дверь и споткнулся о порог.

Арност тихонько ойкнул, поднялся и поймал на себе строгий взгляд наставника, сидящего у койки с бледной худой женщиной. Пышные брови учителя Иржи медленно опустились и бросили тень на морщинистые щеки. Аптекарь сплющил губы и тяжко выдохнул.

– Знаю, что вы скажите! – хватая ртом воздух произнес опоздавший ученик. – Виноват!

– То, что ты знаешь это, делает ситуацию еще хуже. Аще ты не понимал, то был бы просто глупцом. Но ты безответственен и ленив.

– Я не ленив! – обидчиво фыркнул Арност. – Всего-лишь отвлекся.

– Это непростительно. Я из раза в раз повторяю тебе, что ты мой единственный ученик, тебе предстоит взять на себя обязательства главного городского аптекаря, когда меня не станет. – спокойно отчитывал учитель Иржи.

– Вы так объясняетесь, инно кроме меня в Исанберге нет других врачевателей. А как же Генри или Висцлав, или…

– Они не ведают всего того, что ведаешь ты. А именно сейчас ты должен быть наиболее внимателен к происходящему вокруг. – оскалился Иржи.

Арност глянул учителю за спину.

– Что с ней? Холера? Проказа? – спросил ученик.

– Подойти да выясни. Ты в состоянии уже сам ставить диагнозы. Давай. – уговорил учитель.

Арност подошел к бледной обнаженной женщине, ее кожа была влажной, губы сухими и потрескавшимися, вокруг глаз скопился гной. Помимо этого, поверхностная отдышка и несколько красных припухлостей на теле. Ученик заметил у койки ведро с рвотой и кровью. Арност ощупал нижнюю челюсть и шею.

– У нее припухлости, воспалены млечные узлы? Это часть той системы, о которой вы мне рассказывали? О ней не написано в современных книгах.

– Верно. Ее рвет кровью, а гнойное воспаление прогрессирует. Я не могу точно сказать, на что это похоже. Может у тебя идеи есть?

– У нее точно поражены легкие и… Смотрите, – Арност развернул руки девушки. – На внутренней стороне предплечий расчесы. Но это не чесотка. Я уверен, что источник заразы именно на руках, а все остальное – вторичные заболевания.

– Хм, – аптекарь задумался и изучающе осмотрел запястья и предплечья женщины. – Я сперва не обратил внимание. Хорошая работа, Арност. Именно поэтому я до сих пор от тебя не отказался. У тебя есть задатки выдающегося человека, а ты все норовишь упустить свой шанс. Я хочу, чтобы ты наконец повзрослел и сосредоточился целиком на медицине. Представь, каких успехов ты можешь достичь, если будешь впахивать. Этому миру не нужны обычные работяги, ему нужны профессионалы, лучшие из лучших. Таких история и помнит. Наша жизнь неприлично коротка, мне, да и при такой-то профессии, повезло дожить до моих лет, поэтому я и понимаю ценность знаний и умений. Хочешь что-то значить? Тогда учись и работай.

Арност застыл, он опустил глаза и углубился в себя, стал что-то там выискивать.

– Ладно, теперь ступай-ка к Герде, ее простуда опять разошлась, предоставь ей эту настойку, пусть еще день полежит. И… пусть поменьше молится, если бог ей и поможет, то только через меня. А ей нужно копить силы, иначе к урожаю не встанет на ноги. Потом вернешься – дам следующие указания.

***

Застрекотали сверчки, когда Арност уставший чавкал башмаками в сторону лавки учителя. В небе уже прорастали первые звезды, некоторые из них словно подмигивали одинокому ученику.

Меж домов Арност заметил яркий свет от костров, услышал хохот и звонкие хлопки. Кто-то свистел и пел:

 
Весь год заполнен был работой,
Тяжкой работою за гроши!
Месяц я целый не видел света,
Только лишь волка, лису и зайца.
Знать, и не осталось нам ничего,
Видел – есть заяц, лиса и волк.
 

Звучали барабаны и флейта, смех все усиливался… Арност любил попеть и послушать песни. Раньше любил. Сейчас ему это настрого запрещено. Вернее, вряд ли учитель позволит ему заниматься подобной чепухой, как он сам говорил: «прожигать юность».

Арност отвернулся от ярких огней и зашел в аптеку. Внутри уже погасли свечи, со второго этажа доносился измотанный храп Иржи. На койке же по-прежнему лежала женщина, заточенная в крепком сне.

Ученик поднялся наверх, тихо прошел мимо комнаты учителя и закрылся в своей. Он тяжелым взглядом осмотрел по ночному синее помещение: свою кровать, сундучок на полу, столик с незажженной свечкой в горшке и книжками по латинскому и греческому.

Арност открыл сундучок и стал расшнуровывать рубаху, но остановился. Молодой человек засмотрелся на королевну ночного царства – луну. Она высокомерно и многозначительно глядела прямо в окно крохотной комнаты, освещая ее серебристым лучом.

Арност опустился к сундуку и заметил, что оставил свои книги неприкрытыми. Если бы их кто-то увидел, то отругал бы как следует, отнял бы и заставил молиться за искупление грехов (это все в лучшем случае). Старенький томик Ибн Сины, «Этика и общая медицина» Гиппократа, Авл Корнелий Цельс «о медицине». Последняя так вообще находилась в строжайшем секрете, потому что так сказал сам учитель Иржи. Он утверждал, что это переписанная версия одной книги, оригинал которой утерян, но отдавать ее никому нельзя, так как была велика вероятность вызвать гнев духовенства не только Богемии, но и всей Священной Римской империи, в частности папства. Современное общество не очень любило популяризировать ту медицину, в каком виде она была в давние времена, еще в годы существования Западной Римской империи. Духовенство утверждало, что старые методы лечения являлись варварскими, что операции на телах живых и умерших должны ограничиваться или запрещаться. По этой же причине учитель Иржи проводил вскрытие трупов тайно, без лишних глаз, только лишь своему ученику он доверял присутствовать.

Арност положил книги на дно сундука и поместил поверх сложенные вещи, затем закрыл крышку и отварил оконные створки. Снаружи прямиком к раме тянулась крупная ветвь старого дуба, что рос тут еще задолго до рождения Арноста, Иржи или вообще появления Исанберга.

Арност умело прополз по ветви до ствола, а оттуда поднялся повыше до двухскатной черепичной крыши трехэтажного здания напротив аптеки. Это было самое высокое и богатое строение в городе, в нем жили самые обеспеченные бюргеры, родственники городского бургграфа, гетмана или любого придворного феодала из Верхнего замка на холме.

Ученик аптекаря сел на конек крыши, глядя свысока на пустые улицы. Отсюда было видно и корчму, посетители которой уже стали расходиться (но далеко не все), церковь праведной Анны и церковь святых апостолов Петра и Павла, а также реку Ропуху, оловянной нитью текущую от обрывистого холма, на котором чернел на фоне серовато-пурпурно-синего неба замок, из чьих окон доносился рыжий свет.

Арносту вспомнилось кое-что у Горация от увиденного им пейзажа:

 
«Сна лишен тобой я, – ужель спокоен,
Лидия, сон твой?».
 

– Эй, чего ты тут сидишь? – прозвучал тонкий девичий голосок, и на плечо Арноста упала легкая рука.

– Ива, почему ты не спишь? – сухо произнес Арност, даже не обернувшись.

Девушка настойчиво надавила рукой на плечо друга и надулась от злости:

– А ты не пришел, хотя обещал! Я, конечно, получила твое послание с шифром, но это ничего не меняет. Да и шифр оказался простеньким, ты теряешь хватку!

Ее охровые глаза позеленели от эмоций, а смуглая кожа покраснела, что стало заметно даже в ночи.

– Времени не было составить получше. Иржи припахал меня на весь день, даже перерыва на обед и ужин не было.

– Ты ведь говорил, что у тебя будет выходной. – гневалась Ива.

– Учитель был не в настроении, захотел припадать мне урок.

– Ты опять ослушался его?!

– У нас возникло недопонимание. – уклончиво ответил Арност.

– Как обычно. Мне правда кажется, что эта жизнь не для тебя. Тебе просто не оставили выбора. – смягчилась девушка.

– Моя мама хотела для меня лучшего. Если не Иржи, то я останусь один и без крыши. Твои-то меня вряд ли примут, сама понимаешь.

– Конечно, они меня и так еле терпят, еще один нахлебник на шею не нужен! – саркастично произнесла Ива.

– Иржи передаст мне свое наследие, тогда я смогу стать обеспеченным человеком. – с толикой грусти произнес Арност и сам себе кивнул, будто придавая уверенности.

– А как же твои мечты о том, чтобы стать летописцем, писателем, историком. Или художником!

– Это все детские мечты, пора взрослеть, Ива. Пора бы и тебе зинуть в будущее.

– А как же поэзия? Я знаю, ты жить без нее не можешь. Не ври себе, что это пережиток детства. – девушка села рядом и приобняла Арноста.

Подул прохладный ветерок, и друзья ощутили свежесть и пресный запах с реки, с дуба сорвалось несколько листков – они закружились, проносясь над головами друзей, и растворились во тьме подлунного королевства.

– Да, может ты и права, но все равно это не имеет никакого смысла. Я буду жить лекарем, умру лекарем, как и Иржи. Он прав, говоря, что мне не нужно забивать голову лишним.

– Ты выучил какие-нибудь новые стихи? Видела тебя с листком на днях, купец Бориш нашел для тебя кое-что, как ты и просил?

– Да, – улыбнулся Арност и слегка смутился. – Бориш был в Праге, а там повстречался с одним писарем, который знающ в поэзии.

– Расскажешь мне?

– Слушай, я не уверен…

– Не отнекивайся. Давай! – уговаривала Ива.

– Ну, хорошо. Только не сбивай меня, а то настрой пропадет.

Арност закрыл глаза и задержал дыхание, затем посмотрел на медленно плывущий месяц в небе и вспыхнул поэтичным пламенем:

 
«И звенят и гремят
вдоль проездных дорог
За каймою цветов
многоголосые
Хоры птиц на дубах
с близких лагун и гор;
Там вода с высоты
льется студеная,
Голубеющих лоз —
всходов кормилица.
По прибрежью камыш
в шапках зеленых спит.
Чу! Кукушка с холма
гулко-болтливая
Все кукует: весна.
Ласточка птенчиков
Под карнизами крыш
кормит по улицам,
Хлопотливо мелькнет
в трепете быстрых крыл,
Чуть послышится ей
тонкое теньканье».
 

– Красивое. Ты не пробовал писать самостоятельно? – спросила девушка, сложив голову на плечо Арносту.

– Нет, это противоречило бы всему, что я сказал тебе до этого. – ответил он.

– Просто попробуй. Тебе понравится, я уверена. А еще теперь тебе придется бегать за мной, чтобы позвать на лужайку! Надеюсь, что у тебя скоро выпадет время для отдыха, а то рано или поздно мне надоест ждать тебя. Я вот для кого лук изготовила, а? И мишени все расставила уже без тебя! Или ты и для этого уже слишком взрослый? Тогда позову кого-нибудь другого.

– Нет-нет, – успокаивал Арност. – Я приду, отпрошусь у учителя.

Глава II

«Каждый человек в отдельности смертен, человечество же в целом бессмертно».

Апулей

Вилем и Томаш стояли в дверях материнских покоев. Сама же мать лежала в бреду, время от времени ее настигали судороги и рвота с кровью, глаза закатывались, а дыхание становилось прерывистым и неглубоким.

– Где чертов врач? – постукивал носком Томаш. – Он уже должен был прийти. Ей становится хуже.

– Терпение, – спокойно причитал Вилем. – Мы следим за ней, а врач вот-вот прибудет.

– Какое терпение, Вилем, бога ради! – Томаш сжал кулаки и стрельнул в брата ядовитым взглядом.

– Чего тебе опять неймется? – выпрямился Вилем и надул грудь.

– Я же вижу, что тебе плевать на нее! Ты всегда сторонился нашей семьи. Да даже сейчас, когда ей плохо…

– Закрой пасть, ты не смеешь так баять. – глаза Вилема налились кровью, и он готов был в любой момент стукнуть брата по голове.

Вилем был на пол ладони выше и немного шире, но разница эта была заметна только при наглядном сравнении.

– Думаешь, раз ты старший, то имеешь право бросаться словами?! – вскипал Томаш, его кулаки тоже сжались, ногти впивались в кожу, а зубы скрипели друг о друга.

– Это ты мне говоришь? Да и причем тут возраст, я старше лишь на три минуты. Какой же ты тупоголовый.

– Довольно вам! Вы оба только о себе думаете, маме нужен покой, а вы разорались! – по лестнице поднялась сестра Томаша и Вилема, Зофи. Она растолкала братьев и вошла в комнату. – Пришел лекарь, пропустите его.

Братья опустили глаза, у обоих были темно-карие. Единственным значимым отличием между близнецами было наличие у Томаша веснушек, коими бог обделил Вилема.

На второй этаж поднялся городской лекарь, на вид еще молодой и совсем зеленый. Он снял с головы зеленый куаф и до шеи рассыпались его рыжие волнистые волосы.

– Здравствуйте, – деловито произнес молодой человек. – Могу я пройти?

– Мы вас заждались. – выплеснул Томаш, брат сурово и презрительно глянул на него.

– Прошу прощения, сейчас самый пик заболеваемости в этом сезоне.

Лекарь подошел к кровати, где ворочалась преклонного возраста женщина с редкой сединой в корнях волос. Молодой человек долго осматривал пациентку, трогал горло, лоб, прощупывал кожу всего тела.

– Как я могу к вам обращаться? – спросила Зофи, присев рядом.

– Арност.

– Что вы можете сказать, Арност? – дрожащим голосом спросила девушка.

– Симптомы слишком разнообразные. Скорее всего поражены легкие и сердце. Может иметь место нехватка воздуха. Вы не проветривали помещение?

– Нет, наш дядя немного смыслит в медицине, он сказал, что открывать окна нельзя, а то ей станет только хуже.

– Не слушайте его больше, нужно проветривать всегда, просто укутайте ее в одеяла, чтобы не продуло, если так волнуетесь об этом. Если делать выводы, то ее некоторые отклонения напоминают другие случаи заболевания в Исанберге, но у вашей матери отсутствует воспалительный рост где-либо на теле. По нашим наблюдениям, это некие флегмоны, которые перерастают в буллы. В любом случае, ситуация схожа, поэтому это не сулит ничего хорошего. У вашей матери критическое состояние, она пребывает в бреду. – рассказывал Арност.

– Вы можете что-нибудь сделать?

– Лишь попытаться. Я могу выдать настойки и приготовить лекарства, но вы понимаете колико это будет стоить?

– Деньги нас не волнуют, мы сможет все оплатить, лишь бы ей стало легче. – еле сдерживая слезы произнесла Зофи.

После этих слов женщине в кровати стало еще хуже. Ее тело задергалось, изо рта потекла кровь, она тихо захрипела. Ее руки рефлекторно цеплялись за все, куда дотягивались, она даже вцепилась острыми ногтями в руку лекаря и сжала ее до тонких струек крови.

– Девушка, откройте окно! Остальные – выйдите и закройте дверь, – Арност бросился к своей сумке и стал там что-то выискивать. – Выйдите, я говорю! – добавил он вновь через плечо.

Томаш и Вилем закрыли дверь снаружи и встали в полной тишине. Из комнаты доносились стоны и хрипы их матери. В груди у обоих бешено колотилось сердце, у Томаша встал ком в горле, а у Вилема отвисла челюсть.

Они слушали стуки и скрипы на протяжении десяти долгих и мучительных минут, пока все совсем не стихло. Томаш не осмеливался тянуться к ручке, поэтому это сделал Вилем.

Братья заглянули в спальню их матери и застыли в проеме. Они видели, как лекарь стоял над неподвижно лежащем телом, укутанным в простыню. В дальнем темном углу сидела вся в слезах Зофи, трясущаяся от горя и боли.

– Что ты наделал? – вырвалось у Томаша. – Что ты, черт побери, наделал?

– Я сделал все возможное. Мне жаль, ее сердце не выдержало. – печально протянул Арност.

– Нам послали какого-то тупоголового юнца! Ты хоть школу закончил?! – Томаш набросился на лекаря, схватил его за воротник и потянул на себя.

Томаш был на две головы выше и в десять раз свирепее, но за Арноста вступился Вилем.

– Убери от него руки. Он не виноват.

– Ты… Ты… – Томаш не мог выразить всю ту ненависть, которую он чувствовал в себе, ему так хотелось рвать и метать, что не было сил даже сказать хоть что-то осмысленное.

– Твоя агрессия опасна для окружающих. – сухо произнес Вилем.

– Наша мама скончалась, а ты просто стоишь и… Ты бесчувственный кусок говна, Вилем!

– Знаешь, мне надоело выслушать твою чернь из уст и смотреть на вечно недовольно лицо, – рыкнул Вилем. – Я ухожу.

– Катись, полудурок. Если я вновь увижу тебя в нашем доме, то дам в рыло.

– Не увидишь, я больше не приду. – добавил напоследок Вилем и удалился.

– Я сообщу в церковь о случившемся. – коротко ответил Арност.

Томаш слегка оклемался и нагнулся к своей сестре, она спрятала лицо и тихонько сопела, обхватив руками колени.

– Почему ты его выгнал? – всхлипнула она.

– Не переживай, мы справимся, я смогу нас прокормить.

– Сначала папа, теперь мама, а Вилем ушел от нас. Наша семья разваливается.

– Все будет хорошо, поверь. Он одумается и вернется, он всегда возвращался, а до тех пор я буду всегда рядом. Мы все выдержим, слышишь, сестренка?

Томаш взял Зофи за руку и сжал ее покрепче.

***

В одну из светлых ночей поздней весны Ива и Арност прогуливались по улочкам Исанберга. Ива толкала друга в бок и во все горло хохотала так, что слезы наворачивались. Она все пыталась вставить хоть слово, но этот смех, чтоб его, не позволял даже сделать вдох!

– Ой не могу! – наконец выпрыснула она. – Только вспоминаю – умираю со смеху! Какое у тебя тогда лицо было глупое. Иногда мне кажется, что с тех пор оно у тебя всегда такое.

– Тебе лишь бы дерзнуть. Смейся-смейся, но потом подрастешь – поймешь все. – отвечал покрасневший от зазора Арност.

– Ой-ой! Как мы заговорили! «Подрастешь – поймешь», ой не могу! Тоже мне, взрослый! Да ты еще неделю назад в речке с уткой пытался разговаривать.

– Они понимают меня!

Ива рассмеялась с новой силой, она уже не смогла идти – встала посреди дороги и развела руками в стороны, затем сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Давно я так не…

Внимание девушки привлекли огни жаровен и факелов с рыночной площади. Люди кружились в хороводах, смеялись, радовались, свистели и напевали частушки, пыль под сапогами не успевала оседать – вновь круто вздымалась до подолов и голенищ сапог.

На высоких табуретах отплясывали скоморохи, дудели в дудочки и жонглировали короткими горящими факелами, а кто-то даже крутился колесом.

– Я совсем забыла! – вспыхнула от радости Ива. – Забыла же! А ты и не напомнил!

– О чем? – Арност задумчиво глянул на празднество, его особо не впечатляли подобные зрелища, лишь ввергали в скуку и бесконечные размышления о ценности потраченного времени.

Но юноша недовольно цокнул языком, когда увидел расплывшуюся до глазных морщин улыбку подруги. Он уже предвкушал, что из ее энергичных уст вырвется нечто вроде: «пойдем плясать, веселиться! Забудь ты о том, что тебе пора возвращаться к наставнику – всего разок потанцуем, ничего ведь страшного!». А он бы ей ответил: «Нет-нет, прошу! Мне больше нельзя перечить Иржи, ему все это очень не понравится!».

И вот Ива только собралась открыть рот, как Арност ловко перебил ее и кратко отрезал:

– Нет.

– Да, понимаю, – действительно понимающе кивнула девушка и подмигнула. – Тебе нельзя подводить наставника Иржи, я помню. Ничего страшного, в другой раз повеселимся.

Арност обомлел от услышанного, раньше Ива никогда так просто не сдавалась, неужели что-то изменилось? Должно быть, Арност ошибся, девочка давно переросла его самого.

– А знаешь… – тяжко вздохнул Арност. – Сейчас ведь еще не так поздно, а Иржи наверняка уже дрыхнет без задних мыслей. Полчаса отдохнем у костра – никому не навредит. Тем более, я всю неделю пытался соблюдать обещание серьезнее относиться к своим обязанностям.

– Ха, – победоносно фыркнула Ива. – Тебе ведь нужно было, чтобы я тебя поуговаривала, чтобы ты построил из себя недотрогу. А тут такое разочарование.

Арност лишь усмехнулся, схватил подругу за теплую руку и повел поскорее на ярмарку. Они потеряли счет времени, пока расхаживали меж рядов с вкуснейшей едой, окутанной теплым паром: яблоки в карамели, жаренные утки и курицы, подвешенные бедра овец и коров, свежие ягоды и травы, сыры, привезенные из дальних королевств. Затем их увлекли целые коридоры рядов с игровыми лавками: метание ножей в цель, бег через препятствия, прыжки через костер, метание шариков с водой в вертлявых скоморохов в забавных шапочках с бубенцами.

Вдоволь наигравшись и наевшись, друзья сели поодаль от торговых рядов, пригрелись у костра с другими подуставшими от плясок горожанами. Арност признал вокруг много знакомых лиц: тут и священник Ян со своими детьми и женой, тут и отставные солдаты Джон и Мартин, некогда служившие в Верхнем замке, тут и Томаш со своей сестрой Зофи, тут и совсем еще зеленые ребятишки, коих уже вот-вот да склонит на свою сторону сон. В Исанберге у костра сидела как знать, так и простые крестьяне, притом общий язык найти удавалось весьма легко.

– Альберт, а помнится мне лет пять назад твой сынишка ходил ко мне на задний двор и все с огорода морковь вырывал, обгрызал и бросал зеленые стебли на грядки. А когда его с поличным поймали, буквально с рыжими усиками, то он до последнего отнекивался и все на Дружка скидывал. – старик Бохдан по-приятельски закудахтал, глядя на рядом сидящего Георга с уже подросшим сыном Альбертом, а левой рукой уверенно, сжимая каждый палец, почесывал мохнатую дворняжку, виляющую облезлым хвостом.

– Неча-неча, мы с женой тебе возместили весь ущерб целой корзиной моркови, причем отборной, двое крупнее твоей дряблой. – расхохотался полноватый Георг, прикусив ноготь на большем пальце.

Георг смачно сплюнул, облизнулся и облокотился на спинку деревянной скамьи.

– Да я же не в обиде был, да вот только от дара такого просто так отказываться неприлично как-то. – ответил старик Бохдан и потянулся, зевая.

На лица сгрудившимся вокруг большого костра падал успокаивающий рыжеватый свет. Потрескивали угли и бревна, как толстый лед на реке в раннюю весну (как-то раз Арност с Ивой прыгали поверх застывшего русла до тех пор, пока этот пугающий до боли в груди треск не отпечатался в памяти навечно). В пурпурно-черное небо поднимался прямой столб дыма, из которого вылетали и гасли красные искорки.

Арност приобнял задремавшую в убаюкивающей обстановке Иву, чьи светло-русые волосы приобретали какой-то новый, по волшебному бронзовый оттенок. Ученик врача изучающе разглядывал лица собравшихся, все старался разгадать, что у них на уме. Эту забаву Арност любил пуще любой другой, но в какой-то момент в глазах потемнело, даже костер потух, будто от сильного северного ветра, и луна потонула в плотном океане космоса, беззвездного и холодного.

Встряхнув головой, юноша огляделся, горожане по-прежнему сидели вокруг, пили, разговаривали и просто отдыхали, но их лица исказила темнота! Арносту показалось, что вместо привычных черт головы людей обрели иные – черты мертвецов. Глаза выпали из глазниц, кожа побледнела, начала гнить и чернеть, зарабатывая все новые и новые гнойники, зубы выпали, волосы сдуло ветром. Арноста окружали ничего не подозревающие мертвецы, которые будто не замечали никакого уродства, не замечали торчащих костей черепа своих соседей и собеседников.