Kitobni o'qish: «Битва над бездной»

Shrift:

Величие победы измеряется степенью ее трудности
М. Монтень

Часть первая
Западня резиденту

Глава I

Неожиданное включение бортового радио и прозвучавшее вслед за этим предупредительно-вежливое объявление стюардессы о необходимости пассажирам занять свои места, так как самолет приступает к снижению и через тридцать минут произведет посадку в аэропорту Внуково, вернуло Эди к ощущению реальности.

Далеко позади авиалайнера ТУ-134, несущегося к столице великого государства подобно серебряной стреле, выпущенной из лука мифического героя, остались воспоминания о недолгих днях, проведенных в санатории и дома. В иллюминаторе, словно в замедленном кино, проявились бесконечное синее небо и сверкающий неповторимой белизной в лучах склонившегося к закату солнца океан кучевых облаков.

«Во как мысли увлекли, что эту красоту не замечал, – удивился Эди, вплотную приблизив лицо к стеклу иллюминатора. – Так и есть, пейзажи крымского моря и впечатления от встреч с друзьями застлали собой простирающуюся за бортом сине-белую вечность», – заключил он, наблюдая за тем, как самолет стал погружаться в молочно-белый океан, пронзая облачную толщу.

Мимо иллюминатора с невероятной скоростью понеслись потоки бело-серой пены, оставляя на стекле еле заметные струйки влаги, которые под натиском воздушных вихрей каждые доли секунды меняли свои конфигурации: то растекались дрожащей рябью, то вновь собирались в какие-то замысловатые фигурки…

Эди заинтригованно смотрел на эту мозаику, пытаясь уловить в ее повторяемости какую-то закономерность, но ничего из этого не получалось: каждый раз струйки вели себя иначе, чем секундой раньше.

«Как бы то ни было, вихрям не удается сорвать их со стекла, – восхитился он. – Вот так и настоящий человек держится за свою землю, не дает унести себя вихрям судьбы в космос людской вселенной, держится, невзирая ни на что. Правда, много делает и такого, чем вольно или невольно разрушает связь с нею, отрываясь от родительского крыльца, а то, случается, и от родины. Ведь не случайно же в народе говорят, что где родился, там и пригодился. Правда, в наше скоротечное время человеку не удается строго следовать этому неписаному правилу. Но следовало бы. Проку от такого человека было б больше, чем от постоянно мечущегося по свету. Да и много глупого он не делал бы, наперед зная, что это станет известно его близким и друзьям, не говоря уж о целом народе. Вот и я сейчас несусь в столицу, когда мог бы побыть рядом с больной матерью, поддержать ее словом и делом, но обстоятельства заставляют. Обстоятельства, вызванные человеком, который предал родину, отказался от связи с отчим домом, поставил под удар безопасность страны, которая переживает очередной непростой этап в своей тысячелетней истории. Непонятно только, почему именно с ней происходят такие сложности. Не потому ли, как говорили классики, что ее правители оторвались от исконно национальных истоков, народной самобытности в угоду не имеющим перспективы на одной шестой части земли утопическим идеям. Очевидно, где-то эти утопии и приживаются, дают ожидаемые всходы. Несомненно, есть страны, где кусок хлеба или дары недр, вернее будет сказать – дары матушки-земли, распределяют между гражданами по совести.

Конечно, российская история, по меткому выражению великого Пушкина, требует особой мысли, другой формулы гармонизации человеческих отношений в смысле устройства своего дома и своей жизни, а не копирования чужого опыта. О-о! О чем это я?! Надо же, в какие дебри занесло. Для обычного подполковника госбезопасности замысловато получается. Но что поделать, если мысли сами по себе возникают и оформляются в невысказанные слова, рвутся наружу, чтобы выстроиться в логический ряд. Думаю, все это из-за желания понять и попытаться объяснить, по крайней мере, хоть себе, что происходит со всеми нами. Ведь в таком же положении находятся и другие мои коллеги, надо полагать, и они задаются теми же вопросами, что и я, но сказать вслух об этом не решаются. И все потому, что нельзя. Вон даже Иванков на последней встрече в сердцах бросил, что перестройщики упрекают Лубянку в медленном восприятии принципов гласности и нового мышления. Он зампред, и то говорит намеками, осторожничает. Знает, наверно, что небезопасно подвергать сомнению решения венценосных особ. Конечно, бузуритовы сразу же попытаются смять таких сомневающихся и выбросить из системы с вытекающими отсюда последствиями. Кто тогда будет защищать страну от внешних врагов и своих доморощенных упырей? Прав Водопьянов, когда говорит, что большинство людей во власти пропитались торгашеской психологией и безразличием к интересам страны. По такому же поводу, кажется, еще в те далекие времена сокрушался и пушкинский старик Державин в стихотворении «Властителям и судиям». Надо бы сегодняшним авторам нового мышления напомнить его слова о том, что «Ваш долг – спасать от бед невинных, Несчастливым подать покров, От сильных защищать бессильных, Исторгнуть бедных из оков. Не внемлют! Видят – и не знают! Покрыты мздою очеса, Злодейства землю потрясают, Неправда зыблет небеса…».

Удивительно, как современно это звучит, особенно притом, что происходит повсеместно в стране. Неужели эти перестройщики не знакомы с послевоенной директивой Совета национальной безопасности США в изложении их бывшего главного разведчика Даллеса об американской доктрине против СССР? Вряд ли, такого просто не должно быть! Хотя, кто его знает, может, им некогда было прочитать этот документ или со временем забыли за высокопарными словесами о достижениях, подвигах и перспективах. В любом случае непонятно, что происходит наверху иерархической лестницы власти. Судя по всему, Иуда больше осведомлен о наших делах, нежели чекисты, а это все оттого, что нам запретили работать по так называемой партийной элите, объяснив это высшими интересами страны и общества. А зря, не рядовые же партийцы… О-о! Тобой, товарищ подполковник, вновь овладели аполитичные мысли, оставь их и думай о поимке шпионов, иначе действительно окажешься в немилости бузуритовых. Не обращай внимания на то, что под видом борьбы с пьянством вырубили все виноградники, из каких-то других соображений оголили прилавки магазинов, и это при забитых всевозможными товарами и продукцией базах и складах…».

Но очередное включение радио и уже требовательный голос стюардессы: «Привести кресла в вертикальное положение и пристегнуться» – вновь вернули его к действительности.

Не успело радио, чвыркнув, умолкнуть, как вдоль рядов грациозно пошли длинноногие девушки в синей униформе, заученными движениями рук захлопывая отсеки для ручной клади, оставленные кем-то открытыми, и проверяя, все ли пассажиры выполнили прозвучавшие по радио требования. Убедившись, что все нормально, девушки, сопровождаемые внимательными взглядами встрепенувшихся мужчин, вернулись на свои места.

Тем временем самолет вырвался из облачного плена и полетел над открывшейся далеко внизу землей. Глазам тут же предстали обширные зеленые массивы лесов, коричневые заплатки полей с вросшими в них разноцветными кирпичиками домов, узкие серые линии дорог, петляющие между поселками, редкие голубые глади озер и синие ленты рек. Еще через какое-то время на горизонте показались дома огромного города – это была Москва…

Во Внуково Эди, как и было условлено, никто из московских коллег не встречал. Отменен был даже ранее обговоренный вариант с «такси» Володи Минайкова, так как с большой долей вероятности допускалось, что люди Моисеенко будут отслеживать его прибытие в столицу прямо с аэропорта. На эту мысль контрразведчиков навел звонок Марка на подставную квартиру Эди в Грозном, чтобы выяснить дату и рейс его прибытия в Москву. Естественно, такая информация тому была дана, но это заставило московских контрразведчиков отказаться также от участия в размещении Эди в гостинице, чтобы исключить случайную утечку информации о чьем-то содействии ему в этом деле. Сочли лишь возможным обеспечить контрнаблюдением, чтобы выявить осуществляющих за ним слежку сотрудников резидентуры противника.

По прибытии в аэропорт из зала ожидания Эди созвонился с Еленой и, дождавшись на стоянке очередного такси, поехал в Кунцево.

«Еще не хватало носиться по ночным гостиницам и уговаривать тамошних несговорчивых администраторов приютить на ночлег, – рассудил Эди, садясь в машину, предварительно положив на заднее сиденье свою походную сумку. – Они же не дадут хорошего номера без брони, конечно, если не предварить просьбу презентом, – улыбнулся он, вспомнив, как устраивался в «Россию» в свой первый приезд из Минска. – К тому же надо прояснить ситуацию с Еленой не у Артема или Володи, а у нее самой, так будет верней. Завтра же можно будет и гостиницей заняться», – заключил он, поудобнее устраиваясь на штурманском месте почти новой ГАЗ-24.

По дороге в город Эди разговорился с таксистом, мужчиной лет тридцати, и рассказал ему о своей проблеме с гостиницей. На что тот заметил:

– Да хоть в цековскую могу за хороший куш.

– Прям уж в цековскую?

– Дорогой товарищ, за деньги сейчас можно хоть в этот самый их Це-Ка пристроить, не то что в гостиницу, – ощерился таксист, бросив на Эди изучающий взгляд, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова на пассажира.

– Туда не надо, а вот если бы завтра в какую-нибудь центральную гостиницу, да и в хороший номер, я кое-что…

– А сколько будет весить твое кое-что? – не дал ему договорить таксист.

– Назовите свою цену, а я посмотрю, осилю или нет, – ответил Эди, улыбнувшись.

– Червонец потянешь?

– Потяну, если будет люкс.

– Так и быть – люкс в «Метрополе» или «России», там у меня все схвачено, так как не впервой такие задачки решать.

– Лучше в «Метрополе», но только завтра.

– А почему не сейчас?

– Обещал другу в Кунцево заехать.

– А-а, знаю я вас, наговорите с короб и в кусты, потом поминай как звали.

– Зря вы так, я серьезно, но насчет кустов мне понравилось, – усмехнулся Эди.

– Ха-ха, можно и завтра, только скажи, куда и когда подъехать?

– Я покажу, когда доберемся до места.

– Ха-ха, не передумаешь, бензин-то недешевый?

– Не передумаю, но, чтобы вы не сомневались, дам задаток.

– О-о, тогда сработаемся, – вновь ощерился таксист. – Это по-нашему. Да, а как тебя зовут?

– Эди.

– Я Антон, будем знакомы.

– Будем, – улыбнулся Эди, глядя на то, как оживился таксист.

– Ты молодец, конкретный парень.

– Вижу, в этом мы похожи.

– Вроде да, но только не пойму, чего ты все выкаешь на меня, – хихикнул таксист.

– Это привычка, не приучен так с ходу переходить на «ты».

– Ха-ха, по виду вроде не интеллигент, а выкаешь.

– Я наукой занимаюсь.

– А-а, я подумал спортсмен, фигура, понимаешь, выдает.

– Спортом тоже занимаюсь.

– А чего в Москву?

– Надо в архивах поработать, я историк.

– Историк, говоришь? Скажи тогда, а как получается, что семьдесят лет шли в одну сторону, а теперь говорят, что не так шли, мол, надо менять направление?

– Антон, это не история, это политика, – пояснил Эди.

– Для меня что политика, что история – один черт, – ухмыльнулся тот. – Главное, понять бы, что моя семья будет иметь от этой самой перестройки и гласности. Будет жить лучше или по-прежнему колбасу и водку с задков покупать.

– То есть как с задков? – сделал вид, что не понял собеседника, Эди.

– Ты что, из космоса, что ли? – вновь ощерился таксист. – С задков – значить с задков, а не со стороны пустых прилавков. Думаешь, я тебе гостиницу буду делать, говоря администратору, мол, посочувствуй нашему историку или дай ему люкс за красивые глаза или бицепсы? Шишки, как раз с тех самых задков и зайду с магарычом.

– Теперь все понятно, это как у Райкина с дефицитом и завбазой получается, – широко улыбнулся Эди.

– О-хо-хо, ты думаешь, Райкин это из своей кучерявой головы взял? – бросил таксист, оторвав взгляд от дороги и вновь изучающе посмотрев на пассажира.

– А что – нет? – удивился Эди, чтобы подзадорить таксиста своей неосведомленностью.

– Конечно нет, он все это с нашей непутевой жизни копировал.

– Почему сразу непутевой? Разве в ней мало здравого и такого, чем мы гордимся. Вот, к примеру, тот же космос, о котором вы говорили, – легко возразил ему Эди в надежде, что тот начнет аргументировать свою точку зрения о происходящих в стране преобразованиях.

– Космосом и ракетами желудок не наполнишь, – сухо обронил таксист.

– Зато страну от врагов защитишь, – отпарировал Эди, глядя на то, как заходили желваки у Антона.

– Так-то оно так, но как бы эти барчуки не продали с задков наш космос и ракеты. Уж очень прыткими они стали, коммерсанты хреновы.

– Партия не позволит, – заметил Эди, сделав для себя вывод, что таксист имеет свою точку зрения на дела партии.

– Партия, говоришь? Партия, дорогой товарищ, тоже разная. Вот мой батя, бывший метростроевец, в партию вступил в сорок первом и всю войну прошел в пехоте, был несколько раз ранен. Сегодня живет на сухом пайке и лекарствах, которые приходится с боем выколачивать у других партийцев, обрюзгших на дармовых харчах. Так что еще надо понять, какая часть партии не позволит, – раздраженно выпалил Антон, сжав руль крепче прежнего.

– Поживем – увидим, думаю, все-таки партия разберется, как не раз бывало, и не позволит, – с уверенностью в голосе произнес Эди, отметив для себя, что таксист ему понравился своей открытой и мужественной гражданской позицией. Он, конечно, во многом был согласен с ним, но признаваться в этом по известным причинам не мог.

– Дай-то бог, но что-то не верится, ведь все хуже и хуже становится, – в прежнем тоне сказал таксист.

– Антон, а чего сердитесь-то? У вас же вроде все нормально, – заметил Эди.

– Как не сердиться, если мне, чтобы прокормить семью, приходится круглые сутки баранку крутить, а эти, что в задках, вместе со своими покровителями жируют…

За такими разговорами они незаметно добрались в Кунцево, а там и до нужного дома.

Эди расплатился с Антоном сверх счетчика, дал аванс под завтрашнюю работу и предложил подъехать к двенадцати часам. Удовлетворенный его щедростью, таксист тут же оторвал от путевого листа уголок и, что-то написав на нем, вручил Эди со словами:

– Возьми на всякий случай, здесь мой домашний телефон.

– Есть сомнения, что завтра сможешь подъехать? – спокойно спросил Эди, засунув бумажку с номером в карман, предварительно окинув его быстрым взглядом.

– Нет, это чтобы ты не сомневался.

– Даже в голову ничего подобного не пришло. Уверен, что такой парень не подведет.

– Спасибо. Антон Воронин никогда и никого не подводил, буду вовремя, – отчеканил тот и уехал, а Эди, закинув за спину свою походную сумку, направился в подъезд.

Елена была счастлива его приходу. Она еле дождалась, когда он закроет дверь, и прильнула к нему со словами:

– Я так соскучилась, прошу, не оставляйте меня надолго, я не переживу этого.

– Елена, так надо было, – промолвил он в ответ и нежно обнял ее за тонкую талию.

– Понимаю, но сердце не слушается меня, оно сильнее моего рассудка.

– И все-таки нужно научиться уговаривать его, и оно обязательно станет послушным, – улыбнулся Эди и легонько за руку потянул Елену на кухню. – Пойдемте, я чувствую ваш фирменный кофе.

– Лучше туда, я очень соскучилась, – улыбнулась она, показывая другой рукой на дверь своей комнаты, – кофе потом угощу.

Эди ничего не оставалось, как последовать за ней, решив, что попросит Володю вырезать эту часть аудиозаписи из сводки технарей. О том, что спальня Елены не оборудована видеонаблюдением, он еще не знал. Но, увидев, как Елена подошла к тумбе и включила магнитофон с записями песен Высоцкого, лишь улыбнулся. «Надо же, и это предусмотрела, молодец, ее можно будет в скором времени озадачивать по Моисеенко», – обрадовался он.

– Вам нравится? – спросила Елена, развернувшись к Эди.

– Да, у меня тоже есть такие, – ответил он, заглянув ей в глаза.

– Вы считаете меня легкомысленной? – прошептала Елена, прижавшись к нему.

– Нет, нет, что вы… – начал было успокаивать ее Эди, помнящий вычитанные им еще в студенческие годы слова Шекспира о том, что чем страсть сильнее, тем печальнее бывает у нее конец.

– Легкомысленна, легкомысленна, а все потому, что люблю без ума, – прервала она его. И тут же сквозь слезы продолжила: – Пожалуйста, не осуждайте меня, я не могу иначе, она сильнее меня. Мне там говорили, что должна научиться, когда это необходимо для дела, отказываться от многого, чего хочу. Приводили различные примеры. Знайте, я готова к этому, но только пусть не требуют отказаться от вас. Пожалуйста, любите меня, любите, и я буду сильной.

Эди вновь попытался сказать что-то из ранее задуманного, но непослушные губы прошептали, что она божественна… и волнами ее обжигающего дыхания он был унесен в глубины моря страсти…

Позже, легко перекусив и облачившись в спортивную одежду, они пошли прогуляться. Воздух еще был теплым, но постепенно свежел под шелест тополиных ветвей, медленно гнущихся от несильных порывов верхних ветерков. Тускло светили фонари на столбах, отбрасывая тени ветвей на стены домов, на асфальт и тротуары.

Елена шла рядом, держась за его локоть. Разговаривали они вполголоса, чтобы не привлекать к себе внимания редких встречных. Елена рассказала о том, что после возвращения из Подмосковья всю неделю пробыла дома за книгами, готовясь к занятиям, а Эди – о том, как провел время на море и дома, а также о своем полете в Москву и новом знакомом таксисте.

Она внимательно слушала его рассказ, иногда уточняя детали, особенно касающиеся времени пребывания того на море. В один из таких моментов, несколько напрягшись, Эди почувствовал это по тому, как она крепко прижала к себе его локоть, неожиданно спросила:

– Там была женщина, с которой вы проводили время?

– Елена, о чем вы, я же не… – начал он объяснять.

– Пожалуйста, извините, – прервала она его, – я, как все влюбленные, глупости говорю.

– Елена, вы забыли наш минский разговор и свое обещание, – осторожно напомнил ей Эди.

– Не забыла, дорогой папин друг, – промолвила она, – просто мне хотелось услышать от вас, что думали обо мне и скучали. Мне очень хочется, чтобы так было.

– Я помнил и скучал, вас невозможно забыть. Но и вам надо помнить, что по роду работы мне приходится общаться со многими людьми, в том числе и женщинами, – нежно пояснил Эди.

– Как со мной? – потянувшись к его лицу, чтобы видеть глаза, спросила она.

– Леночка, как с вами – нельзя, это противоречит чекистской этике. Не стану скрывать, в мои планы не входило иметь с вами интимные отношения.

– Эди, спасибо за откровенность, – промолвила Елена, а затем, после короткой паузы, в течение которой по всей вероятности о чем-то размышляла, шепотом спросила: – Надеюсь, не станете из-за этой глупой этики отказываться от моей любви?

– Леночка, вы мне очень нравитесь… – начал Эди.

– Знаю, я же божественна, – весело прервала она его.

– Вы это знаете, – продолжил Эди, не отреагировав на ее последние слова. – Но не надо забывать, что мы с вами будем выполнять очень тонкую работу, и чувства не должны этому мешать.

– Но как они могут мешать? – удивилась Елена.

– Часто они притупляют остроту восприятия того, что происходит вокруг нас, да и с нами. При выполнении той работы, которую предстоит делать, соприкасаясь с опытным противником, на первом месте должны быть свободные от эмоций рассудок и анализ, анализ и рассудок, тогда мы выиграем предстоящую схватку. И ваш отец будет очень доволен своей дочерью.

– Эди, я уже не та студентка, которая еще недавно на жизнь смотрела сквозь розовые очки. То, что пришлось пережить за последние несколько недель, а также минские уроки и курсы не прошли бесследно. Прошу, не сомневайтесь, я все сделаю как надо, – вполголоса, но твердо сказала Елена.

– Не сомневаюсь. Но все-таки хотел услышать от вас именно такие слова, – улыбнулся Эди, – к тому же и посердить немного, чтобы представить, в каком тоне будете говорить с нашими оппонентами, если они заденут вас за живое.

– Ну и что, остались довольны или еще раз повторить? – спросила она, подняв на него колючие глаза.

– Не надо, я все понял, – сказал он и тут же без паузы добавил: – Но должен заметить, что эмоции опять взяли верх над рассудком.

– Вот наберусь опыта, и тогда будет иначе, – в тон ему ответила Елена, а затем неожиданно продолжила: – Почему вы не спрашиваете, что я там делала, ведь наверняка хотите знать?

– Вы правы, действительно хочу знать все, что связано с вами, – произнес он в ответ и нежно коснулся ее руки.

– Я тоже, насколько это возможно, – сказала Елена и спустя какие-то секунды продолжила: – Понимаете, даже не представляла, что такое может быть.

– У вас была индивидуальная подготовка, но она еще не окончена.

– А нельзя было сразу все пройти?

– Нет, о вас уже на второй день стал спрашивать Моисеенко, мол, где и как с нею увидеться. Пришлось солгать, что вы уехали к родственникам погостить. Так что пока надолго отлучаться из Москвы нельзя. Кстати, надо быть готовым к тому, чтобы при необходимости пояснить, к каким родственникам уезжали.

– Он что настолько глупый, чтобы молодой девушке такие вопросы задавать, – хихикнула Елена. – Я ничего не буду объяснять, лишь спрошу, а с чего он интересуется моей личной жизнью. Полагаю, что этого на первый раз будет достаточно.

– На первый раз вполне, – согласился с ней Эди, отметив для себя: «Молодец, у нее хорошая реакция, надо ее развивать на практических примерах».

– На другие разы придумаю еще чего-нибудь, – сквозь легкий смех вымолвила Елена.

– Не сомневаюсь, что так оно и будет, – сказал Эди, – но все-таки рекомендую с Моисеенко быть внимательной, чтобы не давать ему повода для новых вопросов, отталкиваясь от ваших же ответов. Помните встречу с ним у вас на квартире?

– Еще бы, он тогда целую кучу вопросов о Юре и Мише задал, а сам пронзал меня своими колючими глазами, будто пытаясь в чем-то уличить.

– Он и на самом деле хотел получить хоть самую ничтожную зацепку, указывающую на то, что эти ребята могут быть связаны с органами госбезопасности.

– Но, слава богу, я не сдрейфила и не начала что-то невнятное лепетать. Честно скажу – помогла ваша и папина учеба. Сейчас в один момент отбрила бы его. У меня после курса еще большая уверенность появилась.

– Елена, вы только не горячитесь насчет ваших новых познаний. Надо понимать, что вы освоили пока только азы тайной работы.

– Об этом же говорил и тот парень, который приезжал за мной.

– Как его звали?

– Володя, это таксист, что нас возил.

– Что еще он говорил?

– Больше молчал, но перед тем, как высадить из такси, сказал, чтобы я о папе и о вас ни с кем не разговаривала и ни с кем не встречалась.

– А попытки были?

– Сафинский дважды звонил, спрашивал, все ли у меня нормально и может ли он чем-нибудь помочь, пытался убедить, что он не имеет никакого отношения к тем типам, которые напали на вас. Но я дала ему понять, что не хочу с ним общаться, и он вроде отстал.

– Может быть, не надо было отбривать, – заметил Эди, внутренне улыбнувшись тому, что позаимствовал термин из словаря Елены, – а вдруг смогли бы что-нибудь узнать о его планах? Его планы – это планы стоящих за ним людей.

– Это Андрея Ефимовича, что ли?

– Его тоже, – пояснил Эди.

– Но сказано было, чтобы я ни с кем не общалась, – удивилась Елена.

– Молчаливым таксистом? – иронично спросил Эди.

– Эди, я кажусь такой глупышкой? – усмехнулась она, легко толкнувшись в него плечом.

– Ну что вы… – начал было Эди.

– Вот и я о том же. Он не простой таксист. Он человек, который вместе с вами отвез меня в секретный центр, а потом забрал оттуда. Так что с ним все ясно – Володя ваш коллега, только прикидывается таксистом.

– Молодец, Елена Александровна, вы быстро учитесь и вообще сейчас были очень убедительны, – прошептал ей на ухо Эди.

– Я стараюсь, я хочу научиться, чтобы, как это говорила моя наставница, срывать замыслы нашего противника, – неожиданно посерьезневшим голосом промолвила она. Затем, после короткой паузы, продолжила: – Теперь лучше понимаю, отчего папа не рассказывал нам с мамой о своей тайной работе.

– Вы правы, тайная работа требует выдержки и умения хранить как свои, так и чужие секреты, – согласился с нею Эди, представив на миг, каким страшным моральным и психологическим ударом явилась бы для Елены правда об отце-предателе и убийце ее матери.

– Мне многое стало понятным в поступках некоторых людей, которые окружают меня.

– И действительный интерес Сафинского к себе? – спросил Эди, прогнав мысль об Иуде.

– Да. И то, почему вы оберегали меня от него.

– Но не станете же другим говорить о своих догадках?

– Нет, просто буду знать и учитывать, если придется когда-нибудь встретиться.

– Разумно, тем более встречи могут быть и не только с ним.

– Думаю, в первую очередь с Андреем Ефимовичем, этим лысым и жирным хитрецом, – хихикнула Елена.

– Хорошо подмечено, – улыбнулся Эди. – Что еще могли бы о нем сказать?

– Если бы не знала о вашем интересе к нему и портфеле, который лежит в шкафчике на балконе, то решила бы, что он просто добродушный толстячок. Но, зная об этом, могу сказать, что Андрей Ефимович является опасным человеком.

– Вы правы, он с вашей помощью будет пытаться решать некоторые свои задачки, но об этом поговорим позже.

– Почему не сейчас, пока идем к дому.

– Лучше за чашкой чая, разговор-то будет длинный. К тому же мне надо позвонить товарищу и сообщить, что я вернулся.

– Он знает, что вы у меня?

– Нет, но надо сказать, чтобы не волновался.

– Собираетесь переехать в гостиницу?

– Да, завтра, если не будете возражать, поедем вместе.

– Жаль, я надеялась, что ваша новая легенда как-то связана с проживанием у меня, – вопросительно промолвила Елена.

– О-о, слышу профессионала, – заметил Эди.

– В какую? – спросила она, не обратив внимания на его слова. По всему было заметно, что эта новость ее расстроила.

– Еще не знаю, новый знакомый таксист занят решением этого вопроса. Он завтра к двенадцати подъедет и скажет.

– Среди студентов это называется – развести лоха, – съязвила Елена.

– В данном случае вы ошиблись, я говорю сущую правду.

– И я должна в это поверить, – легко дернув его за локоть, прошептала Елена.

– Завтра сами убедитесь.

– Хорошо, но только я у этого таксиста напрямую спрошу, в каком он звании.

– Вот этого делать нельзя, – серьезным голосом заметил Эди. – Можете все испортить. И вообще прошу иметь в виду, что все новые знания о тайной работе вам даются для того, чтобы вы могли использовать их при выполнении конкретных заданий. Проявлять эти знания вовне – непрофессионально и может привести к расшифровке. У Володи же не стали спрашивать ни о его звании, ни о том, где он работает, но для себя сделали правильные выводы. Вот это профессионально.

– Эди, с вами надо ухо востро держать, ничего не прощаете, – как-то растерянно заметила Елена.

– Леночка, я пытаюсь кое-чему научить вас, – сказал Эди и, наклонившись к ней, поцеловал в губы.

– Это был самый прекрасный поступок с вашей стороны за все время прогулки, – прошептала она.

– Учусь слышать голос сердца, – улыбнулся ей в ответ Эди.

– Вы просто молодец, сначала бросаете в холод, а потом отогреваете, так можно меня в булат превратить. Не хотелось бы, я все-таки женщина.

– Леночка, вы не просто красивая, но и умная девушка, которая должна противостоять серьезному противнику, – в очередной раз прошептал ей на ухо Эди и потянул на себя дверь в подъезд.

Через пять минут они были в квартире.

Елена, дождавшись, когда Эди закроет дверь на замок, чмокнула его в щеку и, бросив на ходу:

– Это за ваши слова о красивой и умной девушке, – направилась на кухню, а он, убедившись, что дверь на балкон и в гостиную плотно прикрыты, вернулся в коридор и, сев на стульчик у шкафчика, набрал телефон Володи Минайкова.

– Охо, слышу до боли знакомый голос, – послышалось в трубке. – Наконец-то объявился, я уже начал подумывать, что море тебя окончательно увлекло и ты забыл о своем каратэ.

– Как можно, я им живу, даже подумываю, а не открыть ли мне здесь школу, – рассмеялся Эди в трубку.

– Уж не хочешь ли на нары по примеру таких открывателей.

– Мне и минских нар вполне хватило.

– Это радует, тогда потренируемся вместе, – бодро произнес Володя, убедившийся, что действительно разговаривает с Эди, и продолжил: – Ты где остановился и какие на завтра планы?

– На квартире у друга, завтра к обеду поеду устраиваться в гостиницу.

– В какую?

– А это как получится, правда, таксист, который подвозил меня, обещал помочь с «Метрополем», у него там вроде все схвачено, – пояснил Эди, при этом не забыл назвать его данные, чтобы Володя смог установить и проверить по учетам.

– Будем надеяться, что он не обманул.

– Я позвоню, когда определюсь, тогда и решим, где потренироваться, – произнес Эди и вернул трубку на аппарат.

– Закончили? – спросила вышедшая в коридор Елена.

– С коллегой да, теперь попробую с вашим благодетелем связаться, – улыбнулся Эди, набирая домашний номер Моисеенко.

На другом конце трубку подняли только после шести длинных гудков вызова и специфического щелчка определителя номера телефона звонящего. Послышался вкрадчивый женский голос:

– Алло, вас слушают.

– Добрый вечер. Это квартира Андрея Ефимовича? – вежливо спросил Эди.

Вместо ответа да или нет, женщина изрекла:

– Кто вы и чего хотите?

Эди назвался и пояснил, что обещал позвонить Моисеенко, когда будет в Москве.

После небольшой паузы женщина заученно промолвила:

– Его сейчас нет, когда вернется, я ему скажу о вашем звонке.

И сразу же в трубке послышались короткие гудки.

– Надо же, говорила почти механическим голосом, можно подумать, что я не домой, а в его приемную попал, – поделился Эди с Еленой своим впечатлением от общения с незнакомкой.

– Это, наверно, домработница, сейчас это входит в моду у состоятельных москвичей, а он, надо полагать, является таковым, – предположила она.

– Вполне возможно, но в прошлый раз отвечали вежливо, – заметил Эди, поднимаясь навстречу Елене. При этом в голове мелькнула мысль: «Не дай бог, моя «сестра» на подставной квартире в Грозном станет так же холодно отвечать на звонки Моисеенко или Марка – у них сразу могут возникнуть вопросы. Надо будет подсказать, чтобы ее голос был по-домашнему уютным».

– А не допускаете, что это могла быть и жена Андрея Ефимовича, но только отчего-то сердитая на своего мужа? – улыбнулась Елена.

– О-о, в таком случае я ему не завидую, – сыронизировал Эди. – Остается надеяться, что она все-таки расскажет о моем звонке.

– Расскажет, даже не сомневайтесь, ведь ссора между супругами недолговечная штука. Вон мои родители, интеллигентные люди, а иногда так задирались по всяким пустякам, что неделями не разговаривали, – с грустью в голосе промолвила Елена.