Muallifning barcha kitoblari
Izoh qoldiring
Sitatalar
Общепит – это система, которая должна проникать во все элементы, обстоятельства и эпизоды жизни каждого человека… Это доставка еды домой, чтобы облегчить жизнь хозяек… Я представил себе, что азу, биточки и готовые котлеты преследуют меня не только на работе, но и дома, что вместо обедов моей тещи Валентины Степановны мы все ходим в столовую, и меня объял ужас.
– …Старость – это разобранная новогодняя елка. Исчез аромат хвои, падают желтые иголки, лысые веточки торчат, обрывки серебра. И я бы поверил, что праздник жизни кончился, но всегда вдруг находишь однуединственную забытую игрушку – и она сулит надежду, что пусть через год, но радость придет снова…
Мазарди: «И писано у Гиппократа-целителя: старение человеческое происходит от потери природного жара…»
Я сидел, отвернувшись к окну, и, может, впервые в жизни думал о том, что власть над людьми – очень сильная и острая штука, и, может быть, именно тогда поклялся на всю жизнь помнить, какой ценой ты или другие люди должны заплатить за сладкие мгновения обладания ею…
— Я всю жизнь боялся старости, потому что это какое-то растянутое в десятилетия непрерывное прощание. Все время с кем-то или чем-то расстаешься. Ушли родители, поумирали друзья, женятся и уезжают дети, выходят в люди и покидают ученики, околел пес, в саду пришлось выкопать засохшие яблони, которые я посадил тоненькими саженцами. Семьдесят лет на одном месте — как это ужасно долго! И как прошло все это быстро — один миг!— А скрипки? — спросил Антонио.Амати кинул на него быстрый взгляд из-под тяжелых набрякших век:— Скрипки? Скрипки остаются. Недавно меня охватил испуг — я пытался вспомнить лицо матери и не мог. Понимаешь? Я забыл лицо матери! Так много лет прошло со времени ее смерти, что я забыл ее лицо. А скрипки — все, все до единой, я помню по голосу, я помню их лица, и руки хранят тепло их прикосновения. Я помню их, как отец, я люблю их нежно и больно, как любит старый муж молодую красавицу жену, и знает, что она наверняка переживет его, и когда он превратится в ничто, кому-то другому она отдаст свое тепло, и это не вызывает горечи, скорби, а тихую светлую надежду, что она и после него будет счастлива и прекрасна… А я уже очень стар…
во-первых, утверждать это категорически они не могли, а вовторых, болгарский кинофильм мог идти где угодно –