Kitobni o'qish: «В шаге», sahifa 3

Глава 4

Агнесса вскинула взгляд крупных голубых глаз навыкате, привстала, наклонившись над столом так, чтобы в глубоком вырезе платья я увидел её груди целиком.

– Артём Артёмович, наш шеф велел собрать для вас некоторые материалы…

– Не помешают, – пробормотал я, – хотя не представляю ещё, что именно понадобится.

Её груди чуть колыхнулись, чиркая красными сосками по тонкой ткани блузки, я невольно представил, как подставляю под них ладони, чтобы ощутить плотную горячую тяжесть.

– …Но директору виднее.

– Он всё продумывает, – согласилась она и, наклонившись к нижним ящичкам, начала рыться. – Стратег…

– Ему положено, – ответил я вежливо, в мозгу во всей красе развернулась цветная картинка, в которой эта секретарша ещё и чуть раздвинула ноги, платье уже заброшено ей повыше, почти на голову, крупные снежно-белые ягодицы хороши, чётко очерчены, оттопырены и приподняты, анус наверняка горячий и плотный, воображение моментально показало, как бы вдул прямо тут, на столе, красиво удерживая ноги кверху, а потом разводя в стороны, потом сразу в рот, это норм, вряд ли обидится. – У вас кандидатская по психологии?

– Психиатрии, – уточнила она.

А ведь нарочито наклоняется таким образом, мелькнула мысль, да ещё и двигает задом. Самые древние отделы мозга никогда не уступают первенства, разве что в глубокой старости отойдут на задний план, но сейчас воображение, доставшееся даже не от питекантропов, а вообще от лесных тварей, дало яркую картинку, как прижимаю эту кандидатшу к полу и зверски насилую в зад. Ужаснулся, никогда в жизни не прибегал к насилию, даже в ролевых играх, и вообще это для извращенцев, любое принуждение мерзко, почему же такие вот да ещё в эмоциональных красках?

– Сейчас отыщу, – сказала она.

– Не спешите, – сказал я великодушно.

Воображение дало картинку, как она забралась под канцелярский стол, едва поместившись там с её объёмами, и униженно сосёт оттуда, а я печатаю на клаве, внимательно поглядывая на дисплей.

– Наконец-то, – сказала она обрадованно. – Зачем я сунула в нижний ящик?.. Догадывалась же, что понадобится скоро!

– Спасибо, Агнесса, – ответил я поспешно. – Наш директор очень предусмотрителен. Уверен, работать с ним одно удовольствие. Во всех отношениях.

Она загадочно улыбнулась, я подумал, что у нас мелькнула одна и та же картинка, как директор использует её сочное тело для половых нужд, поспешно откланялся и вышел в коридор, придерживая папку.

Это сейчас, проговорил себе с сильнейшим стыдом. А когда заработает нейролинк в полную силу? Как вообще людям в глаза смотреть, когда мозг транслирует такое? Хоть вешайся.

Правда, оказавшись на своём этаже, выбросил из головы эту хрень, не интеллигент всё-таки, новое назначение поворачивал так и эдак, рассматривая как сбоку, так и снизу. Вопрос принимать или не принимать вроде бы неуместен, просто запросил время подумать, чтобы ещё раз посмотреть со стороны.

Быть директором, конечно, здорово. Царь и бог, но это значит резко ограничить свою исследовательскую работу. С другой стороны, можно её переложить на рядовых исполнителей, разбив на части. В любой творческой работе слишком много чёрного труда, пятеро сотрудников сделают её быстрее, чем я один, а мне можно тем временем подумать о следующем шаге.

Шествуя вдоль рядов с айтишниками, сделал крюк, чтобы пройти мимо стола, где Ежевика разрабатывает программу по нивелированию помех в облачных вычислениях восьмого порядка.

Издали показалась светлым лучиком в полутёмном зале, а когда подошёл ближе, а она вскинула голову и улыбнулась, сказал себе, что это вот и есть нечто чистое и одухотворённое.

Пару столетий тому сочли бы распущенной дрянью, но тогда телу придавали слишком большое значение, а сейчас: «Богу – Богово, Цезарю – Цезарево». Тем более что даже самые тупые и консервативные уже видят, как быстро человеческое тело в прежнем виде уступает, хоть пока и по частям, неорганике. Стоит только посмотреть на Марата, а кроме него даже в нашем институте есть и покруче, что продвинулись в замещении презренной плоти на благородные сплавы куда дальше в рискованные и неизученные области.

– Шеф? – сказала она чисто и трепетно, брови поднялись в радостном ожидании.

– Работай, негра, – буркнул я и пошёл дальше.

До конца рабочего дня поворачивал идею директорства так и эдак, уже не сомневаюсь, что приму, только старался понять, как справляться с громадиной, когда в одном здании окажутся и софтовики, и железнячники, что вроде бы одна команда, только запросы частенько противоположные.

Мою озабоченность заметили, но деликатно делают вид, что всё норм, только Ежевика ровно в шесть часов вошла в кабинет, постучала ногтем по браслету с часиками на руке, намекая, что пора покидать рабочее место, а то штрафы нас совсем разорят.

– Шеф, – сказала она ангельским голоском, – если что нужно, только свистните!.. Мы все сразу явимся.

– Без вас тошно, – буркнул я, взглянул на неё внимательно. – Чего такая весёлая?

– С вами общаюсь, – ответила она тоненьким, как у анимешного персонажа голоском, – разве это не радость?..

– У меня туго с юмором, – предупредил я, – за такое издевательство и придушить могу.

– Хорошо, – согласилась она. – Угостите ужином, тогда и душите, ладно?

Я подумал, кивнул:

– Если ты не слишком прожорливая, то ладно.

– Как птичка, – заверила она. – Самая мелкая!

Я поднялся, с чувством потянулся, разминая застывшее тело. Она сняла со спинки кресла мой пиджак и растопырила, предлагая сунуть руки в рукава.

– Оставь, – сказал я. – День тёплый, а тут никто не сопрёт.

– Не сопрут, – подтвердила она. – Такие носили ещё мои дедушка с бабушкой. Кому такой нужен?

– Мужская мода консервативна, – напомнил я. – Мы народ основательный. Это вы обезьяны в перьях.

Вышли вместе, воздух на улице жаркий, я даже рукава подвернул повыше, увеличивая площадь для впитывания солнечных лучей, что производят в коже ценные витамины.

Она огляделась, щурясь от яркого солнца, воскликнула радостно:

– Вон там мороженое! Лучшее в нашем районе!

– А за мороженое тоже можно придушить? – осведомился я на всякий случай.

– За такое можно, – заверила она счастливо. – Даже дважды.

На этот раз привычный секс тянулся дольше, проходил спокойнее, а когда всё закончилось, я продолжал держать её в объятиях, наслаждаясь непривычным чувством умиротворения и покоя.

Она же, едва отдышавшись, уткнулась лицом в плечо и спросила тихонько:

– Это что же… мы занимались любовью?

– Нет, – ответил я как можно обыденнее, – просто трахались.

Она помолчала, потом произнесла совсем шёпотом:

– А-а…

Мне почудилось в её голосе некоторое разочарование, промолчал, сама знает, какие именно гормоны побуждают к сексу, даже к беспорядочному.

Она отодвинулась и, лёжа на спине, поинтересовалась:

– Мне казалось, ты не энтузиаст нейролинка. Тогда почему возглавил отдел перспективных разработок?

Я ощутил облегчение, ещё не забыл время, когда женщины после секса обязательно интересовались, хорошо ли партнёру было, и приходилось врать, что просто восхитительно, лучше не бывает, теперь же в сексе тайн не осталось, все знают, что хорошо, что не очень, а что вообще ни в вагину, ни в Красную Армию.

– Потому и возглавил, – ответил я буднично. – Скептики непригодны, а энтузиасты опасны.

– А ты посредине? Ни рыба ни мясо?

Я ответил ровно, игнорируя подколку:

– Вижу плюсы и вижу минусы. Но прогресс не остановить, нейролинк всё равно будет. Или что-то подобное. Но мы можем сделать как злее и опаснее, так и человечнее. Потому и.

– Хочешь сделать злее, как вон требует Анатолий, или, ах-ах, с человеческим лицом?

Я покосился на её обнажённое тело. Лежит совершенно свободно поверх простыни, ничуть не рисуется, уже почти забыла, что только что был бурный секс, хотя вообще-то права, что в нём особенного, со всеми партнёрами одно и то же, но здорово, что переключилась так быстро. Раньше с голой женщиной о проблемах науки говорить было бы дурным тоном, как пить пиво прямо из бутылки или разговаривать с женщиной, держа руки в карманах.

– С человечьим, – ответил я. – Мы всё стараемся делать с человечьим, а что получается, то получается.

– Может, – сказала она, – лучше было бы поручить Анатолию?.. Он энтузиаст, всех бы бросил на прорыв…

– Он бы добился чуть раньше, – согласился я, – но руководство института у нас осторожное. Дескать, нельзя добиваться результата, не просчитав последствия.

– А ты такой, что всё учитываешь?

– Стараюсь, – ответил я скромно. – Не люблю неожиданностей.

Она повернулась к мне лицом, облокотившись на локоть, острые груди нацелились острыми алыми сосками.

– А у нас… всё ожидаемо?

Я хотел сказать комплимент, но ответил честно:

– Конечно. Мы в одном коллективе!.. Рано или поздно и до меня бы дошла очередь.

Она обиженно фыркнула.

– Ну ты совсем меня сдвинутой считаешь!.. Я здесь полгода, и за всё время по пальцам можно пересчитать, с кем имелась. Даже разуваться не придётся!..

Я великодушно отмахнулся.

– Это не важно. Я человек скучный, если до меня дошла очередь, то понятно, с другими ты уже задремала.

Она посмотрела внимательно.

– Ты не скучный. Ты… основательный. Такие мало острят, потому не блещут в компаниях, где все на ха-ха и гы-гы. Но мы, женщины, таких замечаем сразу.

– Гм, – сказал я, стараясь не показывать виду, что польщён, – чё, правда?

– Намекаешь, – спросила она, – почему не сразу полезла на тебя обеими ногами?.. Не поверишь, хотела, но как-то оробела, представляешь?.. А уже потом, когда в коллективе увидела, что ты не такой уж и ледяной принц, каким показался, начала подлещиваться к тебе и под тебя.

– Правда? – повторил я в изумлении. – Чёт не замечал.

– А что вы, мужчины, замечаете?.. Я старалась, из кожи лезла!

Я посмотрел с подозрением, говорит слишком серьёзно, только в глазах весёлые искры, слова врут, глаза говорят правду, а нейролинк скажет и то, что под правдой.

– Брехло, – сказал я с неудовольствием. – Ничего, вот запустим интерфейс в полную мощь, не спрячешься!..

Она с самым независимым видом повела голыми плечиками.

– Запустите? А как же непредвиденные трудности?.. Я слышала, чем дальше, тем глыбже!

Я поинтересовался с подозрением:

– Трудности производственные или политические?

– А что, есть и политические?

Я буркнул:

– Других не вижу. Если понимать под политикой движение всяких отморозков с высшим образованием. Они настоящие тормоза в обоих смыслах.

– Ты о ком? О движении этиков?

Я поморщился.

– Этика – школа научного невежества. Раньше таких болтунов на любые темы называли диванными экспертами, сейчас это считается оскорблением и карается штрафом. Но суть не изменилась. Сейчас на их диванном уровне модно говорить о культуре, которую гнобит развитие науки.

Она уточнила:

– Чрезмерное, как они говорят. Чрезмерное развитие.

Мелодично прозвучала мелодия из песни неаполитанских партизан, я насторожился, шёпотом велел помалкивать, влез в шорты и, соскочив с постели, сказал быстро:

– Левый экран! Связь.

На стене слева крупным планом появилось лицо Бронника. Ежевика затихла, в кадр не попадает, хотя чё такого, голая женщина в постели это же такая проза, но всё-таки директор человек старорежимный, а любые взгляды надо уважать, если не вредят ей и обществу.

Бронник посматривает в объектив камеры серьёзно, все в институте знают, директор обычно пользуется голосовым звонком по старинке, справедливо полагая, что незачем привлекать всю мощь хайтека, когда можно решить проще.

Сейчас он в директорском кресле, несмотря на позднее время, оттуда обычно ведёт видеоконференции, строгий и монументальный, но мне показалось, что в глазах директора промелькнуло нечто вроде то ли смущения, то ли чувства вины.

– Артём Артёмович, – сказал он вместо «здравствуйте», – простите, что помешал отдыху. Через часик у нас будет работник из курирующего нас ведомства, хотел бы встретиться с вами.

У меня дрогнуло сердце, а в животе похолодело.

– Из курирующего… из того, которое не любим упоминать?

Директор усмехнулся.

– Точно сказано. К счастью, не вмешиваются, но зато финансируют весьма так. Это по их запросу выстроено отдельное здание и выделено дополнительно триста миллионов долларов!

– Еду, – ответил я коротко. – За триста миллионов и в ад к самому чёрту съезжу.

Директор сказал одобрительно:

– Из вас получится хороший руководитель коллектива.

Связь оборвалась, я, уже не замечая Ежевику, машинально отыскал рубашку и влез в неё. Во внутренностях всё ещё неприятный холодок, хотя эти службы есть в каждой стране, и частенько именно от них зависит, выживет ли общество, но в соцсетях нагнетается страх и ненависть к людям этой профессии, и даже когда понимаешь это, всё равно в этот момент ты тоже толпа.

Ежевика спросила тихонько:

– Что за триста миллионов?

– На карманные расходы, – сообщил я. – Но остров на Канарах покупать не дадут. Зато суперкомп из топовой десятки… пусть даже из сотни, можем приобрести. Извини, нужно ехать.

Глава 5

В здании института пусто, пришлось на входе ввести личный код, это будет отмечено, что такой-то являлся в неурочное время, вот запись, быстро поднялся на этаж к директору.

К моему удивлению, в приёмной Агнесса на своём месте, заинтересованно смотрит в экран, вряд ли там мылодрама, скорее дендриды вступают в интимную связь с аксонами, это куда интереснее для думающего человека, а она, несмотря на её зовущую внешность секс-бомбы, очень даже не глупа.

Мне улыбнулась приветливо и так поощряюще, что я уже увидел, как расстёгиваю ей блузку и приподнимаю в ладонях горячие тяжёлые сиськи.

– Директор задержался ради вас, Артём Артёмович!

– Ценю, – ответил я, – вам тоже пришлось из-за меня… с меня причитается.

– Сочтёмся, – ответила она томно.

Я вошёл в кабинет, директор за столом поднял на стук моих шагов голову.

– А, Артём Артёмович!.. Товарищ только что прибыл. Вы могли вместе подниматься в лифте.

Сесть не приглашал, я спросил:

– Разве у них тут нет своего отделения?

Директор усмехнулся:

– Это слухи. Но комнату для беседы вам предоставят… Агнесса, проводи товарища Тютюнникова!

Я послушно вышел за нею, она красиво двинулась впереди по коридору, покачивая широкими бёдрами с кокетливо вздёрнутым задом, у нужной двери подождала и, словно бы нечаянно прижавшись тёплым боком и пышной горячей грудью, промурлыкала:

– Артём Артёмович… вы так меня и не попользовали! Обидно даже.

– Да всё на бегу, – сказал я, оправдываясь, – вся жизнь на бегу.

– Уж выберите когда-нибудь минутку, – сказала она. – Или за минутку не успеете?..

Умница, подумал Я. Видит, что я встревожен, старается снять напряжение, у неё же степень по психологии, хорошая работа. Я уже представил, как кладу её на спину и задираю эти полные белые ноги, и тут же ощутил, как зажатость отступает и рассеивается, как туман.

Она с понимающей улыбкой распахнула дверь.

– Прошу. Вас уже ждут.

В комнате только обшарпанный канцелярский стол и два таких же стула, в приличных учреждениях давно бы выбросили, но в институтах живут не так богато, как в банках, хотя должны бы.

Из-за стола поднялся мужчина заурядной внешности, которого я скорее бы принял за таксиста, чем за особиста.

– Артём Артёмович? – спросил он. – Я Говдин, прислан поговорить с вами. Есть некоторые пункты в договорах, которые не вносятся, но их либо берутся поддерживать, либо отказываются.

Мы обменялись рукопожатием, я уточнил:

– И тогда договор аннулируется?

– Не всегда, – ответил особист уклончиво. – Иногда остаётся в силе, но… с ограничениями. Присядьте, я введу в курс дела.

Я опустился в кресло, Говдин сел напротив, прямо посмотрел ему в глаза.

– Мы знаем о ваших опасениях насчёт нейролинка. Ничего оригинального, такое у всех, кого знаю. Разве что в разной степени. Я тоже, кстати, даже по ночам вздрагиваю, как только подумаю… В общем, самый главный довод, Артём Артёмович…

Он умолк на миг, продолжая всматриваться в меня холодными рыбьими глазами.

– Слушаю, – сказал я сдержанно.

– От вас, – сказал силовик, уточнил тут же: – В том числе и от вас будет зависеть, как дальше пойдут дела с чтением мыслей, как говорят в народе.

Я уточнил:

– Насколько?

– Насколько сумеете, – ответил он безжалостно. – Софт наперегонки разрабатывают во всех странах. Кто успеет первым, тот… успеет всё. У вас будет вся необходимая аппаратура, финансы… только команду вам подобрать не сможем. Да и подсказать, увы, как стать первыми, никто не в состоянии. Но у вас карт-бланш, если понимаете, о чём я говорю.

Я смолчал, как не понять, уже все только и говорят, что Китай на этом поле обогнал те же Штаты как раз потому, что не заморачивается этическими проблемами. Пока в мире жевали сопли и глубокомысленно рассуждали в духе французских просветителей о допустимости и недопустимости в этом скользком плане, Китай решительно ставил эксперименты, победа всё спишет, о неудачных помалкивал, а то мировая общественность поднимет вой, и на отчаянном рывке обогнал заморского гиганта, у которого в десятки раз больше денег и возможностей.

– А в Гаагский трибунал потащат меня? – уточнил я.

– Китайцев же не тащат? – спросил Говдин. – А они, по непроверенным, но заслуживающим доверия данным, уже и людей клонируют. То ли на органы, то ли для армии. Сделайте всё, чтобы нейролинк заработал в полную силу!.. Это будет помощнее атомной бомбы. И вам спишутся все нарушения… хотя я уверен, вы их не допустите.

Но голос прозвучал формально, как положено говорить скучные правильные вещи, которые мало кто выполняет.

– Сейчас, – добавил он, – как никогда развит промышленный шпионаж. И за вашими разработками будут охотиться. Мы постараемся оградить вас, но нам нужно быть уверенными в вас самом. До чтения мыслей, как вы говорите, уже близко, но всё это будущее, а живём в дне сегодняшнем.

Я сказал с неудовольствием:

– Знаю, не в детском саду живём. Постоянное наблюдение и всё такое.

Он добавил, чуть понизив голос:

– Плюс новые технологии. В недрах наших ведомственных институтов разрабатывается некий алгоритм… На его основе искусственный интеллект будет просматривать как бы мысли и сам определять, какие относятся к государственной тайне, какие нет.

– Ваши ведомственные?

– Спонсируемые нами, – уточнил он.

– Насчёт ИИ, – сказал я, – это здорово. Даже замечательно. Ему я доверяю больше, чем человекам.

Он сказал тем же протокольным голосом:

– Но пока идёт обучение и настройка, просматривать вас будут люди. Вижу по вашему лицу, насколько вы рады, прямо ликуете, но пусть это вас не тревожит. Они такого насмотрелись… Наше внимание привлекает только шпионаж, измена или растрата государственных средств на личные нужды. Всё остальное пропускаем, не глядя.

Я сказал слегка упавшим голосом, но только слегка:

– Но вы же понимаете, что…

– Понимаю, – ответил Говдин, словно топором обрубил, – работа такая. Скоро привыкнете. Даже начнёте, как это ни звучит иронично, получать удовольствие.

– Ну-ну!

– Охраняя государственные секреты, – пояснил Говдин, – мы заодно улучшаем и общий климат общества. Зная, что их просматривают, люди стараются в своих… увлечениях не заходить слишком далеко. И мир постепенно становится лучше. Со своей стороны, могу сказать лишь, что вашу персону просмотр коснётся в минимальнейшей степени. У вас настолько хорошая репутация, что всё ваше досье состоит из медицинской карточки, но и там всё безупречно, что удивительно и даже как-то подозрительно для современного человека. Будто марсианин какой!

Я буркнул:

– Не моя заслуга.

– Да, у вас замечательные гены. Поздравляю, господин директор, с хорошей должностью, на которой наверняка сделаете много хорошего!

Я в самом деле думал уже не о том, принимать должность или нет, а откуда брать специалистов. Из дворников и потерявших работу таксистов можно составить только ещё одну команду шоуменов, но от них и так не протолкнуться.

– Хороший довод, – ответил я осторожно. – Если в самом деле достаточное финансирование и карт-бланш…

– Гарантируем, – прервал Говдин. – Мы прижаты рогатиной к стене!.. Как всегда, отстали. Но есть шанс опередить на рывке, как у нас уже бывало, пока другие петляют во тьме.

– Мы тоже пойдём через тьму, – ответил я, – полную рытвин и ухабов. Хорошо. Пишите указ о подтверждении…

Силовик коснулся сенсорной поверхности столешницы и сказал чётко:

– Указ о назначении директора НИИ мне на стол.

Я поинтересовался:

– Уже решено и у вас?

– Требовалось ваше подтверждение, – пояснил он. – Кто знает, как бы вы отреагировали на… некоторые детали. Но наши аналитики заверили, что согласитесь с вероятностью девяносто восемь процентов.

Из щели в столешницы выполз листок с затейливой шапкой с двуглавым орлом и зданием Верховного Совета.

– Вот, – сказал он и протянул через стол листок. – По всем старинным правилам!.. Соблюдаем. Поздравляю вас, Артём Артёмович!.. Надеюсь, что приложите… и так далее.

– Спасибо…

Он сдержанно улыбнулся, но руки не подал, а козырнул, как старшему до званию.

Я вздохнул, начинается новый тревожный этап жизни.

– Спасибо, – сказал я сдержанно. – Постараемся соответствовать. Не нормам, их ещё нет, а требованиям нового мира. Обдумаю, как объявить сотрудникам.

Особист невесело усмехнулся, но голос прозвучал со стальными нотками:

– Мир новый, люди старые. Прорвёмся.

В приёмную я вышел с листком в руке, спохватился, уложил в планшет, чтобы не складывать вчетверо.

Агнесса смотрит с любопытством, наверняка всё слышала и видела. Кто знает, какое у неё секретное звание, может быть, даже выше, чем у Говдина. Внутри ФСБ своя тайная служба, что на корню пресекает как коррупцию, так и малейшую склонность к измене Родине.

Я постарался держать выражение лица таким, как надо, а то она, как специалист по физиогномистике, узнает больше, чем мне бы хотелось.

Улыбнулся ей чисто по-мужски, она же вся такая, что не посмотреть с одобрением на её выпяченные сиськи совсем недостойно мужчины.

Когда выходил из подъезда, со стоянки, повинуясь мысленной команде, подъехал автомобиль. Я как раз подошёл к бровке, он приглашающе распахнул дверцу, автоматика не человек, работает безукоризненно.

Люди старые, вспоминал по дороге домой. Вот тут и наметился настоящий разлом. Не по богатству, как в старину, не по образованию, религии или чему-то ещё знакомому и привычному. Старые – это прежние, нынешние, а новые – это те, каких ещё нет, а будут из тех, кто примет новые сейчас непрывычные реалии и сживётся с ними.

А остальных чуть ли не в заповедники. Пока маленькие, но прогресс нарастает такими темпами, что ограду придётся постоянно раздвигать для новых членов.

До каких пор, мелькнула мысль, и сам же ответил: до тех, пока там не окажется всё человечество. А вне заповедника будут те, что уже перестанут быть человеками. Если всобачивать в себя чипы сегодняшними темпами, то разве это всё ещё люди через десять-двадцать лет?

Дальше по пути эволюции пойдут уже они, новое человечество, лишившееся биологической оболочки. Ладно, всё ещё люди, пусть и совсем другие, но уже с другими целями, идеями, взглядами.

А где буду я? Сейчас уверен, что с теми, кто начнёт перестраивать вселенную, но кто знает, что подстерегает на тернистой дороге.

Но надо идти.

Кто не идёт, тот отмирает.

Автомобиль быстро и беззвучно, дурацкий закон на шумелки в электроавто отменили, мчит по магистрали, рядом в сантиметре проскакивают такие же скоростники.

Всё хорошо, прекрасная маркиза. Искусственный интеллект разгрузил дороги, хотя автомобилей стало ещё больше, а двигаются на огромных скоростях. Человеческий фактор исключён, а единая система управления движением держит всё под полным контролем. Ни единой аварии за последние два года, однако находятся люди, что всё ещё возражают против этих самобеглых колясок.

Вот они и будут в авангарде протестующих.

Автомобиль вырвался на широкую магистраль, далеко впереди начал вырастать кластер исполинских и очень футуристических небоскрёбов. Самые высокие похожи на гигантские гвозди, что Господь Бог воткнул в землю, но лишь слегка пристукнул по широким шляпкам.

Здания в собственности Мацанюка, там на плоских крышах аэродромы для небольших самолётов, в то время как на крышах остальных могут садиться и взлетать только вертолёты.

Мелькнула мысль, что неплохо было бы получить офис в его кластере, там он собрал научную элиту страны, даже сам Юрий Мильнер разместил один из своих научно-исследовательских институтов, но уж ладно, новое здание в Бутове тоже великолепный подарок!

Правда, постоянный надзор, конечно, раздражает, но привыкну, привыкли же к той открытости, что немыслима нашим родителям?

Дело уже не в том, что спецслужбы будут просеивать мои животные образы и половые хотелки, это пусть, их работа, да и нет у меня таких знакомых, чтобы опасаться потерь от утечки информации.

Но собранные и украденные базы данных нелегально продаются и перепродаются разным частным структурам, а это уже хреново. Правда, те тоже платят огромные деньги за краденое вовсе не затем, чтобы посмаковать чьё-то грязное бельё. Бизнес озабочен только, как впендюрить товар колеблющимся, как повлиять на протестные настроения в обществе, чтобы больше покупали, а не занимались каким-то никому не нужным духовным развитием.

Крупным игрокам мелкие людишки с их муравьиными страстишками неинтересны, понятно, но всё же как-то не по себе, когда всё твоё грязное нутро, которое никому не показываешь, вытаскивают на всеобщее обозрение.

С другой стороны, мир и так становится всё откровеннее. В старых фильмах если герой на экране ест, то либо шпион, либо предатель, положительного не принято было показывать за таким низменным занятием. Зато в современных треть экранного времени занимают сцены в туалете, когда откровенно показывают, как героини какают, вытирают жопы бумажкой, рассматривают испачканные менструацией трусики или вытаскивают из влагалища разбухшие тампоны. То есть подготавливают население к тому, что ничуть не стыдно, что их тоже могут рассматривать в любой момент их жизни и даже, как говорят эвфемики, жизнедеятельности.

Так что мир уже подготавливается к последнему шагу полной открытости, что придёт с нашим нейролинком.

Хотя, конечно, этот шаг будет таким бабахом, что непонятно, устоит ли сама цивилизация. Но если устоит… рывок в будущее будет колоссальным. Куда большим, чем открытие электричества, интернета и компьютеров.

Устоять бы только.