Города власти. Город, нация, народ, глобальность

Глава 2
Национальные основания. Европа: преобразование княжеских городов

Европа стала первым регионом мира, который порвал с прошлыми авторитетами, мудростью и эстетическим каноном. Однако в глобальном контексте наиболее поразительным аспектом европейских национальных государств и их столиц является преемственность на уровне истории, а также территории, языка, религии, архитектуры и городского плана. Этот парадокс первопроходческого модернизма, совмещающегося с фактической тенденцией к сохранению памятников старины, объясняется в основном европейским империализмом. Европа – единственная часть мира, досовременность которой не была завоевана и подавлена, которая не подвергалась смертельной опасности и не унижалась. Соответственно, ее донациональные и домодерные предыстория и наследие играют в этом случае бόльшую роль, чем в столицах, возникших по другим национальным траекториям. Что касается городов, у этой предыстории две основных черты: особая городская система и форма урбанизма, с одной стороны, и исторически сложившийся словарь архитектурного языка и символических форм – с другой.

Ядро европейской цивилизации было городским в особом и уникальном смысле; оно сформировалось в суверенных городах, городах-государствах, которые были частью региональных систем обмена, соперничества, конкуренции, войны и союзничества. Города-государства сформировались и на других континентах, но нигде больше они не образовали политических и культурных систем сравнимого значения. Речь о Древней Греции, на смену которой пришли Древний Рим – город, построивший целую империю, и Византия – еще один город, на котором держалась империя. После падения средиземноморских античных держав античная цивилизация возродилась во Флоренции и других городах-государствах Ренессанса.

Европейские города представляли собой совершенно особые юридическо-политические образования, характерным моментом которых были гражданские (или «бюргерские», от немецкого Bürger) права их свободных граждан^[56]. Даже если европейские большие и малые города не являлись суверенными государствами, обычно в больших и богатых городах имелись институты коллективного самоуправления, представленные величественными зданиями городских советов и администрации. У них были собственные правовые системы, которые распространялись по городским сетям, образованным вокруг определенных узлов: так, право Магдебурга распространилось на восток, достигнув таких городов, как Киев, а право Любека – на север до балтийских городов. Ключевым элементом формы европейского города была центральная общественная площадь: греческая агора, римский форум, итальянская piazza, романская place/plaza, немецкий Platz, русская площадь.

Архитектурные памятники греческой и римской античности определили классицизм как стиль европейских строений. Это была определенная форма, язык которой, несмотря на взлеты и падения во вкусах, постоянно присутствовал в европейской архитектуре (а также в архитектуре других континентов, куда он был завезен) вплоть до середины ХХ в., когда победу одержало модернистское движение. Эта форма могла даже сочетаться с модернизмом, что заметно по некоторым из лучших образцов итальянского фашизма, например EUR (Esposizione Universale di Roma) – выставочному комплексу, построенному в Риме для всемирной выставки, которая так и не состоялась. На самом деле современный национализм, прежде всего французский революционный и наполеоновский символизм, в вопросах публичных церемоний, живописи и терминологии опирался на классическое наследие в большей мере, чем предшествующий ему ancien régime, и примерами могут служить Храм Разума, Марсово поле, Пантеон и, если брать монументальную архитектуру, Вандомская колонна и Триумфальная арка. Недавно образовавшиеся США в значительной мере определили так называемое греческое возрождение начала XIX в., о чем свидетельствуют общественные здания Вашингтона. Домодерная архитектура Европы выработала значительный репертуар стилей, которые в XIX в. часто смешивались в так называемом историзме или эклектизме. Если не считать классицизма, наиболее значительным элементом этого репертуара была средневековая готика, оставшаяся от французской «эпохи соборов». В националистический период она вернулась, громко заявив о себе.

До наций

Парадигматическое европейское национальное государство выросло из ранее существовавшего донационального государства, поэтому его столица сформировалась в результате длительного донационального исторического развития. Хотя наш рассказ начинается с национальных государств и национальных столиц, в силу значительного донационального наследия, имеющегося почти у всех стран Европы, полезно будет изложить пролог к этой истории.

Церковь, земля, город и король – вот к чему сводится предыстория национальных государств и национальных столиц. Церковь была самым важным проводником классического наследия в Темные века. Классический Пантеон, построенный при Агриппе перед самым началом христианской эры и реконструированный Адрианом в 130 г. н. э., был освящен в 609 г. как храм Святой Марии и Мучеников. Когда папы начали перестраивать Рим после своего возвращения из Авиньона (к концу XIV в.), одним из их нововведений стали статуи Христа и (или) надписи с их собственными именами на императорских колоннах. Два известных примера – колонна Траяна и колонна Марка Аврелия (на современной площади Колонны), которые впоследствии были снабжены статуями святых Павла и Петра соответственно, поставленными на их вершины, и надписью в память о даре папы Сикста V.

Церковь была важным строителем памятников в Средневековье, как и позже, начиная с Ренессанса и барочного Рима до Лондона XVII в. после Большого пожара. Собор Парижской Богоматери, Вестминстерское аббатство, более поздний cобор Святого Павла, собор Святого Стефана и собор Святого Петра – все это непревзойденные досовременные строения Парижа, Лондона, Вены и Рима. То же самое относится к церкви Матьяша в Будапеште. Эскориал неподалеку от Мадрида был одновременно монастырем и одним из наиболее впечатляющих королевских дворцов. Лишь Кремль московских царей и ратуша провинциального Брюсселя, богатого торгового и промышленного города, указывали на мощь светской власти и ее богатство^[57]. Берлин в Средневековье важным городом не был, а в архитектурном плане стал амбициозным только во второй половине XVIII в. Другими словами, в Берлине не было важного досовременного центра памятников, однако там был замок Гогенцоллернов, курфюрстов Бранденбурга-Пруссии^[58].

Церковь организовывала ритуалы коллективности, начиная с мессы и заканчивая коронациями королей и похоронами, тогда как церковные здания служили наиболее важным пространством для поклонения этим фигурам из дольнего мира и увековечивания их в захоронениях, статуях и бюстах королей, аристократов, а иногда и поэтов^[59]. Судя по всему, со времен Тюдоров в лондонском Вестминстерском аббатстве и соборе Святого Павла размещалось больше мемориальных памятников, чем в большинстве крупных храмов Европы, и уж точно они были более разнородными по своему характеру^[60]. В целом захоронения играли большую роль в династической системе памятников, что более всего заметно по аббатствам Сен-Дени и Вестминстер, а также по венскому Императорскому склепу (Kapuzinergruft) Габсбургов.

В некоторых случаях – не редких в папском Риме – городской ландшафт украшался статуями святых и обетными памятниками, такими как Чумные колонны в Вене и Буде (ныне часть Будапешта) или же Карлскирхе в Вене, также возведенная в благодарность за избавление от чумы^[61]. В XVII в. в Лондоне Кристофер Рен построил не только новый собор Святого Павла, но и 50 других церквей в городе^[62].

Папский Рим – в период с кульминации и до заката своего великолепия – дополнил городскую систему памятников двумя элементами, если не считать собора Святого Петра. Одним из них была прямая осевая дорога с ее длинной городской перспективой, а именно Виа Пия от Квиринала до Ворот Пия, построенная в 1561–1562 гг., задолго до Невского проспекта, Елисейских Полей и других аналогов^[63]. Вторым была грандиозная площадь перед собором Святого Петра, способная во время торжеств вмещать сотни тысяч паломников, прибывших в Рим. Свою окончательную форму она приобрела с колоннадами Бернини примерно в 1660-е годы, став, по сути, одним из наиболее элегантных монументальных публичных пространств в мире.

Развитие территориальных столиц

До того как мог возникнуть тот или иной комплекс центральных городских памятников, уже должна была существовать столица. Европейское Средневековье началось с новой массовой аграризации социально-политической жизни. Сама идея столицы исчезла^[64]. Даже величайший из правителей раннего Средневековья, Карл Великий, не нуждался в столице, хотя Аахен (Экс-ля-Шапель) в поздний период его правления стал его любимой резиденцией. Париж стал caput regni только в первой половине XIV в.^[65] И не всегда такое развитие было окончательным. В последние десятилетия длительного и сильного правления Людовика XIV Париж превратился в огромный пригород Версаля. В последние 22 года своей жизни Людовик посещал Париж только четыре раза^[66]. Пока не случилась революция, отношение Парижа к Версалю так и не прояснилось.

Лондон взял на себя функции постоянной столицы к XII в. До этого скромной политической столицей Англии был Винчестер, где хранились регалии и королевская казна и куда приходили результаты переписи для «Книги Cтрашного суда»^[67]. Однако функции столицы были сосредоточены вокруг Вестминстера, т. е. королевского дворца и аббатства, который служил храмом для коронаций. Лондон какое-то время оставался скорее городом-спутником Вестминстера, располагаясь от него в нескольких километрах вниз по реке и на восток.

Вена стала постоянной столицей Габсбургов в XVII в. (главной альтернативой была Прага), но окончательно приобрела такую функцию, только когда начали отступать османы, после их неудачной осады Вены в 1683 г.^[68] Россия выросла из Московии, однако Петр I перенес столицу из Москвы в Санкт-Петербург в начале XVIII в., после решающей победы в Северной войне под Полтавой в 1709 г. После Октябрьской революции Москва снова стала главной столицей: «главной» потому, что в царистской России, СССР и посткоммунистической России у этих двух городов сохраняется особый статус «столиц», столичных городов (по-русски название первоначально означало «стольный город»).

Берлин стал главной резиденцией бранденбургских Гогенцоллернов с 1440-х годов, однако это было скорее феодальное поместье, чем национальный центр. В XVIII в., когда Бранденбург-Пруссия превращалась в сильную державу, Потсдам наряду с Берлином был официальным «городом резиденции», и именно ему отдавал предпочтение Фридрих II (Великий). Гогенцоллернам Потсдам представлялся возможной столицей даже германского рейха; Бисмарку пришлось заставить нового германского императора согласиться на Берлин^[69].

Испанский королевский двор переехал в Мадрид в 1560 г., и вскоре двор и его потребности стали важным фактором жизни города, однако на протяжении еще полувека двор придерживался странствующего образа жизни, а наиболее важной и убедительной альтернативой во всем прилегающем регионе оставался Эскориал. Даже когда в 1630-х годах был построен постоянный королевский дворец, Буэн-Ретиро, он на самом деле находился за пределами города (хотя и очень близко). Это привело к появлению символической, весьма строгой церемонии въезда нового короля или королевы в Мадрид через одни из городских ворот, ворота Алькала^[70].

Офен, или Буда, приобрел большую часть функций столицы в Венгрии после провалившейся революции 1848 г., в начале которой венгерский парламент собрался в Пожони (ныне Братислава). Будапештом он стал только в 1873 г., когда объединились три города – традиционный немецкий Буда (Офен), быстро растущий экономический центр Пешт, находящийся на другом берегу Дуная, и древний и стареющий Обуда, расположенный к северу, где некогда был римский город Аквинк. Наконец, Брюссель был резиденцией герцогов Брабанта и полномочных представителей Габсбургов, но стал государственной столицей только в 1830 г.

Донациональные города

Уже указывалось на то, что не существовало прямой траектории, которая бы вела от развития столичных городов до национальных столиц. Город в определенном смысле был элементом предыстории нации. Пояс городов, начинавшийся на Апеннинском полуострове и проходящий через Швейцарские Альпы до Рейнской области и Северного моря, оказался европейским pièce de résistance, противодействующим формированию территориальных государств^[71]. Города на южных берегах Балтики сдались раньше, но города Ганзы защищались, пока могли, от напора растущих суверенных территорий. В период перехода от Средневековья к Новому времени именно города, а не территориальные государства часто выступали главными пунктами сосредоточения власти и богатства: наиболее известными примерами являются Флоренция, Венеция, Генуя, Любек, Аугсбург, Нюрнберг, Антверпен и Амстердам.

Среди всех современных европейских столиц Лондон выделяется тем, что это древний, по сути римский, центр торговли и в то же время старая средневековая столица династического территориального государства. Неудивительно, что потребовалось некоторое время на то, чтобы соединились две его части – Сити и Вестминстер.

Богатые и сильные торговые города, сложившиеся в Темные века, располагали своими собственными донациональными комплексами памятников. Их впечатляющие ратуши и дома собраний гильдий, наиболее известные из которых были построены фламандскими производителями тканей, их величественные городские ворота и нередко выделяющиеся на общем фоне весовые дома и (или) биржи – вот что представляло специфическую городскую жизнь, автономную, гордую, капиталистическую, зажиточную. Главные здания города и его торговли обычно располагались на главной площади или рядом с ней, а сама площадь в германской Европе называлась, как правило, «большим рынком» (grosse/grote markt); на ней часто, хотя и не всегда, находилась также и главная церковь.

Амстердам отличался кальвинистской строгостью, в которую было облачено его огромное богатство, однако его донациональная система памятников отлично представлена огромной ратушей на главной площади (Дам), построенной в середине XVII в. Затем Амстердам стал столицей Соединенных провинций Нидерландов и главной их части, провинции Голландии. Город все еще остается официальной столицей Нидерландов, хотя Гаага – резиденция монархии и правительства. Но именно ратуша – ныне формально являющаяся королевским дворцом – выступает наиболее монументальным сооружением Амстердама.

Брюссель, еще один представитель пояса городов, до сих пор служит красноречивым свидетельством богатой городской иконографии донационального периода. Несмотря на перестройку эпохи национального государства после 1830 г., к которой мы еще вернемся, символическим центром Брюсселя остается grande place /grote markt, над которым возвышается готическая ратуша середины XV в. Площадь окружена домами собраний гильдий, большинство из которых в стиле фламандского барокко, за исключением одного перестроенного готического здания, причем у всех есть прозвища на городском жаргоне. Топологический центр, площадь Брукер, названа в честь одного из мэров города.

Утрехтский мир 1713 г., который ратифицировал падение Соединенных провинций и подъем Великобритании, означал начало заката городов-республик. Французская революция, Наполеоновские войны и Венский конгресс сделали остальное. Соединенные провинции были преобразованы в Королевство Нидерландов с правящей Оранской династией, а Венеция была передана Габсбургам как часть соглашения. Только швейцарские городские кантоны, ставшие теперь довольно маргинальными, сохранили большую часть своей независимости еще на 30–60 лет, а Любек оставался в подвешенном состоянии вплоть до объединения Германии.

Королевский абсолютизм

Европейская конфигурация власти, предшествующая национальному государству, обычно представляла собой династическое территориальное государство, управляемое абсолютистским королевским режимом. Из этого общего правила было, правда, одно важное исключение, даже если не считать приходящих в упадок городов-государств, которые управлялись закрытыми торговыми олигархиями. Исключение составляло быстро развивающееся постабсолютистское королевство Великобритания, управляемое от имени короля землевладельческой аристократией, к тому же Великобритания господствовала в мировой торговле и запустила промышленную революцию. Тем не менее основным стилем был стиль абсолютизма, заложенный во время Людовика XIV в Версале, откуда он проник в габсбургский Шенбрунн и распространился вплоть до периферии абсолютистской Европы.

Центральным элементом королевской архитектуры и в целом монументальности обычно являлся королевский дворец, в Восточной Европе строившийся первоначально в качестве укрепленного замка, или же нескольких замков, а впоследствии, как правило, по крайней мере одного летнего замка и одного зимнего. Версаль (и Карлсруэ как его имитация) был разбит в виде радиального города, расходящегося лучами от королевского дворца. Огромный парк со множеством скульптур стал в XVII в. важной чертой настоящей королевской резиденции, sine qua non дворцов за пределами городских центров. Кроме того, могли иметься и другие дворцы, свидетельствующие о королевской власти и королевских щедротах, дворцы военных министерств, в некоторых случаях монетный двор, больницы для ветеранов или дома для инвалидов, такие как Дом инвалидов в Париже или Гринвичский морской госпиталь. Европейский абсолютистский монарх не был богом на земле или же какой-то другой властной инстанцией, парящей над нею. Он или она стояли на вершине аристократической пирамиды^[72]. Соответственно, аристократические дворцы также были важным элементом в пейзаже монаршего города, что сильно заметно, к примеру, в Санкт-Петербурге.

Существовал определенный ритм королевских ритуалов, который играл важную роль в жизни династических столиц, – ритм королевских дней рождения, именин, свадеб, коронаций и похорон, дополняемый общественными церемониями и народными праздниками, а также протоколом двора и временными монументами – арками и трибунами на коронациях и королевских свадьбах. Также в городах могли проходить военные парады, а в некоторых, таких как Берлин, Потсдам или Санкт-Петербург, имелись специальные территории для их проведения, расположенные в самом центре города.

О монументальных комплексах за пределами дворцов думали меньше и разрабатывали их реже, однако они все же существовали. Конная статуя – древнеримский памятник, хотя, возможно, второстепенный. Карл Великий, увидев конный памятник Теодориху в Равенне, настолько пленился им, что перенес его в Аахен, но во времена Средневековья такая форма не получила большого распространения. Обычай устанавливать конные статуи был возрожден при итальянском Ренессансе и получил развитие при французском абсолютизме XVII в. В Париже была поставлена статуя Генриха IV у Пон-Неф в 1614 г.; довольно много статуй Людовика XIV поставлено по Франции и несколько в Париже^[73]. В Лондоне статуи Карла II установили на Кингс-сквер (ныне Сохо-сквер) и рядом с госпиталем в Челси. Статую Якова II поставили, до его свержения, в Уайтхолле^[74]. В Вене самая старая конная статуя – или по крайней мере самая старая из всех сохранившихся – датируется лишь концом XVIII в. Она изображает императора Франца Стефана (1708–1765), была заложена в 1781 г., а впервые открыта в 1797 г.; сегодня ее можно найти в Бурггартене (ранее – Кайзергартен)^[75].

Также имелась и королевская площадь, название которой отсылало к тому или иному конкретному королю или королевскому подвигу; обычно на ней ставили статую. Образцом стал Париж Генриха IV с площадью Дофина на острове Сите и статуей короля, а также Королевской площадью (ныне площадь Вогезов), построенной так, что ей удалось стать центром модной жизни в городе, со статуей Людовика XIII. Людовик XIV, несмотря на то что сам он переехал в Версаль, вкладывал средства и в королевское величие Парижа. Несколько менее внушительная площадь Побед с весьма триумфальной статуей Людовика XIV была частной инициативой богатого почитателя, а созданная практически тогда же площадь Людовика Великого (современная Вандомская площадь, названная по старому дворцу герцога Вандомского) в каком-то отношении больше завязана на символизм конной статуи «короля-солнца». Площадь Трона получила свое название от вступления в город Людовика XIV – на ней устанавливался временный трон. Площадь, которая ныне известна как площадь Согласия, была разбита в последней трети XVIII в. как площадь Людовика XV с королевской статуей^[76].

Санкт-Петербург представлял собой наиболее типичный абсолютистский город, величественное проявление богатства и воли аристократического двора – донационального, монархического, производного от персоны царя. Город был построен итальянскими архитекторами, но по русским вкусам. Война, религия, монархия и аристократия – все они оставили на городе свой отпечаток. Дворцовая площадь окаймлялась царским Зимним дворцом и расположенным напротив зданием Генерального штаба. Здесь же, чуть сзади, находились здания Сената и Синода, верховных инстанций гражданского и церковного управления. Грандиозный и довольно длинный променад Невского проспекта был проложен от Адмиралтейства до Александро-Невской лавры.

Москва стала менее имперской и менее аристократической, а к концу XIX – началу XX в. обуржуазилась с развитием текстильной промышленности. Однако она сохранила центральную роль, унаследованную от досовременной России. Царей короновали в кремлевском Успенском соборе, а после вторжения Наполеона в 1812 г. город стал протонациональным символом, обусловленным жертвенным сожжением города, которое вынудило Великую армию отступить, что и привело ее в итоге к катастрофическому поражению.