Kitobni o'qish: «Дневник августа IV»

Shrift:

От автора

Наша жизнь состоит из атомов-мгновений – событий, мыслей, настроений, каждое из которых составляет, наполняет и изменяет человека и вселенную. Каждое мгновение сиюминутно: объективен ноль времени – прямо сейчас, сию секунду. Всё, что осталось позади, дополняется и гримируется опытом прожитого и пережитого, тенью прошлых жизней – включается вторая сигнальная система. Будущее – набор вероятностей, большей частью наши предположения, опирающиеся на опыт прошлого.

Дневник Августа IV – кадры и образы, попытки остановить, отразить мгновение, событие, мысль. Эти заметки – и стоп-кадры, и картинки прошлого, и, конечно, мечты и надежды. Поэтический слог дневника даёт автору относительную свободу в выборе формы, размера и рифмы, а читателю – абсолютную свободу восприятия написанного. Ретроспектива и хронология этих записей относительна, как и многое нас окружающее.

Сборник содержит пять глав, расставленных, на первый взгляд, в хронологическом порядке. Но ретроспектива и хронология Дневника – это скорее этапы, объединяемые не временем и местом, а условно именованными жизнями или эпизодами из параллельных жизней, проживаемых лирическими и не очень героями, объектами наблюдения, всеми, кто неслучайно оказался в поле зрения автора.

Наблюдатель объединяет устремления героев взглянуть на мир объективным взглядом свидетеля квантового перехода, а также найти себя между «…бездною неба и твердью земли…», «вторником и четвергом…», «…надо, хочу и могу…», ночью и рассветом.

Город М – это не место на карте, не железнодорожная станция. М – это одновременно и Многоликий Миллионный мегаполис и Малоэтажный Микрорайон, Мегавселенная и Метафизический лабиринт Минотавра, в котором каждый одновременно и герой, и злодей, и свидетель.

Пустыня – сюжеты и герои, обнаруженные автором в ходе затяжного путешествия в разных из двенадцати пустынь одиночества. Удалось ли героям, как и самому автору, найти выход из пустыни?

Город П – это жители и образы города Памяти юности, города Первой любви и города долгой зимы, города Предыстории, милые провинциальные пасторали.

Каждый следующий – почти дословно приведённая часть текстов одноимённого альбома группы «Машинист Дымов». Эти стихи стали песнями в результате интуитивного дополнения знаков пунктуации аккордами шестиструнной гитары и записи на магнитную ленту.

Наблюдатель

Улисс

Ты в раздумьях бредёшь… То смеясь, то в слезах
Обращаешься к вечным богам пустоты:
«Кто впустил в этот мир свет, любовь, боль и страх?»,
А в ответ снова слышишь: «Ты сам… Только ты…»

Посыпаешь свой чёрный надломленный хлеб
Белой солью семи неспокойных морей.
Уклоняешься встречных людей и судеб,
Обгоняешь попутных, шагая быстрей.

Ты испробовал несколько способов жить
Между бездною неба и твердью земли:
Против ветра идти, по течению плыть,
И сгорать от любви, и сжигать корабли.

Избегаешь зеркал – нет давно новостей
В отражениях, ждущих тебя за стеклом.
И в холодных глазах цвета будничных дней
Остывающий пепел лежит серебром.

И тебе всё одно, что аминь, что авось…
В череде ясных дней и дождей проливных
Благодарен одним ты за всё, что сбылось,
А за то, чего не было, помнишь других.

Ночь темна за окном, и ты встретишь рассвет
То ли трижды святым, то ли только на треть.
В список первых тебе был подарен билет,
Поднимай паруса, сделай всё, чтоб успеть!

Мотылёк

Мне тяжкий груз сомнений не знаком,
И самый дальний план мой – план на вечер.
Я налегке, свободным мотыльком
Порхаю не спеша судьбе навстречу.

Мне дважды не прожить вчерашних дней,
Проказы дежавю, по счастью, редки.
Не превращаю память в дом-музей
И не бросаю я в фонтан монетки.

Загадывать на завтра – суета,
Располагать – известно чья задача…
И рифма здесь какая-то на «та».
А я живу сегодня наудачу.

Проснулся утром, к вечеру не сдох,
И день прошёл, меня не искалечив.
Я говорю: «Спасибо тебе, Бог!»
Пусть, очевидно, этот цикл не вечен.

Ты всего лишь чёрная кошка

На пути в Изумрудный город
Перешла ты ему дорогу
Чёрной кошкой. Тебе под сорок,
А ему – за сорок немного.

Суеверия – чем не повод
На секунду остановиться?
И случайно среди знакомых
Обнаружить новые лица.

И не ты, и не он – ни с места,
Словно дух снизошёл, бесплотен.
Заунывная песнь норд-веста
Прервалась на высокой ноте.

И поверилось: это утро
Начинает новую эру,
Дан отсчёт с нулевой минуты
На тропинках пустого сквера.

И мольбою: «Замри, мгновенье!» —
Вдруг наполнился каждый выдох,
И взметнулось ангелов пенье
Над землёй, до того безвидной.

Пробужденьем убита сказка,
И замок на воротах рая…
Голос ангелов, тих и ласков,
Обернулся вороньим граем.

И пуста у судьбы ладошка,
И меж вами, как прежде, бездна:
Ты всего лишь чёрная кошка,
Ну а он дровосек железный.

И чуть-чуть не хватило веры,
И сфальшивил норд-вест в бемоле.
Посыпает дорожки сквера
Сонный дворник песком и солью.

Белое

Мой путь лежит меж каплями дождя,
Иду вперёд в толпе, в противотоке.
Тебя теряя, нахожу себя
И вновь ищу твой голос одинокий.

Но дождь не различает голоса,
Цвета не различает, впрочем, тоже.
Он лишь на миг смыкает небеса
И землю, сблизив бога и прохожих.

И имя мне неведомо твоё,
Цвет глаз твоих в толпе едва узнаю,
А дождь ласкает струны и поёт,
Ни в ноты, ни в размер не попадая.

И белый стих, и белый шум дождя —
В неясность формы тайный смысл уложен.
Сюжет петляет, лужи обходя,
И я петляю, обходя прохожих.

Затеряны мы в лабиринте строк,
И наша встреча на одной странице
Возможна как постскриптум, эпилог,
Не сумма чувств, но сумма интуиций.

Всё звонче и отрывистей струна,
Смешались и адажио, и скерцо.
Вдруг белая случилась тишина —
Такая, как меж двух ударов сердца.

Два такта паузы и пустоты —
Задав вопрос, не получить ответа.
Остановилось время… «…Это ты?»
И снова дождь, как белый стих поэта.

Новое утро

Здравствуй, новое утро!
Я жив, и уже слава богу!
Мне снова пора в дорогу,
Вот только допью свой кофе.

Мне снова пора в дорогу,
Мне снова бежать по кругу,
Кружиться, как на карусели,
И доля моя типична!

Бежать по прямой – примитивно,
Хлопотно и чревато…
Петлять же нам не пристало,
Ведь мы никакие не зайцы.

А круговое движенье
Комфортно и безопасно.
Со временем привыкаешь,
И думаешь: «Так и надо!».

Таков закон карусели:
Что ждёт и что было – понятно,
Вот только тошнит немного,
Зато не собьёшься с пути.

И музыка громко играет,
И веселятся холопы,
Сзади – всё те же лица,
А впереди – те же спины.

И даже герои Вселенной —
Отважные космонавты —
В небе круги нарезают
Звёздочкой неприметной.

А стрелки бегут по кругу,
И время снежинкой тает,
И кофе, как и кровь, остывает,
И новый круг впереди…

Один ночью волк

Одиночества
Поднимаю флаг.
Один ночью волк —
Мой тотем, мой знак.

Один ночью волк
Сам отныне я,
Одиночество —
Жизнь пустынная.

Жизнь пустынная —
Сожжены мосты.
И пусть ты – не я,
Пусть и я – не ты.

Волчья, вольная
Песнь ласкает слух —
При луне поёт
Мой свободный дух.

Волчья, вольная
Жизнь отшельника —
Ни креста на мне,
Ни ошейника.

Не пристало мне
Общий строй крепить:
Я не блок в стене,
Не звено в цепи.

Никому не друг
И не враг притом,
Только сам – себе,
Остальным – никто.

Я прощаю всем,
И оставьте мне.
Вторит волчий вой
Ветру при луне.

Декаданс

Ты, заблудившись в поисках себя,
Опустошённая, придёшь под вечер.
И, для молчанья повод не найдя,
Расскажешь нехотя о каждой встрече,

О поиске, метаниях и о
Высоком. Но мне видится ошибка:
Ты жалость принимаешь за любовь,
Судьбу – за случай, слабость – за улыбку.

Ах, если бы не ливень за окном,
Что не оставил места в синем небе,
Ты поднялась бы вверх, взмахнув крылом,
Презрев унылый мир, что слеп и бледен!

А здесь – рутина, ложь и суета,
Здесь нет любви и с рыцарями туго.
Один возник, в итоге – ни черта:
Не смог стать ни любовником, ни другом.

В стаканах чай с лимоном, рафинад
Всё там же, в вазочке, на средней полке.
И я не изменился, и мой взгляд
Как прежде – быстрый взгляд незлого волка.

Я слушаю, киваю невпопад
И думаю: «А всё же это мило —
Твой поиск смысла жизни наугад
И наш вечерний чай неторопливый».

Пусть затянулся этот декаданс,
Есть время на последнюю попытку
И призрачный, один, неверный шанс,
Как пуговица на истёртой нитке.

Нет прошлого. И завтра тоже нет.
А время и не лечит, и не судит.
Неважно, где ты встретишь свой рассвет, —
Есть серый волк, который тебя любит.