Kitobni o'qish: «Ясновидящая»
В Аду
Сатана Иванович Чертов, генеральный директор русского филиала Ада, пра-пра-праплемянник великого Демона, главы всемирного Ада, едва не вздрогнул, когда над его головой, словно по потолку, снова раздались пронзительные звуки тяжелых машин, визг бензопил, рев моторов, гул самолетов, скрежет гусениц тракторов. Начался новый день на Земле. И все задвигалось, зашевелилось, затопало. Люди помчались на работу, в школу, в детский сад. Последние годы все эти звуки, – звуки российских гигантских строек, бурение земли, вбивание свай под пролеты мостов, гул прокатных металлургических станов – стали беспокоить, а потом раздражать главу филиала.
А как раньше было тихо! Застой! Ничего не двигалось, не делалось, не происходило! Полная тишина! Одно слово – Застой. Один раз, правда, много лет назад неугомонные геологи в поисках нефти или газа, пришли бурить землю. Однажды даже пробурили дырку в Ад. Но когда из Ада ударило отвратительным запахом сероводорода, – запахом тухлых яиц, – тогда только геологи успокоились, быстро разобрали свои установки и исчезли. С той поры и близко не подходили к этому гиблому месту.
Сатана любил русский застой! Еще с стародавних времен. На Руси всегда мало что происходила, жизнь текла медленно, годами, веками, ничего не менялось, красота! Но сейчас! Это было уж слишком! Сатана Иванович уже стал беспокоиться о здоровье, нервы стали тонкими, он часто срывался на подчиненных чертей, и они обижались и даже плакали от горя. Нет! Надо что-то делать с этим бумом строительства и обновления! Сатана Иванович, конечно, знал, что командовал всем этим «парадом» на Русской земле Василевс. Его-то какой черт принес? Разворошил он все вековые устои, строит новую жизнь, несет свет и достаток! Словно его не хватало раньше, словно люди жили до него плохо! От этого гула перестройки и грохота обновления можно сойти с ума! Не дай бог заболеть, свихнуться! Нет, пора принять меры. Может быть подумать о преемнике? Сам всегда управлялся, никому не доверял свою могучую империю зла! Но что-то мутит, что-то меркнут глаза, тошнит. Слабость в ногах…
Сатана Иванович медленно поднялся на трясущиеся ноги и поковылял на кухню, налил в самовар воду и воткнул вилку в розетку, затем медленно вернулся и снова лег на диван.
Постучавшись, вошел в ярко освещенную келью Сатаны его первый заместитель и подручный, министр здравоохранения, Оборотень Петрович, высокий, двухметровый рыжий черт с пронзительными хитрыми глазами. Он в одно мгновение оглядел шефа. Сатана Иванович выглядел стильно, любил шик; на нем была малиновая рубашка с длинными рукавами, синие джинсы и белые кроссовки работы знаменитого мюнхенского сапожника Адольфа (Ади) Дасслера, который впоследствии основал свою фирму «Адидас». Такой же шикарной и стильной была в комнате мебель: могучий диван метров пять длиной с бархатной обивкой, книжные шкафы на всю стену с книгами всех времен и народов, огромный телевизор на противоположной стене, на котором как раз сейчас шла трансляция хоккейного матча «Российск – Чешск». Чехи вели 1:3 и этот факт тоже раздражал великого Сатану. Он был истинным поклонником русского хоккея.
Оборотень Петрович сразу оценил плохое настроение шефа и сказал, сочувственно качая мохнатой головой:
– Докучают…
– Уже достали, изверги! – не сдержался Сатана и выругался. – Спасу нет от их строительства! От этих жутких машин! У меня голова просто раскалывается!
– Какое славное было время, когда Русь была в Киеве! – воскликнул Оборотень Петрович и шумно вздохнул.
– Это была сущая благодать, тишина и покой, изумительная греховность, разгул и веселье! – подхватил Сатана Иванович и махнул маленькой мохнатой лапой, – а сейчас, похоже, эти идиоты взялись за ум!
Сатана Иванович был маленьким, метра полтора ростом, и все в нем было маленькое: глаза, нос, лапки, голова. Но он был вождем.
Иерархия управления Адом зиждилась на свирепости: каждый, кто был добродушнее другого, стоял ниже его на лестнице управления. Таким образом, Сатана Иванович оказался на самом верху, будучи свирепее всех остальных. В самом низу по этой логике были черти очень добродушные, почти ангелы, сравнительно с вышестоящими. А самые добродушные вообще не участвовали в управлении, жили в Аду довольно беззаботно, исполняли функции чернорабочих – истопников, могильщиков, садоводов, домработниц у своих начальников, сапожников, пекарей, токарей, – и радовались каждому дню, танцевали по ночам после работы с ведьмами и плодили чертенят.
Но свирепость была не сама по себе неким качеством души, а суровой необходимостью, только с ее помощью можно было удержать в повиновении всю эту клиентуру Ада: сотни тысяч, миллионы, сотни миллионов душегубов, прохвостов, мошенников, злоумышленников, проходимцев, разгильдяев, пьяниц, наркоманов, бездельников, развратников, упырей, женоненавистников, холостяков, казнокрадов, вредителей…
Такова была вертикаль управления русским филиалом всемирного Ада.
– С этим безобразием надо кончать! – воскликнул в негодовании Оборотень, глядя сочувственно на жалкий вид шефа.
– Вот ты этим и займись, мой друг! – неожиданно, почти ласково, сказал Сатана и пронзительно посмотрел на своего помощника.
– Непременно, Ваше превосходительство! Как прикажете!
– Да, я именно приказываю тебе! Найди подходы к Василевсу, его надо остановить, его надо призвать к порядку, окоротить ему руки!
– Так просто к Василевсу не попасть, там охрана на каждом шагу, мышь не проскочит! Но я, кажется, знаю, как к нему подобраться, с какой стороны, – задумчиво сказал Оборотень Петрович. – Есть одна девица, Яна Лукина, она в свою очередь знакома с Николаем…
– Угодником?
– Совершенно верно, Ваше превосходительство, с ним. Я превращусь в Николая и, таким образом, подъеду к этой дырищи Лукиной. Она меня и отведет к самому Василевсу, в его святая святых – мастерскую. А там уже дело техники, его охмурить и забить ему мозги. Надо только подослать к ней сыщика, чтобы узнал, где она живет, где бывает, чтобы с ней встретиться наедине. И туда я явлюсь в подлинном образе Николая – Чудотворца! – расхохотался рыжий черт.
– Вот и действуй! – повелел Сатана Иванович и махнул лапкой, отпуская своего помощника восвояси. – Только не забудь побрызгаться… одеколоном! От тебя просто несет… псиной!
– Я буду пахнуть лавандой, – засмеялся у порога Оборотень Петрович, – как сам Николай – Угодник!
Жертвы
Очнулась Яна на садовой скамейке, вокруг нее стояли люди. Одна пожилая женщина наклонилась к ней и тихо спросила:
– Как ты, детка, себя чувствуешь?
– Что со мной было? – прошептала Яна.
– Наверно, обморок, – сказала пожилая женщина. – Иногда это случается, от голода, или потрясения… Уже лучше?
– Да, спасибо, я уже в порядке! – ответила Яна. И в самом деле, ее голова прояснилась, и она поднялась. Люди расступились, и Яна направилась к машине, которая стояла на стоянке у парка.
«Всего лишь обморок, – думала она, садясь в машину. Но что помешало Полу Джерси выстрелить прицельно. В ее святая святых – в голову?»
Дома она почувствовала себя вполне сносно и, в ожидании новых великих свершений, занялась уборкой.
Все-таки два этажа, не считая чердак!
Это на целый день!
На следующий день она приступила к уборке. Это ее взбодрило.
Когда Яна решила, что достаточно окрепла после потрясения, она снова открыла свое бюро и стала вести прием клиентов.
На 10 утра была назначена новая встреча. Ожидая появление клиента, она сидела за столом, пила кофе и писала стихи:
Где жить?
В горах – лавина накроет,
у моря – цунами смоет,
на равнине – мыши достанут,
в лесу – медведи задерут,
в городе – люди изведут,
в деревне – тоска,
на лугу – трава,
на полюсе – замерзнешь,
на экваторе – сгоришь,
среди богатых – станешь бедным,
среди бедных – еще беднее,
среди негров – почернеешь,
среди русских – обрусеешь,
среди американцев – растолстеешь,
среди немцев – онемечишься,
среди папуасов – опапуасишься…
среди зверей – озвереешь…
В дверь позвонили. Это был мужчина лет 40, высокий, худощавый, с высокими залысинами и густыми бровями. Он выглядел робко и как-то потеряно; руки все время двигались и хватали то галстук, то разглаживали рубашку, то поправляли редкие волосы на голове. Он представился. Павел Сергеевич Озеров.
– У меня проблема с дочерью, она стала плохо учиться, – начал от едва ли не с порога.
Яна показала ему на стул, спросила насчет напитка, который он бы пожелал. Клиент отрицательно помотал головой и опустился на стул.
– Сколько ей лет и как ее зовут? – спросила Яна.
– Неделю назад исполнилось 12 лет, зовут Ирина, – ответил Павел Сергеевич.
– День рождения отмечали?
– Нет, она наотрез отказалась, сказала, что уже большая, что ей ничего не надо, ни каких подарков.
– Значит, она не только стала плохо учиться, то и перестала с Вами общаться?
– Да, это так, к сожалению. Какая-то стала чужая. Уходит от вопросов, старается не попадаться на глаза, если я дома.
– Начнем с учебы. Когда Вы заметили, что она стала плохо учиться? И что значит «плохо»? А раньше училась хорошо?
– Наверно, это началось с полгода назад, обычно она приходила ко мне, спрашивала что-то, просила пояснить задание, или ей было непонятно что-то из книг, которые она читала, или из разговора с подругами, или просто делилась мыслями…
– То, что Вы перечислили, говорит о том, что одновременно с потерей интереса к учебе изменилось ее отношение к Вам.
– Именно так!
– Вы женаты?
– Да, жена замечательная женщина, у нас правда всякое бывает, но в общем и целом мы счастливы. Мы Ирочке много уделяем внимания.
– И как она относится к матери? Так же, как прежде?
– В том-то и дело, что к матери она совсем переменилась, даже стала ее избегать, словно обижена на нее за что-то. Я спрашиваю ее – она молчит, спрашиваю жену, она пожимает плечами.
– Значит, ее учеба вторична относительно ее отношения к вам, оно изменилось, она стала отчуждаться, повела другой образ жизни?
– Верно. Скорее так, она изменилась, стала какой-то чужой, всего сторонится, что прежде ее привлекало и даже радовало: совместные поездки, прогулки, наши друзья, праздники, общие разговоры за вечерним чаем…
– Что Вы хотите от меня, Павел Сергеевич? С чем Вы пришли ко мне?
– Не знаю толком, – немного смутился мужчина, – сам не понимаю, что происходит, не нахожу объяснений. Но, может быть, Вы разберетесь, иной раз взгляд со стороны видит больше, чем собственный.
– Ваша жена здорова? Замечали Вы за ней что-нибудь?
– Абсолютно ничего! Я думаю, она здорова! Ей ведь всего 34 года!
Они помолчали. Яна смотрела на ее клиента и прикидывала варианты. Он молчал и глядел на свои тяжелые руки, покрытые рыжей шерстью.
– Хотите знать правду, Павел Сергеевич? – наконец решилась она.
– Я ведь за этим пришел! – живо откликнулся он и даже подался вперед. Его глаза внимательно смотрели на Яну. Он искренне хотел знать правду, неопределенность в семье его мучила и терзала.
– Хорошо. Тогда слушайте внимательно. Это случилось однажды прошлой осенью. Ваша дочь случайно застала Вашу жену в обществе одного чужого мужчины.
Глаза Павла Сергеевича медленно расширились от изумления, он даже затаил дыхание, его лицо стало наливаться краской. Но он молчал. Только задышал тяжелее.
– Но застала Ваша дочь свою маму не где-нибудь в кафе за чашечкой кофе и абрикосовым пирожным за деловым разговором, а у Вас дома, в Вашей общей постели…
Клиент обомлел и напрягся, как струна, его глаза смотрели на Яну и… ничего не видели, только эту сцену… дома, постель, его жена с другим мужчиной, свою дочь, смотрящую на них…
– Вы были в командировке, у Вашей жены было свободное время, но дочь… она пришла из школы не вовремя, заболела, ее тошнило, и вернулась домой раньше обычного. Что она пережила… это был шок, потрясение для девочки… мама с чужим мужчиной…
– Вот оно что! – прошептал Павел и закусил губу почти до крови, – теперь все понятно! Теперь все понятно! Боже, боже! Я представляю, что было с Иринкой! Я ее выгоню, гадючку, эту стерву!! Как она могла так поступить?!
– Не спешите, Павел Сергеевич, не все так просто. Вы, оказывается, не знали, что Ваша жена тяжело больна.
– Светлана больна? – переспросил Павел, все еще под впечатлением от этой ужасной, отвратительной сцены, которую увидела его дочь; он словно смотрел на все ее глазами. – Она больна? Чем же? Почему я ничего не знаю?
– Ваша жена все от Вас и дочери скрывала, чтобы не расстраивать. У нее рак поджелудочной железы. И она решила какими-то положительными, эмоциональными средствами бороться с болезнью, какими-то активными, даже запретными средствами с ней бороться, доказать себе, что она здорова, что она еще живет, что она еще многое хочет, она хочет жить, жить! И она завела себе любовника, чтобы не думать, не страдать, чтобы забыться, чтобы дать себе положительный импульс, силы…
– Я понимаю, – снова прошептал Павел, – почему она не сказала мне, почему держала все в себе… Как жутко все, как нелепо, милая Светланка, почему не доверилась мне…
– Вы пили, Павел Сергеевич, много, излишне много… Вы были сами с собой и Вам было хорошо! Вы многое не видели, и Ваша жена не хотела Вас огорчать, портить Вам идиллическую картинку жизни. Свои проблема она решала сама, плохо или хорошо. Чем Вы могли ей помочь? А ей нужны были силы, порывы, новые озарения, какая-то чуть ли не божественная рука помощи, что-то почти сверхъестественное, чтобы победить страшную болезнь…
Павел понурился, опустил голову, слезы текли по его гладко выбритому лицу; он признавал все, что случилось, вину за собой. Это было так.
– Верно, я благодушествовал и ничего не видел вокруг себя; я считал, что все замечательно, мне было хорошо! Но… но я в шоке! Как же так? Все вдруг смешалось…
Он стенал, мотался телом из стороны в сторону. Яна думала. И, наконец, сказала обычную вещь:
– Возьмите отпуск, срочно, купите три билета на море, в Сочинск, или в другое место, на месяц, окружите своих любимых заботой, не спрашивайте, а делайте! И – повелевайте! Вы отец! Вы муж!
Павел подскочил с места словно уже хотел бежать на вокзал, но остановился, нерешительно обернулся у двери и спросил:
– А… как болезнь у Светланки? Она… умрет?
– Да, – сказала Яна. – Болезнь неизлечима. И оперировать уже поздно.
Слежка
Едва открыв глаза, Яна встрепенулась. Какое солнышко за окном, какой чудесный день! Она откинула одеяло и поднялась. Теперь зарядка. Затем ванна. Потом кухня. Быстрые сборы и – бегом, на улицу, в новый звенящий день, в эту суету и бестолковость, в которой каждый, как муравей, знает свое место, свое задание и выполняет его с машинной неумолимостью.
Посвежевшая и похорошевшая после длительного глубокого сна, она вышла из дома и поехала в центр города, чтобы хорошо покушать и поразмышлять на досуге; что все-таки не так с великими событиями, неужели закончились?
Не доезжая до ресторана, Яна припарковалась, отошла и оглянулась; машина стояла криво относительно тротуара, она подумала: лучше бы не оглядывалась. Так бывает часто, оглянешься на свою жизнь, увидишь, сколько было в ней нелепостей, становится стыдно – лучше бы не оглядывалась; иной раз погрузишься в себя, заглянешь в свое нутро, становится тошно, и подумаешь: лучше бы не вглядывалась.
Она прошла мимо мужчины в серой кепке, который стоял к ней спиной и разглядывал плакат с красивыми девицами на стене дома.
Пройдя несколько шагов, Яна внезапно почувствовала неприятный холодок и прислушалась к себе! Холодок не проходил, он даже усиливался, она стала чувствовать неприятный холод и легкий озноб. Не простудилась ли она в подвале своей химической темницы, куда она иногда заглядывала по старой памяти, подумала она? Не заболела ли? Отчего ее вдруг стало трясти?
Яна снова оглянулась. Мужчина в серой кепке все еще стоял у плаката, но теперь он смотрел ей вслед. Увидев, что она обернулась, он тут же отвернулся.
Привычки – вредны, это известно всем, и тем не менее мы живем привычной жизнью и любим свои привычки. Привычки – словно наша кровь, а характер – скелет нашей натуры; река человеческой жизни течет в узких берегах характера и привычек. Ее привычки знали. Яна шла в свой любимый ресторан «У голубой лилии», и ее, похоже, здесь встречали уже даже на подступах к нему.
Яна глубоко задумалась. Если за ней следили, то почему? Кому она перешла дорогу? Что она натворила? Конечно, она много чего натворила, тут и спрашивать нечего. Но было ли это связано с великим проектом «Безмятежность», или было здесь что-то другое? Была тут чья-то личная неприязнь или назревали политические разборки? Яна терялась в догадках, приближаясь к ресторану, одновременно прислушиваясь к своим тончайшим ощущениям; они били тревогу. Странно! Ей было все очень странно и непонятно. Что произошло? Отчего за ней установили слежку? Мы, конечно, все под колпаком, вопрос только в том, под чьим, думала она. Контрразведка не дремлет! Яна сама любила наблюдать за другими, чтобы понять, для чего человек вышел из дома, что ему нужно, что ему недостает. Слежка – это способ что-то узнать, выйти через того, за кем следят, на его сообщников или другие точки и объекты. Объекты! Кому-то нужна ее лаборатория? Или она сама? Или ее адрес?
Как многого человеку не дано! Ему не дано предвидеть, предугадывать, знать заранее, предчувствовать, все знать; часто о важном он узнает в последнюю минуту, когда уже ничего нельзя поправить, изменить.
Яна повернулась и подошла к мужчине в серой кепке, который упорно изучал плакат.
– Извините! – сказал она приветливо. – Не подскажите, как пройти на площадь Пяти недолетевших инопланетян?
В Лукавой слободе есть такая площадь. Ее назвали в честь пяти инопланетян, которые обещали, но не прилетели. К обещаниям люди привыкли, это чисто российское явление, и россиян отличает. Как удобно – пообещал и забыл! И инопланетяне, похоже, были русские…
Мужчина обернулся и бросил на нее долгий недоуменный взгляд. Яна стояла перед ним и будто заглядывала сейчас в окно, за которым вдруг увидела вереницу быстрых картин, которые, сменяясь, как в кино, передали ей события последнего времени.
Теперь она успокоилась. Она знала причины слежки и события, которые предстояли.
– Это же на другом конце города! – наконец вымолвил сыщик и даже махнул рукой себе за спину. – Это Вам туда!
Яна уловила легкий полтавский диалект.
– Благодарю! – ответила она машинально и пошла назад, туда, где стояла ее машина. Яна передумала идти в ресторан, хотя во рту все пересохло, села в машину и поехала домой. Вскоре она обнаружила за собой внедорожник. Понятно, им нужен ее адрес! Хотят, видно, навестить ее! Милости просим!
Теперь Яна успокоилась окончательно.
Вечером Яне позвонил Денис Патрушев, студент колледжа, и рассказал, что он ездил в Владимирскую область, в деревню деда. Полицейские деда нашли, он был закопан в подвале своего дома, его убили, проломили череп чем-то тяжелым. Оказывается, его убила соседка, и, самое удивительное, хладнокровно снимала каждый месяц его пенсию и жила на нее. Видно, подсмотрела у него как-то пин-код, и пользовалась его карточкой в банкомате.
Яна содрогнулась.
Защита Нимцовича
Было суббота.
Как всегда, и, наверно, с времен первого чемпиона мира по шахматам Вильгельма Стейница, в парках, вечером, на всех садовых скамейках сидят пожилые и молодые, старики и юнцы, и играют в шахматы с часами на вылет; кто проиграл, тот встает и уступает место любому другому желающему сразиться с победителем.
В этот теплый прекрасный вечер Яна сидела в парке и играла сама с собой в шахматы. Сначала она делала ход за белых, потом глубоко задумывалась и делала ход за черных. Сегодня она разыграла защиту Нимцовича. Тем и занималась, и даже не сразу заметила, как к ней подсел древний старикашка с посохом и старинном облачении, его изможденное лицо было лицом святого. Яна только, что сделала ход за белых, но не успела даже задуматься над ответным ходом, как старикан протянул изможденную сухую руку и сделал ход за черных.
Яна оторопела.
Ход был неожиданным. Она быстро просчитала варианты. Ничего пока угрожающего этот ход ей не сулил, и она поставила слона на f5. Старик, немедля, выбросил коня на d6. Похоже, он считал варианты молниеносно, на обсчёт которых ей требовались минуты. Оценив по достоинству этот выпад коня, она похолодела. Тучи сгущались над головой ее короля. Яна пошла Фе6 и посмотрела на старика. Он, глядя на нее лукаво, двинул вперед пешку на а2.
Яна ответила Крс6.
Он – Лd2!
Яна – Лg8.
Он – Фе1!
Яна посчитала новые варианты и вздрогнула, ей грозил мат в 3 хода.
– Добрый вечер, Николай Варфоломеевич! – сказала Яна задумчиво, – у Вас все еще острый аналитический ум! Мне бы такой!
– Вечер добрый, дитя мое! – отозвался Николай и глаза его засмеялись.
От старика Николая пахло лавандой.
– Все-таки Вы здорово играете в шахматы! – воскликнула она.
– Я уже говорил, я все умею, – просто ответил Николай. – Но я тут в том числе по делу.
– Ко мне? – удивился она.
– Именно к тебе, чадо мое!
Яна вся обратилась в слух! Оказывается, и у святых есть нужда в ней!
– Тут на днях случилось одно… деликатное происшествие, – продолжил Николай, глядя пристально ей в глаза. – Господь просил меня передать Василевсу важное сообщение. Лично!
– То есть Вам нужно пройти со мной в резиденцию, верно? – уточнила она.
– Именно так, дитя мое! – подтвердил Николай – Угодник и ласково оглядел ее.
– У меня же нет с ним связи, – немного растерялась Яна, – его телефон не высвечивается, а пройти без пропуска я не могу. Это надо ждать, когда он сам мне позвонит и пригласит к себе!
– Так и решим, когда он позвонит и пригласит, сообщи мне, дочь моя!
Он протянул ей бумажку с номером своего телефона, медленно поднялся и, немного сутулясь, отошел от скамьи и исчез из виду, оставив после себя легкий шлейф запаха лаванды.
