Kitobni o'qish: «Сонеты»

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Дизайн серии Елены Амосовой

Дизайн обложки Алексей Филатов

* * *

Сонеты

1. «Потомства от существ прекрасных все хотят…»

Потомства от существ прекрасных все хотят,

Чтоб в мире красота цвела – не умирала:

Пусть зрелая краса от времени увяла —

Ее ростки о ней нам память сохранят.

Но ты, чей гордый взор никто не привлекает,

А светлый пламень сам

                          свой пыл в себе питает,

Там голод сея, где избыток должен быть, —

Ты сам свой злейший враг,

                             готовый все сгубить.

Ты, лучший из людей, природы украшенье,

И вестник молодой пленительной весны,

Замкнувшись, сам в себе

                         хоронишь счастья сны.

И сеешь вкруг себя одно опустошенье.

Ты пожалей хоть мир – упасть ему не дай

И, как земля, даров его не пожирай.

2. «Когда, друг, над тобой зим сорок пролетят…»

Когда, друг, над тобой зим сорок пролетят,

Изрыв твою красу, как ниву плуг нещадный,

И юности твоей убор, такой нарядный,

В одежду ветхую бедняги превратят, —

Тогда на тот вопрос, с которым обратятся:

«Скажи, где красота, где молодость твоя?» —

Ужель ответишь ты, вину свою тая,

Что в мраке впалых глаз твоих они таятся?

А как бы ты расцвел, когда б им не шутя

Ответить вправе был спокойно

                                и с сознаньем:

«Вот это мной на свет рожденное дитя

Сведет мой счет и мне

                       послужит оправданьем».

Узнал бы ты тогда на старости любовь,

Способную согреть остынувшую кровь.

3. «Подумай, в зеркале увидев образ свой…»

Подумай, в зеркале увидев образ свой,

Что должен он в другом созданье

                              возродиться;

А если нет, то мир обманут был тобой

И счастья мать одна через тебя лишится.

Кто б пренебречь дерзнул любовию твоей

Из дев, как ни была б собой она прекрасна,

И грудь могла ль ее так сделаться

                                         бесстрастна,

Чтоб захотеть сойти в могилу без детей?

Ты матери своей хранишь изображенье —

И видит вновь она в тебе свою весну.

Ах, так и ты, склоня взор к старости окну,

Увидишь и вкусишь вновь юности волненье!

Но если хочешь быть забытым, милый мой,

Умри холостяком, а с ним и образ твой.

4. «Скажи мне, красота, зачем ты расточаешь…»

Скажи мне, красота, зачем ты расточаешь

Безумно на себя все, что ни получаешь?

Природа не дарит, а лишь взаймы дает,

И то лишь тем, кто долг свой честно отдает.

Зачем же ты, скупец, во зло употребляешь

Врученное тебе и праздно расточаешь?

Такие суммы, друг, не следует сорить,

Когда и без того едва ты можешь жить!

Имея дело лишь с одним самим собою,

Себя же выгод всех лишаешь ты в борьбе.

Когда ж твой бренный прах покроется

                                             землею,

То что благого ты оставишь по себе?

Бесплодной красота твоя сойдет в могилу,

Тогда как по себе ты б мог оставить силу.

5. «То время, что в труде приятном взор создало…»

То время, что в труде приятном взор создало,

Который всех теперь влечет и веселит,

Тираном станет вновь, как то не раз бывало,

И прежней красоты навек его лишит.

Затем что время, вслед за уходящим летом,

Приводит из-за гор суровую зиму —

И мерзнет сок в лесу пустынном и раздетом,

А взор лишь видит снег, безжизненность

                                                       и тьму.

Тогда, мой друг, когда благие соки лета

Не заключил бы рок в стеклянную тюрьму,

Вся красота его погибла б без привета

И превратилась в прах, чтоб

                                  погрузиться в тьму.

Но нежный цвет, в экстракт

                        на зиму превращенный,

Теряет внешность лишь,

                         не запах благовонный.

6. «Не дай зиме убить весны все совершенства…»

Не дай зиме убить весны все совершенства

В себе, пока она плода не принесла!

Создай себе фиал и подари блаженство

Своею красотой, пока не умерла!

Тебя ростовщиком не назовут за это,

Затем что этот долг все платят без труда.

Ты образ свой создашь для счастья

                                           и привета,

А если десять с ним – и это не беда.

И каждый в десять раз тебя счастливей

                                                   будет,

Произведя на свет по десять раз тебя, —

И смерть вражду к тебе надолго позабудет,

Увидя, сколько раз ты повторил себя.

Ты слишком уж красив и мил душе моей,

Чтоб пищей смерти быть, наследьем

                                        стать червей.

7. «Когда светило дня вздымает на востоке…»

Когда светило дня вздымает на востоке

Свой лучезарный лик – восторг у всех

                                             в глазах

И каждый на своем приветствует пороге

Приход его, пред ним склоняяся во прах.

Вступив на высоту небесного восхода,

Как юноша, за грань успевший перейти,

Оно еще влечет к себе глаза народа,

Следящего его в благом его пути.

Когда ж оно во прах склоняется к закату,

Как мир под гнетом лет и бременем труда,

Холодные к его померкнувшему злату,

Лукавые глаза глядят уж не туда.

Так, полдень пережив, и ты, друг, как руина,

Склонишься в прах,

                    когда иметь не будешь сына.

8. «Ты музыка, чего ж с печалью ей внимаешь?..»

Ты музыка, чего ж с печалью ей внимаешь?

Прекрасному нельзя

                    с прекрасным враждовать;

Зачем же любишь то,

                    что с грустию встречаешь,

И с радостью спешишь все злое воспринять?

Когда гармония согласных звуков хора

В их сочетанье слух твой может оскорбить,

То это потому, что в нем есть тон укора:

Зачем ты все одним предпочитаешь быть.

Заметь, что две струны, касаяся друг друга,

Как мирная семья, в согласии живут,

Где мать, отец и сын, не выходя из круга,

Один прекрасный звук согласно издают.

И песня их без слов твердит тебе и всем:

«Оставшись холостым, останешься ничем!»

9. «Ужель затем, чтоб взор вдовы не омрачился…»

Ужель затем, чтоб взор вдовы не омрачился,

Ты одиноко век провесть желаешь свой —

Желаешь, чтоб твой прах такою же слезой,

Как хладный прах жены бесплодной,

                                             оросился?

И, сделавшись вдовой бездетною твоей,

Мир будет о твоем бесплодии терзаться;

Тогда как для вдовы способны

                                   представляться

За мужнины глаза – глаза ее детей.

Все то, что тратит мот,

                       лишь место изменяет —

И мир все траты те берет себе в удел!

Но трата красоты имеет свой предел:

Не трогая, он тем ее уничтожает.

Нет к ближнему любви в груди холодной той,

Что поступает так безжалостно с собой!

10. «Признайся мне, что ты не любишь никого…»

Признайся мне, что ты не любишь никого,

Когда и о себе заботишься так мало!

Не мало дев вилось близ сердца твоего,

Но сердце для любви твое не расцветало —

Затем что злобы ты исполнен до того,

Что сам готов вступить с самим собой

                                     в сраженье,

Об удаленье в тень стараяся всего,

Чего б ты должен был искать

                               восстановленья.

Опомнись, чтоб и я мог мысли изменить!

Ужель жилище зла прекраснее любови?

Ты так красив – сумей настолько ж добрым

                                                    быть

И не давай в себе бурлить напрасно крови!

Подобие свое создай хоть для меня,

Чтоб красота жила в тебе иль близ тебя.

11. «Как быстро будешь ты, стареясь, увядать…»

Как быстро будешь ты, стареясь, увядать,

Так быстро и в своем потомстве возродишься,

И кровь – с растратой чьей святыни

                                     примиришься —

Еще живя, своей успеешь ты назвать.

При этом – красота, спокойствие, потомство,

Без этого – болезнь, безумье, вероломство.

Когда бы все как ты решились поступать,

Чрез семьдесят лет мир пришлось бы

                                              отпевать.

Пусть те, кому злой дух назначил

                                    быть скупцами,

Умрут, не дав плода до времени-поры;

Но ты, благих небес осыпанный дарами,

Беречь бы должен был те чудные дары.

Природа образ твой в печать преобразила,

Чтоб оттиски ее потомство сохранило.

12. «Когда мой слух часы бегущие считает…»

Когда мой слух часы бегущие считает,

А глаз следит, как ночь день

                         в сумрак превращает:

Когда я вижу, как фиалка никнет в прах,

И злая седина является в кудрях;

Когда на лес нагой гляжу я из оконца,

Дававший в летний зной убежище

                              от солнца,

И вижу, как траву, красу родных лугов,

Увозят, чтоб сухой сложить ее под кров —

Тогда о красоте твоей я помышляю,

Что Время и ее погубит, так как знаю,

Что блеск и красота склоняются во прах,

Чтоб место дать другим, стоящим на глазах.

От Времени ж косы, таящей вероломство,

Способно охранять тебя одно потомство.

13. «О если б мог ты быть всегда самим собой!..»

О если б мог ты быть всегда самим собой!

Но ты принадлежишь себе, покамест

                                             дышишь,

И, смерти чуть шаги зловещие услышишь,

Другому передать обязан образ свой.

Тогда лишь красота, которой обладаешь,

С тобою не умрет – и, превратившись

                                               в прах,

В потомстве снова ты звездою заблистаешь,

Когда твой образ вновь воскреснет

                                               в их чертах.

Кто пасть такому даст прекрасному жилищу,

Когда его еще возможно поддержать,

Чтоб силе вьюг оно могло противостать

И холоду времен, присущему кладбищу?

Тот, кто небережлив! Ведь ты,

                                  друг милый мой,

Имел отца – так пусть и сын то ж скажет твой!

14. «Я не из звезд свои познанья почерпаю…»

Я не из звезд свои познанья почерпаю,

Хотя науку звезд я несколько и знаю,

Но только не затем, чтоб голод предвещать

Иль приближенье бурь

                         по ним предузнавать;

И о висящих злом над кем-нибудь невзгодах

Не в состоянье я его предупредить,

И что б ни ждало нас в бегущих встречу

                              годах,

Я не могу того властителям открыть.

Все знание мое в глазах твоих, с тобою —

И в этих лишь звездах сумел я прочитать,

Что будут красота и правда процветать,

Когда оставишь ты потомство за собою.

Иначе предскажу тебе я, милый мой,

Что в гроб с тобой сойдут и правда

                                           с красотой.

15. «Когда я вижу, что все дышащее вкруг…»

Когда я вижу, что все дышащее вкруг

Бывает лишь на миг прекрасно, милый друг,

Что только зрелищ ряд дает нам сцена мира,

Понятный лишь для звезд полночного эфира;

Когда я вижу, что под грозной твердью той,

Как злаки, люди вкруг родятся и плодятся,

Сначала к небесам, потом к земле стремятся

И исчезают вслед из памяти людской:

Тогда, в виду всех зол и суетности бренной,

Краса твоя сильней мне взоры поразит,

И Времени – скупцу,

                      грабителю вселенной —

Не дать бы лишь твой день

                        в мрак ночи превратить —

Я объявлю войну, подвигнутый тобою,

И отнятое вновь отдам тебе с лихвою.

16. «Зачем не сбросишь ты губительное бремя…»

Зачем не сбросишь ты губительное бремя,

Которым так гнетет тебя седое Время?

Зачем не вышлешь, друг, в отпор

                                   на грозный зов,

Ты нечто посильней, чем пук моих стихов?

Теперь уж ты достиг поры своей счастливой,

И много пышных клумб средь

                    девственных садов

Украсить мог бы ты кошницею цветов,

Похожих на тебя, как твой портрет красивый.

Да, жизнь должна сама себя изображать,

Так как перо и кисть не могут приказать

Жить вечно на стене пред публикою

                              грешной

Твой образ с стороны ни внутренней,

                                   ни внешней.

Ты сохранишь себя, отдавшися любя, —

И долго будешь жить, изобразив себя.

17. «Увы, мои стихи все презрят, позабудут…»

Увы, мои стихи все презрят, позабудут,

Когда они полны твоих достоинств будут,

Хотя – то знает Бог – они лишь гроб пока,

Где скрыта жизнь твоя, хвалимая слегка!

Когда б я красоту твою воспеть был в силах

И перечислить все достоинства твои,

Потомок бы сказал: «Он лжет – поэт любви!

Таких нет между тех, чья участь —

                                  гнить в могиле!»

И перестанет мир листкам моим внимать,

Как бредням стариков болтливых,

                                    неправдивых.

И те хвалы, что лишь тебе принадлежат,

Сочтутся за мечты, за звуки стоп игривых.

Но если бы детей имел ты не во сне,

То ты в моих стихах и в них бы жил вдвойне.

18. «Как я сравню тебя с роскошным летним днем…»

Как я сравню тебя с роскошным летним днем,

Когда ты во сто раз прекрасней,

                                   друг прекрасный?

То нежные листки срывает вихрь ненастный

И лето за весной спешит своим путем;

То солнце средь небес сияет слишком жарко,

То облако ему туманит ясный зрак —

И все, что вкруг манит, становится неярко

Иль по закону злой природы, или так —

Случайно; но твое все ж не увянет лето

И не утратит то, чему нельзя не быть,

А смерть не скажет, что все в тень

                                      в тебе одето,

Когда в стихах моих ты вечно будешь жить.

И так, пока дышать и видеть люди будут,

Они, твердя мой гимн, тебя не позабудут.

19. «Закрой свой львиный зев…»

Закрой свой львиный зев,

                    прожорливое Время, —

И пусть сама земля пожрет своих детей!

Лиши тигрицу гор стальных ее когтей

И Феникса сожги в крови его, как бремя!

В течении своем твори и разрушай

И делай, что на ум ни вспало бы порою,

И с миром, и с его увядшей красотою,

Но только одного проступка не свершай:

Не проводи на лбу, из всех на самом лучшем —

Лбу друга моего – злых черт своим пером;

Нетронутым оставь в пути его своем,

Чтоб образцом красы он мог служить

                                         в грядущем.

Но если б ты его и превратило в прах,

Он будет юным жить всегда в моих стихах.

20. «Тебе девичий лик природой дан благою…»

Тебе девичий лик природой дан благою —

Тебе, что с ранних пор владыкой стал моим,

И нежный женский пыл,

                           но незнакомый с тою

Податливостью злой, что так присуща им,

И боле страстный взор и менее лукавый,

Златящий все, на что бывает устремлен;

Но цвет лица – мужской,

                       со всей своею славой,

Опасный для мужей и милый для их жен.

Ты б должен был, мой друг,

                    быть женщиной наружно,

Но злой природы власть, увы, тебе дала,

Мой ненаглядный, то, что вовсе мне не нужно,

И тем меж нами нить любви перервала.

Но если создан ты для женского участья,

То мне отдай любовь, а им – тревоги счастья.

21. «Я не похож на тех, чья Муза, возбуждаясь…»

Я не похож на тех, чья Муза, возбуждаясь

К святому творчеству живою красотой

И в гордости своей самих небес касаясь,

Красавицу свою равняет то с луной,

То с солнцем золотым, то с чудными дарами,

Лежащими в земле, в глубоких безднах вод,

И, наконец, со всем, что вкруг нас

                                        и над нами

В пространстве голубом сияет и живет.

О, дайте мне в любви быть искренним —

                                       и верьте,

Что милая моя прекрасней всех других,

Рожденных женщиной; но как ее ни мерьте,

Все ж будет потемней лампад тех золотых,

Что блещут в небесах! Пускай другой добавит!

Ведь я не продаю – чего ж ее мне славить?

22. «Нет, зеркалу меня не сделать стариком…»

Нет, зеркалу меня не сделать стариком,

Покамест юность лет одних с тобою будет;

Когда ж замечу я на личике твоем

Морщину – о, тогда пусть смерть

                                  меня рассудит!

Краса, в которой ты судьбой заключена,

Мне сердце как плащом волшебным

                                         покрывает,

Так как она в тебе, мой ангел, обитает.

Ну как же мне, друзья, быть старей,

                                             чем она?

О, охраняй себя, подруга дорогая,

Как сам себя начну теперь я охранять,

Твое сердечко тем от бед оберегая,

Как хилое дитя заботливая мать!

Умру – о и своем ты сердце брось заботу;

Ведь ты мне отдала его без повороту.

23. «Как молодой актер – нередко что бывает…»

Как молодой актер – нередко что бывает —

Затверженную роль от страха забывает,

Иль пылкий человек, игралище страстей,

От силы чувств своих становится слабей:

Так точно и со мной! Излить речей любовных

Не смею я пред ней, не веруя в себя, —

И, страстно всей душой прекрасную любя,

Слабею и клонюсь в страданьях безусловных.

Так пусть стихи мои, как смелый проводник,

Предшествуют в пути

                    словам моим безгласно

И молят о любви успешней, чем язык

Мой умолял тебя так часто и напрасно.

О, научись читать, что в сердце пишет страсть!

Глазами слышать лишь любви дано во власть.

24. «В художника мой глаз мгновенно превратился…»

В художника мой глаз мгновенно превратился

И светлый образ твой на сердце начертил,

Причем портрету стан мой рамой послужил;

Художника ж талант в том ясно проявился,

Что поместил он твой законченный портрет

В жилище сердца так, что ясных окон свет

Ему глаза твои и блеск их затемнили.

Так вот как нам глаза прекрасно послужили:

Мои – твой образ мне представили живым,

Твои же – служат мне проводниками света,

Дающими лучам полудня золотым

Возможность увидать предмет любви поэта.

А все же одного глаза нам не дают:

Увидя, все поймут, но в душу не войдут.

25. «Пусть хвастают родством и почестями те…»

Пусть хвастают родством и почестями те,

Что увидали свет под счастия звездою;

Я ж счастье нахожу в любви – святой мечте,

Лишенный благ иных Фортуной молодою.

Любимцы королей, как нежные цветки,

Пред солнцем золотым вскрывают лепестки;

Но слава в них самих зарыта,

                                как в могиле, —

И первый хмурый взгляд

                            их уничтожить в силе.

Прославленный в боях герой на склоне лет,

За проигранный бой из тысячи побед,

Бывает исключен из летописей чести

И теми позабыт, из-за кого лил кровь.

Я ж рад, что на мою и на твою любовь

Никто не посягнет в порыве злобной мести.

26. «Мой властелин, твое очарованье…»

Мой властелин, твое очарованье

Меня к тебе навеки приковало.

Прими ж мое горячее посланье.

В нем чти не ум, а преданность вассала.

Она безмерна, ум же мой убог:

Мне страшно, что не хватит слов излиться…

О, если бы в твоих глазах я мог,

Любовию согретый, обновиться!

О, если бы любовная звезда

Могла мне дать другое освещенье

И окрылила робкие уста,

Чтоб заслужить твое благоволенье!

Тогда бы смел я петь любовь мою —

Теперь же, в страхе, я ее таю.