Kitobni o'qish: «Дневник брата милосердия»

Вступление

Этот дневник я вёл в течение года с небольшим. Или же он вёл меня. Скорее всего – второе.

Меня трудно назвать полноценным братом милосердия в полном смысле этого слова, так как милосердие для меня было только поводом для встреч со служебной благодатью, дающейся просто так всякому, готовому сделать шаг навстречу послушанию… К тому же, как вы увидите, я постоянно бываю подвержен приступам уныния и неверия. Что касается повседневных страстей – я их нисколько не чужд и с многими из них вы столкнетесь на страницах моего дневника. В этом я как раз совершенно обычный и заурядный человек.

Тем не менее, есть нечто, достойное того, чтоб быть рассказанным. Это – действие Божьей благодати на меня, как брата милосердия, подтвержденное и засвидетельствованное другими сёстрами милосердия и заверенное духовником сестричества – отцом Валерием.

Пережитое и описанное на этих страницах не сделало меня ни святее, ни даже хоть немного лучше. Положительные изменения в человеческой жизни и в познающем Бога сердце накапливаются годами, прежде чем смогут проявиться в реальности и стать личным достоянием. Однако всё произошедшее оставило в моей душе глубокий след – память о явном присутствии Бога в повседневной жизни и сделало меня самого свидетелем настоящего чуда. Остаться после этого прежним уже невозможно…

Милосердие вошло в мою жизнь

страница, написанная мною 02.06.2016 отдельно и включённая в дневник

Милосердие вошло в мою жизнь, – как и всё Божье – неожиданно. Ранее я об этом помыслить даже не мог и никак не связывал себя и и милосердие. Где вообще я и где – оно.

Я, как и следует мужчине, традиционно, так сказать, стремился к Пути аскезы, молитвы. Поэтому предложение духовника стать братом милосердия явилось для меня полной неожиданностью!

Доверяя своему духовнику, я решил хотя бы не противиться, тем более, что по мере опытного познания своей немощи я понимал, что ни аскеза, ни тем более молитва не приживаются на каменистой почве моего сердца.

Слегка отдышавшись, немного смирившись и приняв милосердие, как рабочую версию, которую следовало проверить на практике, я всё равно понимал, что передо мной стоит масса проблем:

– женский коллектив – что мне, бородатому, делать среди этих девчат в платочках? Смех и только.

– непрофильность – у меня нет медицинского образования, да и судно под бабушку подкладывать я точно не стану.

– отсутствие задатков милосердия – до сих пор в моей жизни оно мне было, мягко говоря, не свойственно, если не сказать больше: я грубый, резкий и жёсткий человек.

– само название «сестра милосердия» – но я же не сестра! Ну хотя бы брат. Вот только на ектениях в своих прошениях батюшка об этом всегда забывает. И во всех существующих учебниках милосердия написано только о сёстрах. И во всех исторических справках о милосердии везде кругом одни только женщины и сёстры.

– вся информация о милосердии практически всегда подается в параллели с женскими штучками, разве что Лука Войно-Ясенецкий – приятное исключение из правила.

– необходимость молиться Марфе и Марии, а не Арсению Великому, к примеру. Согласитесь, молиться Марфе и Марии для мужчины – это совсем не круто.

* * *

На этом пути Господь давал мне подсказки, какие-то проблески. Например, Литургию Любви – редкую, давно забытую службу, почти изъятую из служебников. Кажется, кроме нашего храма её уже не служат нигде. По крайней мере мне об этом ничего не известно… Вслушиваясь в её необычные прошения, я понимал, что мне это точно нужно.

После моего посвящения в испытуемые – первую ступень на пути к обету милосердия – подсказки стали проявляться ещё более ярко:

– во мне появились проявления внимания к чужим, совершенно посторонним мне людям. Это трудно не заметить, так как раньше в похожих ситуациях я просто прошел бы мимо;

– возникло устойчивое желание мирно решать конфликты, что мне вообще-то не свойственно;

– внутри росла готовность отдавать свое время и силы другим. Это точно не моё – мне на родных-то всегда было жаль время тратить.

Как побочный эффект, возникло уважение к супруге ввиду того молитвенного труда, который она несет.

После её рассказов о взаимоотношениях с назначенной ей насельницей Клавдией С., невозможно было не увидеть руку Божью, направляющую сестру милосердия.

Из-за всего вышеперечисленного Путь Милосердия начал казаться мне не только привлекательным, но и самым доступным из всех для меня возможных.

По мере вникания в тему, особенно после разбора ступеней посвящения сестры милосердия, мне стало совершенно ясно: ступень испытуемого – это серьёзный этап перехода от розовых псевдохристианских иллюзий к реальному действованию. А сам Путь Милосердия – это Путь ко Христу, в русле общего Пути христианина, ведомого Промыслом Божьим.

Иди и люби

осень-зима 2017 года, Сергиево

Отец Валерий сказал: «Просто иди и люби её. Держи её в объятьях любви и не отпускай».

В другой раз еще добавил: «Когда будешь у неё – не думай о времени, почувствуй, как это – побыть в Вечности».

Перед тем, как пойти к насельнице, вечером, я сказал своей маме: «Знаешь, я испытываю странные чувства. Например, я буду спрашивать насельницу о том, что она любит и при этом совесть будет укорять меня, так как тебя, мама, я никогда не спрашиваю об этом; я буду интересоваться – как она себя чувствует, а совесть снова зазрит меня, ведь я редко задаю тебе этот вопрос; а если я поеду купить насельнице что-нибудь вкусного, неужели я не задумаюсь о том, что ничего не покупаю тебе…»

Так я и пошёл к Вере Пампушкиной. По послушанию. Долго о.Валерий вымаливал мне это моё послушание. Сначала я робел сильно, именно не страх, а какая-то неясная робость нападала на меня.

В то же время параллельно росла белая зависть – глядя на Любу С., на других сестёр милосердия, которые что-то пытались «делать» со своими насельницами, мне тоже хотелось присоединиться к их опыту, точнее прожить свой собственный.

Последней каплей стали отзывы сестёр Лены Ф. и Гали С. – я ясно увидел и осознал, что взаимодействие с насельницей – это такой реальный способ общения Бога с сестрой милосердия, её спасения по послушанию, её утешения и облагодатствования. Процесс очень творческий и, гмм… как бы это правильно выразиться – эксклюзивный. То есть в каждой паре (сестра + её подопечная) Бог действует оригинально, неповторимо и всегда эффективно.

Ещё у меня было чувство долга и братское чувство себя, как части сестричества – я же брат милосердия, обет хоть и дан и действует, но должен быть раскрыт, а для этого требуется личный труд. Хотя первых ласточек этого раскрытия я начал ощущать с самого момента посвящения:

Во-первых – я стал чувствовать готовность помочь любому пожилому человеку, инвалиду, насельнице, которые попадались мне на пути. Этого раньше я за собой не замечал. Естественно, я не мог не обратить внимания на произшедшее со мной изменение.

Во-вторых – разговоры о том, что у посвященной сестры милосердия должен быть минимум посещения богадельни, общения с насельницей и не выполняющая этот минимум сестра должна быть понижена в ступени, – достигали моих ушей. Но я ничего не мог с собой поделать. Я просто никак не мог приступить к этому делу и ждал, когда для меня лично откроется этот Путь.

Я утешал себя тем, что у меня и без того немало технических послушаний по приходскому сайту и организации сестрических Литургий, но в душе осознавал, что избегаю чего-то очень важного.

Наконец Господь устроил так, что появилась возможность за пару месяцев переложить практически всю деятельность по сайту на Андрея К. и я счел это ещё одним указанием на то, что пора переходить к делу. На исповеди о.Валерий говорил мне сначала, что найдут мне послушание по силам. Потом сказал, что уже почти знает, кто моя насельница. И, наконец, объявил мне, что моя бабушка – Вера Пампушкина и это подтвердили и матушка Нина, управляющая богадельни и старшая сестра.

С этого дня духовник начал поторапливать меня, чтоб я не откладывал встречу с ней. Я решил начать в четверг после еженедельной встречи сестричества. Но не удержался и уже в среду забежал к ней буквально на одну минуту, вскользь отметив, что всё должно пойти гладко, так как в сердце не было противления послушанию.

Первая встреча с насельницей

14 декабря 2017 года, храм А.Критского, богадельня

После сестрических занятий, договорившись с Любой (сестрой милосердия 2-ой ступени и моей супругой), которая тоже в этот день посещала свою насельницу, – что она вернет меня к «реальности», я взял стул и со стулом пошел к Верочке Пампушкиной в палату. В палате кроме как на стульях-горшках, сидеть было больше негде, а гордынька моя на горшок присесть не смогла.

Вера Пампушкина сидела на кровати и пела песни, одновременно разминаясь и вертясь во все стороны. Песни были простые, бесхитростные, немного старинные – из тех, что поются на гуляниях, частушечного типа. Первое, что было мною подмечено – мой неподдельный интерес к происходящему. Вера доставала из своей тумбочки бусики, фотографии не известных ни ей ни мне людей, какие-то старые поздравительные открытки… а мне, как ни странно, было интересно этому внимать, на это смотреть.

Ещё был интерес к другому человеку – чем он живёт, что любит, о чём думает. В жизни редко задержишься возле человека – некогда же! даже возле своих близких. Я вспомнил какие-то далёкие и давно забытые мной времена, когда я мог уделить человеку столько времени, сколько необходимо. Действительно, человеческое общение стало роскошью – я даже собственным детям не могу позволить выделить полчаса времени, чтобы просто мирно и неспешно пообщаться о том, о сём. Всё это я подметил и почувствовал.

Также в душе была тихая такая радость и свет и хотелось помочь любому, кто был в поле зрения. В палате, кроме Веры Пампушкиной находилось ещё двое насельниц – одна спала, а вторая то садилась на кровати, то снова ложилась. И эти интерес, внимание, готовность и желание придти на помощь, устроить другого человека, послужить ему также необъяснимым образом распространились на эту вторую насельницу.

Я помог Верочке сесть, потом подошел и поговорил с ней, потом в третий раз она меня уже сама поманила рукой, чтобы я помог ей забраться на кровать. В её глазах (Господи, как давно я не заглядывал людям в глаза!) я видел явное недоумение – почему ей оказываются такие знаки внимания? наконец она не выдержала и спросила меня – почему я выбрал такую странную работу? На что я ответил, что работаю в другом месте, риэлтором, а сюда пришел в гости, навестить – и в том числе её тоже. Я видел, как понемногу она оттаивала. Один раз я так близко приблизил своё лицо к её, что мог разглядеть все рябинки, морщинки и родимые пятнышки на её лице. И это не отталкивало.

Кстати, когда я присел к Вере Пампушкиной в первый раз – шибануло в нос чем-то больничным. Потом я и не заметил, как это чувство прошло, не превратившись в привычную брезгливость.

Верочка тем временем продолжала свои песенки. Она повторяла один и тот же куплет несколько раз, потом перескакивала на другой. Снабжала свои песни комментариями, отступлениями, пояснениями и даже, – когда пела считалку с немецкими числительными, – переводом.

Не знаю почему, но я чувствовал небольшой привкус горечи от этой веселости. Вспоминал, как я сам, съедаемый унынием изнутри, всегда считался душой компании, весельчаком… Казалось, что эта её веселость не настоящая, очень хотелось пройти куда-то дальше за неё, увидеть саму душу, самого человека, а не запись, пусть и в памяти.

Вспомнились даже цыганки – однажды, когда у моей Любы сняли с пальца обручальное кольцо, я некоторое время настойчиво ходил к цыганкам в Смоленске, чтобы постичь принцип их воздействия на человека. Ходил, пока они не начали от меня убегать. Так те цыганки тоже воспроизводят, словно запись, довольно длинный туманно-мистический текст, но когда доходят до конца, а результат ещё не достигнут, запускают его с начала, словно пластинку…

Верочка на меня реагировала слабо. Оно и понятно – кто я такой? Заметил, что она совершенно не жадная, неприхотливая, довольно религиозная. Выяснил, что она не любит сладкого, а лакомится солёными огурцами и помидорами.

Пришел отец Валерий, зашёл в палату. Он преподал мне очередной урок, усевшись нимало не смущаясь, прямо на крышку предложенного Верочкой горшка и сказал, что я – её родственник, который нашелся, ибо мы верующие, а верующие все во Христе родные.

Зашла старшая сестра Людмила и я начал чувствовать, что эта публичность как-то нарушает сложившуюся атмосферу, не знаю почему. Потом появилась Лю (так коротко и ласково я иногда называю свою жену) и сказала, что уже пора. Не без сожаления, расцеловав Верочку в щёки, я отправился домой.

Какие-то капли этой радости мне удалось прихватить с собой. Необычно было и то, что я ни разу не вспомнил о времени, не посмотрел на часы, пока был в палате у Веры, обычно это вызывает у меня соврешенно определенное беспокойство. Удивительно было также и то, что я сразу же засел писать братский дневник, даже не терпелось всё точно описать и я жалел, что не делал пометки во время встречи, т.к. что-то при этом ускользнуло из памяти.

И ещё осталось ощущение состоявшегося чуда. Такое похожее чувство я испытывал ранее всего несколько раз, служа в алтаре храма Неупиваемой Чаши на заводе АТИ и при этом близко общаясь с о.Иоанном Мироновым. Похоже оно было по насыщенности, включенности в ситуацию, ощущению глубинной значимости всего происходящего, радости и спокойной благожелательности, сохраняющимся некоторое время в душе.

Рождение брата милосердия

15 декабря 2017 года, дом семьи Сорокиных

Дневник писал ночью. Оставил распечатанный лист на столе в кухне, чтоб Лю утром прочла тоже. Утром просыпаюсь… ещё только светает… лежу на кровати, а в груди – вход на небо.

Трудно объяснить как это, но вспомнилась сразу лестница Иакова. И ещё о.Валерий – я спрашивал его однажды, мол, где находится внимание, когда идёт Иисусова молитва? о.Валерий показал ладонями обеих рук куда-то неопределенно на верхнюю часть груди и сказал: «Где-то здесь». Вот «где-то здесь» и клубилось теперь открытое небо и даже шла понемногу Иисусова молитва, но она была не просьбой, не покаянием, а как бы способом удерживать это окно открытым.

Лежу в полутьме и благодарю Бога. Отец Валерий, помнится, рассказывал нам про Зырянова, который лицом к стене пролежал несколько лет кряду в созерцании – как я его в этот момент понимаю! – не хочется лишний раз шевельнуться, не то, что встать с постели, – чтоб не ушло это чувство отверстого неба.

* * *

Чуть позже утром зашла в комнату Лю. Вернула записи. Сказала, что всё прочла и вся обрыдалась. Обняла и поздравила с рождением брата милосердия. И я, с трудом выпутавшись из-под одеяла, сердечно обнял её и вспомнил, что в детстве мы называли друг друга братом и сестрой, пока блудные движения моей души не взяли верх и не разрушили этого невинного единства. А вот Бог взял и через 27 лет восстановил это наше наименование таким необычным способом. Что это было – предзнаменование? Пророчество? Или может каждое выпорхнувшее из уст человека слово рано или поздно становится делом? Одно знаю точно – в чувстве юмора Богу отказать невозможно.

* * *

И утром, глядя, как сын вредничает и сердится, а Лю раздражается и повышает тон, я находился немного над ситуацией, благодаря той радости, которую мне даровал Бог, и которая не закончилась и после того, как я покинул богадельню. А что я сделал? Ничего. По послушанию посидел напротив насельницы. Чудо!

* * *

Потом, позже, когда я отправился на работу, чувствовал уже только умиротворение. Сознание хотело бы всё вернуть обратно, но я вполне отдаю себе отчёт, что не в моих силах перекинуть обратно этот разведённый мост. И всё, что я могу, – это стоять на краю этого мира, не уходя вглубь его, и с надеждой смотреть туда, откуда этот мост был вчера перекинут.

* * *

Конечно, весь день прошёл в лёгком послевкусии произошедшего. К вечеру стал склоняться к мысли, что это был рекламный ролик, типа высота, которая была таким образом показана и которая может при известном труде быть достигнута в богадельне. Однако Лю на это мне сказала, что сестра милосердия всегда получает это же самое каждый раз, когда приходит к насельнице. И посоветовала, когда будет плохо на душе – идти в богадельню и она растворит всё этой своей благодатью. Охотно верю, так как сам видел, как это происходило ранее с Лю.

Второе посещение

19 декабря 2017 года, храм А.Критского, богадельня

Сегодня Господь выманил меня в богадельню под видом управляющей богадельней м.Нины и под предлогом сфотографироваться с Верой Пампушкиной. Я был несказанно рад этому, потому что мне было очень интересно, как на этот раз пройдёт посещение богадельни. Также я желал избавления от тяжёлого давящего депрессивного состояния, а Лю сказала мне ранее, что для этого богадельня – лучшее лекарство. В этом вопросе, кстати, мне достало веры – я ничуть не сомневался в её словах и потому поехал в храм без всяких сомнений.

Фотосессия была очень короткой, но, благодаря этому, я оказался одет в халат брата милосердия (в прошлый раз я постеснялся надеть его, теперь понимаю, что напрасно), а Вера Пампушкина и я оказались в столовой за одним столом. Я принёс ей в банке несколько солёных огурцов домашнего приготовления, т.к. она в прошое моё посещение сказала, что не любит сладости, а любит солёное.

Вера ела огурцы, я сидел с ней рядом и чувствовал, что я очень к ней расположен. Необъяснимо. Без всякой причины. Она была мне словно любимая родная бабушка. Я попросил её молитв. Сегодня она больше узнавала меня – я чувствовал её взаимную расположенность.

Так как в столовой были сёстры Люда В. и Ира Ф., то я предложил им позаниматься совершенствованием их навыков чтения по-церковнославянски, радуясь тому, что я никуда не спешу и могу уделить им достаточно времени. Ира внезапно, ссылаясь на то, что солёное Верочке может повредить, отобрала у неё банку с огурцами, и я почувствовал себя мамашей, привезшей в пионерский лагерь детям запрещенные продукты. И мне, как и полагается мамаше, очень хотелось, чтоб Верочка наелась.

В столовую вошла на ходунках вторая бабушка, Зинаида, соседка Веры по палате, и я снова уловил какое-то приятное движение души по направлению к ней. Видимо я, как утка, которая считает мамой того, кто оказался рядом в момент вылупления – в момент рождения брата милосердия полюбил исключительно тех, кто был тогда со мной рядом.

Несмотря на протесты Иры Ф. и её заявления о том, что бабушка совсем глухая (будто бы она за словами пришла – люди к людям приходят за любовью и вниманием), я предложил ей присесть с нами за стол. Поцеловал её – она осторожно отстранилась. Ира жестом отправила её на дальний край стола – я не спорил.

Я был совершенно не в курсе, что Ира и Люда прямо сегодня в течение рабочего дня находились друг с другом в таких контрах, что уже едва выносили друг друга. И вот что устроил Господь: он собрал печального, подавленного, депрессивного меня, вспыльчивую раздражительную Иру и сердитую мнительную Люду и, усадив за одним столом, стал посреди нас. И наша импровизированные занятия потекли в очень интересном направлении.

Сёстры читали, останавливались на тех местах, значения которых они не понимали, я «переводил» как мог их прямой смысл и духовное значение и через некоторое время мы все трое оказались в некоем пространстве, которое о.Валерий на занятиях называет «реальностью Любви». Это произошло хоть и постепенно, но, как всегда, очень неожиданно. Потому что к этому чуду нельзя никак привыкнуть.

Лица Люды В. я не видел, но заметил, как изменилось лицо Иры Ф. – ушло тяжелое мрачное напряженное выражение, так сковывающее её черты, волосы выбились из-под платка и она стала простой и естественной. Мои подозрения о надетых на нас Господом розовых очках Любви подтвердила Ксения Р., вошедшая в комнату. Она мне тоже показалась необычно красивой, словно бы даже моложе обычного лет на пятнадцать. Я сразу вспомнил, как о.Валерий всегда, видя нас, приговаривает:

– Какие ж вы все красивые!

Наверное, он эти розовые очки любви снимает только, когда ложится спать. Ксения посидела с нами некоторое время и потом тихо отправилась по своим делам. Заходила и Лена Ф., перекинулась с нами несколькими фразами.

В тот момент, когда я вдохновенно рассказывал о том, как каждый хочет поделиться с другими радостью, начиная от Св.Троицы и заканчивая отцом Валерием, позвонил о.Валерий, словно почувствовал, что мы говорим о нём, и, узнав, что мы занимаемся в богадельне – обрадовался и сказал, что тоже скоро приедет. Буквально примчится.

Два часа в богадельне пролетели, словно пять минут. Мы разобрали всего две молитвы из молитв к Причащению и единственный псалом из службы 6-го часа, но так углубились в них, что каждому что-то открылось. Веру Пампушкину тем временем усадили за стол и дали супчика.

Когда мы закончили, Ира Ф. стала сердито убирать от Верочки еду, мотивируя это тем, что ей потом нужно будет ужинать, а она уже будет наевшаяся. Я не стал спорить с Ирой, не желая разрушать сложившееся умиротворение. Хотя это, конечно, полный абсурд – разрушать мир и любовь ради мнимого порядка. Вместо спора я мысленно сказал сам себе: «А сколько раз на дню я поступаю точно так же»? Понятно было, что моя жизнь до краёв наполнена тем же самым абсурдом.

Пришел о.Валерий и мы слетелись к нему, чтобы погреться в лучах его отеческой заботы и внимания. Сёстры поделились своими впечатлениями, тем, как вдохновили их занятия с текстом. Он заулыбался. Приятно было видеть, что он радуется каждому нашему ничтожному шагу, сделанному по направлению к Богу, вдвойне радуется – когда эти шажки мы совершаем совместно.

Отец Валерий сказал, что был тронут моим отзывом, который я ему прислал накануне, что это вселяет надежду на спасение и это некий прорыв, новый этап. Я и сам это чувствую. Дай Бог, молитвами моего духовного отца, двигаться по этому открывающемуся передо мной пути. Впервые фразу «брат милосердия» я слышу без того, чтобы совесть меня укоряла. Может быть, и вправду из меня когда-нибудь выйдет что-нибудь путнее?

Ещё он сказал, что стоит за это благодарить. Согласен. Спасибо, Боже, что так печешься обо мне. Выстраиваешь обстоятельства, лишь бы дать шанс не погибнуть моей жалкой и никчемной душе.

Уходил я с большой неохотой… Буквально заставлял себя. Чувствовал себя Адамом, которого ангел времени выгоняет из рая, где всегда светло от мысленного Солнца и тепло от незримой, но ощутимой Божьей Любви.

По возвращении хожу по дому радостный, благостный, счастливый. А уходил таким тяжёлым и раздавленным, что Лю – это она сказала мне только сейчас – даже перекрестила меня вслед и помолилась, чтобы мне в богадельне воспрянуть духом. Ну она-то знает в этом толк, я же только начинаю разбираться.

И ещё одна чудесная примета: пишется братский дневник! И у Любы то же самое. Сколько месяцев (а может быть даже и лет) мы пытались вести личный дневник – это не получалось… А сестрический/братский пишется сам собой. Оставляешь все дела и пишешь. Не специально. Не сам. Силы на это даёт Господь. Удивительно!