«Корни дуба. Впечатления и размышления об Англии и англичанах» kitobidan iqtiboslar
Выражение «он умеет жить» японцы понимают по-своему. В их представлении, человек, умеющий жить, видит радости жизни там, где другие проходят мимо них.
Японский мастер смотрит на материал не как властелин на раба, а как мужчина на женщину, от которой хотел бы иметь ребенка, похожего на себя.
...можно говорить... о том глубоком следе, который оставил в японском искусстве буддизм. Тайна искусства состоит в том, чтобы вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым. В этой мысли коренится четвертый критерий японского представления о красоте. Он именуется «югэн» и воплощает мастерство намека или подтекста, прелесть недоговоренности.
Две островные нации возвеличивают как бы две противоположные черты природы, ее диалектики. Если японцы поэтизируют переменчивость, то англичане - преемственность. С одной стороны - сакура с ее внезапным, буйным, но недолговечным цветением, с другой - вековой дуб, равнодушный к бегу времени и недоверчивый даже к приходу весны. Вот излюбленные этими народами поэтические образы, воплощающие различия между ними.
Мерами красоты у японцев служат четыре понятия, три из которых (саби, ваби, сибуй) уходят корнями в древнюю религию синто, а четвертое (югэн) навеяно буддийской философией.
Считается, что время способствует выявлению сущности вещей. Поэтому японцы видят особое очарование в следах возраста. Саби, стало быть, это неподдельная ржавость, архаическое несовершенство, прелесть старины, печать времени.
Ваби - это отсуствие чего-либо вычурного, броского, нарочитого, то есть, в представлении японцев, вульгарного. Практичность, утилитарная красота предметов - вот что связано с понятием ваби.
Сибуй - это первородное несовершенство в сочетании с трезвой сдержанностью. Это красота естественности плюс красота простоты. Это красота, присущая назначению данного предмета, а также материалу, из которого он сделан. При минимальной обработке материала - максимальная практичность изделия. Сочетание этих двух качеств японцы считают идеалом.
Югэн - прелесть недосказанности, красота, которая лежит в глубине вещей, не стремясь на поверхность.
Образ мадам Баттерфляй, созданный французским писателем Лоти и итальянским композитором Пуччини, надолго утвердил стереотип представлений о японках как о существах поразительно женственных, безраздельно преданных и неизменно покорных.
Насмотревшись, как жена хозяина соседнего дома по утрам с низким поклоном провожает мужа до порога, какие знаки почтения каждодневно оказывают главе семьи за семейным столом, можно подумать, что японские женщины - само воплощение покорности мужчине.
В действительности же это не так. Даже в феодальные времена отношения в семье строились по такому же принципу, что и в государстве. С фасада все как положено, а за кулисами совсем иначе. Подобно тому как за императоров веками фактически управляли их военачальники - сёгуны, реальной властью в доме, семейным кошельком неизменно обладала женщина. Хотя все положенные почести воздавались при этом номинальному главе семьи - мужчине.
Как шутят современные японцы, муж думает о важных вопросах - кто выиграет чемпионат по бейсболу, кого выберут президентом США. А на долю жены остаются мелкие, второстепенные дела - какой купить холодильник, куда поехать на "золотой неделе", когда в мае бывает пять выходных подряд.
История японских железных дорог началась 12 сентября 1872 года[...] Приглашенные на это торжество высокопоставленные лица поднимались в вагоны так же, как японец привык входить в дом: прежде чем ступить на подножку, каждый из них машинально разувался. Когда через пятьдесят семь минут восхищенные сановникиь сошли в Иокогаме, они с удивлением и раздражением обнаружили, что никто не позаботился заранее перевезти и расставить на перроне их обувь.
Про японцев можно сказать, что их больше, чем самостоятельность, радует чувство причастности - то самое чувство, которое испытывает человек, поющий в хоре или шагающий в строю.
Радоваться или грустить по поводу перемен, которые несет с собой время, присуще всем народам. Но увидеть в недолговечности источник красоты сумели, пожалуй, лишь японцы.
Розовые соцветия сакуры волнуют и восхищают японцев не только своим множеством, но и своей недолговечностью. Лепестки сакуры не знают увядания. Весело кружась, они летят к земле от легчайшего дуновения ветра. Они предпочитают опасть еще совсем свежими, чем хоть сколько-нибудь поступиться своей красотой.
Англичанин не стремится жить в Лондоне, как француз мечтает жить в Париже. В душе он так и не сделался горожанином, хотя его тягу к земле не назовешь крестьянской. Предел мечтаний для него состоит не в том, чтобы быть земледельцем, а в том, чтобы быть землевладельцем. Именно владение землей издавна служило тут вершиной человеческих амбиций, мерилом социального положения.
