Kitobni o'qish: «Хранитель Восточных земель»
Часть 1
Земли Восточных земель всегда были лакомым куском для людей. Они облизывались при виде густых шапок высоких деревьев, под которыми ходили сотни видов разных животных, наслаждались доносившейся музыкой птиц и мечтали о том, как бы поскорей человек изобрёл оружие, дабы истребить несносных и очень волевых нелюдей. Дичь, дикие травы, чистейшие водные хранилища, наполненные редкой и очень жирной рыбой – такие богатства хранились на этих Восточных пространствах, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Да что там говорить!? Кладоискатели и мастера по добыче камней видели высокие горы, в недрах которых содержались крупнейшие алмазы, бесконечные залежи золота, серебра, изумрудов. Ходили слухи о лесах, на деревьях которых росли вместо плодов янтари, рубины и сталактиты. О полянах, чьи травы были так густы и сочны; животные не переставали чавкать, а для человека эта трава напоминала по вкусу сласти. Бескрайними были эти земли. От просторных зелёных лугов, переходящих в маковые чащобы, до широколиственных лесов, за которыми раскрывались сады каменных деревьев, и высоченных гор, по которым стекали реки и превращались в целые каскады широчайших и красивейших синих водопадов, за которыми содержались таинственные гроты с чудной водицей, капающей по сосудам земли и собирающей волшебные свойства жизни и смерти.
Эти места потому и были местом мечтаний для людей, ибо подойти к ним не каждый осмелится. Знали, что не пропустят их сначала каменные пригорки, густые непроходимые лесные чащи с агрессивными волками и хмурыми медведями, а после – военные нелюди: феи, ведьмы, фейри и другие магические расы, живущие на лоне природы, совсем не так, как люди, строящие себе дома из камня и дерева. Нелюди также охотились – обожали предаваться животным инстинктам, обустраивали жилища в норах, в дуплах, устраивая целые деревья на огромнейших ветках вечных живых дерев, умеющих шептать листьями разные послания, понятные только нелюдям. Болотникам, речуйкам, озёрицам – тем, кто жил на водных территориях, хватало строить плотные пузыри или выстраивать дом на кувшинках – или они выдалбливали пещеры в скалах. Умеющие летать – отыскивали своё место на снежных покровах, там было много мест для уединения и накопления внутренней силы, или рассаживались в кронах деревьев. Те, кто ползал, строил дома на сваях, разбивал висячие сады, или как раз проживали на вековых. Те, кто света не любил, жил на болотах, в пещерах и норах. А были те, кто на двоих ногах существовал, и более походил на людей. У тех были огороды, сады и рыбалка, так что селились там, где пожирнее место было да почва получше.
У каждого такого народа был старейшина, а в каждом селении выбирался самый дельный староста. У этих нелюдей не было бога, они сами считали себя живыми и способными на жизнетворение, да и порой жили до сотен тысяч лет, так что к чему верования? Но все и всё умели поклоняться клану лицунэ – отличных от видов миллионов и миллионов.
Для нелюдей луцунэ было похожим на общее божество – их называли хранителями Восточных земель. Это были рода разноцветных крупных лис, умеющих стоять на двух лапах и оборачивающих в облики, сколько имеют хвостов. Они были самыми сильными и могущественными, одни из самых диких и счастливых родов, чья кровь оставалась до бесконечного колена, что и делало, даже при соединение с другими расами, полукровок в чистокровных лицунэ.
Они жили на больших пространствах, нередко селились по всем Восточным землям, пробивались как почитаемое домашнее животное к какому-то селению и помогали в работе, пока ни достигала опасность – пожар, наводнение, грозы, войны за еду и территории, отбивание от настырных людей, эпидемии. Многое было и происходило на землях. Вот и оборачивались лицунэ в того, кто мог помочь. Но и у них был старейшина – из семьи Ма, перебитой людьми и обстоятельствами.
Науськал род волкодавов рыцарей железных – и ночью накинулись с оружием на спящих лицунэ. Потравили, хвосты волшебные понарезали, но в защиту вступили Ма. Отбили атаку, набросились на волков, изодрали и изничтожили до последнего недруга, до последнего издыхания, оставив после себя лишь маленькую луцунэ, родившуюся за неделю до нападения. Ещё не открывшей глаза и не напившейся молоко матери. Маленький детёныш, оставленный в норе на попечении более опытных взрослых особей.
Для рода лис стал трагедией тот мёртвый день, ведь к ночи все детёныши, отравленные и запуганные до смерти, погибли, а с ними и родители, отдававшие всю любовь и заботу своим маленьким и беззащитным отпрыскам. Все в пространстве Востока знали, что зверёныши лис, были так слабы в младенчестве, пока сами не начнут бегать на четырёх лапах, пока формируются хвосты, что их нельзя тревожить и покидать, но война… война криком, молниями, смертью сделала своё мерзкое дело. И из всех выводков этого поколения осталась маленькая Ма. Тогда лицунэ и поняли, что необычной будет беленькая лисичка, очень сильной и мощной. А пока лицунэ приводили свои земли в порядок, хоронили, горевали, самые старые лисы взяли под опеку маленькую Ма, которой даже имени не дали.
– Будешь для нас всегда маленькой Ма, наша надежда и хранительница. Вместо родителей дадим тебе любовь и заботу – Лю Ма. Эх, Лю Ма, славная лисичка – и гладили по мягкой шёрстке ласкового детёныша, плачущего в тоске по родителям и тыкавшую мордочку в грудь взрослых лисиц от голода, не отыскивая родной аромат родителей. Приходилось лисицам обтираться вещами рода Ма, чтобы хоть как-то приобрести знакомый аромат, иначе бы и прокормить не смогли.
Росла Лю Ма, хорошела. Ступала, будто пава ласковая лисичка, была доброй, озорной, заботливой – старшая сестрица мелких детенышей, обожающих лежать после жестковатой шерсти своих родителей, на мягком животе Лю Ма. Была и умна, и пригожа. А когда она распускала все свои хвосты – просто загляденье. Природа и пережитая боль подарила роду лицунэ драгоценность невиданных щедрот – пятнадцатихвостая лисичка, как из предания предков, выскочила из легенд и проносилась по лесам, плавала на морских глубинах – везде заводила знакомства. Смотрела как нелюди лечили, работали, колдовали, какие вещицы творили из камней. И всё ей было интересно. И оббегать в раз не могла огромнейшие пространства. И никто не мог остановить резвую лисичку, которая то птенца в гнездо вернёт, то охоту откроет и будет за птицами и бурундуками бегать. А как была горда, когда игрушки и еду приносила в общаг!
Но постепенно взрослела маленькая Ма, достигала половой зрелости и принималась выскребать себе собственное жильё мощными лапками и острым носиком. Самцы так и ластились к ней, показывали свою пригожесть, завлекали на игры, на охоту, но постепенно их разбирали, поколения за поколениям оказывались не замеченным, ведь все понимали, что любовь зла, а превращения лисам не просто так были даны. Её любовью может стать и медведь, и леопард, и фейри и даже фей, ведь целых пятнадцать хвостов было у Лю Ма, а потому ждали, когда природа позовёт, и она учует того, кого будет искренне и преданно любить. Спала до этого момента женственность и семейность, но это не означало, что до половой зрелости Лю Ма была готова делить общую пещеру.
Отпросилась строить свою, сама вот и выскребала, носила доски, камни, инструменты. Превращалась, летала. Целый двор с крышей соорудила, тёплый очаг, где даже при лютой зиме будет и тепло, и покойно. Нора у лисицы вышла, что надо. “Дельная Лю Ма. Её жениху будет хорошо”, говорили в клане.
– Главное, чтобы и её полюбили. Будет печально, если истинная откажется жить в яме и любовь обратит её в двуногую.
– От этого она не перестанет быть лисицей, все её зверята будут лисятами, только новый хвост получат”.
– Не по нраву ей парни здесь, даже из других поколений. А может, умер он ещё тогда?
– Очень горько будет Лю Ма, если это так. Будет жить вечность, пока своего не найдёт и не состарится.” “и вечно будет старейшиной. Незавидная судьба.
И исполнилось Лю Ма уже и пятнадцать лет, и двадцать, и сорок пять, а всё ходила в девках, охотилась, спасала лес от катаклизмов, судьёй подрабатывала, да обходила по тысячный раз Восток. И начали её люди интересовать, не так, чтобы сильно – только как отдельный вид. Никогда не видела, спрашивала у торгующих с ними племён, порой покупала их вещи в расставляла в своей берлоге. Выйти из леса лицунэ боялась, да и помнила историю родителей – не хотела оставлять род без себя. Продолжались так дни, проходили годы.
***
Бежала как-то мимо чудесных водоёмов довольная Лю Ма, несла в лукошке большом землянику, только поспевшую. Несла новому выводку в качестве гостинцев с приключений. И вдруг услышала она, пробегая, незнакомый стон. И запах крови, ядов и тления вбился в ноздри её. Остановилась лисица, поставила лукошко и пошла увидеть раненого.
Проходила мимо деревьев, обходила кромки водоёма, прошла кусты и наткнулась на выброшенную тушу огромного лиса, в тело которого было вонзено несколько стрел. Все лапы его были переломаны, весь побитый. уставший грести и бултыхаться. Незнакомым был лис, взрослой особью. “Силён", произнесла про себя лисица, уткнулась пастью в его рёбра. Вновь услышала стон и стала думать, куда его лучше унести. Деревня лекарок в трёх днях пути, за это время чужак умрёт, зато поблизости её клан, да и мудрейшие лучше знают, как лечить лис. Вздохнула Лю Ма, завыла своим во все силы, прижалась лапами к земле, вбирая в себя мощь природы, распушила все хвосты и обласкала раненного ими. Обхватили пятнадцать хвостов незнакомца, натянули к себе и потащили, будто бы тело перекатывала сочная травушка луговая.
Шла Лю Ма с тяжёлой ношей, бунтовало всё в ней. При виде незнакомца пепельно-рыжего так всё сжалось, как ни сжималось ни при одном звере. Аккуратно через лес несла большого лиса, чтобы ни ударился ни об один камешек, чтобы стрелы ещё глубже не вошли. А на глазах слёзы так и стояли у Лю Ма. Жалко было зверя. И привязалась к нему лицунэ.
Подошли они к деревне. По зову выбежали все, обступили и увидели раненого зверя. ”Я нашла его. Помогите ему. Спасите его”, просила Лю Ма. Подхватили чужака, обласкали лисы. Превратились некоторые лисицы в птиц да крупных обезьян; стали вытаскивать стрелы, противоядия готовить, раны прочищать. До ночи возились с ним. ”И где ночевать он будет?” – спросила старейша из лис. Никто не хотел принять чужака, хоть и раненого. У всех дети свои, старые желали покой, а молодые боялись чужака, предлагали под навесом. Угла для такой махины не было. И вызвалась Лю Ма. И поняли все по взгляду и позе, что нашла она своего истинного, что никому его не отдаст, биться будет.
Послушно отнесли лисы чужого и сказали, что пока он болен, волновать не будут, но как поднимется на лапы – устроят допрос, так что пусть не серчает хранительница и будет осторожна. Чужакам чужак рознь. Может и навредить лисице, не почувствовать связь. Быть обычным крупным лисом, потому как у него всего один хвост был. Согласилась с мнением мудрейших Лю Ма, отправила некоторых свободных друзей в деревню лекарок, а после всех спать.
Остался пепельно-рыжий лис и белая лисица под одной крышей, в доме, где на две лапы не встать, где солома вместо ковров, а маленькие круглые выбоины вместо рам и окон. Обложила Лю Ма больного мягкими подушками, еле дышащего водой напоила. И хоть лето стояло на Востоке, ночью было прохладно. Легла под бок незнакомцу, укрывая хвостами своими, чтобы тепло было и мягче ещё. Смотрела она на спящего и сама засыпала в лёгком трепете и думалось ей, что и жизни не хватит насмотреться на него.
Горели звёзды и ночные светила. Дули летние ветры, рябью проходились по озёрам и водоёмам; шумели водопады. Прыгали по кувшинкам озорные жители с жабрами да пузырями вокруг головы, ловили они светлячков на перегонки, устраивали пения, доносились задорные голоски по всему Востоку. Выходили из нор кроты, ухали совы, нимфы ночные чесали в свете жёлтом волосы свои, пугали они чужаков да слухи передавали наравне с ветром о шуме людском, разразившегося в скалах у самого севера, о лисе пепельно-рыжем, которого подобрала Лю Ма. А по полянам да по колким чащам, усыпанные ядовитыми растениями, оживающих только к рассвету, пробирались гоблины, мелкий пузатые нелюди с длинными разноцветными бородами, рассекали стебельки ядовитых, сцеживали зелёные капельки, чтобы продать на лекарства и яды лекаркам. Горели каменные сады алмазами, изумрудами, сапфирами, янтарями, заливали своим светом округу, отражался в них звёзды, колыхался свет о гладь и вместе с ветром звук извлекался тонкий, как капель.
Обмокала раны Лю Ма незнакомца настойками, собирала гной, стирала кровь. И была готова раны зализать, но боялась заразиться. С тоской ждала, как глаза откроет лис, захаркает, когда открытые красные куски срастутся и превратятся в еле заметные шрамы. Ждала прихода лекарок. Текли слёзы горячие на раны, разжигали боль чужаку, выжигая при этом хворь. Дёргал мордой, хмурился, усы электризовались.
– Бедный, бедный, – молвила лисица, страдала Лю Ма и в мучении уснула беспокойным сном.
Много дней ждала лицунэ, когда зашевелится спасённый после посещения беспокойных лекарок со сложенными крыльями, как у стрекоз, как напьётся он разных зелий, но тот всё не просыпался.
– Что мне делать? – обратилась она к лекарке старой.
– Есть хранительница Востока далеко отсюда чаща опасная со злыми каменными големами, защищающие край голубого нектара. С ним можно любое целебное заклинание сотворить, душу в мёртвого вернуть, да и другие таинства свершить. Но это опасный путь, Лю Ма, одному крайне сложно пройти…
– Но я должна! Я должна спасти его.
– Ах, моя хранительница, – качала небольшой головкой лекарка, хваталась за тоненькие волосики, похожие на золотые нитки. – Замылило ваше нутро встреча с этим несчастным лисом. И на смерть вы не сможете его отправить.
– Не могу, – молвила лиса, смотрела на истинного и опускала мордочку. – Не знаю, почему, но я должна это сделать. Присмотри за лисом, милая лекарка. Я скоро вернусь, – и обернулась в ястреба лиса, вылетела из своего жилища и улетела.
– Ах, ласковая хранительница, боюсь я за тебя и за этого лиса. Чувствую, под его личиной другой скрывается. Не обожгись же, Лю Ма, о любовь и милосердие, – звенели крылышки стрекозьи, взмывали пышные ресницы лекарки, да ручки по шерсти таинственного зверя прошлись, теребя грубую, мужскую.
.
.
Кровь застыла в ноздря тёмного огромного лиса, лишь кончик хвоста, которого был белым, да и то кровавым. Тело его дымилось, было скованно чем-то горячим, пробирающим всё основание. Он давно был в сознании, но сил открыть глаза не было, чувств не было, только ощущения мягкой нагретой земли, длинного тела и чего-то необычного в области копчика. Постепенно приходил в себя лис, начинал распознавать голоса, но жуткая боль по всему туловищу не давала никакого покоя.
