Kitobni o'qish: «Город остывшего чая»

***

Один и тот же чай всегда обладает особенным вкусом. Города макают в воду пакетики самобытности и раскинувшейся на многие годы истории. В сыром и хмуром настроении Петербурга в чае угадываются нотки застывших монументов великой эпохи, аромат вечерних прогулок и разноцветных мостов. В спокойном и будто замершем во времени Старом Осколе он пахнет переливающимися на солнце полями, оставляет послевкусие дружеских встреч и ярких мазков заката. В Москве, среди спешащих пейзажей, мчащихся по дорогам пешеходов и скучающих в пробках водителей, горячий напиток кажется приятным завершением дневной суеты – удаётся поймать лёгкий цитрусовый аромат бергамота. В шумной столице чаще приходится возвращаться домой уставшим, падать на всегда встречающую объятиями кровать и с горечью понимать, что утренний недопитый чай давным-давно остыл.

Зимой

***

Город будит жителей горящими фонарями, шёпотом улиц и постукиванием бегущих по рельсам трамваев. Люди нехотя открывают глаза, ворочаются под тёплыми одеялами и переставляют будильник на десять минут вперёд, пытаясь урвать последние мгновения спокойствия и тишины. Из приоткрытых форточек веет утренней сыростью и прохладой: по коже пробегают мурашки, но обволакивающая тело сонливость не даёт укрыться от игривого ветерка. Под звон мобильного человек тяжело вздыхает, проводит непослушным пальцем по экрану, чтобы разглядеть внизу маленькие буквы: воскресенье, первое декабря.

***

Снег невесомо ложится на влажные капюшоны, не спешит таять, рассматривая открывшиеся просторы неба. Белая пыль кружит в воздухе, опускается на массивные сугробы и вновь встаёт, готовая отправиться в неизведанный путь. Люди провожают её по-детски заинтересованными взглядами, улыбаются навстречу снежному вихрю и обжигающему кожу ветру. Румяные щёки пощипывает озорной мороз, пальцы, прячущиеся в домиках-перчатках, сковывает суровый нрав декабря. Пространство города наполняется предвкушением чуда – оно мягко ступает по запорошенным снегом дорожкам, согревая воздух открытым счастью сердцем.

***

Бежевые шторы нежатся в лучах холодного декабрьского солнца. За окном поблескивает хрупкая корка узорчатых снежинок. Морозными днями они крепко держат друг друга за тонкие руки, сыплются с неба кружащимся танцем, весело опускаются на землю, окрашивая её в нежные оттенки белого. По домам расходится аромат уюта и тёплого какао, плещущегося пузырчатой пенкой по стенкам глубокой кружки. Голоса соседей сливаются с приятным бормотанием телевизора, под дверью завывает сквозняк, холодящий босые ноги. Из тостера ловко выпрыгивает хрустящий хлеб, по столу разбегаются крупицы коричного порошка. Всё в зиме шепчет о радости, прославляет её переменчивый нрав и обещает исполнить заветные мечты.

***

Вдали от автомагистралей, высотных домов и набитых бумажной работой офисов город покрывается блестящей шапкой из снега и льда. Деревья пушатся белыми кронами; их ветви, будто окунувшись в глазурь, сверкают оттенками морозной зимы. На крутых склонах обосновались саночники и лыжники: самые бесстрашные из них, розовощекие малыши, задорно смеются, доставая завалившиеся в рукава снежные комки. Съехавшие на бок шапки, разболтавшиеся шарфы и промокшие до нитки варежки ощущаются в руках взрослых приятной весточкой детства. Город наполняется радостью и, желая продлить тёплые мгновения холодной зимы, посыпает дорожки новыми порциями колючего снега.

***

Покрасневшие на морозе руки становятся непослушными, скованные движения пальцев по кнопкам не позволяют с первого раза вызвать такси. На снегу, приваливаясь к ноге, стоят надутые тяжестью пакеты – в дуновениях ветра тонкие ручки потрескивают и причудливо выгибаются. Глаза слезятся в касаниях холодного воздуха, уши и шея прячутся в петлях теплого вязаного шарфа, лишь изредка выглядывая сквозь узорчатое полотно. Через пелену влаги взгляд падает на кружащиеся под фонарём снежинки – все шалости зимней поры услужливо уступают место детскому восхищению.

***

Трамвай начинает работу самым ранним утром: ноги-колёса старательно бегут по мерзнущим рельсам, стареющее тело скрипит, покачивается и будит жителей монотонно текущих будней. Большие муравьи раздраженно шепчут из многоэтажных муравейников, ругают заботливую машину, которая стучит, стучит, стучит, развозя зевающих горожан по бетонным коробкам. Сонные муравьи ворчат, натягивая на себя домашние тапочки: такими побудками весь день насмарку! Муравьи выползают на прорезающийся сквозь небесное полотно свет, морщатся его лучам и, глядя на бережно заряженные часы, не замечая ничего вокруг, бегут за терпеливо ждущим трамваем. Осторожно, двери закрываются – в муравейниках просыпаются недовольные жители: такими побудками весь день насмарку!

***

Приятно зайти в забитый людьми вагон после долгого дня, увидеть в разнорослой толпе знакомое лицо и уже вместе наблюдать за суетой, невольно являясь её частью, позволяя ей проникнуть внутрь, сплестись с каждой клеточкой тела, стать единым целым со сложным механизмом, заставляющим вставать по утрам и плестись по пыльному полу поездов. Вдвоём объединяться со спешкой, её темпом и таинственной красотой, кажется по-своему привлекательным: будто дорога жизни разверзается перед познаваемым и познающим, обнажая блестящую металлическими застежками и чемоданами твердь. В одиночестве исследовать суету значит подвергнуться риску слишком глубоко упасть в её острые объятия, потеряться в сетчатых лабиринтах и обнаружить себя бегущим без цели и направления, перепрыгивающим чужой багаж с трезвонящим телефоном в руке. Вдвоём не страшно и по ошибке забрести в петлю яркой погони и тоскливых опозданий. Двоим и перепутья хмурой столицы покажутся приятной прогулкой, ведущей к радости и впечатлениям.

***

Поезд издаёт пронзительный гудок, отправляясь в далёкий путь. Многочасовая дорога в его компании кажется минутной радостью; события мелькают перед глазами цветными огнями, сливаются в единый поток света и тени. До проглатывающих вагоны тоннелей не достают проворные солнечные лучи – дни подземных глубин озаряются лишь тускнеющими в суете будней лампами. Город знает: жители не отвернутся от зазывающей темноты, не перестанут путаться в сплетениях узловатых паутин, раз за разом отдаваясь метаниям толпы. Город прав в своей непоколебимой уверенности – каждое утро подтверждение спускается по эскалаторам, сражаясь за свободное место в вагоне.

***

Шорох потёртых книжных листов остается неуслышанным в шуме качающегося на рельсах, скрипящего и звенящего вагона метро. Он, теряющийся в голосах пассажиров, бормотании объявлений и недовольных стонах обтянутых кожей сидений, кажется незначительным и мимолетным, раздающимся где-то вдали от стремительно бегущих событий. Перешептывания плотно впечатанных в пожелтевшую бумагу букв касаются слуха, как только какофония будней замолкает и растворяется во внезапном желании тишины. В этот момент возможность разглядеть след зарождающегося искусства в почти незаметных движениях пальцев, касающихся страниц и потрепанного переплёта, перестает казаться случайной нелепостью. Маленькие, но такие приятные сердцу важности рождаются заново, завершая картину прожитого дня. Любит ли счастье тишину? Даже само счастье не сможет дать ответа, однако оно точно испытывает то, что испытывает душа, вспоминая тепло родного дома.

***

Метель бушует на утопающих в темноте раннего утра улицах: снежные вихри кружат по дорогам и тротуарам, осыпают искрящейся в фонарном свете пылью капюшоны прохожих и склоняющиеся в порывах ветра деревья. Мороз гудит в трубах, стучится в плотно закрытые окна и покалывает кожу, отзывающуюся на перемену погоды лёгким румянцем. Именно такой, своенравной и непредсказуемой, властной и завораживающей, видится зимняя сказка. Уверенным шагом она сходит со страниц детских книг и увлекает город в волшебное путешествие.

***

Человек едва успевает вскочить в вагон через закрывающиеся двери. Темп метро, сумасшедшего и бесстрашного, не позволяет ждать ни единого затерявшегося пассажира. Человек смотрит на человека, видит знакомые глаза, видит взаимность и понимание, замечает дрогнувший лоб и пролегшую между бровей морщинку. Человек молчит человеку в лицо, встаёт напротив, задевая массивной сумкой острые колени. Рядом мелькают ряды и линии людей; цветная одежда, тяжёлые ботинки, – всё растворяется, создавая фон внешнему шуму и беспокойству. Два человека сталкиваются взглядами – разлетаются искры, краски смешиваются в белое полотно, укрывающее напряженные плечи.

Человек выходит через две станции, отпускает душу, когда-то бывшую ему родственной, провожает ушедший поезд, зная, что обязательно встретит его вновь.

***

В дрожащем от мороза городе встречаются два сломанных механизма. Их шестерёнки крутятся в порывах декабрьского ветра, в его предновогодней суете, но никак не могут начать слаженную работу. Механизмы ломаются, вынужденные каждый раз чинить себя заново; они трещат, в очередной раз сталкиваясь с целыми, исправными деталями, твёрдо стоящими на своём месте. Два механизма начинают работать сообща, к собственному удивлению отмечают, что шестерёнки подходят друг другу, как родные братья и сестры, каждым зубчиком находят нужную лунку. Механизмы трудятся, становясь похожими на своих исполнительных приятелей. Детали щёлкают, откручиваются гайки. Два механизма расходятся, сливаясь с новым единством. Город смотрит на них с сожалением.

***

Выходя из душного метро, покидая его сплетенную историей паутину, приходится осознать кое-что важное, лежащее до этого на поверхности, но отталкивающее пытающиеся прикоснуться к нему руки искателя. Как дорог бывает солнечный свет, как важны касания естественной влаги, ещё не успевшей впитаться во мрачнеющие с каждым днём тоннельные стены. Как много стоит не мечущийся в попытке отнять для себя большее ум, не бегущий от малого, не кривящийся в тоске по живому среди застывшего и холодного. Как ценен размеренный темп походки, как значимы взаимные улыбки и сантиметры пространства свободы. Как благосклонна жизнь, безвозмездно оставляющая дары любимому свету. Как благостен свет, делящийся щедростью с каждой его песчинкой.

***

Солнце падает на мерзнущую платформу, касается тонкой корки льда, ненадолго подсвечивает станцию золотистыми лучами и скрывается за плывущим по небу облаком. В томительном ожидании будущие пассажиры нетерпеливо смотрят на табло, сверяются с экранами телефонов и взволнованно шагают по перрону. Напряженная рука человека показывается из перчатки и непроизвольно тянется набрать давно знакомый номер. В трубке мобильного – хрипотца родного голоса, шутки, кажущиеся непривычно смешными, и тепло домашнего уюта. Лицо человека смягчается; вдалеке, наконец, виднеется мчащийся по рельсам поезд.

***

Тучи сгущаются над седеющими домами, превращаясь в готовые вот-вот разорваться лохматые подушки. Снежные шапки лежат на застывшей траве, морщинистых деревьях, сковывая их ветви холодом, падают на пыльные подоконники, обваливаются на закутанные в теплые шарфы головы прохожих, слыша в свой адрес недовольное бормотание. В сверкающем белым покрывалом дворе ребята с задорным смехом обезглавливают недавно родившегося снеговика: тяжелая улыбающаяся голова падает на землю, раскалываясь надвое. Через несколько мгновений хрупкие половинки станут основой нового чуда: дети построят свою фигуру, чуть заваливающуюся на бок, с выпадающими глазами и носом, под ноги которой положат наспех слепленные снежки. Налившееся свинцом небо не выдержит натиска природы, рассыплется крупными хлопьями и будет обязательно попробовано на вкус любопытными непоседами.

Лицо трогает тёплая улыбка: на языке до сих пор ощущается прохлада и свежесть ушедшего детства.

***

Одиноко стоящая палатка содрогается под порывами холодного ветра. Её пятнистая кожа покрывается мурашками, волнами переливается по металлическому каркасу, кривизной огибая прямые линии. Румяная продавщица кутается в шерстяной шарф, не чувствуя покрасневших пальцев – их скованные движения едва позволяют держать скопившиеся в кармане мятые купюры. Найти в городе место, свободное от пластиковых карт и пронзительно попискивающих аппаратов, кажется удивительным везением. Выставленные на деревянных ящиках пестрящие красками фрукты смотрят на покупателей с нескрываемой надеждой – желание украсить собой семейный стол и расположиться на узорчатой скатерти вынуждает их срываться вниз и ложиться прямиком под тяжелые подошвы сапог. Похрустывающий снег неловко целует блестящие бока, оставляя на них следы зацепившихся друг за друга снежинок. Как хочется прикоснуться к пушистому белому ковру покрасневшими щеками и ощутить греющую душу природную ласку.

***

До середины декабря город тщательно прячет новогоднее настроение в рядах высоток и лабиринтах торговых лавок. Прохожие увлечены будничными заботами, ничто не говорит им о скором приближении праздника, пока в отблесках вечернего снегопада одно из окон не зажигается мелькающими вспышками гирлянд. Снег падает сквозь цветные полосы света и отражается на лицах людей бликами грядущего волшебства. Город с облегчением выдыхает и позволяет себе впустить новогодний дух в пронизанные холодом стены. Праздничное настроение шагает по запорошенным дорогам, по пути встречая воодушевлённые улыбки прохожих. «Сюрприз удался», – шепчет столица, кутаясь в тёплый шарф.

***

Ожидавшая выхода радость выплескивается наружу ярким фейерверком, перемежающимися цветными вспышками и падающими на лоснящийся под ногами снег искрами бенгальских огней. Новогодняя ярмарка, сверкающие в лучах фонарей сувениры, покрытые блестками магнитные снеговики и напевающий веселые песни Дед Мороз возвращают освободившихся от забот взрослых в позабытую детскую сказку. Стеклянные игрушки, скрученная в шарики вата и пиала, наполненная ароматными мандаринами, стоят на пороге безвозвратно ушедшего прошлого. Город машет ему рукой, выводя в воздухе причудливые узоры. Последний залп фейерверка затухает в пелене исполосованного неба и погружает сердце в объятия счастья.

***

– Болит ли сердце твоё о доме?

Деревянное сердце, сердце любящее и греющее, наполняющее дома уютом и праздником, стоит на морозной земле, касается её продрогшей ногой и ничему не сопротивляется. Совсем скоро оно окажется в объятиях прогретого батареями воздуха и шуршащей цветной мишуры. Люди будут смотреть на колючую лохматую голову, поднимать её в украшенные снежинками высотки, водить хороводы и ставить к замерзшей ноге ярко упакованные коробки. Косматое, будто скрутившееся существо терпеливо ожидает новых друзей, не догадываясь, что новогодней дружбе цена – три выходных и один прощальный. Деревянное сердце обливается кровью – запах смолы даёт ответ: разносится на далёкие метры, достигает тепло одетых прохожих, скрипящих податливым снегом и выпускающих пар улыбчивыми ртами.

***

Руки увлеченно вырезают из бумаги узорчатую снежинку, на окнах замирают цветные колокольчики и мигающие лучи гирлянд. Пахнущие зимней свежестью квартиры наряжаются перед шагающим навстречу праздником: выбирают лучшие образы, сочетаясь с расцветающим природным торжеством. Совсем скоро уставшие лица жителей обретут счастливые улыбки: ожидание чуда роднит человека с витающей в воздухе радостью.

***

В гостиной без всякой усталости бурчит телевизор; комната, наполненная светом, отражающимся от падающих за окном снежинок и заходящихся цветными вспышками гирлянд, становится похожей на дворец из любимых сказок детства.

На несколько мгновений невольно приходится переместиться в далекое и ясное прошлое: тот же блеск, тот же вид из окна, предпраздничная суета и мечущиеся в беспокойстве взрослые. Мать спешно нарезает продукты, смешивает и почему-то теперь называет их «салатом» с замысловатым названием. Всё внутри требует подойти к столу и, отвлекая глупыми вопросами, потихоньку пробовать каждый ровный кубик. Тщательно жевать и пытаться понять, почему нельзя прикоснуться к чему-то «на новый год». Зачем взрослым столько еды на один вечер? И даже не положили конфет!

***

Выходя из приятной задумчивости и до сих пор чувствуя вкус, ставший тёплым детским воспоминанием, осознавать в руках нож, спешно нарезающий полный таз совсем незамысловатого «оливье», осознавать соседствующие с ним тазы других салатов и всё ещё не понимать, зачем взрослые готовят столько еды на один вечер.

Снежная Москва за окном наполняется новогодним настроением и таким же, как много лет назад, предвкушением чуда. Где-то внутри проявляется внезапное озарение: на праздничный стол даже не положили конфет!

***

За столом собирается целая семья: дети с нетерпением ждут подарков, взрослые – наступления нового года и приближающихся выходных. С экрана телевизора льётся музыка, лишь изредка заглушаемая постукиванием вилок об узорчатую посуду. Старый год стоит у порога, готовится перешагнуть его и отправиться в прошлое, чтобы передать привет оставшимся вдалеке радостям и невзгодам. Приоткрывая тяжелую дверь, он встречает румяный и улыбчивый январь, несущий на плече мешок, полный удивительных приключений. Декабрь замирает, узнаёт в лице нового года свои черты и напоследок машет ему рукой. Изо всех окон гремит бой курантов и доносится голос радости: «С праздником!»

***

Автобус, доставляющий нетерпеливых жителей в центр города, задерживается. Покрывающие улицу одеялом тёплого света фонари, хозяева этих мест, величаво возвышаются над запорошенными дорогами – в глубине своей бетонной, пронизанной переплетениями проводов души, они радуются наступившему новому году. Фонари не переминаются с ноги на ногу, борясь с подступающим холодом, не кривятся, намокая под ускорившими падение снежными хлопьями. Человек по-доброму завидует невозмутимому спокойствию: игривый мороз забирается под куртку, царапает ладони и, едва касаясь запястий, покалывает их своей остротой. Кружащиеся узоры снежинок, соединяющиеся в крепких объятиях, опускаются на расстилающийся под ногами сверкающий ковёр. Воздух пахнет праздничным счастьем, голоса которого доносятся из соседних домов, перемежаясь со звонкостью мимолётной радости хлопушек. В отсутствие снующих из стороны в сторону машин слышится треск бенгальских огней. Сквозь открывшуюся красоту пробивается настойчивое желание попасть в шумный и смелый город, где смех и фейерверки, куда более громкие, чем случайные хлопки, звучат сквозь яркие поздравления. Разгулявшийся снегопад позволяет заметить, как из магазина в домашних тапках и распахнутой куртке выходит давняя знакомая, летом охотно продающая живущим неподалёку детишкам леденцы.

Робость отступает, и слова, наконец, показываются наружу в своем детском очаровании:

– С новым годом вас, – сиплое и нерешительное.

Приходящий в ответ приветливый кивок вызывает искреннюю улыбку.

Тепло и приятно садиться в неожиданно подоспевший автобус и понимать, что жизнь, она больше, чем фейерверки и пляски.

***

В свете возвышающегося над тротуаром фонаря кружатся резные снежинки. Их замысловатый танец – порожденные ветром движения – создаёт вокруг белого вихря игривую мелодию, гимн наступившего чуда. Темнота неба поглощает уют вечерних улиц, укрывает город прозрачной пеленой начавшегося снегопада и заснувших на земле льдинок, поблескивающих в теплоте льющегося из окон света. На сверкающем ковре виднеются следы маленьких ног, глубоко утопающие в белом полотне. Неподалёку слышится детский смех: краснощекие ребята бесстрашно прыгают в высокий сугроб, поднимая в воздух снежное облако. Улыбка трогает лицо случайного прохожего: улица оживает, впуская в себя дыхание радости.

***

Рабочие будни с первой минуты нового дня втягивают город в замысловатые петли стремлений и достижений. Жители бродят по их извитым дорогам, не боясь потерять себя и драгоценное время в погоне за призрачным и далёким. Усталость прокрадывается к их лицам, трогает покрасневшую на морозе кожу, сочится сквозь снег и пёстрые рекламные вывески. Поскрипывание лопаты, скребущей ребристую плитку, касается слуха, перемежаясь с едва слышимой зимней трелью. Ветвистый куст с пушащимися побелевшими ветвями усыпан красногрудыми птицами, возвращающими право голоса единственному верному ориентиру – насыщенным дням, призывающим проживать их в ощущении непрекращающейся радости.

***

Тёмным январским утром, шагая по хрустящему снегу, удаётся втянуть полную грудь холодного воздуха. Лёгкие наполняются свежестью городской тишины, перемежающейся с зарождающимся шумом дорог и извилистых улиц. С неба неспешно падают белые хлопья, оседающие на замерзающих щеках и мокнущей шапке. Нет ничего приятнее заинтересованного наблюдения за пробуждающимся городом, никогда полностью не смыкающим глаз. В безмолвии утра даже горящее предвкушением сердце терпеливо сбавляет ход и прислушивается к распускающемуся вокруг спокойствию. В изнеженном ночными морозами пространстве легко заметить, как включается в работу сложный механизм: шестерёнка за шестерёнкой, автобус за автобусом, поезд за поездом, он спешит превратить последовательность, лишённую чувств, в верного помощника и лучшего друга для каждого сонного жителя. Вместе с поднимающимся над горизонтом солнцем и множащимся стуком колёс приходит простое и ценное осознание, позволяющее взглянуть на открывшиеся просторы совсем другими глазами: везде есть место, где человек может получать заботу. Везде есть уголок, который он сможет гордо называть домом.